Шквалистый ветер швыряет горсти колючей снежной манки в лица прохожим, заставляя натягивать капюшоны, развязывать уши у шапок, подслеповато пятиться к ближайшему укрытию в виде палатки, или барыжного контейнера.
Народу на «Туче» немного. Кир с Алёнкой заходят через центральные ворота и, укрываясь от ветра, идут по главному широкому проходу в конец рынка.
– Тебе шуба нужна, Котёнок. Ты вся дрожишь, – он крепко сжимает её плечико.
Они сворачивают направо, протискиваются через узкий проход между палатками до верху заваленными барахлом и выходят в крайний ряд палаток, примостившийся возле серого деревянного забора.
Кир притормаживает и разворачивает Алёнку к себе лицом.
– Я сейчас пойду вперёд, а ты отстань и иди сзади. Хорошо? – он улыбается ей, пытаясь разбудить ответную улыбку. Она улыбается в ответ слишком натянуто. В её глазах всё тот же страх. Неужели она чувствует?
Кир целует её в щёчку и, развернувшись, решительно идёт вперёд.
Алёнка наблюдает, как он прохаживается вдоль прилавков, иногда останавливается , деловито рассматривая товар.
Два крупных парня в коротких пуховиках и спортивных штанах с лампасами отделяются от одного из прилавков и вплотную обступают Кира. Они разговаривают, и поначалу ей кажется, что Кир встретил знакомых. Но когда парни вдруг хватают его за руки с двух сторон, она понимает, что случилась беда. Остолбенело застыв на месте, она видит, как парни тащат упирающегося ногами Кира вдоль прохода и вталкивают его в одну из палаток.
Деревянными шагами она медленно идёт к зловещей палатке, у входа которой вырастает один из этих парней. Мордастый, черноволосый, щетинистый, он встречает её взгляд агрессивным блеском глаз.
– Тебе чего? – спрашивает он, когда она пытается заглянуть за его широкую спину, за которой находится вход в палатку.
– Там… там в палатке мой парень. Его туда затащили! – она слышит, как тихо и обречённо звучит её голос и, почему-то, начинают стучать зубы.
– Иди давай! Нет тут никого…– громила двумя руками пытается отодвинуть Алёнку в сторону. Она отталкивает его руки и идёт на него как Зомби, с отсутствующим выражением в глазах.
– Там мой парень! Ты чё не понял, мразь! – она делает замах, но он резким движением перехватывает и заламывает её руку.
– К другу своему захотела? Хорошо! – он впихивает её в палатку вперёд себя.
Она сразу видит Кира, сидящего на пузатой клетчатой сумке. Из уголка его рта течёт кровь, а второй громила, стоящий сзади обмотал вокруг его шеи кожаный ремень.
Рядом на раскладном стуле сидит огромный толстяк в светло-коричневой дублёнке, отороченной белым мехом и рыжей ондатровой шапке. Очки в массивной оправе придают ему вид интеллигентного респектабельного человека.
– Вот, подружка его нарисовалась, – говорит парень, заломивший сзади руку Алёнке.
– Подруга? – толстяк картаво раскатывает «Р» и приветливо широко улыбается так, что на пухлых щеках появляются ямочки.
– Дима, ты чего так девчонку схватил? Смотри какая она маленькая. Ты же ей руку сейчас оторвешь, – его спокойный мягкий голос диссонирует с картиной которую видит Алёнка. Он говорит так, словно находится в тёплой домашней обстановке, среди любимых ему людей. – Иди лучше закрой палатку и посмотри снаружи. – Картавая «Р» звучит мягко и интеллигентно, словно её произносит француз.
Громила отпускает Алёнку, выходит из палатки и задёргивает полог, словно закрывает створ пещеры шкурой. Теперь в палатке воцаряется полумрак, подсвечиваемый одинокой жёлтой лампочкой, болтающейся на тонком проводке.
– За что вы его схватили? Что он Вам сделал? – глаза Алёнки пылают яростью, когда она смотрит на очкарика.
– Разве так начинают разговор? Нужно хотя бы познакомиться. Меня например Андрей Васильевич зовут, – толстяк продолжает добродушно улыбаться, бегая по Алёнке жадными глазами.
– Я не знакомиться сюда пришла. Отпустите его быстро, или я милицию вызову.
– Милицию? – смеётся толстяк. – Милицию я и сам могу вызвать. – он достаёт из кармана дублёнки огромный транковый телефон и расправляет длинную антенну. – Нет проблем! Всего один звонок, и через пять минут они будут здесь. Только Вам это надо? – Он переводит взгляд с Алёнки на Кира, который опускает голову вниз.
– Не надо никаких ментов, – угрюмо говорит он.
– Вот, твой парень говорит, что не надо, – толстяк, улыбаясь, показывает на Кира.
– Из двух зол выбирают меньшее. Менты для него, это однозначное зло. Но я сейчас тоже зло, и ещё не известно, какое из зол меньше. – Толстяк прикуривает сигарету от массивной бензиновой зажигалки.
– Твой парень деньги у меня украл. И не только у меня, он много кого на этом рынке обул. Но другие меня меньше всего интересуют, как и мало интересует его моральный облик. Я человек прагматичный. У меня украли деньги, их нужно вернуть. Я потратил время, его нужно оплатить. Когда у меня крадут, я расстраиваюсь. Когда я расстраиваюсь, я теряю здоровье, а я очень ценю своё здоровье, поэтому оно тоже требует компенсации.
– Сколько Вы хотите? – решительно спрашивает Алёнка.
– Сто тысяч! – ответ толстяка заставляет Алёнку побелеть.
– Это очень много, у нас столько нет. Есть десять… – голос Алёнки становится жалобным.
– Мы не на рынке, хоть и находимся в его стенах. – улыбка пропала с лица толстяка и оно тут же становится холодным и жестоким.
– И что Вы собираетесь делать? – в словах Алёнки звучит вызов.
– Алёна, иди, мы сами разберёмся! – подаёт голос Кир.
– Вот это слова не мальчика, но мужа! – толстяк снова заулыбался. – Девушка, Вам правда лучше уйти сейчас.
– Я никуда одна не пойду. Мы уйдём отсюда вместе, – категорично заявляет Алёнка.
– Вместе точно не получится. Но если так за него переживаешь, можешь сама остаться вместо него. – Алёнка замечает огоньки вожделения за толстыми линзами очков.
Всё происходит мгновенно. Она делает шаг вперёд и с размаху бьет толстяка ладонью по округлой щеке. Он сидит как ни в чём не бывало, а улыбка ещё больше расползается по широкому лицу. С таким же успехом Алёнка могла влепить пощёчину бетонной стене.
– Дерзкая, люблю дерзких! – толстяк говорит, как будто только что ему доставили огромное наслаждение. Он поворачивается к Киру, потирая покрасневшую щёку, – Хорошая у тебя баба, боевая. Люблю таких!
– Отпусти нас! – Кир с мольбой поднимает глаза на толстяка. – Отвечаю, что больше здесь не появлюсь. Слово пацана даю!
– Ха-ха-ха, – толстяк откинулся на стуле, продолжая держать руку у щеки. – Слово пацана! Да кому оно нужно твоё слово, кроме тебя самого. Сам то как потом с собой будешь? А ещё свидетель есть, девка твоя, – толстяк крутит головой как будто не верит сказанному.
– Знаешь что? Я тебя отпущу только из-за неё, – он показывает оттопыренным большим пальцем в сторону Алёнки, глядя на Кира. – Ты даже не представляешь, какая у тебя баба.
– Так мы можем идти? – в голосе Алёнки облегчение.
– Слово пацана говоришь? – толстяк в упор смотрит на Кира. – Ну-ну, посмотрим. И ты присмотрись к нему подруга, если слов не держит, зачем он тебе такой?
– Он держит свои слова, это я точно знаю!
– Ну смотри… Лёша отпусти его, – парень, стоящий сзади, тут же скидывает удавку с шеи Кира. – Я тут как Бог, захочу казню, захочу помилую. У Стругацких книга есть такая «Трудно быть Богом». А я вот скажу ничуть не трудно, а даже приятно. Вот у меня сегодня настроение хорошее и я могу подарить человеку жизнь в обмен на пустое, ничего не значащее обещание. А хорошее настроение у меня благодаря Вам. – Толстяк улыбается, буравя Алёнку жадными глазами. Потом он снова поворачивается к Киру.
– Свободен, иди. Только помни, не попадись мне, когда я буду в плохом настроении. – Когда Кир в обнимку с Алёнкой пытаются откинуть полог, чтобы выбраться из палатки, толстяк снова окликает его.
– Братишка, хорошая у тебя девчонка! Не подставляй её больше.
***
Весь этот вечер в «Нептуне» для него как далёкий забытый сон. Он снова видит весёлые пьяные лица Кота и Безумного; снова Ботаник, активно жестикулируя, произносит какой-то длинный тост, и эта песня «Не прогоняй меня мороз…».
Как будто ничего и не было. Не было этих сказочных дней, не было Алёнки. Всё как и раньше стало серым и унылым. Он словно издалека наблюдает за этим праздником, причиной которого является сам.
«Я всё сделал правильно», – эту установку он мысленно повторяет раз за разом. После инцидента в палатке ему удалось убедить Алёнку, что сейчас лучше взять тайм-аут. Он пытался мотивировать это тем, что этот толстяк очень важный решала, известный в городе, и слово, данное ему, лучше исполнить и пропасть на некоторое время. Алёнка, на удивление, не сопротивлялась. Она, как будто что-то поняла, с чем-то смирилась. Обречённо кивая головой, она приняла план Кира, что он сходит в армию, а потом они поженятся.
Всё равно он чувствует себя виноватым. Мысль о том, что он поступил неправильно по отношению к ней, ПО ОТНОШЕНИЮ К НИМ не даёт ему покоя.
Крутой толстяк захвативший Кира на рынке сейчас сидит рядом; положил свою огромную тяжёлую руку с массивными позолоченными часами ему на плечо, и, жарко дыша в ухо перегаром, что то говорит. Кир включается только в конце фразы.
«…честно тебе скажу. Я бы от такой тёлки ни на шаг не отошёл»
Киру неприятен этот разговор. Он встаёт из-за стола и берёт в руку пухлый полиэтиленовый пакет, который всё это время стоял под столом.
– Пацаны, мне уйти надо сейчас. Вы тут без меня пока, я Вас нагоню.
Друзья понятливо кивают головами. Уже выходя за дверь, краем уха он слышит фразу Безумного «Совсем крышу снесло…».
***
Она сильно изменилась, как будто прошла целая вечность после их последней встречи. Серая кофточка, накинута поверх застиранного зелёного халата; белые носки и тряпичные тапки на ногах. Из вчерашней принцессы она снова превратилась в Золушку, но такую до боли родную и любимую, что Кир просто сгребает её в охапку, жадно вдыхая знакомый вожделенный запах, уткнувшись носом ей в шею.
– Тихо…тихо, давай выйдем туда, – Алёнка косится на хитро улыбающуюся комендантшу на вахте.
Только сейчас Кир понимает, насколько всё изменилось. Теперь она принадлежит не только ему, как это было вчера. Теперь она собственность: собственность училища, собственность комендантши, собственность системы. Ещё день назад она была вся без остатка его, но он решил оттолкнуть её, выбросить в эту серую жизнь. «Это только ради нас», – в очередной раз оправдывается он перед собой.
В сумраке тамбура, куда они вышли он видит её блестящие глаза, в которых застыл немой вопрос: «ЭТО ВСЁ?»
– Котёнок, примерь это тебе! – Он достаёт из пакета белый кроличий полушубок. – Я помню, что тебе такой понравился.
– Мне? Зачем? Не надо было! – всовывая руки в рукава полушубка ,она улыбается натянуто онемевшими губами.
– Ты моя красавица! – Кир обнимает её укутывая в шубу. – Тебе нравится?
– Да…очень! – её голос звучит тихо и обречённо.
– Когда я вернусь, мы с тобой такую свадьбу отгрохаем, – он прижимает её к себе всё крепче. – Завтра придёшь на вокзал?
– Нет. – вдруг отвечает она. – Не хочу в толпе твоих пьяных друзей весело махать руками в окошко. Давай лучше здесь простимся. Как говорит мамка «Перед смертью не надышишься». – Последнюю фразу она произносит тяжело выдыхая.
– Здесь, сейчас? – Его голова начинает кружиться. Как бы он не хотел отодвинуть этот момент, он всё равно наступил. – Не хочу! Не хочу! – он прячет свои слёзы уткнувшись в неё.
– Надо! – она гладит его по голове, как мать, утешая, гладит ребёнка. – Ты же сам хотел, чтобы так получилось.
– Я не хотел! Клянусь, я не хотел! – он поднимает глаза полные слёз. Сейчас он говорит правду. Он не хотел этого, но он это сделал.
– Я тебе верю! Я знаю, что ты мне никогда не врал.
– Тогда с Гогой помнишь? Я тебе соврал тогда. Мы договорились с ним, я просто взял его на понт. Я его ментами напугал…– он сам не понимает, зачем это рассказывает сейчас.
Алёнка начинает смеяться, и всё маленькое помещение тамбура озаряется тёплым солнечным светом
– Это разве враньё? Всё получилось красиво! – Она, склонив голову набок, смотрит на него, как будто изучает. И он вдруг понимает, что она догадывалась про случай с Гогой. А может быть она догадывается даже, что эта ложь не единственная и не самая страшная.
Вот он, последний момент. Год это целая вечность. Они изменятся, они станут другими. Как ни обманывай себя, всего что случилось уже не повторить, во всяком случае, точно так же не получится. Можно было продолжить, но он испугался, не захотел. Сейчас он ещё пьяный, сейчас он не совсем адекватен и она здесь рядом, поэтому трудно поверить в то, что они, может быть, видятся в последний раз.
Пружина, удерживающая дверь натягивается, и в проёме появляется красная морда Безумного в заломленной на затылок нутриевой формовке.
– Братан, ну ты где? Мы тебя потеряли!
– Я сейчас, – он с силой закрывает дверь и виновато смотрит на Алёнку.
– Иди, тебе пора! – слёзы стоят в её глазах как в переполненных доверху бокалах. – Иди!
Он не может отпустить её и продолжает целовать, а слёзы текут ручьём по её шее. Но рано или поздно это должно закончиться. Он отстраняется и прижимается лбом к её высокому лбу.
Он навсегда запомнит её такую, в расстёгнутой шубе, с румянцем на щеках, растрепанными волосами и глубокой грустью в глазах провожающих что-то очень дорогое навсегда.
– Знаешь, это всё было классно, – вдруг говорит она, улыбнувшись, и проглотив комок в горле. – Это было классное падение, но чем дольше падаешь, тем больнее приземляться.
22 сентября 1994 г.
Десять часов пути пролетели незаметно. Кир по большей части дремал, елозя головой по заросшему грязью окну. Иногда он вставал и выходил в тамбур, чтобы покурить. Очки, от которых кружилась голова и слезились глаза, он не снимал, потому что и здесь боялся нарваться на патруль. По слухам они шерстят даже по электричкам. Для патрульных представляют интерес все особи мужского пола и призывного возраста. У подозреваемого , даже одетого в гражданку можно проверить всего одну деталь гардероба, благодаря которой патрульные безошибочно определяли гражданский он, или бегающий солдат. Трусы. Им требовалось увидеть только цвет твоих трусов. Стоит только попросить тебя отогнуть брюки и вуаля. Ты идентифицирован. Тёмно синий цвет однозначно говорит о том, что нужно брать тебя под микитки и тащить в кутузку до выяснения твоей личности. Любой другой цвет трусов, конечно отводил подозрения, поэтому знающие пацаны бегающие в самоход в первую очередь старались переодеть трусы. В этот раз Кир не подумал об этой предосторожности и был в тёмно синих классических парашютах, которые получил на губе. Но всё-таки он доехал спокойно и без неприятностей.
Как только за грязным окном показалось жёлтое здание небольшого вокзала, Кир ощутил, наконец, что он вернулся домой. В окне троллейбуса, везущего его от вокзала к дому, проносились такие милые и как-будто сто лет невидимые пейзажи, которые возбуждали в нём ностальгические воспоминания.
Мимо проплывает серое квадратное здание ЦУМА, за ним центральный рынок, где они были частыми гостями с пацанами, а в последнее время наведывались сюда вместе с Алёнкой. Тускло мерцает вывеска парикмахерской, где они разыграли Тучу, оставив его без денег, в момент когда его пышную кучерявую шевелюру аккуратно обрабатывал мужик парикмахер. Это наверное был единственный на весь город мужик работающий парикмахером. Внешность мужика была далеко от той профессии, которой он занимался. Он был лысый с массивной челюстью и не хрупкого телосложения. Никто не знал, как он попал в такую профессию, и ходили слухи, что он даже сидел когда-то, но всё же стриг он хорошо и самозабвенно. Они с Шараповым наблюдали через стеклянный витраж, как Туча растерянно крутил головой в то время, как парикмахер требовал с него расчет. Мужик не стал терять время выслушивая объяснения клиента, что он забыл деньги, но обязательно занесёт их на днях. Он повязал вокруг шеи Тучи накидку и в три минуты машинкой обкорнал его налысо. Кир и Шарапов тогда просто катались по асфальту, увидев эту картину.
Вот гостиница «Восток» в которой они с Алёнкой провели два незабываемых вечера, за ней горит красным вывеска кинотеатра «Космос», где друзья любили бесплатно смотреть фильмы, проникая в зал с боковых дверей. Часто они бывали атакованы бабушками, работающими в кинотеатре, но даже тогда обаяние маленьких хулиганов растапливало сердца служительниц культуры, и они, махнув рукой, говорили: «Только не галдеть тут».
Рядом магазин «Мясо-колбасы», который они с друзьями прозвали «Кишки» и с которым связано много весёлых историй. Большой продуктовый магазин был просто Меккой мелких жуликов. Панельный дом в котором живёт Безумный. Точнее жил, так как сейчас он тоже несёт службу где-то под Москвой, поддавшись заразному примеру Кира. Ему вспоминается, как они пытались снотворным усыпить нутрий, которых в ванной разводил Безумный по наущению его предприимчивого братца Ботаника, и он невольно улыбается. За домом Безумного районное ЦПХ – общежитие «Сибирячка». Абривиатура расшифровывается как центральное пиздохранилище. Общага женская, и в основном здесь живут молдованки, приезжающие сюда на заработки. В памяти нарисовалась одна незабываемая ночь, проведенная на крыше этой общаги с двумя девчонками.
Так же здесь живёт несколько его друзей, в том числе Кот. А вот уже и его остановка, рядом с серой девятиэтажкой, в которой живёт он сам. Точнее жил до армии. Странно, прошёл всего год, но он чувствует, что целая пропасть легла между тем беззаботным гражданским и этим, таким серьёзным полувоенным, полублатным миром. Уже стемнело, и он не видит, что за компания сидит в дворовой беседке. Нет, сейчас он не будет ни к кому подходить, иначе он рискует быть затянутым в водоворот очередной гулянки, поэтому, стараясь быть незамеченным, он проскальзывает в свой подъезд.
Мать долго охает на пороге, и причитает о том, как он похудел, отец долго и крепко обнимает.
– В отпуск? Надолго?
– Нет на два дня.
– А ты что-то не по службе одет… – глаза отца подозрительно блестят под очками, но он счастливо улыбаясь, треплет Кира за волосы.
– А в отпуск по форме запрещено, батя. В полевой идти нельзя, а в парадке только на дембель можно, – как обычно врёт в глаза Кир.
– Странно, а вон у Машки Романовой сын в отпуск в форме приходил. – пожимает плечами мать.
– Значит устав нарушает, мать. По мне, если ты на службе, так делай всё по уставу.-
Уверения сына впрах разбивают подозрения родителей.
Горячая ванна после нескольких дней губы кажется неземным наслаждением. Потом они до трёх часов ночи сидят за столом с отцом.
– Ну как служишь то, достойно? – выпивший отец строго глядит поверх очков.
– Достойно, батя! – Кир закусывает очередную стопку жареной картошкой. – Не служил бы достойно, в отпуск бы не отпустили…
23 сентября 1994 г.
От души выспавшись и вкусно позавтракав, прямо с утра он бежит на «Привоз». Здесь за десять кусков он покупает в контейнере у кавказца шикарную кожаную куртку, отороченную белым мехом, и большую кепку восьмиклинку.
– Прямо Джан Клод Вандам, вах… – умиляется кавказец, глядя на Кира, красующегося перед зеркалом.
С Привоза он заезжает в ювелирку, где симпатичная блондинистая продавщица уговаривает его купить за восемь кусков тоненькую золотую цепочку, с подвеской в форме сердечка. Вернувшись на район, он покупает в ларьке букет из пятнадцати роз и направляется прямиком в общагу к Алёнке. Время подходит к двум, так что скоро все студентки должны возвращаться с учёбы. Он пристроил букет на перила крыльца, и сел тут же на корточки, надвинув кепку на глаза. Он представляет, как Алёнка в шумной ватаге подружек не узнав, проскакивает мимо него, но потом, что-то заставляет её обернуться. И вот их взгляды встречаются. Какой у неё взгляд? Каким взглядом она посмотрит на него в первый раз после долгой разлуки? Как она сейчас выглядит, во что одета? Все его мысли сейчас сконцентрированы только на их первой встрече, и он начинает волноваться. Он пытается заглушиьть неуёмный стук сердца глубокими затяжками, но волнение берёт верх, заставляя его то подскакивать и ходить вокруг крыльца, то снова садиться на корточки.
Идут! Вдоль здания, стуча каблуками, вышагивают первые парочки, троечки, маленькие кучки девчонок . Их весёлый галдёж кажется Киру похожим на щебетание стаи птичек. Как давно он не слышал такого количества женских голосов. Где то, среди этих голосов, должен быть самый звонкий, голос, который он не перепутает ни с чьим другим.
Из-под козырька кепки он разглядывает проходящих мимо девчонок. Они тоже присматриваются к нему, и не узнав, о чем то перешёптываются с подружками и хохочут пролетая мимо и хлопая подпружиненной дверью. Он всматривается в румяные подкрашенные лица студенток, и внутри него появляется новый страх. А вдруг он её не узнает, а может быть уже не узнал, и она прошла мимо? За год она могла очень измениться, да и эта одежда. «Нет, быть такого не может» – пытается он успокоить себя, но вереницы девчонок проходят мимо, и среди них он не видит своей Алёнки. Вдруг, он узнаёт в проходящей мимо девчонке Веру, подругу Алёнки с которой они их встретили тогда, в первый раз. Вера о чём-то оживлённо говорит с высокой блондинкой, подходя к крыльцу.
Кир не может больше ждать и решает выдать себя.
– Вера! – он окликает проходящую мимо девчонку. Она оборачивается и, сощурив глаза, всматривается в его лицо.
– Не узнала? Я Игорь! Помнишь тогда с Алёнкой… в армию меня провожали.
– А, Игорь, привет! – она широко улыбается обнажая выкрашенные помадой маленькие зубки.
– Вера, а где Алёна? – спрашивает он, и тут же замечает растерянность на её лице.
– А она… она же не живёт здесь больше. Переехала…
– Куда переехала, – внутри него всё обрывается и летит в пропасть.
– Где то снимает… с подружками что ли… Слушай я не знаю, честное слово. – По налившмуся краской лицу Веры видно, что она чего то не договаривает.
– Ну как ты не знаешь? Ты чего? Вы же подруги, вместе учитесь…
– А она уже давно здесь не учится, и я даже не знаю, где она теперь. И никто не знает.
Слова Верки поражают его как молния. Он стоит замерев несколько минут, даже не заметив, как она попрощалась и ушла. Когда самообладание возвращается назад, он идёт в общежитие, но ни вахтёрши ни комендант не знают места нахождения Алёнки.
Он идёт от общаги, понуро опустив голову, пиная жёлтые листья, которыми обильно посыпаны дорожки. Огромный букет он волочит за собой как веник, но всё ещё не решается выбросить.
Куда теперь идти? Что делать? Где её искать? – ни на один из этих вопросов он не может найти ответа.
«Пацаны должны знать. Кто-то из них по-любому знает. Безумный сейчас в армии… Кот!» – мысли приводят его к единственному человеку, который может прояснить ситуацию.
***
– Сколько лет, сколько зим! Ты как сам? В отпуск? Классно погудим братуха! Какой не надолго… давай скидай шкуру, щас на стол соберу. – Радости Кота нет предела. Он мечется из угла в угол маленькой общажной комнатушки, сбрасывая какое-то барахло с дивана на пол, перенося маленький столик из угла в центр комнаты.
– Я тебя сейчас таким первачом угощу…мамка с родины привезла. Ты просто охуеешь. – Кот гремит банками в холодильнике, достаёт какие-то закуски, но отрешённому Киру со всем нет до всего этого дела. Кот не замечает подавленного настроения друга. Коту вообще безразличны чьи либо настроения. Он руководствуется всегда только своим настроением, своими желаниями. Удивительно, что с виду компанейский, обаятельный, притягивающий к себе людей, он умудряется находиться всегда и везде, где то внутри себя. Его не трогает чья-либо реакция на сказанные им слова, или совершённый поступок, так же как мало трогают интересы слова и поступки других.
Дурманящий аромат сивухи расслабляет Кира, и теперь всё видимое вокруг кажется ему не таким уж мрачным. «А что, не на другую же планету она уехала? Всё равно найду» – думает он, параллельно смеясь над пресными шутками товарища.
– Ты кстати кому такой букет притаранил. Здесь в соседнем блоке такие тёлки есть. Попозже я тебя познакомлю… – Кот, сам не зная того, пришёл к теме, интересующей Кира.
– Это Алёнке… думал в общаге её найти, а она оказывается учёбу бросила… – он говорит в надежде, что товарищ что-то знает.
– Ну и не парься, бросила и бросила, шо баб мало что ли? – Кот закидывает себе в рот пригоршню квашенной капусты.
– Серёга, меня только она сейчас интересует, – Кир смотрит на товарища так, чтобы тот понял серьёзность его намерений, но Коту по барабану чьи то эмоции, или намеренья.
– Говорю забудь, братан! Чем скорее забудешь, тем для тебя же лучше.
Теперь Кир ясно понимает, что Кот что-то знает. И это «что-то» явно нехорошее.
– Где она, ты знаешь? – Кир вмиг становится трезвым.
– Да я тебе гово….
– Меня не ебёт, что ты мне говоришь. Просто скажи где она? – внушительно с нажимом говорит Кир, перебивая друга.
Кот пожимает плечами, мол «Ну ладно, ты сам этого хотел».
– У Ботаника, – спокойно отвечает он.
Красное лицо захмелевшего Кота проплывает в сторону, за ним плывёт банка с огурцами, бутылка с мутным пойлом, потом проплывает нецветной телик на тумбочке, за ним маленький шкаф, умывальник в углу… снова морда Кота, банка, бутылка, телик, умывальник. Вокруг Кира словно раскручивается большая карусель, которая набирает обороты. Кот, банка, бутылка, телик, умывальник, Кот, банка, телик, умывальник, Кот, телик, умывальник, Кот, снова Кот, опять Кот.
Бах! Кир со всей мочи бьёт рукой по столу, и карусель, наконец, останавливается.
– Что ты сказал?
– Она у Ботаника на съёмной хате живёт.
– Как она туда попала? – Дальнейший диалог Кир ведёт на автомате, словно наблюдая себя со стороны.
– У него же контора теперь. Ты слышал, что Ботаник сутенёром стал?
– Да, Безумный что-то писал…
– Она там мамочка. Короче сама не ездит на вызовы, а смотрит за тёлками. Как старшая, понимаешь? «Лисичка» её погоняло сейчас.
– Как она туда попала? – повторяет Кир свой вопрос.
– Это уж я не знаю, брат. Я-то случайно узнал, просто как-то со студентами тёлок заказали. Одна мне знакомой показалась. Смотрю, а это с той общаги комбинатовской деваха. Разговорились с ней, она и рассказала кто там, чего и как…
– Где эта хата? – спрашивает Кир неживым голосом.
– Я даже примерно не знаю. Мы же по телефону тёлок заказывали…
– А телефон есть?
– Телефон? Кот подходит к телевизору и достаёт из тумбочки, которая под ним стопку газет. Пролистывая газеты, он быстро находит нужную. – Вот.
На свободном поле газеты снизу чёрным фломастером намалёваны цифры номера. Оторвав краешек с номером, Кир засовывает его в карман.
– А может лучше закажем щас девчонок, или я тебя с соседками познакомлю. Там такие тёлки, ты вмиг забудешь..
– Давай потом, дружище, я пойду… – Кир решительно встаёт из-за стола и направляется к двери. Он не слушает Кота, который уговаривает его остаться, теперь его голова занята другими мыслями.
***
«Вставьте жетон…» – надпись под монетоприёмником телефона-автомата вводит его в ступор.
«Какой ещё на хрен жетон, а чё теперь не пятак нужен? – А он как дурак бегал домой и искал в старой куртке завалявшиеся монеты. – Как быстро всё меняется» – он выглядывает из будки и обращается к ожидающему своей очереди мужику.
– Уважаемый, у Вас есть жетоны? Я куплю. – он покупает за сто рублей пять пластиковых кругляшей и пропускает мужика вперёд. Он не любит, когда стоят за спиной, особенно когда разговор очень важный.
Долго ждать не пришлось. С недокуренной сигаретой в зубах Кир запирается в будке вместо покинувшего её мужика; просовывает жетон в узкую щель и, глядя на газетный обрывок, тычет в металлические кнопки. Не успели проскочить два длинных гудка, как трубку взяли.
– Алло! – он сразу узнаёт её голос. Он не мог его не узнать.
– Ты Лисичка Сестричка? – он пытается придать своему дрожащему голосу игривый тон.
– Ну допустим. А ты кто?
– А я серый волк, – говорит он вкрадчиво и слышит, что на том конце провода повисла пауза, которая вот-вот грозит закончиться повешеньем трубки.
– Шучу! Я колобок. – он слышит, что эта фраза её развеселила и голос зазвучал живее.
– Чего тебе, колобок? – он узнаёт эту интонацию, ему просто невыносимо хочется оказаться рядом с ней.
– Хочу, чтобы ты меня скушала. Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл, а от тебя мне не уйти…
– Я не питаюсь колобками, – он чувствует, что она улыбается, и ясно видит эту такую милую и любимую улыбку.
– Знаю, тебя один колобок интересует. И зовут его Ботаник. – он сам не понимает, как из него выскочила эта фраза, но звучит она довольно жёстко.
– Это…это ты? – вдруг спрашивает она.
– Да, – теперь шутки в сторону, он слушает молчание на том конце. Пауза длится целую вечность, и его кадык ходит вверх вниз пытаясь справиться с застрявшим в нём комком.
– Ты когда…ты давно здесь?
– Нет, через два дня уезжаю. Нужно встретиться, – затаив надежду, он снова слушает паузу.
– Когда?
– Прямо сейчас. Можешь?
Она снова молчит, видимо решая, как поступить.
– А где?
– Давай в «Востоке» там же в ресторане ,помнишь?
– Хорошо, только где нибудь через час.
– Я тебя жду! – холодно говорит он и вешает трубку.
До «Востока» он добрался на такси, не хотелось через весь город тащиться с этим веником из роз, который он так и не решился выбросить.
***
Большой зал ресторана такой как и прежде. С порога в нос Киру ударяет тот же запах, людского веселья, он слышит того же кавказца, который вытянув губы и сделав брови домиком завывает
«Ма-аленкая страна, Ма-аленкая страна,
Кто мнэ расскажэт кто падска-ажет гдэ ана, гдэ ана»
«Какую страну имеет ввиду этот недоделаный Магомаев. Таджикистан, или Узбекистан?», думает Кир оглядывая помещение. Зал так же, как и тогда полон народом, над расставленными в шахматном порядке столиками, махровым облаком висит дым, который разрезают огни стробоскопов. Из дымного облака выныривает всё тот же губастый официант и произносит свою коронную фразу «Мест нет». Кир привычным жестом вкладывает в его руку косарь и просит поставить дополнительный столик вон в тот угол. Он выбирает точно то место, на котором состоялось их свидание, тогда почти год назад.
Когда стол установили на место. Он завалился на стул, не снимая куртки с натянутой на глаза кепкой, и заказал бутылку водки и салат. «Не важно, какой» – отмахнулся он от лишних вопросов губошлёпа.
Он проглатывает одну за другой стопки горькой противной водки. Пойло не приносит облегчения, а словно наливает свинцом голову, которую он подпирает ладошкой. В глубине души он всё таки надеется, что всё не так, как описывал Кот. Сейчас она придёт, нежно поцелует его и развеет все сомнения.