Олег Механик
Система
Глава 6. КИЧА
15 сентября 1994 г.
В камере, куда посадили Кира, оказалось две пары тварей по версии Талыбова. Там были два боксёра и два лыжника. Только он оказался единственным представителем тварей под названием алкоголики. Серая камера с растрескавшимися стенами и маленьким зарешёченным окошком под потолком производила гнетущее давящее впечатление. Из убранства были только шконки вертолёты, которые назывались так за то, что они складывались и крепились к стене, так, что полежать днём не было никакой возможности. Можно было только сидеть на корточках или прямо задницей на грязном бетонном полу. В первый раз оказавшись в помещении три на два метра, куда его привёл выводной, Кир увидел четырёх человек вразброс сидящих по стенкам. Подходя и здороваясь с каждым за руку, он сразу же стал понимать кто есть кто. Затравленные взгляды щупленьких парнишек которые представились Славой и Колей, говорили о том, что они в лучшем случае дизертиры. Славик, лицо которого было густо посыпано прыщами, был одет в голифе и гимнастёрку образца 1917 года. Кир удивлённо разглядывал его прикид. Он думал что такое сейчас могут носить только на Мосфильме, когда снимают кино про гражданскую войну. Его сосед был тоже облачён в странную форму . Зелёный китель с голубыми погонами. Общевойсковые лычки запутывали всё дело. Было непонятно кто этот человек с признаками лётчика и пехотинца. Угрюмый коренастый парень, представившийся Жекой, скорее всего был боксёром. Но по содранному лбу, распухшему носу и огромным похожим на синие очки фингалам вокруг глаз было видно, что он здесь не один боксёр. И скорее всего в выяснении отношений победил другой боксёр. И этот другой боксёр сидел здесь же.
– Ибрагим! – черноволосый парень с щетинистым лицом улыбается тонкими губами. Он сидит широко расставив ноги, упироаясь в коленки кроткими толстыми руками. Ибрагим протягивает Киру широкую ладонь, и в момент рукопожатия, чуть тянет руку на себя, так что Кир не удерживает равновесия и шлёпается на пол рядом с кавказцем.
– Эй ты чё, пьяный? – смеясь спрашивает назвавший себя Ибрагимом . Кир понимает, что именно сейчас настал момент, когда нужно поставить себя в новом коллективе.
– Мне уже сегодня задавали этот вопрос, – говорит он открыто улыбаясь кавказцу.
– И чё ты ответил?
– Не помню, – говорит Кир и видит ответную улыбку и интерес в глазах Ибрагима. – Думаю, что за это меня и закрыли. – Он достаёт пачку Мальборо и угощает нового собеседника сигаретой.
– Где нажрался, то. Сам откуда? – начинает допрос Ибрагим.
Кир, зная, что хорошее знакомство легко завязывается с весёлой истории, придумывает такую историю на ходу. Он рассказывает, что стоял в карауле с корешем, которому накануне прислали посылку. В этой посылке была бутылка ядрёного самогона, которую они и приговорили прямо на посту. Пойло оказалось настолько забористым, что он не мог стоять, а ползал на четвереньках, таково было притяжение земли. Последнее что он помнит это то, что залезает в штабной Уазик, чтобы перекемарить на заднем сидении. Очнулся уже средь бела дня от тряски и понял, что Уазик куда-то едет. На переднем сидении он увидел водителя, а рядом с ним генерала, командира части. Они ехали куда-то по делам и даже не заметили, что на заднем сидении спит тело. Заметили только через два часа, когда генерал зачем-то назад повернулся. На этом Уазике его и привезли на кичу, которая оказалась как раз неподалёку. Вот так он и схлопотал свои пятнадцать суток.
История рассмешила всю камеру. Зажато, как-будто стесняясь хихикали лыжники Славик и Коля; держась за бок громко хохотал Жека, у которого видимо были сломаны рёбра; прыскал в ладони Ибрагим.
– Смешной ты! –Ибрагим больно треплет за плечо сидящего рядом Кира. – Смотри какой дохлий, а вино пьёшь.
– Да, бросать надо. Пока не пил, был высоким стройным блондином с голубыми глазами. – Повисает пауза, во время котрой Ибрагим смотрит в упор на Кира своими карими глазами. По его напряжённому лицу видно, что он переваривает трудную для него шутку. Внезапно Ибрагим начинает смеяться, и вместе с ним громким хохотом взрывается вся камера.
***
Первые два дня на губе пролетели весело, как обычно бывает при резкой смене обстановки и знакомых. Так случается, когда едешь в поезде с весёлыми соседями по купе. Каждый рассказывает свои истории смешные анекдоты, и время в дороге пролетает быстро и весело. Но на третий день Кира начала одолевать тоска. Внутри него постоянно свербила мысль, что его так долго нет там, и как то всё движется и происходит без него. К нему никто не заезжает, как будто все забыли. Мысль о том, что он внезапно стал ненужным, в конце концов, стала вгонять его в депрессию. Распорядок дня здесь был однообразный. Утром подъём, перекличка, потом приносили завтрак. Невкусную пресную бурду приносили в бачках, откуда разливали по котелкам. После завтрака, обычно были нехитрые работы, типа подметания маленького плаца, или мытья камер и коридоров. Лыжники Славик и Коля с энтузиазмом и рвением делали всю работу за Ибрагима и Кира , а Жека освободился уже через день после заезда Кира на кичу.
Кир и кавказец крепко сдружились, и всё свободное время болтали за жизнь. Кир рассказывал Ибрагму про свои приключения на гражданке, стараясь не касаться службы в армии и «Системы», а тот в свою очередь рассказал про себя. Родом он был из Ингушского села Вайнах, откуда не выезжал до своих двадцати лет. Пока они с отцом пасли баранов, старшие братья и дядьки уезжали на большую землю, и оттуда уже не возвращались . Приезжали на побывку разжиревшие, довольные жизнью и говорили, что все деньги крутятся там, в Москве. Жизнь в селе в последнее время, стала бедной и неспокойной. У многих односельчан появилось оружие, а мать и тётки всё чаще говорили о приближении чего-то страшного непоправимого. Он спустился с гор только с весенним призывом. Попав в часть он быстро адаптировался к ситуации и из колхозника превратился в авторитетного служивого. Он быстро просёк, как нужно ставить себя в коллективе, где уважается грубая мужская сила, в которой у него не было недостатка. Большая часть его сослуживцев оказалась морально и физически слабее его, и он быстро почувствовал кайф от управления людьми. Несмотря на грозный внешний вид и показную жестокость Ибрагим был человеком совсем не злым и справедливым. Он научился многие проблемы решать языком и использовал огромные кулаки в самых редких случаях. Один из таких случаев и привёл его на Губу. Он дал по чавке лейтенанту, который оскорбил его земляка, применив грязные эпитеты в отношении его матери. Дело пахло не то что губой, а дисбатом, но пока ограничились пятнадцатью сутками. Ибрагим подозревал, что на этом шакальская братия не остановится, а в последствие попробует упечь его на дисбат, поэтому принял решение по окончании срока, не возвращаться в часть, а уехать домой.
– Сейчас там у нас какие-то нэздоровые движения пошли. Отэц пишет, совсем нэспокойно стало, даже братья из России возвращаются, говорят вайна будэт. – Ибрагим глубоко втянув дым из папиросы задерживает его в лёгких и передаёт папиросу Киру. Один из выводных оказался земляком Ибрагима, поэтому он пользуется здесь большими привелегиями. Теперь они могут опускать вертолёты и спать днём, и даже курить травку во время прогулок.
– С кем война то? – спрашивает Кир и со свистом через натянутые губы втягивает ароматный дымок.
– С кем? – Ибрагим так же медленно выдыхает дым и перебирает левой рукой круглые костяшки чёток. – С врагами! – очевидность и простота своего же ответа веселит его, и он начинает хихикать. Кир подхватывает его веселье и они вместе заливисто хохочут.
20 сентября 1994 г.
На пятый день срока появился Емеля. Он договорился с одним из выводных и тот устроил короткое свидание.
«У Вас пятнадцать минут» – говорит усатый старшина, подводя Кира к железным воротам, с задней стороны здания комендатуры. Воротами не пользуются, и на них висит огромный замок, зато есть большая щель между створками, через которую можно увидеть собеседника и даже принять посылку с воли.
– Привет, братан, – Кир протягивает руку, через щель в заборе. Ну как там дела у Вас?
– У нас-то нормально. Всё движется, только без тебя плохо.
Кира смущает тот факт, что без него всё движется, но он не подаёт виду.
– Томилов чё нибудь решил? Когда меня выдернут отсюда?
– С этим проблемы, Кир. Манюров закусился не на шутку. Похоже, что тебе придётся до конца здесь чалиться. Осталось то уже не много, – решает подсластить горькую новость Емеля.
– Немного? Пять дней! – Кир возмущённо сплёвывает в сторону. – Сука, значит так он поступает с людьми, которые ему столько добра сделали. Ну ничего, я вернусь и тогда всё изменится.
– Да всё нормально будет, братан, не переживай ты так. Все успокоятся и забудут и всё будет по прежнему. – Емеля пытается утихомирить разгневанного друга.
– Они может быть и забудут, зато я ничего не забуду. Кто сейчас всем рулит?
– Вместо тебя пока Медный. – Смущаясь говорит Емеля.
– Дай закурить, – Кир достаёт из пачки сигарету, прикуривает и долго молчит, только выкурив сигарету и втоптав окурок в землю он начинает говорить. Но голос его вдруг осип, изменился, как будто он вдруг что-то осознал.
– По борту меня решили пустить? – Кир понимает, что те пьяные речи про генералов стали его проклятием. Зачем он говорил всё это? Не прошло и нескольких часов, как из генерала он превратился в говно.
– Да ты чё, гонишь? Ни укого даже мыслей таких нет, – Емеля недоумевает, что вдруг произошло с другом, и на каком этапе он вдруг так поломался, но Кир вдруг очень быстро успокаивается.
– Ладно, это я так. Принёс чё нибудь вкусненького?
Через щель в воротах Емеля просовывает пакет, со сладостями и двумя блоками сигарет.
Этим вечером Кир был растерянным и подавленным. Он не разделял веселья Ибрагима и сидел подпероев голову, и, уставившись на окошко в двери, через которое баландёры передавали пищу. В него не лезли даже принесённые Емелей конфеты, которые с удовольствием поедал Ибрагим. Кавказец запойно мурлыча выедал из фантиков сладости, так, что всё вокруг его тонких губ, как у малого ребёнка, было угваздано в шоколаде. Иногда он швырял конфеты Славику и Коле, которые радостно ловили угощение.
– Зачем такой грустный, брат, – слегка опьяневший от сладкого удовольствия кавказец, кладет тяжёлую руку на плечо Кира.
– Всё нормально брат, так, чего-то вдруг домой захотелось.
– А ты не возвращайся. Чу̀хай так же как я, когда срок подойдёт.
– И что я буду делать дома? Дизертир без документов. Да меня заметут через несколько дней. И тогда уже реальная Кича, – грустно отвечает Кир, продолжая смотреть на дверь.
– Тебе, Ибрагим, хорошо. Ты в свои горы заберёшься, тебя там ни одна собака искать не будет, а у меня другое дело.
– Поедем со мной! – оживляется кавказец. – Поживёшь пока у мэня. Отец у мэня вот такой. С матэрью познакомлю. Вино будэм пить, на охоту ходит будэм. Отсидишься пока, а там вернёшься.
– Спасибо, конечно, но давай я лучше потом в гости к тебе приеду, – улыбается Кир.
– Конечно приезжай брат! Отвечаю, ничего для тэбя не пожалэю. Кстати мэня через день выпускают. Так что завтра получается мой последний дэнь в армии.
Всю ночь Кир не мог заснуть. От жёсткой шконки болели бока, а звериный храп Ибрагима, не давал даже шанса сомкнуть глаз. Но главной причиной бессонницы были роящиеся в голове мысли.
«Четыре дня. Ещё четыре дня в этой серой конуре. Сейчас досуг скрашивает Ибрагим, но после завтра и он откинется.Тоска… – он смотрит на потолок в котором луна проецирует блик от маленького окошка, так, что решётка теперь оказывается даже на потолке. – Где-то там, в роте происходят безостановочные движения. «Система» на пике своего совершенства. С каким удовольствием он занялся бы сейчас делами. Но раньше этих четырёх дней ему отсюда не выбраться. Да если даже и выберешься, то туда всё равно не попадёшь. Эти дни можно было провести на гражданке с Алёнкой. –
Мысли об Алёнке совсем прогоняют сон, и в голове начинает крутиться бесконечная кинолента от их первой встречи, до последнего свидания там, в тамбуре общаги. Он переживает всё заново. Чувствует маленькую руку в пуховой рукавичке, которая пытается вырваться из его ладони, чувствует, как её волосы приятно щекочут его лицо, когда она упала на него сверху, там на горке. Он слышит песню «Аэросмитов» и видит её танцующую в мокрой рубахе из-под которой видны торчащие вверх груди. Вот она качается на качели и, хохоча как маленькая девочка, запрокидывает назад голову. А на этой картинке она уже серьёзная в большом норковом берете и с куклой, закутанной в синий махеровый шарф. И финальная сцена, когда они стоят в тамбуре, прижавшись друг к другу лбами. Он ощущает тепло её гладкого высокого лба, где то в районе выше бровей и вдруг ему хочется оказаться там, рядом с ней. Лучше бы он провёл эти дни там. Но как это сделать? Сбежать с кичи? Может это и возможно, но дальше то что? Тогда он человек без будущего, которому в лучшем случае будет светить срок. И тогда ему будет заказан путь назад в роту, к друзьям, к «Системе». Вот если бы покинуть эту хату на три дня, а к концу срока снова оказаться в ней. Но как? – вдруг шальная мысль, словно молнией озаряет его голову.
«Ибрагим!» – его подбрасывает на шконке, он садится по-турецки и закуривает.
21 сентября 1994 г.
Наутро торжественный, одухотворённый вид Ибрагима говорит о том, что его жизнь накануне больших перемен.
– Сэгодня вечером всэх угощаю, – говорит он после развода соседям по камере. – Вино пит нэ будэм, это грех. А вот шмальнём от души. Сэгодня брат мне хороший план подгонит. Бурый, афганский…
Пришедшей ему в голову ночью мыслью, Кир решается поделиться с Ибрагимом только после завтрака, когда Славик и Коля ушли в очередной наряд, а они раскинув вертолёты лежали на шконках друг на против друга.
– Ну что ты рад, братишка? Завтра для тебя всё закончится, – спрашивает Кир.
– Знаешь, даже нэмного грустно. Мнэ ведь в армии нэ так плохо было. Даже очень нэ плохо. Если бы не этот шакал поганый… – Ибрагим закинул руки за голову, и, широко открыв глаза, смотрит в потолок.
– А добираться как до дому будешь?
– Придётся на попутках. На поезде и на электричке палево, да и дэнег нэту. Братва нэ много подгонит, но этого мало будет.
– А на попутках думаешь бесплатно будет? – Киру начинает казаться, что он нащупал правильный путь.
– Если понемножку, между населёнными пунктами, километров по сто проезжать, то бесплатно довезут.
– Так ты до своих гор, к новому году только доберёшься.
– А что, есть другие варианты? – больше не спрашивает, а констатирует факт Ибрагим.
– У меня есть к тебе предложение, Ибрагим, – Кир садится на шконке. – Я могу достать для тебя пятьдесят кусков, и тогда ты по-человечески сможешь до дома добраться. Да и там подарки своим купишь, и ещё останется погулять.
– Так, что для этого я должен сделать? – Ибрагим тоже садится.
– Ты правильно понимаешь брат. Нужно кое-что сделать. Ты читал книжку «Граф Монте-Кристо»?
– Я, брат, книжек вообще нэ читаю. А кино смотрэл. Там вроде из тюрьмы кто-то сбежал.
– Да этот самый граф и сбежал. Вместо своего сокамерника. Тот умер, а он вместо него в мешок себя зашил, мертвецом притворился и его в море выбросили.
– Ну-ну припоминаю, и что.
– Я предлагаю почти тот же ход. Я выйду вместо тебя.
– Э-э пагади брат, я что умэреть должен? – растерянно улыбается Ибрагим.
– Нет, умирать не нужно. Слушай сюда, – Кир придвигается ближе к собеседнику. – На киче мы числимся в списках. Нас постоянно проверяют на утренней и вечерней перекличке. Так? – кавказец утвердительно кивает головой. – Если вместо одного арестанта на волю выйдет другой, как это смогут вычислить?
– По фамилии. На перекличке ты называешь свою фамилию.
– Твою фамилию может произносить тот, который останется вместо тебя.
– А выводной, сержант, соседи, они что нэ видят?
– Выводной твой земляк, сержанты меняются и по фамилиям никого не помнят, соседи вообще домашние парни. Когда соседи поменяются, они вообще знать ничего не будут.
Лицо Ибрагима сосредоточенно вытянулось, в глазах появился азартный блеск.
– То есть ты предлагаешь завтра уйти вместо меня? А дальше что?
– Три дня я гуляю, решаю свои вопросы, а потом возвращаюсь назад. Ты выходишь вместо меня, и где-то на этом этапе, мы снова меняемся. Дальше, я возвращаюсь в часть, а ты с деньгами едешь домой. В любом случае, что так, что этак к этому времени тебя объявят дизертиром, только с деньгами возвращаться куда надёжней.
– Это тема! Я согласен, брат! – Ибрагим крепко жмёт руку Кира.
– Тогда нужно быстро действовать. Времени очень мало. Главное, договориться с выводным. Пообещай ему десять кусков. Со Славиком и Колей перетрём вечером.
За обещанных Киром десять кусков выводной должен был сделать две вещи: согласиться на предложенное предприятие и дать ему возможность позвонить по городскому телефону.
После недолгих переговоров во время дневной прогулки, согласие выводного было получено.
– Ему конечно не нравится эта затея, он ради мэня это дэлает, нэ ради денег – Ибрагим только что вернулся из небольшого кармана в здании, на дальнем конце плаца, где он разговаривал со своим земляком. – Он говорит, если всё откроется, нам всем дизель светит.
– Он пусть успокоится. Закосит под дурачка. Откуда мол знаю, на перекличке откликался. А то что рожа другая, так память у меня на лица с детства слабая. Пусть если что так и говорит. А что касается нас с тобой, то он прав. И тебе решать.
– Я уже рэшил. Только дэньги когда будут?
– А насчёт телефона договорились?
– Да, после пяти, он проведёт тебя на дальнее КПП, оттуда позвонишь.
– Ну вот, если нормально дозвонюсь, тогда деньги можешь сразу получить. Здесь же не шмонают?
– Пусть попробуют. – Глаза Ибрагима агрессивно сверкают, словно он уже получил деньги и на них кто-то претендует.
– И ещё один момент – говорит Кир на пути с прогулки в камеру. – За тобой ведь кто-то приедет из части. И что они скажут, когда увидят, что им подсовывают другого солдата?
– За мной нэ приедут брат. Я на это и рассчитывал когда собирался чу̀хнуть. Мнэ ещё перед отсидкой пацан из части сказал, что они никогда назад с кичи не забирают. Тебе просто дают предписание, что через столько-то часов ты должен прибыть в свою часть. Если не приезжаешь в заданное время, автоматически становишься дезертиром.
– Отлично! Это была единственная деталь в плане, которая меня смущала.
Перед ужином выводной, которого звали Муса, провёл Кира в небольшую избушку из серого кирпича, с провалившейся по середине крышей. В избушке воняет псиной, а мордастый детина почему-то сидящий за школьной партой лузгает тыквенные семечки.
– Вадик, пойдём покурим. Пацану с девчонкой потрещать надо, говорит Муса школьнику переростку. Тот добродушно улыбнувшись пожимает плечами и они вместе с Мусой покидают избушку. Кир с трудом прокручивает пальцем тугой железный диск допотопного зелёного телефона. Городской номер КПП он записал, перед отъездом на губу. Как знал, что он может пригодиться.
– …училище. КПП№2. Рядовой Капитонов слушает, – трещит, до нельзя искажённый, убитым динамиком голос.
– Капитошка, привет! Это Кир. Слушай сюда! Быстро найди мне Емелю. Прямо сейчас, не вешай трубку и беги в роту.
В томительном ожидании он разглядывает убогий интерьер избушки. Этот древний телефон, развалившийся стул, школьная парта, неужели всё это было закуплено военной частью. Наверняка у какого-то вороватого шакала стоит дома или на даче новый лакированный стол, удобный мягкий стул и возможно кнопочный японский телефон. «В какой глубокой жопе находится армия. Тащат всё что можно, а с помощью таких как мы, утащат в десять раз больше» – мысли подобные этой всё чаще и чаще посещают Кира, когда он оказался здесь, на киче.
– Алё, Кир? – голос Емели наконец то появляется на проводе.
– Димка, слушай сюда! Возьми из кассы сто кусков, гражданку, любую, можно стрёмную, только чтобы всё было и боты и шапка. Размер мой знаешь. Возьмешь всё это и срочно вези сюда.
– Ты, чё там Кир, бежать вздумал?
– Давай действуй. Всё остальное при личной встрече. Дима, только никому ничего не говори, ни через кого не передавай, сам приезжай.
– Ещё бы, через кого я такое лове передам. Только не знаю, когда смогу. Может утром?
– Какой утром, братан! Приезжай сегодня, как можно скорее. Только не спались…Давай…жду. – Кир кладёт трубку и, под скрип прогнивших половиц выходит из избушки.
Ибрагим закатил вечеринку, как и обещал, только теперь цель мероприятия сводилась к введению в курс операции Славика и Коли. Муса притащил пакет с хавкой, где были чипсы в круглых жестяных банках, пакеты с фисташками, импортный плавленый сыр и даже палка салями. Славик и Коля жадно хрустели чипсами, выгрызали сыр из алюминевой фольги, давились фантой, которая периодически шла носом, до блеска вылизывали оболочку от колбасы. После нескольких затягов ароматного дыма, из предложенной Ибрагимом папиросы, они долго сидели приплющенные и молчаливые, в отличие от их бесконечно над чем то веселящихся сокамерников; но потом вдруг нашли утешение в еде. Пробудившийся после курева звериный аппетит, не давал им остановиться, пока содержимое всех пакетиков, коробочек и упаковок не было уничтожено. После банкета Ибрагим объяснил парням суть операции, и они безусловно согласились. Во- первых потому, что у них не было выбора, а во вторых, потому, что им было по барабану. Они не думали о том, что в случае обнаружения подмены, они станут соучастниками преступления, а может быть и думали, только потом, после того как дали согласие.
Емеля приехал поздно вечером, после десяти. Пузатый вещмешок с гражданкой пришлось перебрасывать через забор, а деньги Емеля просунул Киру в щель между воротами. На вопросы, что он собирается делать, Кир ответил, что расскажет всё позднее, когда вернётся.
«Сначала нужно сделать, а то сглазим заранее…» – этим железным аргументом он убедил друга, что открывать ему свой план пока рано.
– И ещё, – сказал Кир на прощание, – лучше пока никому не говори обо всём этом. Вообще никому.
22 сентября 1994 г.
На утренней перекличке состоялась генеральная репетиция, которая сразу же должна была показать, насколько осуществим план друзей.
Белобрысый с тоненькими усиками над обветренной губой сержант, держа перед собой красную глянцевую папку со списком арестантов, по очереди выкрикивает фамилии.
«Абрамов, Борисов, Дементьев, Зинчук…»
«Где-то здесь, сейчас» – Кир сосредоточенно прислушивается к звуку голоса проверяющего.
– Ивлоев! – Сержант наконец то дошёл до этой фамилии.
– Я! – спокойно и негромко отзывается Кир. Сержант произносит ещё несколько фамилий и доходит до той самой.
– Кирсанов!
– Я! – раздаётся бас Ибрагима сзади. Кир украдкой окидывает общий строй из сорока с лишним человек. Никто не показывает удивления, а сержант, дочитав список, захлапывает папку со словами «Перекличка окончена». Потом что-то рапортует командиру, но радостный Кир уже ничего не слышит.
– Освобождающиеся Абрамов, Ивлоев, Суриков, после завтрака с вещами к коменданту. – Басит губастый офицер.
После небогатого завтрака, Кир долго обнимается с Ибрагимом, крепко пожимает руки Славику и Коле, хватает вещмешок и в сопровождении Мусы покидает камеру.
Пока комендант Толыбов, склонив голову на бок и высунув кончик языка, как школьник на диктанте заполняет предписание, Кир осматривает небольшой кабинет, по стенам которого развешаны красные флаги. Вытоптанный ковёр на полу, тоже ярко красного цвета и даже скатерть на столе Талыбаева из бархатного бордового материала.
Кира не покидает ощущение, что он находится в похоронной конторе. «Как в гробу, -думает он – оркестра только не хватает». Наконец, Талыбов заканчивает свой труд и поднимает широко сидящие раскосые глаза на Кира.
– Ну что, Ивлоев И.А., ты осознал свою вину? Хочешь ещё сюда попасть?
– Никак нет, товарищ капитан.
– Ты у нас вроде алкоголик?
Кир с поднимающейся в душе тревогой осознаёт, что у коменданта хорошая память.
– Уже нет, товарищ капитан! – бодро отвечает он и вызывает смех коменданта.
– Ха-ха-ха, хорошо у нас тут тебя закодировали? Я же говорил, что вылечим? А.. – он смотрит в предписание, где написана фамилия и инициалы – Игорь что ли?
– Да, – отвечает Кир, улыбаясь ему в ответ.
– Ну иди Игорёк и не пей больше, – комендант вручает ему бумагу.
Только на выходе из здания комендатуры Кира вдруг осеняет:
«Я же Ибрагим!».
***
От комендатуры, которая была в центре города он спустился три квартала вниз и зашёл в тихий дворик внутри стоящих квадратом хрущёвок. Он заходит в один из подъездов, чтобы переодеться в гражданку, которую подогнал ему Емеля. Скорее всего друг буквально понял его слова о том, что гражданку взять можно стрёмную. Доставая помятые шмотки из вещмешка, Кир возмущённо трясёт головой. Из всех вещей самой приличной оказывается синяя болоньевая куртка. Она, правда, на два размера больше, и Киру приходится закатать на ней рукава. Застиранную, воняющую нафталином клетчатую рубаху, Кир натягивает на себя с неприязненным отвращением. Тяжёлый синтетический свитер больно сдавил горло воротником. Он долго разглядывает джинсы, которые непонятно какого цвета, толи бурые, то ли зелёные. Он не может понять, что явилось причиной такого смешения цветов естественный краситель, или грязные пятна. Но делать нечего, всё это бомжовское шмотьё приходится натягивать на себя. В городе повсюду рыщет комендатура и ему не хочется уже через час вернуться в свою камеру. Добравшись на трамвае до вокзала, он покупает на привокзальном рынке дешёвые очки в толстой пластмассовой оправе.
«Так буду на ботаника, или дурика больше походить» – думает он.
На удачу, электричка, идущая в Тюмень отправляется уже через час, так что ему недолго осталось скрываться за цветочным ларьком и, периодически высовываясь, высматривать комендачей.
