Олег Механик
Система
– Что это было? – спрашивает Алёнка, когда они спускаются с разбомбленного крыльца.
– Это тайник, о котором знают немногие. Но эти немногие могут пользоваться всем, что там лежит, с условием того, что всё, что оттуда взято, должно быть возмещено. В основном туда кладут вещи, не предназначенные для проноса домой: сигареты и прочую хрень. Есть вещи для общего пользования, например жвачка, ммм…
– Презервативы, – Алёнка помогает Киру преодолеть неловкую заминку.
– Ну да, презервативы, – он произносит это быстро, пренебрежительным тоном, не желая заострять внимания. – Эти ключи, например, тоже предмет общего пользования. Они от старого дома на «Крестах». Он одному пацану достался от бабки в наследство. Пацан этот присел на долгий срок, а ключи оставил Димке Шарапову, соседу моему и другу. Этот дом мы редко используем, в основном летом для пьянок разных… – тон Кира снова становится пренебрежительным, видно что он хочет быстро проскочить тему.
Алёнка, хитро сощурив глаза, ревниво улыбается и кивает головой, мол всё понятно. Кир прижимает её к себе и трётся своей щетинистой щекой об её розовую и мягкую щёчку.
– Я уже и не помню когда, там был последний раз.
– Там хоть есть на чём спать? – настороженно спрашивает Алёнка.
– Всё есть, даже бельё новое, мы как-то покупали, да вот так ещё и не использовали.
– Тогда едем?
– Давай только в «Кишки» заскочим. На ужин то нужно что-нибудь купить.
– Что такое «Кишки»? – удивленно спрашивает Аленка.
– Магазин «Мясо колбасы» на Республике.
***
В мясном отделе висит тяжёлый запах ливерной колбасы. Под стеклом прилавка пугающий натюрморт из чернеющих свиных пятаков и лыток, сложенных костром.
За спиной красномордой продавщицы в синем колпаке стеллажи с расставленными пирамидой банками тушёнки. Кир с малых лет испытывал непреодолимое желание вытащить одну банку снизу, чтобы посмотреть, как вековая пирамида обрушится в один миг, издавая дикий лязг. Поборов сильное желание воплотить свою мечту именно сейчас, он покупает две банки тушёнки и идёт в овощной, который встречает его едким духом квашенной капусты. Затарившись картошкой, он переходит в винный, где берёт две бутылки «Агдама». Алёнка всё это время гуляет по «Галлантерее».
Они встречаются у выхода. Пакет, основной вес в котором составляют картошка и бутылки с вином, оттягивает ему руку. Уже выходя на улицу, Кир замечает, что на плече у Алёнки висит чёрная блестящая сумка с золотистыми пуговками и защёлками сверху.
– Ты когда успела? – Он застывает на крыльце, взявшись за ремень сумки и вопросительно глядя на Алёнку.
– Просто с продавцом о жизни поболтали. Она мне на прилавок кучу сумок выставила, а то, что я одну сразу же на плечо одела, так и не заметила, я так и ушла с ней. – Голос Алёнки переливается, она находится в состоянии непонятного экстаза. Её глаза лихорадочно блестят, она смеётся и останавливается только тогда, когда замечает, что Кир не разделяет её веселья. Он стоит и смотрит на неё так, как будто первый раз увидел.
– Что? – спрашивает она, виновато улыбаясь.
Кир хочет что-то сказать, но останавливает себя, обнимает её за плечо и тащит с крыльца.
– Пошли!
Они молчат, пока идут вдоль дороги и ловят машину. Кир быстро шагает, выбрасывая в сторону руку.
«Что-то здесь не так…это неправильно…так не должно быть» – думает он – Ему представляется будто она заразилась. Заразилась от него болезнью, симптомов которой он уже не замечает. Но в её неокрепшем организме эта болезнь начинает резко прогрессировать и уже страшно подумать, что может быть дальше, если это во время не остановить. Но как это сделать?
Притормозившая жёлтая копейка обрывает ход его мыслей.
***
Дом никак не хотел согреваться. Растрескавшаяся печка, долго стоявшая без работы не топилась, дрова в ней гасли и небольшое помещение заволакивало едким чёрным дымом. Своих дров давно не было и Киру пришлось делать вылазку в соседний двор и перекидать часть поленницы через забор.
Только через два часа после нечеловеческих усилий Кира, который не останавливаясь ни на минуту бегал туда-сюда, откалывал щепки, колол дрова, выбрасывал из печки дымящиеся головёшки и забрасывал туда берёзовые поленья, тепло неохотно стало распространяться по комнате.
– Похоже, нам так и придётся весь вечер и всю ночь сидеть в обнимку с печью. – Алёнка никак не может согреться и сидит съежившись на маленькой скамейке рядом с печью.
– Ночью ты будешь спать в обнимку со мной, – Кир шевелит ярко красные головёшки кочергой. – Там в комнате кровать как раз напротив печки, она её согреет.
Кир ставит на чугунную плиту банку тушёнки и с помощью ножа вытаскивает пластиковую пробку из бутылки.
– А картошку варить будем? – спрашивает Алёнка.
– Нет, сегодня у нас будет царское блюдо. Сейчас углей побольше будет – печёнку сделаем.
– Классно! – Алёнка хлопает в ладоши. Красноватые блики от пламени играют на её раскрасневшемся лице, а в глазах отражаются два ярких огонька.
– Ты сегодня музыку обещал.
– Точно! – Кир идёт в соседнюю комнату, откуда приносит старую шестиструнную гитару, потрескавшийся корпус которой сплошь обклеен круглыми наклейками с улыбающимися лицами ГДР-овских красоток.
– Что тебе спеть? – Он с профессиональной серьёзностью пощипывает струны и крутит винтики на грифе.
– Что знаешь, то и пой.
Первая пришла на ум песня про Зойку.
«Написала Зойка мне письмо,
А в письме два слова: «не скучай»…
Он уверенно с отскоком бьет по струнам, перебирая на грифе три знакомых аккорда.
«Зойка, когда я на тебя смотрел,
Зойка, я задыхался и хрипел…»
Алёнка облокотилась подбородком на ладони и с улыбкой слушает пение Кира. Её глаза снова превратились в глаза хищной влюблённой кошки.
Потом был «Гоп-стоп».
Потом была «Восьмиклассница» Цоя.
Потом «Поплачь о нём…» Чайфов.
Он поёт одну за другой, пока Алёнка запекает в печке картошку.
После ужина, захмелевшая Алёнка просит спеть его ещё что-нибудь.
«В Афганистане, в Чёрном тюльпане
С водкой в стакане мы молча летим над землёй…
По мере исполнения песни лицо Алёнки становится серьёзным.
– Мрачная песня, она мне не нравится, – говорит она, когда Кир закончил.
– Почему? Классная песня…
– Она не твоя… тебе не идёт её петь.
– Странно, что ты так думаешь. Песня то про армию и скоро мне туда…
– Ты туда не пойдёшь! – Перебивает она, в её голосе слышен металл, а в глазах пылают два пожара.
Глава 6. СЕДЬМОЙ ДЕНЬ.
Печка давно отдала своё последнее тепло, и теперь холодно даже под толстым ватным одеялом. Они лежат сжавшись в один тугой комочек, укрывшись с головой. Проснулись уже давно, но вставать не хочется.
– Холодно, как на улице, я чуть нос не отморозил. – Кир попытался вынырнуть из под одеяла, но тут же вернулся обратно. Через минуту он предпринял ещё одну вылазку, во время которой схватил в охапку всю их одежду, сброшенную на пол, и засунул её под одеяло.
– Ну всё, романтики мне теперь надолго хватит. – Алёнка натягивает колготки, не вылезая из под одеяла. – Теперь живём только в гостиницах.
Эти слова, сказанные уверенным тоном, и обещающие долгую перспективу их совместных странствий, снова заставляют Кира задуматься.
– Котёнок, как ты думаешь, сколько мы так сможем?
– Сможем что?
– Ну…зарабатывать таким образом, жить по гостиницам.
– А я об этом не думаю – голос Алёнки становится холодным, как у женщины робота. – Ты же сам учил меня жить сегодняшним днём. Как видишь, я оказалась способной ученицей. А тебе что-то не нравится?
– Мне всё нравится, Котёнок! Ты даже не представляешь как мне с тобой хорошо. Просто…– Кир выныривает из под одеяла и садится на кровати, – просто чем дольше я с тобой нахожусь, чем больше к тебе привыкаю, тем сильнее боюсь тебя потерять. Мы с тобой очень рискуем. Поверь, с таким образом жизни в любой момент любой из нас может попасться. Понимаешь, о чём я говорю? – он прижимает к себе голову Алёнки. – А на мне сейчас ещё этот военкомат, тебе училище надо закончить. В конце концов, есть родители, которые будут нас искать.
– Игорь, что с тобой? – она поднимает на него глаза полные укора. – Это не ты сейчас говоришь…не твои слова. Это не слова человека, которого я полюбила.
– Да, наверное…я сам себя не узнаю, что-то быстро меняется во мне сейчас. Но я вижу, что и в тебе тоже.
– Не понимаю, к чему этот разговор. Ты что сливаешься? Батарейки сели? – тон Алёнки становится насмешливым. – Ты сейчас превратился в нудного серого запуганного жизнью мужичка, говоришь какую-то ерунду… Хочешь в армию свою слиться?
– Да, я стал бояться. Я боюсь всё поломать именно сейчас, когда оно только начинается. Чем больше я в тебя влюбляюсь, тем больше думаю о том, как мы будем жить дальше. Ты заставила меня задуматься о будущем. Я хочу видеть нас там весёлыми и счастливыми. Я хочу видеть наших детей, понимаешь? – Кир берёт её за плечи и усаживает на кровати. Сейчас они смотрят друг на друга с расстояния вытянутой руки, как будто решают самый главный вопрос.
– Давай я схожу в эту армию. Через полгода комиссуюсь, обещаю тебе. А ты пока с учёбой разберёшься. Как вернусь, мы с тобой поженимся. Ты слышишь, Алёна? Выходи за меня замуж, – он трясёт её за плечи, как глубоко спящего человека, а она сидит молча приоткрыв рот и её глаза начинают наполняться слезами.
Наконец, она начинает говорить, через силу, сдерживая спазмы в горле.
– Ты правильно боишься всё поломать. Но ты это сделаешь, если кинешь меня сейчас…– слёзы текут по её щекам, но она смотрит на Кира пристально не отводя взгляда.
Кир крепко прижимает её к себе. Ему тоже хочется рыдать, от предчувствия кратковременности и хрупкости этого прекрасного мира, в котором он находится всего несколько дней.
– Ну что ты Котёнок, шепчет он ей на ушко, – я тебя никогда не кину, буду с тобой всегда.
***
Они идут по узкой вытоптанной тропинке от дома к дороге. Насыпавший за ночь снег искрится на ярком солнце и режет глаза ослепительной белизной.
Алёнка идёт впереди уверенным шагом.
– Обещай, что этот день будет мой, – говорит она, не оборачиваясь.
– Это как? – спрашивает Кир.
– Сегодня я хочу всё делать сама, а ты будешь меня прикрывать. –
Она похожа на командира партизанского отряда на ходу отдающего последние распоряжения перед боем. Подойдя к дороге, она уверенно вскидывает руку, и серая девятка тут же пытается остановиться, ещё долго скользя по наледи. Алёнка уверенно открывает дверь, и голосом, не терпящим противоречий, кричит в салон: «В аэропорт! Только по пути на Котовского заедем за чемоданами».
«Соображай и действуй быстро. Используй любую представляющуюся возможность».
Пока Кир интересуется у продавца ценой на норковые шапки, Алёнка заходит в палатку с обратной стороны.
Краем глаза, Кир видит как она снимает с крючка чёрный норковый берет и вешает вместо него свою старую формовку. Одев берет на голову, она как ни в чём не бывало продолжает ходить между рядов, разглядывая товар, а потом так же не спеша, выходит из палатки и растворяется в толпе. Ей понадобилось на это не более трёх минут. Она оказалась способной ученицей, настолько способной, что Киру становится страшно.
«Включи обаяние. Используй на полную катушку те сильные стороны, которыми наделила тебя природа».
С «Ленинского» они перебрались на «Тучу». Стоя у соседнего прилавка, Кир уже пятнадцать минут наблюдает, как Алёнка флиртует с очередным черноусым красавцем.
– Да какая это Италия? Я скорее поверю, что ты итальянец, чем эти сапоги. Кстати ты чем-то похож.
– А ты была знакома с итальянцами?
– Лично нет, а в кино видела. В «Спруте» этот… как его…– она щёлкает пальцами.
– Комиссар Катани?
– Нет, другой, который убийца наёмный был. Здоровый такой. Вот на него ты похож.
Итальянский киллер тем временем наклоняется за очередной парой сапог.
– Померяй вот эти – он достает пару коричневых сапог с длинным голенищем. – Тебе за полцены уступлю. Кстати, ты что сегодня вечером делаешь?
– А ты у каждого покупателя этим интересуешься? Это как-то влияет на размер скидки? – заигрывающий тон Алёнки пробуждает в Кире нотки ревности.
– Нет, я серьёзно. Можем где-нибудь посидеть, шашлык-машлык покушать, – голос кавказского ловеласа становится томным, он почти мурлычет.
– Шашлык-машлык говоришь? Пока не знаю. Вечером позвони. Телефон есть куда записать? – Кавказец ныряет в палатку, видимо в поисках ручки, Алёнка заходит за ним.
– Давай я ещё эти заодно померяю. – Теперь они находятся вне поля видимости и Кир может слышать только отрывистые фразы и звонкий смех Алёнки в ответ на шутки юмориста-продавца. Внутри Кира всё разрывается от этого смеха, который в данный момент адресован не ему. « Она хорошая актриса. А если и со мной она тоже играет?» – Кир постарался отогнать от себя откуда-то прилетевшую дурную мысль.
Пора! Он подходит к прилавку и не может сразу же разглядеть их среди гор развешанного тряпья. Наконец он видит голову Алёнки в новом берете. Она сидит на стуле, а кавказец помогает примерять ей сапоги, поэтому его не видно из за прилавка. Прямо сейчас можно под завязку затариться шмотками и свинтить, но сегодня первую скрипку играет Алёнка.
– Уважаемый!
Голова в серой кепке выныривает из-под прилавка.
– А перчатки можешь мне показать вон те, с мехом.
– Подожди, дорогой, я занят…
– Да я уже и так долго жду брат. У тебя, я вижу, там длинная история, ты просто покажи, а то времени нет.
Продавец поднимается с недовольным видом, и даёт Киру пару коричневых перчаток. Он долго рассматривает перчатку, одев её на руку, сжимая и разжимая кулак. Боковым зрением он видит, что голова Алёнки пропала под прилавком.
– А сколько стоят?
– Две, брат.
– Ээ брат…на Привозе такие же косарь стоят.
– Ну так и езжай на Привоз, брат, – раздражённый усач сдёргивает перчатку с руки Кира и поворачивается к ожидающей его клиентке.
Алёнка выходит из палатки только через десять минут. Помахав ладошкой своему новому другу, она решительно направляется вдоль рядов. Кир нагоняет её только у центрального выхода.
– Ну что, получилось?
Она на ходу достаёт из кармана пальто кожаный кошелёк огромных размеров и вытащив его содержимое состоящее из плотной пачки тысячных купюр, небрежным жестом швыряет его себе за спину. Кир оглядывается по сторонам и убедившись, что никто не заметил этого голливудского жеста, возвращается и подбирает кошелёк. Потом хватает Алёнку за руку и быстро тащит её по узкой тропинке ведущей в частный сектор. Он торопливо увлекает её подальше от рынка.
– Куда мы так бежим? – смеётся запыхавшаяся Алёнка. – Он до вечера в свою барсетку не заглянет.
– А если сдача понадобится? – Настороженный тон Кира разбивается об её безмятежное хладнокровие.
Ученик превзошёл учителя.
Они пришли на пустырь под пешеходным мостом. Кир закуривает, а Алёнка несколько раз со смаком пересчитывает добычу.
– Восемь, хм не плохо, – но на её лице нет счастливой удовлетворённости. Она не достигла оргазма! Она хочет продолжать!
– Может в ЦУМ сходим?
– На сегодня хватит, – угрюмо говорит Кир.
– Почему? До вечера ещё уйма времени.
– Котёнок, ты сегодня и так отлично поработала. Тебе что. Мало этого?
– А я ещё хочу, – она включает капризного ребёнка. – Ты обещал, что сегодняшний день будет моим.
– Ну ладно, – сдаётся Кир. – Только давай договоримся, что завтрашний день будет только моим. Это значит, что мы будем жить по моему плану.
ЦУМ ещё продолжает хранить традиции советских магазинов. В огромных пустынных отделах вялые продавщицы в голубых халатах либо спят, облокотившись о прилавок, либо сбиваются в маленькие кучки собирающие сплетни и беседующие на житейские темы.
Отделы «Канцелярия», «Книги», «Бытовые товары» одними своими названиями наводят скуку и делать там точно нечего.
Отдел «Сувениры» который мог представлять какой-нибудь интерес для потенциальных покупателей закрыт на учёт.
Они не спеша ходят по огромным пустым залам, пока не подходят к отделу с названием «Игрушки».
– Зайдём? – оживляется Алёнка.
Кир пожимает плечами, и они заходят в большой зал, заставленный деревянными стеллажами с игрушками.
Кир проходит вдоль рядов железных самосвалов, маленьких пожарных машин, его взгляд скользит по полке заваленной всеми видами холодного и огнестрельного оружия сделанного из пластика и останавливается на полке с солдатиками. Пластиковые фигурки ковбоев и индейцев, которые были так дефицитны и недосягаемы во время его детства, теперь в большом изобилии расставлены на полке. У Кира появилась горькая мысль, что теперь, когда предмет его давних мечтаний находится на расстоянии вытянутой руки, он ему уже не нужен и не представляет никакого интереса. И всё равно, что-то не так давно забытое и приятное заставляет его взгляд надолго задержаться на фигурках ожесточённых, вооруженных до зубов людей. Ностальгию по детству прерывает Алёнка, которая появляется перед ним в руках с огромной куклой, одетой в розовое платье.
– Я хочу её! – она переводит горящий взгляд с кукольного лица на Кира.
– С детства о ней мечтала, просила у мамы, когда сюда приезжали. Она всё кормила меня завтраками: когда четверть закончится, когда год без троек закроешь. Вот уже и школа пролетела, а она всё здесь стоит, меня ждёт. – Всё это время она смотрит на куклу, как будто это обращение адресовано ей.
Кир смотрит на табличку приклеенную к платью куклы : «цена 1000 руб.».
– Пойду в кассу, пробью, – говорит он, испытывая последнюю надежду.
– Нет! Так она мне не нужна. – Алёнка медленно крутит головой.
– Слушай, Котёнок, ты её не вынесешь отсюда. – Он хватает её за плечи и в лицо его брызгает краска. – В этом магазине на выходе ментовский пост. Ты его видела?
– Если боишься, можешь отойти в сторону, как будто мы не вместе. Я без неё не уйду! – её голос становится жёстким, она похожа на Зомби, на человека, который находится под глубоким гипнозом и которому бесполезно что-либо объяснять.
– Зачем ты так? – глаза Кира заблестели. – Хочешь попасть из-за этого, – он тычет пальцем в куклу. – Бери её и пошли.
«Проявляй фантазию. Используй всё то, что находится под руками».
Она резкими движениями выдёргивает из-под пальто синий мохеровый шарф и раскидывает его на сером цементном полу, кладёт на него куклу и несколькими уверенными движениями обматывает её с головы до ног. Теперь из-под шарфа виднеется только фрагмент розового личика. Алёнка берёт спелёнанную куклу на руки, а оставшиеся торчать пластиковые ноги в белых туфельках, на которые не хватило шарфа, она запихивает за отворот пальто. В считанные секунды на глазах у Кира она перевоплотилась в мамашу с грудным младенцем на руках.
Пожилой мужчина придерживает тяжёлые стеклянные двери, когда молодая пара с младенцем выходит из магазина.
«Входи в роль полностью. Забудь кто ты. Ты тот, кого сейчас играешь»
– Мне идёт быть матерью? – она поворачивает к нему горделиво поднятую вверх голову.
– Ты будешь самой красивой и лучшей матерью на свете. – В его словах звучат нотки обречённости, но Алёнка не хочет их замечать.
– Тогда пошли ещё куда-нибудь…
«Никогда не повторяйся! Запомни, каждый клиент индивидуален. Каждый раз изобретай что-нибудь новое».
***
– Обожаю электрички! И почему я раньше их ненавидела? – запелёнанная кукла падает на диван. Рядом с ней падает огромное красное портмоне. – Это той барыжки, которая спала у прохода.
– А это тебе, мой хороший! – Коробочка с туалетной водой «La coste» вручается в руки Киру. Запаянные в прозрачный пакет синие джинсы с цветастой надписью на лэйбе “Malvina” тоже падают на диван. – Это пока не знаю кому, посмотри, мужские, или женские.
– Спасибо, Котёнок! – Кир прижимает Алёнку так сильно, как будто боится, что она выскользнет из его объятий и пропадёт навсегда.
Сегодняшний день стал для него просто кошмаром, и он не мог дождаться, когда он закончится.
Последней их гастролью на сегодня стал проезд в электричке из Таллицы до Тюмени. До Таллицы они добрались на такси, а там сели в электричку из Екатеринбурга, заполненную барыгами возвращавшимися с рынка. Идея такого путешествия пришла в голову Алёнке, которая часто ездила этой электричкой из дома. Прокуренные тамбуры и проходы вагонов были завалены клетчатыми баулами с барахлом. На деревянных лавках плотными рядами сидели ядреные красномордые бабы, одетые в валенки, цветастые пуховики и пуховые шали; мужики в тулупах, с поднятыми огромными воротниками, пропитках и дублёнках. В вагонах было холодно, изо рта у всех валил пар, и сильно пахло спиртным.
За два часа пути они посетили все восемь вагонов, нигде не задерживаясь подолгу. Роль молодой мамаши давала Алёнке очевидное преимущество. Ей уступали место, перед ней раздвигали тяжёлые баулы, чтобы она могла пройти.
Люди с невеликой охотой, скорее для галочки, раздвигающиеся на лавках, чтобы освободить место матери с ребёнком, не замечали, как цепкий взгляд мечется от сумки к барсетке, от расстёгнутого тулупа до оттопыренного кармана.
Взгляд ястреба, высматривающего жертву.
После того, как обстановка была оценена, оставалось только обработать потенциального клиента. Никто не замечал, как одна рука мамаши высвободившись из под свёртка, залазит в сумку поблизости и тщательно копается в содержимом. Она выбирает на ощупь понравившуюся вещь, вытягивает её из сумки и кладёт за отворот пальто. Посидев несколько минут на одном месте, мамаша спохватывалась, как будто что-то забыла, или проехала станцию и направлялась к тамбуру. В тамбуре ждал Кир, который перегружал в свой пакет добычу.
***
В гостиницу возвратились уже поздно вечером.
– Открой шампанское! – глаза Алёнки возбужденно горят. Она нисколько не устала в отличие от Кира. Она на верху блаженства. Она достигла…
Кир задумчиво ковыряет фольгу на бутылке.
Она обнимает его сзади и шепчет на ухо:
– Я знаю, что ты переживал! Я тебя люблю!
Мурашки снова бегут по его телу, от макушки до самых пяток. Он борется с искушением велящим обнять её сейчас, забыть про всё. Оставить всё как есть и будь что будет. Но другая, более холодная и разумная его часть напоминает, что решение уже принято, и настала пора действовать.
– Сигареты забыл купить, – он хлопает себя по карманам. – Смотаюсь в магазин по быстрому, а ты пока на стол приготовь, хорошо?
– Ты не долго? – В глазах Алёнки растерянность.
– Нет, тут магазин в трёх шагах, ты же знаешь.
– Возвращайся быстрей, – в её взгляде он вдруг замечает страх. Страх возможной потери чего-то очень дорогого. Этот страх, наверное, отражение его взгляда, который он торопится спрятать.
– Я мигом! – он целует её в щёку, накидывает аляску и выбегает из номера.
В фойе на первом этаже гостиницы он ныряет под козырек прикреплённой к стене телефонной будки.
Палец быстро стучит по железным кнопкам автомата.
– Алло, Макс, это я, узнал?
Размытый до неузнаваемости голос на другом конце трубки язвит что то вроде: «Какие люди, чем обязаны…», но Кир обрывает этот монолог.
– Макс, мне некогда. Дело есть. Слушай сюда…
***
Стол получился праздничным. Кир наблюдает за Алёнкой, которая мечется от салями, до нарезанного ломтиками сыра, мыча от удовольствия, жуёт оливки, и время от времени глотает из стакана шампанское. Её рот набит так, что щёки немного раздулись, как у ребёнка, дорвавшегося до запретных вкусняшек.
Временами она поднимает глаза на Кира и смущённо улыбается, прикрыв набитый до отказа рот рукой.
– Что ты на меня так смотришь? – спрашивает она, когда первый приступ голода побеждён.
– Как?
– Как тогда, когда мы встретились в первый раз. – Она вспоминает эту встречу, как будто она была много лет назад, хотя прошло всего лишь несколько дней.
– Я просто влюбляюсь в тебя всё сильнее с каждым днём… – голос Кира предательски дрожит и это снова пробуждает у Алёнки подозрение.
– Такое ощущение, что это наш последний вечер. – Она мгновенно становится серьёзной и её отсутствующий взгляд направлен куда-то поверх бутылки с шампанским.
– С чего ты это взяла, Котёнок, – Кир садится на корточки рядом с ней и обнимает за талию, уткнувшись подбородком в мягкую грудь.
– Какое-то предчувствие появилось.
– Плюнь ты на эти предчувствия. Мы будем вместе всегда, что бы не случилось. Если даже… – Кир осёкся, понимая что начал говорить лишнее, но видит, что уже поздно и, глубоко вдохнув, продолжает – …что-то нас разлучит, я всё равно найду тебя, и мы будем вместе.
– Правда? Не врёшь? – в её словах слышится отчаянье, и она заглядывает ему в глаза, словно ребёнок пытающийся определить, сколько процентов правды в словах родителя.
– Я тебе никогда не врал! – После этих слов он чувствует, как внутри него что-то оборвалось и с грохотом полетело вниз. Чтобы скрыть это чувство, он глубже утыкается носом в ложбинку между её маленьких грудей.
Всю ночь он не отпускает её от себя, сжимает её нежное хрупкое тело со всей силы, до стона, пытаясь впитать в себя всю её такую близкую и такую непостижимую и недосягаемую.
Весь остаток ночи он не спит и смотрит на её вздернутый носик и подрагивающие во сне тонкие губы.
«Котёнок! Я делаю это ради нас с тобой!»
