Олег Механик
Система
Глава 5. НОЧНОЙ ФУРШЕТ
14 сентября 1994 г.
Они были вне себя от счастья. Эмоции разрывали на части каждого участника ночного разгрома. Адреналина хватило на то,чтобы не спать весь остаток ночи. Сначала отметили фуршетом с Жуликом и его бригадой. Пацаны перекрикивая друг друга, рассказывали о своих впечатлениях, о том, что пережил каждый, обливались самогоном, обнимались, как родные после долгой разлуки. Но долго сидеть в посёлке не пришлось, так как нужно было возвращать оружие в училище.
Томилов, которого от волнения чуть не хватил удар, теперь улыбался во весь рот. Оружие возвращено, люди целы, а главное, задача выполнена. И как? Кир и Медный в кратце рассказали ему, как всё прошло. Опьянённый успехом Томилов разрешил всем участникам отпраздновать событие в сауне.
Училище давно уже погрузилось в глубокий сон. Огромные мрачные корпуса с потухшими окнами, казалось были мертвы, но где то внизу, в глубине их мерцали огоньки, суетясь бегали весёлые люди. Где-то в недрах этой спящей каменной громады готовился настоящий праздник.
Кацо и Куба смотались через забор на Тихий рынок, откуда притаранили коробку водки «Распутин» и два пакета закуски, состоящей в основном из банок с консервами. Поднятый по тревоге поварёнок, на кухне жарил картошку. Кир, Медный, Емеля и Миша Девятков готовили сауну. Только в три часа ночи, половине участников операции удалось сесть за стол. Ещё одна половина в это время громко гуляла в глухом посёлке «Старая Пышма».
Водка не хотела брать возбуждённых пацанов. Они выпивали, кричали, перебивали друг друга, громко чокались и снова выпивали.
Кацо рассказывал, как сам чуть не обделался от звука ревуна, как чудом успел отскочить в сторону, когда машина рванула назад, Миша Девятков сетовал на то, что ему замяли арку на Урале, Афоня весело вспоминал плачущих в яме бандосов, а Емеля постоянно что-то бурчал про неисправную гидравлику в экскаваторе. Кир веселился и орал громче всех. Его сильно впечатлило это ночное происшествие. Итогом тщательно разработанного им плана явилось то, что они раздавили банду. Теперь они могут всё!
В перерывах между питьём, парни бегали греться в сауну и после неё бомбочкой прыгали в маленький бассейн с ледяной водой, откуда выскакивали с поросячим визгом.
***
Остаток ночи пролетел, как одна секунда, но парням кажется, что праздник ещё только начался. Настроение испортил Кацо, у которого хватило ума посмотреть на часы.
– Бля, пацаны, полдевятого! Через полчаса развод. – Не разомлевший от вина, а только ещё больше возбуждённый он натягивает штаны и китель.
– Ты идёшь? – орёт он Кубе, который неохотно отрывается от стола и мутным взглядом ищет свою одежду.
– Убраться тут надо, – с сожалением вздыхает Медный, когда Кацо и Куба покидают баню.
– Так всё закроем, потом пришлём уборщиков, – говорит Афоня, отыскивая в куче тряпья и полотенец свою форму.
– Пацаны, вы куда? – Кир недоумённо водит глазами. Его язык заплетается, похоже, что он опьянел больше всех.
– На службу братан! Давай и ты поднимайся, – говорит Медный.
– А я-а никуда не пойду! – Кир агрессивно выпячивает нижнюю челюсть.
– У-у, брат, как бы тебя тащить не пришлось, – Афоня оценивающе смотрит на пьяного друга.
– С-себя тащи! Валите, если хотите, а мы с Емелей остаёмся. – Кир обнимает Емелю, по раздобревшему виду, которого видно, что он тоже не прочь остаться.
– Пошли, Кир, зачем тебе лишние неприятности? – в пухлых губах Афони прыгает дымящаяся сигарета.
– Неприятности? А к-какие у нас могут быть неприятности. Мы-ы рулим этой сраной «Системой». – Кир бьёт кулаком по столу и стаканы с недопитой водкой брякают друг об друга.
– Вот поэтому и нужно вставать и идти рулить дальше. Кто людей будет распределять? – Медный говорит спокойно, как взрослый человек непонимающему чего-то мальцу.
– А у меня сегодня праздник. И у тебя между прочим! – Кир тычет пальцем в сторону Медного. – Пацаны, Вы хоть порадоваться можете по-человечески. Ради чего это всё? Мы сегодня жизнью рисковали, у них же стволы с собой были. Разве мы не заслужили этот праздник?
– Заслужили, заслужили, – снисходительно улыбается Медный. Только всему своё время. Праздник закончился, Кир. Настало утро и нужно идти работать.
– А мне не хватило, я хочу ещё!…
– Ну и празднуй,– Медный в сердцах машет рукой и выходит за дверь.
– Братишка, я бы с удовольствием тебя поддержал, но утром все масла хотят, – виновато улыбается Афоня.
– Да идите Вы все на хуй! Вы даже удачу не можете как следует отпраздновать. Мы с Димоном без Вас посидим. Водки ещё полно. – Кир рассматривает початую бутылку, словно хочет убедиться в своих словах.
– Закройтесь здесь, я потом пришлю кого-нибудь, – нисколько не обидевшийся Афоня покидает сауну следом за остальными.
За разгромленным столом остаются сидеть только Кир и Емеля.
Наверное, Емеля ушёл бы со всеми, но теперь ему не хочется оставлять друга одного.
Кир заметил внутренние метания друга.
– Если хочешь, можешь тоже идти. Я и один отпраздную, – он плескает водки на дно стакана, и тут же опрокидывает его в себя.
– Я с тобой, брат! – Емеля выпивает остатки водки из стоящего поблизости стакана и морщась закидывает в рот маленький солёный помидор.
– А мне показалось, что ты тоже хочешь…– Кир машет рукой в сторону двери. – Ты, посмотри брат, они бегут, как будто их кто-то гонит под дулом автомата, как мы вчера того цыгана.
– Их можно понять. Кто будет рулить, если нас там не будет? – говорит Емеля печально глядя на стол.
Кир двумя руками берёт Емелю за уши, и жадно, словно моля о чём-то заглядывает ему в глаза.
– Димка, скажи мне честно, ты счастлив? – его глаза налиты слезами.
Емеля утвердительно кивает головой, а Кир мотает своей из стороны в сторону.
–Не-ет, братан, ты не счастлив. Душой ты уже там. Ты уже куда-то бежишь, ты уже там, в столярке, или в располаге. Короче не знаю, где ты, но только не здесь.
– С чего, ты взял, Кир, я здесь с тобой… – но Кир, продолжает, как-будто не слыша его слов.
– Остановись, брат! Оглянись, осознай, что мы сделали. Осознай, кто мы есть. Ты знаешь кто мы? – Кир делает паузу, в упор глядя на друга.
Емеля молчит, но его ответный взгляд спрашивает «Ну и кто же?».
– Мы ге-не-ра-лы, – произносит Кир по слогам переходя на жаркий вкрадчивый тон. – Ты меня понимаешь? – он с силой хватает Емелю за плечо, – мы управляем здесь всем. Ты знаешь это?
– Да! -Емеля улыбаясь кивает головой.
– Так расслабься, почувствуй себя генералом, насладись властью, насладись этим мгновением. Для чего мы всё это устроили. – рука Кира обводит маленькое помещение предбанника, словно указывая на огромный цветущий город, созданный лично им. – Посмотри что мы сделали? Посмотри, чего мы добились, куда зашли… И для чего всё это? Для того чтобы бежать как ошпаренные на службу?
– Согласен с тобой, не надо никуда бежать. Давай лучше выпьем ещё, – Емеля разливает водку по стаканам, но Кир, не обращая на него внимания, продолжает свою мысль.
– Мы создали эту «Систему» для того, чтобы получить удовольствие, кайф, понимаешь? Удовольствие от того, что мы что-то мутим, придумываем, делаем. От того, что у нас всё получается. Мы создавали «Систему», чтобы она работала на нас. А она, сука, выросла и заставляет нас самих работать на неё…
– Чё то я не понял, – Емеля чиркает спичкой, прикуривая сигарету.
– А чё тут понимать-то, Димка? Всё, что могла дать тебе «Система» ты уже получил. Дальше она будет только брать. Поэтому наслаждайся моментом здесь и сейчас. Ты сейчас генерал и у тебя может такого уже не будет никогда в жизни. Выйдя за этот забор, ты снова станешь никем. Скажи мне, что тебя ждёт там?…– Кир показывает пальцем на обитую вагонкой дверь, – богатые родители? Красавица невеста?
– Ты же знаешь, Кир, я интернатовский, – Емеля горько выдыхает дым.
– Ты никому там не нужен, братишка, так же как и я. Для нас с тобой никто не припасёт место в институте, хорошую должность на работе, не женит нас на богатой красивой бабе. Мы с тобой отбросы, брат. А здесь…здесь мы генералы, и в этом весь прикол. Вот за это я не поменялся бы своею жизнью ни с одним из этих мажориков, которые живут на всём готовом. Они уже с рождения чувствуют себя избранными…– он показывает пальцем в пустоту, словно видит объект своего обсуждения. В их жизни всё предопределено. Любящие мама и папа всё для них приготовили. Они им говорят :Ты лучший, ты избранный, ты элита, остальные все отбросы. И чтобы удержаться на вершине, ты должен нагнуть как можно больше этих отбросов.
Вдруг Кир снова хватает Емелю за плечи и улыбается во весь рот:
– Мы поломали всю эту систему, братан. Мы всё поставили с ног на голову. Мы, простые пацаны, которых даже солдатами трудно назвать…мы простые пацаны держим на поводке целую ораву настоящих и будущих офицеров, капишь? – Кир стучит согнутым в крючок указательным пальцем между осоловевших глаз друга. – Запомни этот момент! Наслаждайся тем, что у тебя есть сейчас, потому что потом этого не будет.
– Почему не будет, Кир? Мы же здесь не только офицеров нагибаем, а ещё и зарабатываем. В деньгах наше будущее.
– Вот! – Кир уставил палец в Емелю, – вот это и губит нормальных пацанов. Для Вас бабки на первом плане, вы пытаетесь здесь что-то заработать, остальное Вас волнует меньше. А для меня, как раз всё остальное и есть самое главное.
– Хочешь сказать, что тебя не волнуют бабки? – пьяно ухмыляется Емеля.
– Представь себе нет! – Кир, улыбается, вспомнив, как точно такой же вопрос когда-то задавала ему Алёнка. – Как меня может волновать туалетная бумага. Братан, всем, что мы сейчас заработали, ты через год можешь подтереть жопу. Ты видишь, чё вокруг творится. Когда последний раз был за забором? Цены растут как на дрожжах. Деньги обесцениваются. Да и не в этом дело. За все бабки мира ты не купишь того уважения и того кайфа от настоящего дела, которые имеешь здесь и сейчас. Бабки приходят и уходят, так же как эта жратва, – Кир небрежно машет рукой в сторону стола. Уже вечером всё это окажется в унитазе. Эта японская магнитола, этот импортный телик все эти кресла, ковры, стулья, шмотьё рано или поздно окажутся на помойке. А раз всё это барахло временное, стоит ли так за него держаться?
– Ну, так можно про всё сказать, – Емеля пытается робко возразить впавшему в раж другу.
– Нет не про всё. Есть вещи, за которые стоит держаться. Это даже не вещи. Вот наша с тобой дружба. Наша дружба с пацанами с Медным, с Афоней. Вот за что надо держаться, вот что нужно сохранить. Всё остальное просто мусор. – Кир опрокидывает в себя ещё полстакана водки, щёлкает по пачке и ловко подхватывает губами вылетевшую сигарету.
– Есть вещи, ради которых стоит делать дела и есть вещи, благодаря которым мы начинаем эти дела делать.
Кир встаёт и пошатываясь подходит к деревянной лавке, на которой лежит его китель. Он долго, что-то ищет в нём и наконец достаёт чёрно-белую фотографию девять на двенадцать.
– Вот, смотри! – он показывает снимок Емеле, не передавая ему в руки.
Эта фотография и один навязчивый сон, всё, что осталось ему от Алёнки.
Снимок классический, сделанный в фотостудии. Она в белой блузке и строгой черной юбке сидит на стуле, положив на стол правую руку. На фото она не такая. Более взрослая, более строгая, до безумия красивая. Ему не хватает той озорной чертовщинки в её улыбке, огонька в её глазах, не хватает мимики в её тонких губах, не хватает её красивых плавных жестов. Всё это он пытался увидеть, или представить, когда проснувшись ночью, часами пялился на этот снимок.
– Классная! Твоя? – Емеля пытается взять снимок из рук Кира, но он, продемонстрировав, убирает его назад.
– Моя! Ты знаешь, я же ей обещал, что через полгода комиссуюсь и мы поженимся. А тут, как закрутилось всё, мне даже и писать ей некогда было. Последнее письмо уже не помню когда отправлял. А она вообще ни разу не написала. – Голос Кира осип, он сразу стал, каким то грустным, сгорбленным, как сдутый воздушный шарик.
– О, это ты зря! На гражданке жизнь веселее, ярче. Нельзя давать про себя забыть. – Делится опасениями разомлевший, развалившийся на стуле коротышка.
– А я и не дам. Вот возьму щас и сорвусь в отпуск.
– А кто тебя отпустит? Сейчас дел вон куча, скоро уже у пацанов дембель…
– Всё это подождёт, дела, дембель, никуда не денутся. Я хочу выдохнуть, братан, просто выдохнуть, – Кир устало опускает голову и закрывает глаза.
***
После вечернего совещания полковник нагоняет Томилова на лестнице.
– Сергей, – он воровато оглядывается, чтобы убедиться, что их никто не видит вместе, обнимает Томилова за плечо и спускается вниз вместе с ним.
– Спасибо тебе, что вопрос в деревне решил.
На лице капитана появляется недовольная усмешка.
– Спасибо, это конечно хорошо, Анатолий. – Капитан останавливается на ступеньках между пролётами. – Я как раз хотел обсудить с Вами наше дальнейшее сотрудничество.
– У тебя есть вопросы? Ну давай, – Манюров снова оглядывается вокруг.
– Пора бы повысить наши ставки, товарищ полковник. Время идёт, «Система» работает как часы, задач становится больше, да и характер вопросов несколько изменился.
– Понимаю, – хищно улыбается Манюров. – Я ждал этого вопроса. Ну и что ты хочешь?
– Мне нужна доля.
Глаза полковника превращаются в маленькие щелочки неприступного дота.
– Реальная доля в бизнесе. Десять процентов, на большее я не претендую. Введи меня в учредители.
Дружеское объятие ослабевает и рука полковника сползает с плеча капитана.
– Даже так? – он трёт подбородок. По нему видно, что вопрос капитана его очень озадачил. Гул приближающихся голосов из коридора помогает Манюрову выкарабкаться из неловкой ситуации.
– Серёга, давай потом. Завтра зайдёшь ко мне и всё обсудим. Только после шести…
Офицеров настораживает повышенный тон голосов и характер беседы. Из пустого коридора доносятся резкие громкие выкрики. «Братан, ты главное спокойно, без нервяка. Всё будет тип-топ…».
– Это что ещё такое? – Краска ползёт с шеи Манюрова на лицо, а капитану кажется, что он слышит знакомые голоса.
В проёме появляются два солдата, которые так увлечены беседой, что замечают офицеров чуть ли не столкнувшись с ними на лестнице. Вид солдат явно потрепанный. Растёгнутые воротнички афганок, болтающиеся ремни, отсутствие головных уборов, говорит о том, что служба даётся им через-чур легко.
Увидев офицеров, они замирают, но позы их всё равно выглядят слишком вальяжно.
«Здравия желаю!» – маленький и коренастый солдат пытается поднести руку к пустой голове, но во время осекается. Второй с лохматыми кудрями стоит не двигаясь. Повисает пауза. Манюров в упор смотрит на кучерявого и видит вызов в блестящих серых глазах. В краешке рта наглеца застыла чуть заметная улыбка.
– Это что за вид солдаты? Вы откуда здесь? Капитан это Ваши? – Манюров начинает сыпать вопросами.
– Мои, в наряде были, – Томилов пытается придать своему голосу больше равнодушия, мол так и должно быть. – А ну ка быстро привести себя в порядок и марш в расположение. Что это ещё за праздношатания.
– Есть, товарищ капитан, – бодро откликается коротыш, и , пихнув в бок застывшего товарища , пытается обойти офицеров, чтобы продолжить спуск по лестнице.
– Стоять! – медленно говорит полковник. Его рот принимает хищный оскал, так что нижняя губа вытягивается в нитку. Сейчас, когда проблем и так выше крыши он готов закрыть глаза на многое, и через секунду он мог уже забыть про этих недосолдат, матерящихся, лохматых, одетых не по уставу, свободно шатающихся по корпусам. Он уже готов отвернуться и сделать вид, что ничего не видел, зная, что практически все солдаты так или иначе завязаны в «Системе», но два мимолётных фактора заставляют его прошипеть это «Стоять!». Наглое заявление капитана с одной стороны и этот дерзкий взгляд кудрявого с другой, вдруг соединились как два активных компонента во взрывной смеси, тем самым способствовав вспышке гнева в голове Манюрова.
– Солдаты, а Вы знаете, что такое субординация? Здесь присутствует старший по званию, и вообще-то он Вас остановил и сделал Вам замечание. И он Вас пока никуда не отпускал, – голос Манюрова нарастает и становится тоньше с каждым произнесенным словом.
– Виноваты, товарищ полковник, – снова отвечает маленький, а кудрявый продолжает так же нагло и с вызовом смотреть на Манюрова, не отводя глаз.
– Солдат, Вы что, пьяны? А ну ка дыхните. – обращается Манюров к раздражающему его выскочке.
– Никак нет, – кучерявый продолжая улыбаться делает, еле заметный выдох. Но полковник понял всё ещё до того как его нос учуял явный запах алкогольных испарений по испуганному виду товарища кудрявого.
– Да они же пьяные! – в этом высокомерном обращении к капитану слышится ответ на его недавний выпад «Говоришь всё у тебя в порядке? Как часы, говоришь, работает «Система». Ну-ну».
– Кирсанов, Емельянов, Вы пили что ли? – растерянно как-то по доброму спрашивает капитан.
– Это я один, товарищ капитан, он не причём, – отвечает кудрявый и теперь, когда он заговорил, сомнения в его неадекватном состоянии отпадают. – У меня просто проблемы дома…письмо получил… я совсем немножко…– несмотря на то, что солдат явно влип, он продолжает отрешённо улыбаться.
– Пять – десять нарядов вне очереди, солдат. Ты у меня с о̀чками сроднишься, я тебе обещаю. Я тебя так закодирую, что ты до конца жизни забудешь как пить! – Вымещая гнев на одного, Томилов тем самым отводит удар хотя бы от второго. Он прекрасно понимает, что пьяны оба, но одно дело, когда человек один выпил с горя, а другое, групповое массовое пьянство в роте.
Манюров тоже прекрасно понимает, что оба солдата пьяны, но его даже больше устраивает, что признался этот. Эта наглая рожа его просто бесит. Он вдруг понял, что говорит этот взгляд. В нем читается утверждение «Я всё про тебя знаю. Я знаю даже больше, чем ты думаешь. Я знаю даже то, чего не знаешь ты…».
– Десять нарядов? – он деланно удивляется. – Мы что, в детском саду? Мальчик провинился и мы его в угол ставим? Да он преступник. Да, солдат, ты совершил преступление. – Манюров пытается вложить в свои слова как можно больше ненависти, чтобы сбить улыбку с этой наглой хамской рожи.
– Десять суток ареста! Капитан, подготовьте приказ и этого сегодня же в комендатуру.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – обречённо отвечает Томилов и тут же обращается к солдатам. – Шагом марш в роту и ждать там моих распоряжений.
Проходя мимо полковника, кучерявый снова на него посмотрел. В этом взгляде и в ухмылке, не было и тени испуга, или недовольства. В этом взгляде Манюров вдруг увидел силу.
Через два часа Кир вместе с Томиловым уже тряслись в Уазике, направлявшемся в гарнизонную гауптвахту.
Сначала капитан пытался сетовать, читать натации, но видя что Кир закрывает глаза и откидывает голову назад , понял, что это делать бесполезно.
Кир смотрит на пробегающие мимо серые дома, снующих по засыпанным жёлтыми листьями улицам пешеходов, со звоном пролетающие мимо трамваи и ему хочется оказаться там, снаружи. Только сегодня утром ему вдруг пришла в голову мысль об отпуске, о том, что он так давно не был на гражданке, что он соскучился по Алёнке. И вот он уже мчится, пролетает мимо этой гражданки, чтобы окунуться в ещё более тёмную и неизвестную дыру.
Томилов не может откровенно разговаривать с Киром в присутствии водителя хохла Ляшенко, но его грустный взгляд, который он, то и дело оборачиваясь, бросает на Кира говорит: «Я сделал всё что мог».
Только, когда они поднимались по высокой лестнице, ведущей в комендатуру, Томилов смог коротко пообещать Киру, что он его постарается вытащить пораньше.
– Я думаю, трое суток отсидишь, а потом я ещё раз с Манюровым поговорю. Сейчас он просто рвёт и мечет.
– Вы ему сказали, что я тоже здесь не последний человек, – говорит Кир, намекая на место, которое он занимает в «Системе».
– Я же говорю, закусился он с тобой сегодня. Слышать пока про тебя не хочет. Нужно время, чтобы успокоился, – говорит Томилов, который на самом деле и не собирался как-то превозносить Кира перед Манюровым. Ведь его устраивает легенда, что всем в «Системе» заправляет он сам. Но Кир нужен ему, как работник, как исполнитель, поэтому про то, что он попытается его вытащить, он не врет.
Огромный комендант со скуластым монгольским лицом, ухмыляется, принимая нового арестанта.
– Алкоголик? Ничего и тебя вылечат…– Ему нравятся алкоголики, с ними меньше проблем, чем с боксёрами неуставниками. Но как талантливый воспитатель-психолог он никогда не садит подобных с подобными. Контингент в камерах распределяется так, чтобы там были и боксёры и алкоголики и воришки и незадавшиеся лыжники.
«Каждой твари по паре». Эту фразу майор Тылбаев, повторяет всегда при вписании новичка в список постояльцев губы.
