Олег Механик
Система
Ну, в общем, пронесло меня опять, а чехотка после этого внутреннего взрыва кстати закончилась. Они еще повозились немного, всё так же вяло и я ещё три раза щёлкнул.
– Там хоть кончил кто-нибудь? – веселясь, спрашивает Медный.
– О бабе даже речи нету. Без вариантов, она если даже сымитировать попыталась бы Томилов первым бы не поверил. А сам он изобразил что-то, эмоций не больше, чем поссать сходил…
Все дружно смеются.
– Да-а, – задумчиво тянет Медный, – а если бы он тебя спалил? Ты прикинь ситуацию, он тебя даже вытащить не смог бы.
– А ведь он сдуру и вентилятор мог включить, – Кир растерянно трёт подбородок.
– Мог бы! – с каким-то нервным нажимом говорит Емеля, – и в Вашем плане этот поворот никак не был учтён. Вентиляцию мог включить он, или кто-нибудь другой.
– Ну слава Богу никто не включил, – виновато улыбается Кир.
– А ты погоди, я ещё не закончил, – эти слова Емели снова заставляют друзей насторожиться. – Томилов с подругой ещё бухну̀ли немного и ушли, а им на смену пришёл Ицмайлайф. Ну всё, думаю, самое страшное позади, сейчас он приберётся быстро и уйдёт. Как же, размечтался, он и не думал торопиться. Первым делом приговорил остатки водки, потом развалился на диване и в телик уставился. Там по MTV лучшая десятка как раз началась. Смотрю я, а Ицмайлайф то оказался парень не промах. Достаёт папироску, пакет и давай косяк забивать.
– Ах он крыса! В одного шмалял? Я даже и не знал, что он накуривается, – удивился Медный.
– А ты много чего про него не знаешь. Точнее, ты его не знаешь вообще. Смотрю курит он и через затяг винишком запивает. Вот Вам и тюфяк. Вдруг по телику заиграло, что бы Вы думали?
– Доктор Албан? It’s my love? – догадывается Кир.
– Он самый. И вдруг смотрю, в нашего друга как будто вселился кто-то. Вы бы видели, пацаны, какие кренделя он перед теликом выписывал. Богдан Титомир отдыхает, Майкл Джексон курит. Он как будто всю жизнь в балете «Тодес» танцевал. Смотрю я на него, и мне реально страшно становится. Страшнее чем с Томиловым было. Того то я хоть знаю как облупленного, а этот – реальный оборотень. – Кир, глядя на то как Емеля выпучил глаза, с трудом сдерживает улыбку.
– А потом, когда я подумал, что всё уже кончилось и этот крендель собрался уходить, он мне напоследок устроил смертельный аттракцион. – Емеля выдерживает паузу, – врубил вентилятор, падла. Видимо хотел, чтобы шмаль выветрило. Я ногами только успел в раструб упереться, чтобы не утащило, и фотки во время подхватил, одну так и засосало в вентилятор. Пацаны, вы знаете, что такое буря в пустыне? А я теперь знаю. Я тогда реально почувствовал как это, когда сквозь тебя тонны пыли проходят. Хорошо, что он не долго гонял вентилятор, а то я готов был уже заорать и себя выдать. – Емеля замолкает и наливает себе в стакан Юппи.
– Ну сейчас то хоть всё? Больше ничего с тобой не случилось? – спрашивает Медный.
– А Вам этого мало? Всё наконец то закончилось, потом уже Вы пришли.
– Да, братишка, столько приключений за одну ночь.. Главное, что не спалился и дело сделал! – говорит Кир, потрепав Емелю за плечо. – Теперь отдыхай, следующий ход будет за нами. Надо теперь подумать как получше обрадовать нашего друга…
Глава 3. КАПИТАН, УЛЫБНИТЕСЬ…
21 апреля 1994 г.
«Семёрка» тормозит во дворе серого панельного дома. Томилов, насвистывая что то под нос, закрывает машину на ключ, и взлетает на высокое крыльцо. Время уже одиннадцать вечера и он сегодня припозднился. У Пашки Корчагина сегодня день рождения, и душевная пьянка немного затянулась. Он не стал вызывать такси, как все остальные, а поехал за рулём. В последнее время для него стало нормальным явлением ездить в мягко говоря не трезвом виде. «Надо с этим завязывать!» – уже не в первый раз подумает он, протрезвев. Но это будет только утром. А пока, он заходит в подъезд и напевает прилипший мотив.
«Угнала тебя угнала,
Ну и что же тут криминальна-ва-а…»
Верка наверное уже спит. Тем лучше, не надо будет слушать её нытьё о том что он опять нарезался в слюни. Она в общем уже свыклась с этими поздними возвращениями нетрезвого муженька.
Уже зайдя в лифт, он скользит взглядом по почтовым ящикам, висящим на стене, напротив кабины. Его внимание вдруг привлекает, торчащий из ящика с номером их квартиры, белый конверт.
«Странно, – думает он, – Верка возвращается в семь и обычно забирает почту. У нас что, почтальоны теперь ночами стали работать?».
Он выходит из лифта и достаёт из прорези в ящике плотный конверт. Адресная строка «От кого» не заполнена, а вот напротив графы «Кому» печатными буквами, вырезанными скорее всего из газеты, набран следующий текст:
«Томиловой Вере Семёновне, г. Екатеринбург, ул. Фрезеровщиков, д.12 кв.26»
– Это что ещё за конспирация такая – бурчит Томилов и, не долго думая, ловкими движениями пальцев вскрывает конверт. Нормы этики, не одобряющие чтение чужих писем, забыты им за долгое время службы, где он без зазрения совести вскрывал, читал и уничтожал их сотнями. Возможность найти интересную переписку, чтобы потом влезть в душу какого-нибудь солдатика намного важнее того, получит он, или его адресат весточку.
Но в этот раз он старается вскрыть конверт аккуратно в месте склейки, чтобы потом была возможность запечатать его назад. Из конверта он достаёт толстую квадратную фотографию сделанную «Поллароидом».
– Ах ты сука! – злобно шипит он и, оглянувшись, тут же пихает фотографию в карман кожаной куртки. Кроме фотографии в конверте находится ещё клочок бумаги с наклеенными на него газетными буквами, которые образовывают следующую фразу:
«Не хотим Вас шокировать, поэтому прислали самое безобидное из того, что имеем». Контора «Панды Марала»
–Ах ты ж сука… – повторяет Томилов, отправляя конверт с бумажкой, вслед за фотографией в карман.
Проворочавшись полночи без сна, он ушёл на кухню, которую обмеряет шагами пересекая по диагонали взад и вперёд. Он тщетно пытается успокоиться, чтобы прекратить хаотичный поток панических мыслей, которые перемешиваясь в голове, совокупляются и рожают ещё более страшных детёнышей.
Вряд ли, тот, кто это сделал отправил последнюю фотографию. Наверняка у него есть ещё, и эта сволочь не остановится, пока их не увидит Верка. А если Верка увидит эти снимки, она точно уйдёт, но перед уходом обязательно оторвёт ему яйца, чтобы он никому не был нужен. В месте с яйцами она оторвёт квартиру, машину и только что купленную дачу.
Томилов знает, что она никогда не простит измены, и с помощью влиятельного папы, который его никогда не любил, обдерёт его как липку. Но к своему ужасу он понимает, что это знает и тот, кто подбросил это письмо и значит этот кто-то преследует именно эту цель. Но зачем это ему, или им?
Томилов ускоряет шаг, мечась в тесной кухне, как тигр в клетке.
Значит кто-то из общих знакомых хочет чтобы они расстались.
Стоп! – Томилов останавливается и хлопает себя по лбу.
«Фотография была сделана в бане, в училище. Чего же я гоню то? Если это сделал кто-то из училища, то он хочет насолить именно мне. Не понятно, как это сделано, но сделано не случайно, а продуманно и профессионально. Этого слишком много для простой подлянки. Явно, люди, которые это сделали, хотят поиметь что-то с этой ситуации. Но если они хотят поиметь с меня, почему присылают письмо Верке? Или… -начав было ходить, он снова останавливается, – Точно, как я сразу не догадался! Это письмо и было адресовано мне, поэтому его подбросили поздно вечером. Это предупреждение!».
– Ты чё не спишь? – он не заметил, как в кухню вошла жена. Она щурится от яркого света, а губы её как обычно сморщились в недовольной гримассе.
– Да зуб болит. Уже две таблетки выпил, всё не проходит.
– А-а… – в этом звуке есть всё, и любовь, и понимание, и сочувствие больному мужу. Дверь закрывается.
«Лучше бы не знать тебе, что случилось, – Томилов продолжает мозговой штурм. -
Значит это кто-то из училища. Этот кто-то владеет информацией о моих похождениях. Он подготовился и каким-то образом сфоткал нас в бане, чтобы потом шантажировать. Остался только узнать кто он.» – С этими тяжелыми, спутавшимися в тугой клубок мыслями, он направляется в спальню.
22 апреля 1994 г.
Утро не приносит облегчения и прояснения ситуации, а назойливые мысли кто и зачем это сделал за бессонную ночь преобразовались в паранойю. Он внимательно вглядывается в лица офицеров, прапорщиков, солдат и замечает много новых деталей которых, как ему кажется, не видел раньше.
«Немцов? – крепкий черноусый красавец лейтенантик одного с ним возраста с открытой добродушной улыбкой жмет ему руку. Нет не похоже. Мы с ним и не пересекаемся даже. Хотя чёрт его разберёт. Как то уж он загадочно улыбается».
Бажин? – красномордый прапорщик, выпучив глаза, орет на построенных солдат. – Этот точно не будет. Не его метод. Злой, завистливый, жадный, но слишком уж топорный, чтобы провернуть такое.
Горчаков, Корчагин, Титков? – старшие офицеры курят у главного подъезда. Дружно рассмеялись какой-то очередной пошлой шутке, отпущенной балагуром Корчагиным. – Эти точно нет, не их уровень. Корчагин хоть и хитрожопая тварь, но до такой гадости не опустится. Из них теоретически может Титков , не сам конечно, а используя кого-то. Но всё это маловероятно».
Перебрав офицеров, Томилов решает перейти к рядовому составу своей роты. Курсантов он пока отмёл.
«Медведев, Пермяков, Никулин? – эти приблатнённые дедки могут всё. Они уже не знают чем заняться и бесятся здесь с жиру. Но кто будет срать в руку из которой он кормится? А ведь за ними не заржавеет».
Томилов всматривается в худощавый длинноносый профиль Медведева, проводящего перекличку.
«Да, всё таки кто то из этого замеса. Ну не эти же мулы из последнего призыва. – Капитан переводит взгляд с ровного и подтянутого начала строя на его расхлябанный конец.
« Измайлов? Измайлов! – круглолицый прыщавый губошлёп закатив глаза дремлет прямо в строю. Только он из солдат имеет доступ в сауну. Только он знает об этих ночных рандеву. Он знает баню как свои пять пальцев, знает в ней каждый уголок. Но как? Как он это сделал?»
Мысленно гоняясь за невидимым фотографом Томилов в первый раз за всё время подумал как это можно было исполнить технически. Как можно сделать незаметно фотографию в помещении два на два метра? Где там можно спрятаться? Сколько раз это уже было сделано до них?
Напрягая своё воображение, Томилов никак не может представить этого пухлого неуклюжего человека в роли таинственного фотографа. Он мысленно переносится в сауну, чтобы представить с какого места их могли сфотографировать. О том чтобы сходить туда самому он не хочет даже и думать. Это место теперь проклято для него. Очевидно, что этот снимок мог быть сделан только с одного места, и это место где то в районе двери, напротив дивана. Он вспомнает этот встревоживший его тогда шум. Ему показалось, что он исходил со стороны двери. Неужели злоумышленник просто открыл дверь, сделал снимок, а потом быстро закрыл. Риск быть замеченным в таком случае очень высокий. Кто мог пойти на него? Во всяком случае для этого тюфяка, это через-чур смелый ход. Измайлов пока тоже отметается.
Одни вопросы порождают другие, и к вечеру голова капитана снова становится свинцовой. Он снимает напряжение старым проверенным способом, осушив в одного бутылку водки, закрывшись на кухне. Версия для жены с лечением зубной боли пригодилась и в этом случае.
23 апреля 1994 г.
Хмурое утро, ко всем предыдущим проблемам добавляет ещё головную боль и мерзкую горечь во рту.
Сержант Медведев встречает его в роте с традиционным для субботы списком служащих, идущих в увольнение. Томилов погружается в кресло и двумя пальцами словно что то заразное, берет список за уголок и морщась читает. Кроме самого Медведева в списке числятся ефрейтор Пермяков и два рядовых Изотов и Чижов.
– Никто не пойдёт, – говорит Томилов и швыряет листок на стол.
– Почему? – робко спрашивает Медведев.
– А ты иди и подумай почему. Как чего надумаешь приходи, – устало положив голову на руки, бурчит капитан.
Медведев с растерянным видом покидает каптёрку.
«Что я делаю? – Томилов вздрагивает и поднимает голову. – Кто у кого на крючке? Нет лучше не надо накалять обстановку».
– Медведев! – он орёт громко, чтобы его услышали в казарме. Не проходит и секунды как сержант снова вырастает перед столом.
– Ну что, надумал чего-нибудь? – Томилов внимательно вглядывается в худощавое лицо с бегающими глазками.
– Товарищ капитан, я правда не в курсе что случилось.
«Нет, это не он. А если не он, значит не Никулин и не Пермяков, эти из одного с ним замеса. Но кто же тогда? Неужели Шакомалов?».
– Дисциплина у Вас говно, сержант, вот что случилось. С утра на тумбочке никого, в казарме бардак, наледь возле крыльца такая, что чуть башку себе не расшиб. На КПП опять эта морда заспанная, как его…
– Мармонов. Так она у него всегда такая, товарищ капитан, он спит на ходу…
– А я не хочу видеть здесь сонные морды. Мы в армии, сержант. Сделайте всё чтобы эта морда превратилась в бодрую и розовую.
– Слушаюсь, товарищ капитан! – бодро рапортует Медведев.
– Мне дисциплина нужна, Сергей, – смягчается вдруг Томилов, – в роте чёрт знает что творится, а ты не контролируешь.
– Я всё контролирую това…
– Не контролируешь, – Томилов перебивает сержанта. – Не контролируешь, – повторяет он уже мягче, но с нажимом, намекая на то, что существует какая-то выходящая из ряда вон ситуация о которой сержант может пока ещё не знает.
– Ладно, на сегодня считайте, что отделались лёгким испугом. Купишь мне упаковку пива, и можете линять на все четыре стороны. Кто в роте остаётся вместо тебя?
– Шакомалов.
– Нашёл кого оставить, у него дембель на носу, он с койки не слазит.
– Он и спящий роту может держать, – улыбается сержант.
«Может. Этот хитрый татарин с замашками Наполеона много чего может», – думает Томилов.
– Товарищ капитан, Вам какого?
– Чего какого? – Томилов вскидывает голову, как будто проснувшись.
– Пива Вам какого?
– А пива? Чешского возьми, только давай в темпе вальса.
Весь оставшийся день он не сводит глаз с большого татарина Шакомалова, который то и дело ленивой походкой тигра прохаживается по казарме в перерывах между чтением или сном на койке. В его безмятежном взгляде и невозмутимом скуластом лице нет и намека на то, что он может быть причастен к каким то интрижкам.
«Нет не он. Ну зачем ему всё это? В целом мы с ним ровно жили, бывали иногда конфликты, но у кого их нет… Отработал он тоже хорошо, и с расчетом его вроде не обижали. Знает только больше других из за этой шалавы Лильки. А может это из за неё у него крышу снесло?». – Томилов возвращается к недавним событиям. Сначала обнесли Носа. По его словам не взяли ничего такого, но чего же он тогда с катушек съехал? Нос увольняется и вместе с ним тут же увольняется Лилька. Всё это время Шакомалов ходит как в воду опущенный, он же был её любовником. Капитану кажется, что он за что-то ухватился. Да, точно это звенья одной цепи и всё берёт начало с того момента как бомбанули Носа. Именно тогда Томилов стал чувствовать что система, которую они создавали и совершенствовали больше пяти лет первый раз дала сбой. Всё конечно быстро поправили и выпавших людей заменили другими, но причина этого сбоя так и не была выяснена и устранена.
Всё воскресенье в очередной раз напиваясь до чёртиков, он вспоминает и анализирует этот путь с момента, когда он молодым лейтенантиком переступил порог училища до сегодняшнего дня. Тогда в его юной душе ещё была романтика, он мечтал о великих баталиях и победах. В училище он не собирался задерживаться долго, хоть и был наслышан, что это место хлебное. Уже через два месяца службы здесь он стал понимать её суть. Узнавая людей, которые служили с ним бок о бок, руководство и персонал, он начал понимать, что в этом месте коммерческая составляющая берёт верх над какими либо принципами и этикой офицера. Он быстро открыл в себе способности новоиспечённого бизнесмена и влился в еще разболтанную тогда коррупционную схему. Именно его усилиями шаткая схема структуировалась, укреплялась, доводилась до совершенства и наконец превратилась в совершенную систему.
Со временем он стал одной из ключевых фигур этой системы. Выполняя роль диспетчера, он был в курсе всех теневых движений происходящих в училище. Вместе со смутой, нарастающей в девяностые прирастала и прибыль участников системы, появлялись новые возможности для заработка. Но, как и в каждой системе, здесь были слабые звенья, которые требовали постоянной проверки и замены при необходимости. Как ни странно эти же самые звенья являлись основным инструментом извлечения прибыли. Солдаты срочники не могли считаться полностью надёжными, только в виду того что находились здесь временно, поэтому даже сержанты, которые косвенно участвовали в приращении прибыли не должны были знать полной информации о работе системы и всех её участников. Вознаграждением для них в большей мере являлись поощрения, увольнения и свобода действий, что немало важно, когда находишься в режимном заведении. Сильнейшим мотиватором для этих людей, являлась власть над им подобными, и этой властью их здесь щедро наделяли. Но люди есть люди. Они любопытны, они болтливы, они начинают совать свой нос туда, куда не нужно. Томилов не исключал, что благодаря болтливым языкам некоторых солдат, а так же любившим принять на грудь офицерам, информация просачивалась дальше, чем ей следовало. Неужели, вся эта паскудная история берёт своё начало от этой потаскухи Лильки, которая снюхалась с сержантом. Не зря же говорят: баба на корабле, быть беде.
25 апреля 1994 г.
Утро понедельника приносит новые неприятности. Наташка встречает его у выхода из столовой, когда он выводит роту с завтрака
– Надо поговорить! – тихо говорит она.
– Что-то срочное? – спрашивает он не оборачиваясь и тут же во весь голос кричит:
– Медведев, строить всех и в роту, – потом снова тихо – спустись в столовую, я сейчас…
Растерянный потрепанный вид Наташки, её бледность и выбивающийся из под пальто наспех замотанный шарфик не оставляет у Томилова сомнений, что случилось что-то страшное.
– Серёжа, нас кто-то застукал, – обморочным тоном говорит она, а потом, закрыв опухшее лицо руками, начинает всхлипывать.
– Наташа, что произошло? – он оглядывается, и убедившись, что в столовой кроме них никого нет, берёт её за руку чуть выше локтя. Она начинает рыдать ещё сильнее.
– Сволочи! Сволочи! – причитает она.
– Успокойся, – Томилов снова оглядывается и берёт её за плечи. – Скажи что случилось?
– Вот! – она достаёт из кармана пальто пухлый белый конверт.
Томилов, берёт конверт дрожащей рукой уже зная об его содержимом.
В адресной строке всё теми же, вырезанными из газеты буквами набрано:
«Титову Дмитрию Петровичу, г. Екатеринбург, ул. Куйбышева, д.72 стр.1 кв. 3»
– Титов Дмитрий это кто? – Томилов задаёт вопрос для галочки, потому что знает ответ на него.
–Это мой муж, – дрожащим голосом отвечает она. – Ты содержимое посмотри.
Томилов запускает руку в конверт наперёд зная что он там найдёт. На этот раз снимок ещё более откровенный и не оставляет сомнений о том, кто на нём изображён и за каким занятием. Как и предыдущий он сделан на «Полароиде» с того же самого места. Приложенная записка имеет такое же содержание, как та, которая была адресована жене Томилова и имеет такую же подпись «Панды морала».
– Ах ты падла! – сквозь зубы выругался Томилов. – Слушай Наташа, отдай это мне. Я сам во всем разберусь.
– Но они могут отправить ещё, – она в страхе таращит заплаканные глаза.
– Не отправят, – уверенно отвечает Томилов. – Ты главное успокойся. Никто не собирался отправлять это твоему мужу. Ты где его нашла?
– В кабинете, лежало на столе. Как они туда пробрались, гады…
– Ты сама подумай, если кто то хочет отправить письмо твоему мужу, имея на руках точный адрес, станет он подкидывать его тебе?
– А зачем тогда?
– Зачем? Это уже другой вопрос. Кто-то копает под меня, понимаешь? И ты тут по большому счёту не причём…
– А кто это?
– Это я сейчас и пытаюсь выяснить и в скором времени точно выясню. Ты главное успокойся, – он сжимает её плечи – забудь обо всём и веди себя, как ни в чём не бывало.
Она начинает глубоко дышать, как человек, который испытывает внезапное облегчение после долгой боли, а потом начинает тараторить:
– Серёженька, я думала это конец… Я так перепугалась, я думала что…– Томилов больше не хочет слушать этот монолог и резко обрывает её.
– Ну всё я побежал, а ты успокойся и всё забудь, – отстранив её он быстрым шагом направляется к выходу. У самой двери он оборачивается
– Про нас с тобой тоже забудь, так будет лучше…– не дожидаясь её реакции, выскакивает из столовой.
«Когда же ты проявишься сволочь, ты же совсем где-то рядом», – бубнит про себя капитан, быстрыми шагами семеня в сторону казармы. Спешить ему некуда, но он идёт быстро, как человек, который пытается сбросить нервное напряжение с помощью максимального количества движений. Его нога в идеально начищенном ботинке скользит по наледи и он чуть не падает на спину.
– Рядовой, быстро ко мне! – Кричит он первому попавшему в поле зрения солдату.
– Ты что, солдат, ждёшь пока здесь башку кто-нибудь разобьёт?
– Но я же на хоздворе товарищ кап…
– Быстро схватил заступ, солдат, и отбил здесь всё до подъезда, а то в нарядах сгниешь!
– Есть, – пылая ушами из под синей шапки, солдат бежит в направлении кладовки с инвентарём.
«Да, нервы совсем на пределе, нужно как-то держать себя в руках», – думает Томилов, поднимаясь по глянцевой от постоянного мытья лестнице.
– Дежурный по роте на выход! – по-петушиному звонко кричит долговязый дневальный по фамилии Симонов.
Низкорослый коренастый ефрейтор Медяник не спеша выносит своё увесистое тело из Ленинской комнаты. Он широко раскидывает в стороны ноги в до блеска начищенных яловых сапогах и вальяжно идёт через взлётку навстречу Томилову. Большие пальцы обеих рук он заложил за сильно ослабленный кожаный ремень.
– Здравия же-аю т-арищ капитан! – произносит он, вяло ворочая языком и проглатывая буквы.
– Это что за вид ефрейтор? Где твоя шапка? Почему расстегнут? Почему ремень ниже яиц болтается? Повязка где твоя? Это чёрт знает что! Быстро привести себя в порядок!
Закипевший Томилов идёт мимо дежурного прямо в сушилку.
Это что за бардак? – орёт он уже оттуда. – Почему полы ещё не помыты? – он пинает ведро, полное воды, так что оно покачнувшись чуть не опрокидывается на пол.
– Один дневальный в столовой убирается, второй на тумбочке, а больше нет никого. Все свободные на строевой, к параду готовятся, – снова этот безмятежный голос раздаётся из за спины капитана. Медяник зачем-то закрывает за собой дверь.
– Ты почему до сих пор без шапки, солдат? Быстро привести себя в порядок! – капитан переходит на угрожающий тон.
– Да вон она за вашей спиной на лавке. Ща одену, – спокойная вялость солдата начинает выводить Томилова из себя и он готовится обрушить на него весь накопившийся гнев. – А Вы чего так нервничаете, товарищ капитан? – вдруг обезоруживает его Медяник.
– Да как ты разг… – он осекается на полуслове, – так это ты? – вдруг спрашивает он резко понизив тон.
– Конечно я, – удивляется Медяник, – а Вы меня за кого то другого приняли?
– Кончай горбатого лепить, сученок, – Томилов подходит к ефрейтору вплотную, прижимая его к скамейке – это твои проделки?
Медяник садится на лавку и круто закидывает ногу на ногу, так что голенище сапога оказывается на колене.
– Во-первых, мне уже двадцать четыре года, вы старше меня всего на пять лет, поэтому обращение «Сучёнок», в мой адрес от Вас звучит некорректно. Во-вторых: о каких таких проделках вы говорите?
– Я говорю об этих паскудных письмах, – цедит капитан сквозь зубы.
– А о письмах? – Медяник улыбается, как будто речь идёт о каком то невинном пустяке. – Как я полагаю, не одно из них не попало по адресу?
– Убью, гад! – злобно шипит Томилов.
– Что Вы сказали? – Медяник вытягивает шею, как будто не расслышал.
– Я хочу сказать, солдат, что Вы подлец. Вас за такие дела на гражданке давно бы под пресса запустили. – Капитан неожиданно для себя переходит на «Вы» и голос его предательски дрожит.
– Какие слова! Подлец, поддонок, благородно, доблесть, честь. А может оставим их для какого-нибудь другого случая. Это Вы перед строем говорите, а здесь и сейчас из Ваших уст это как-то неуместно звучит. – На лице ефрейтора невозмутимая ухмылка, – мы с Вами дело будем говорить, или демагогией заниматься?
– Ты чего добиваешься? Вот только не надо говорить про моральные принципы и возвышенные побуждения.
– Да? Ладно не буду, а то как раз собирался. – улыбка после произнесённой шутки вдруг резко сходит на нет. – А если серьёзно, то говорить нужно не здесь и не нам одним.
– Да я уже понял что ты не один такой, Вас тут целая контора. Падлы как его там…
– Морала – улыбается Медяник, – а что, классно звучит?
– Звучит не классно, не оригинально, не красиво, а мерзко и отвратительно. Ну да ладно, где мы с Вами встретимся, таинственные падлы?
Выходя из сушилки, капитан впервые за эти несколько кошмарных дней чувствует облегчение.
***
Встретиться договорились в автопарке. Здесь в одном из боксов Томилов ставит свою новенькую «семёрку».
Кир и Медный идут вдоль длинной вереницы боксов. На деревянных воротах некоторых виднеются блёклые номера.
– Вон там седьмой, – указывает Медный на один из боксов. Уже стемнело, и свет одинокого прожектора едва достаёт до этой части гаражей. Они приоткрывают тяжёлую калитку и оказываются внутри. Запах соляры вперемешку с маслом бьёт в нос. Ноги скользят по пропитанному отработкой полу. Машина Томилова стоит рядом с огромным Уралом. Капот «семёрки открыт, и капитан чего-то там ковыряет, подсвечивая себе фонариком.
– А, таинственные падлы? – Томилов делает попытку улыбнуться, увидев друзей. – Ладно, падайте в машину. Только на заднее сидение. И ноги хорошо вытирайте.
В машине приятно пахнет освежителем. Кир и Медный утопают в бурых мохнатых чехлах. Томилов садится вперёд. Капот он так и оставил открытым. Киру всё это кажется похожим на сцену из шпионского фильма.
– Так, парни, давайте вкратце, – глаза капитана блестят, отражаясь в зеркале заднего вида. Он говорит раздражённо и быстро. – Не думайте, что ваша мерзкая выходка так меня напугала…
– Тогда зачем вы согласились встретиться? – задает резонный вопрос Медный.
– А мне просто интересно стало посмотреть, на людей, которые занимаются такими гнилыми вещами, и понять, ради чего они это всё делают.
– Мы рады, что вы не обиделись, – вдруг подаёт голос улыбающийся Кир.
Капитан тяжело вздыхает и качает головой, продолжая смотреть вперёд на открытый капот.
– Сказал бы я тебе, да времени у меня нет… давайте к делу.
– Мы хотим знать полный расклад по училищу. Всю информацию. Кто тут и чем рулит, и какие есть темы, – говорит Медный.
– Стоило Вам ребята из-за этого так заморачиваться. Вся информация по училищу есть на стенде в головном корпусе. Там в схематичном порядке всё понятно изложено.
– Нам нужна точно такая же схема, только реальная. Вы же понимаете, что нас не интересует учебный процесс, – вступает в разговор Кир.
– А что Вас интересует?
– Кто здесь на чём сидит. Кто с чего имеет деньги. Мы уже знаем, что здесь какая-то воровская схема. От Вас нужны подробности.
– Пацаны, вы чё ёбнулись, или боевиков насмотрелись? – Томилов нервно барабанит пальцами по пластиковой панели. – Давайте Вы мне не будете фуфло лепить, а прямо скажете, что Вам надо? Увольнения, отпуска, отгулы? Может Кирсанов сержантом хочет стать? Вот это реальные проблемы, которые я могу решить. А Вы очень издалека заходите.
– Если бы мне нужно было звание, или отпуск, я бы просто бегал и лизал вам жопу, как Медведев или Пронин. Это же так просто, – усмехается Кир. – Мы Вам хотим предложить сотрудничество. Только для этого мы проделали эту операцию, для того чтобы показать, на что мы способны. И это далеко не всё. Но нам нужны именно Вы, а не ваши услуги. На меньшее мы не согласны.
На этот раз Томилов повернул голову к друзьям.
– Блядь, прямо какие-то два дона Карлеоне передо мной сидят. О каком сотрудничестве вы тут говорите?
Кир скрещивает руки на груди.
– Ладно, начнём сначала. Сто дней истекли. Приходит время дембеля. Это значит, что власть в роте скоро поменяется. Но поменяется не так, как вы думаете. В роте появится сила. Настоящая сила, – глаза Кира разгораются пламенем.
– И где же эта сила была раньше? Она что, появится откуда-то извне?
– Она ждала своего момента, и ждёт до сих пор. Время «Ч» скоро наступит. Эта сила будет другая и она не будет основана на муштре. Постепенно этой силе подчинится всё училище.
Теперь не только Томилов, но и Медный смотрят на Кира, как на нуждающегося в помощи человека.
– По-моему у него с головой не в порядке, – обращается капитан к Медному. Тот растерянно водит глазами, видимо он тоже не ожидал такого поворота.
– Понимаю, что Вы не относитесь к нам серьёзно, – продолжает Кир, проигнорировав усмешку Томилова. Тогда, что Вам мешает сейчас рассказать обо всей подпольной движухе? Сейчас мы готовы отдать Вам фотографии за информацию, а потом придёте к нам сами.
– Ладно, заебали Вы меня. Слушайте, если хотите. Только помните, что иногда лишняя информация губит человека.
Заправляет здесь всем Манюров зам по тылу. Он же является серым кардиналом. Ширдяев, так свадебный генерал. Манюров контролирует всё от закупок продуктов, обмундирования, инвентаря до расхода и списания. Он контролирует все строительные, внутренние и прочие работы. Вы хотели знать схему? – Томилов улыбается.
– Она проста как дважды два. Представьте огромного жирного паука с хреновой тучей лап, который плетёт паутину. В этой паутине все: офицеры, солдаты, курсанты, прапора, повара, подрядчики, строители, поставщики продуктов… – Томилов впадает в азарт. Он в первый раз вербально разоблачает эту схему.
– А как… как он это всё проделывает? – спрашивает Кир.
– По твоему вопросу сразу видно, что ты ещё сосунок и лезешь не в своё корыто. Все фирмы, которые поставляют продукты в училище принадлежат ему. Все строительные подряды так же проходят через его фирмы.
– А Ширдяев, другие, они, что этого не знают, или просто терпят? – снова спрашивает Кир.
– Ширдяев просто любит хорошо жить. Числиться командиром и при этом никем не командовать и ничем не руководить. Это мечта каждого человека. Что может быть лучше? Он доволен тем куском, который ему отстёгивают. Все остальные тоже получают свои куски, только это больше походит на обглоданные кости.
