Когда Кир и Лимон понуро направились к двери, директор сказал:
– И еще, если вы все же надеетесь продолжить обучение, я не советую усугублять вам этот конфликт. У стен есть уши, – и он многозначительно повел глазами вокруг себя.
Когда трудовой десант в очередной раз высадился на поле, Кир подошёл к Толе Ушакову.
– Через два часа подходите с Лимоном к той роще – Кир указал рукой на место их бывшего лагеря – Разговор закончить надо без палева.
– Лады! – ответил Толя
Спустя два часа, Кир увидел, как Толя с Лимоном идут в сторону лагеря. С собой Кир взял только Сыра, чтобы соблюдать максимальную конспирацию. Глядя на идущих, Кир заметил, что Толя идет впереди, а Лимон бредет сзади на расстоянии. «Что-то ты перестал ходить с ним в обнимку?»
– Всё как договаривались! Вот тебе Лимон – сказал Толя, когда они подошли
– Ну чё, нужно закончить тему, – сказал Сыр, который являлся вторым секундантом.
И тут голос подал Лимон:
– Игорь! Мы с тобой квиты. Я не хочу больше драться. Давай будем друзьями! – он протянул Киру здоровую, как лапоть руку.
Кир предвидел такой поворот, но не был уверен, готов ли он к нему. Он улыбнулся, глядя Лимону прямо в глаза.
Резкий удар прямым кулаком в верхнюю губу заставил Лимона вскрикнуть и сесть на корточки, причитая и закрыв лицо руками. «Вот теперь, кажется точка!» – подумал Кир, чувствуя как немеет правая рука.
Толя подошел к плачущему Лимону, не вынимая рук из карманов.
– Лимон, ты махаться будешь? – задал он прямой вопрос.
– Не-ет! – навзрыд протянул Лимон.
Толя сплюнул по блатному между зубов, развернулся и пошел прочь.
Вдруг Сыр подбежал к Лимону и, что есть силы, пнул его ногой в плечо, так что тот завалился на бок, еще больше закрывшись руками.
– Зачем ты это? – недоумевая спросил Кир.
– Давить надо это ЧМО! – с апломбом ответил Сыр.
Кир отвернулся и смотрел на силуэт удалявшегося Толи. Он больше не хотел видеть Сыра.
30 октября 1994 г.
«Жил отважный капитан,
Он объехал много стран,
И не раз он бороздил океан…»
Он постригает выпирающие на губу кончики усов, и пшыкает на них из маленького флакончика. Теперь целый день всё вокруг будет утопать в приятном аромате. Ещё раз осматривает себя в большое овальное зеркало, висящее в прихожей. А он ещё ого-го. Молодой, высокий, черноволосый, да ещё и владелец доли в бизнесе. Просто завидный жених. Правда, жених пока не свободен, но это временно. Нужно решить небольшие финансовые проблемы, и тогда он сможет освободиться от пут жены и тестя. Всё идёт в гору, так, что это скоро случится. Томилов замечает волосинку, торчащую из носа и нещадно вырывает её маленькими щипчиками. Слёзы брызгают из глаз, но красота требует жертв. В последнее время он усиленно следит за своим внешним видом. Появилось ощущение важности, значимости. Ещё бы, он сейчас такие дела проворачивает. Кто бы мог подумать ещё полгода назад, что он сможет подмять под себя всё училище. А как лихо на раз-два он разобрался с этими выскочками и захватил власть в «Системе»? С такими темпами и до Манюрова скоро очередь дойдёт. А что? Он теперь перестал верить в невозможное.
«Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу даже глазом не моргнул…»
В затонированных окнах мелькают облетевшие деревья, грузовики, трамваи, серые дома. Движок семёрки надрывно орёт; собачка на передней панели усердно кивает головой. С такими убитыми дорогами, она себе шею скоро свихнёт. Томилов прислушивается к равномерному металлическому стуку где то там, под капотом. Пальцы стучат. Нужно перебирать движок, менять тормозные колодки, масло. Да ну его…Проще машину поменять. Так дело пойдёт, он себе девятку купит, или вообще иномарку. Семёрка сворачивает с главной дороги, на резком повороте обдав мутной водой из лужи пешехода, и проехав несколько метров, подъезжает к КПП.
«И в беде, и в бою,
Напевал он всюду песенку свою…»
Мягкими шагами, через ступеньку он взлетает по отполированной лестнице на третий этаж и заходит в роту.
– Дежурный по роте, на выход! – «Зачем, для того, чтобы известить других, что в помещение кто-то зашёл нужно использовать Хомо Сапиенса. Ведь можно же просто колокольчик повесить.», – в последнее время в голову капитана приходят неординарные практичные мысли.
Медведев, щёлкнув каблуками и отдав честь, докладывает, что в роте всё без происшествий. Личный состав на месте и готов к построению на развод.
– Ну строй, – с недоумением пожимает плечами капитан. «Кого ты собрался строить. В роте три духа.» – Томилов пролетает в каптёрку, где он должен сменить спортивный костюм на военную робу.
«Капитан капитан улыбнитесь,
Ведь улыбка это флаг корабля,
Капитан капитан подтянитесь,
Только смелым покоряются моря»
Перевоплотившись в военного, он пару раз проходится щёточкой по без того отполированным ботинкам и выходит из каптёрки.
«Но однажды капитан
Был в одной из южных стран,
И влюбился как простой…»
Что за чёрт? Откуда столько народа? Построеная рота вытянулась вдоль всей взлётки. Капитан замер на месте. Он смотрит на ровный ряд начищенных сапог, бесконечную блестящую вереницу жёлтых блях и не может поверить своим глазам. Здесь все: Пермяков, Кожевников, Егоров, отвечающие за строительство в деревне, а так же все их подручные как ни в чём не бывало, стоят в строю. Муслимов, Сергеев, должны быть на ремонте кабинетов, а они тоже здесь. Все, даже Григорьев и его гоп-компания из столярки какого то хрена прохлаждаются в строю. Все эти люди должны работать на своих объектах с восьми часов утра, а сейчас уже девять.
«Раз пятнадцать он краснел,
Задыхался и бледнел,
Но ни разу улыбнуться не посмел…»
– Это что такое? – он обращается к Медведеву, который стоит перед строем с красной папкой в руках.
– Личный состав, товарищ капитан, – Сержант смотрит на него как на сумасшедшего.
– Я вижу, что это личный состав, какого чёрта они все здесь, а не на объектах?
– На каких объектах, товарищ капитан? – Медведев смущается, как девочка, словно не понимает, о чём идёт речь.
– Слушай, может я что-то пропустил? Что случилось? – уже тихо спрашивает капитан.
– Да ничего не случилось, – улыбается Медведев. – Всё по плану. У кого то приказ, кому то ещё служить и служить, а кто-то вообще только с паровоза.
– Ты чё несёшь, сержант. А ну ка немедленно отправляй людей на объекты.
– Какие объекты? Есть приказ? Если Вы приказываете, я сейчас же…
– А ну ка иди сюда, – капитан хватает Медведева за шкирку и тащит его в канцелярию. Впихнув сержанта в дверь, он прижимает его к секретеру, так что стеклянные дверцы угрожающе звенят. – Ты чё шутить со мной вздумал, сучёнок, – он хватает Медведева за горло и большим пальцем давит на выпирающий кадык.
– Вы что, товарищ капитан? – хрипит сержант.
Тут в канцелярию заходят Пермяков, Никулин, Кожевников, Егоров и ещё несколько человек.
– А ну вышли, у нас разговор, – поворачивает голову капитан, продолжая одной рукой душить извивающегося сержанта.
– Не гоже так с дембелем обращаться, товарищ капитан. Так ведь можно на неприятности нарваться. Мы почти гражданские, а Вы рукоприкладством занимаетесь, – говорит Пермяков.
– Капитан отпускает хватку и поворачивается к вошедшим. – Ну тогда вопрос ко всем Вам. Вы чего здесь устроили, товарищи дембеля? Вам служба трудной показалась? Вы же тут как сыр в масле катались.
– Но это же не Ваша заслуга, товарищ капитан. Те люди, которые всё это замутили отправляются на курорт, и всё это благодаря Вам.
– А, вот откуда ноги растут? – разошедшийся капитан орёт во всю глотку. – Так эти люди едут на курорт за свои косяки. Вы из-за них что ли саботаж здесь устроили? Да вы о себе подумайте. Пермяков, ты же по контракту хотел остаться.
– Я передумал, – отвечает ефрейтор. – Чё мне здесь делать? Ведь «Системы» больше нет.
– В смысле?
Медведев достаёт из кармана стопку карт и передаёт их в руки капитану. – Просили отдать вам на память. Там одной карты не хватает. Джокера.
«Он мрачнел, он худел,
Но никто ему по дружески не спел:
Капитан капитан улыбнитесь,
Ведь улыбка это флаг корабля…»
– Пацаны, детишки, – зло смеётся капитан и бухается на единственное мягкое кресло. – Вы же птенчики неразумные. – Ведётесь на какие то разговоры про справедливость, дружбу… Так я Вам хочу открыть глаза, детишки. Ничего этого нет. Ни дружбы ни справедливости. Вы выйдете за забор и каждый пойдёт своей дорогой. Поверьте, через год два Вы даже общаться не будете. У каждого появится своя бензопила, которая никаких друзей и на пушечный выстрел не подпустит. Долбоёбы, Вы даже не понимаете ради чего отказываетесь от заработка, подводите людей. Ну ладно, вы отслужили, а им то ещё год, два говно месить. – он показывает в сторону двери. – Они то в чём провинились? Ведь могли бы тоже на дембель себе заработать. Так нет, Вы решили всё разрушить. Если не мы, то никто! Так что ли, Пермяков?
– Товарищ капитан, колода у Вас в руках. Распоряжайтесь. – Пермяков разворачивается и идёт к двери. Дембеля гурьбой идут за ним. Последним канцелярию покидает Медведев.
«Капитан капитан подтянитесь,
Только смелым покоряются моря»
***
Кир с друзьями наблюдают за происходящим из ленинской комнаты. Точнее не наблюдают, а слушают, так как дверь прикрыта. Гневные выкрики Томилова, беспорядочный топот, доносящийся разговор капитана и дембелей на повышенных тонах, говорят о том, что всё идёт по плану. Они сделали всё что могли, и им осталось только наблюдать. Теперь они только посторонние зрители, от которых не зависит, как пройдёт спектакль. Всё, что они могли сделать, это заплатить за билет.
Они приехали в роту вчера вечером и у них была всего одна ночь, чтобы всё устроить. Оказывается у Медного осталась капля совести, и он оставил в тайнике всю рублёвую выручку, забрав с собой только доллары. Конечно его доля оказалась раз в пять больше, чем всех его партнеров вместе взятых, но сейчас друзья были довольны и этим деньгам, потому что они упростили им задачу. За эту ночь им предстояло переговорить со всеми ключевыми участниками «Системы». На собрание, которое было решено провести в солдатской столовой, были приглашены Монтана, Ник, Куба, Кацо, Мокрый, Поварёнок и Миша Девятков. В своей речи Кир рассказал про предательство Медного и подлую подставу, которую устроил им Томилов. Суть его короткого выступления сводилась к Тому, что Томилов не останавливается ни перед чем, чтобы получить власть в «Системе». Все слушали внимательно и ждали от него предложений. Не зря же он их собрал на ночь глядя. Кир озвучил предлагаемый план как наказать капитана. Он предложил всем участникам выйти из «Системы». В обмен на это все ключевые лица получали остаток кассы, равномерно поделенный на всех. Сумму, которую получит каждый он пока не мог назвать, но огласил капитал, которым они с друзьями готовы были пожертвовать. Три миллиона деревянных фантиков это всё что оставил им Медный.
– Монтана, Ник, Поварёнок, – у Вас дембель на носу. Вам нечего терять. Вы уже что-то заработали, плюс ещё эти деньги. Парням, которые остаются будет сложнее, поэтому я прошу подумать. Ожидать чего-то хорошего с таким руководством не приходится. Судя по тому, что исполнил Томилов, от него в любой момент можно ждать подставы. Может быть, лучше будет для Вас, просто нормально дослужить и довольствоваться тем, что уже заработали. Вы скажете, что мы говорим так, потому что не у дел. Посмотрели бы, что бы Вы пели, если бы остались в «Системе». Может быть это и так, но мы имеем право так говорить. – Кир достал из кармана и продемонстрировал всем карту, на которой был изображён клоун в нелепой сгорбленной позе. – Мы придумали эту игру и сейчас просим Вас перестать в неё играть. В любом случае думать и решать Вам, потому, что заставить мы никого не можем.
– Кроме нас ещё Жулик, Кекс, Чиж и вся их бригада. – сказал Монтана.
– Сейчас здесь большинство. Если Вы согласитесь, им ничего не останется делать, как принять условия. Но всё равно, при Вашем согласии мы сразу же поедем к Жулику. Если Вы не согласны, тогда нет смысла… Собрание зашевелилось, загудело. Парни были в замешательстве. Им было сложно наобум принимать решение, которое изменит всю их дальнейшую жизнь здесь. После долгих разговоров, ведущих в никуда, Кир предложил устроить закрытое голосование. Из цеха принесли кусок обёрточной бумаги, который разорвали на маленькие клочки по количеству участников. Каждый должен был написать на своём клочке «Да», или «Нет». Кир с друзьями не участвовали. Договорились, что предложение будет принято, если с ним согласится абсолютное большинство.
Решение давалось тяжело: Куба чесал затылок, Кацо грыз кончик карандаша, Монтана и Ник переглядывались, Мокрый застыл в позе мыслителя положив огромную голову на не менее огромные ладони. На лице его как всегда была не стираемая ничем улыбка. Наконец то бумажки были заполнены и переданы Киру.
«Да» – Кир узнаёт корявый почерк Миши Девяткова, «Да» – каллиграфически идеально выведенные Монтаной буквы, «Да» – кривые каракули Мокрого. Остальных авторов он не узнаёт, да это и не важно. На всех бумажках чётко и ясно написаны эти две буквы «ДА».
– Принято единогласно! – с радостью огласил результаты Кир.
Теперь нужно было как то добраться до деревни, где вели строительство Жулик с бригадой. Они втроём снова переоделись в гражданку, через лаз в заборе вышли в Тихий переулок, где поймали такси. Только к полуночи они оказались у недостроенного дома Манюрова. После долгого стука в двери все в доме переполошились. Заспанный Жулик, долго продирал глаза и не мог понять зачем к ним пожаловала делегация во главе с Киром. Когда подняли Кекса и Чижа, Кир коротко рассказал о последних событиях, озвучил своё предложение и попросил парней принять решение.
– Вы можете остаться, но «Система» приказала долго жить, поэтому работать теперь будете напрямую с Томиловым.
– Я за вас, пацаны! Пусть ищут себе других…– сказал за себя Жулик. – Сначала хотел остаться, а теперь. Как дембель подошёл, домой захотелось, к друзьям, подругам, в хоккей уже сто лет не играл. А он ещё и повышение ставок замылил, пусть теперь сам крутится с этой стройкой.
Кекс и Чиж, видимо подуставшие от однообразной деревенской жизни и вдохновлённые свежим ветром перемен, прилетевшим с Киром, с радостью согласились оставить объект. Первая электричка отправлялась в город в пять утра. Станция была недалеко в двух километрах от деревни. Жулик поднял всю бригаду из пяти человек и приказал собирать вещи.
На вопрос о том, что случилось, он отвечал коротко «Обстоятельства изменились. В роте всё узнаете».
Дружная компания из одиннадцати человек, ещё до рассвета покинула коттеджный посёлок и направилась в сторону станции.
***
Теперь им остаётся только ждать. Они больше не принадлежат этой воинской части. Бегунки подписаны и сданы. Красный как рак старшина сказал, что с довольствия они сняты, сухпайки им не положены, а обмундирование оставляют.
– Зря, – досадливо шипел Бажин, – была б моя воля, вы бы у меня с голыми жопами отсюда вышли.
– Так мы и уходим с голыми жопами, – улыбающийся Кир пытался протянуть Бажину руку на прощание, но он отвернулся, как будто ничего не заметил.
Наверное чья то холёная рука в графах напротив их фамилий в списках личного состава уже вывела каллиграфическим почерком слово «Выбыл», но они ещё по-прежнему здесь. Ждут неизвестно чего, то ли звонка, то ли команды на выход. Кир и Емеля играют в нарды, но игра скучна и неинтересна. Это походит на убийство времени. Афоня смотрит в телевизор, где Анжелика Варум поёт «Гудбай мой мальчик, гудбай мой миленький..». С этой песней Кира связывают не очень хорошие воспоминания, но сейчас она как нельзя кстати. После утреннего скандала, связанного с крахом «Системы», Томилов исчез и ещё не появлялся, поэтому парни, которые всё ещё остались в роте слоняются без дела. В Ленинскую комнату заходят Жулик и Монтана.
– Ну чё, пацаны, готовы повоевать? – улыбается Жулик.
– Да нет там никакой войны. Позагараем полгодика и домой вернёмся, – скучным тоном отвечает Афоня.
– Как знать, – пожимает плечами Монтана. – Не хочется Вас пугать, конечно, но друг у меня там служил. Говорит, жопа полная, убитых горы. Это по телику ничего не показывают. Правда сейчас у них перемирие там, но надолго, или нет неизвестно.
– Ну, что делать, воевать, значит воевать. Жребий брошен. – Афоню ни сколько не насторожила речь Монтаны, он продолжает задумчиво таращиться в телик.
– А может лучше… – Жулик быстро стучит по столу подушечками пальцев, изображая бегущие ноги.
– Это никогда не поздно. Сначала приедем, осмотримся, а там решим. – говорит Кир.
– Э, не скажи. Может случиться так, что будет поздно,– продолжает нагнетать Монтана.
– Бля, пацаны, умеете же Вы подбодрить в трудную минуту, – Кир разряжает обстановку, и все начинают смеяться.
– Кстати, гражданкой нашей можете пользоваться. Монтана, моя куртка, твоя куртка.
– Вот за это спасибо! – улыбается Монтана и жмёт руку Кира.
– Ну а ты Сашка, мои джинсухи подгребай, – обращается Афоня к Жулику.
– Я бы свой костюм тоже отдал кому-нибудь, но он только Аликину подойдёт и то наверное малой будет, – в свою очередь говорит Емеля, вызвав веселье друзей.
– Так и отдай Аликину. Прямо сечас иди и вручи ему в торжественной форме. – смеётся Кир.
– Только по всей форме, пусть треники поцелует и скажет «Служу России» – хохочет Афоня.
– Чё Вы ржёте, парни, я же не виноват, что ростом не вышел. Когда джинсы на гражданке покупал, по пол штанины приходилось отрезать. Я потом уже у продавцов скидку просил, за то, что могу воспользоваться, только половиной брюк.
– А они чего? – хохочет Кир, вливаясь в дружный хор смеющихся.
– Ржали, так же как Вы сейчас. – Все хохочут ещё пуще.
«Дежурный по роте на выход» – слышится из казармы голос дневального.
Монтана выходит из ленинской, а уже через секунду друзья слышат крик Томилова. Кирсанов, Афанасьев, Емельянов, выходить строиться.
– Ну вот и всё, – вздыхает Кир и хлопая себя по ляжкам встаёт со стула.
Томилов ходит маленькими шажками туда-сюда. Он словно находится в невидимой маленькой клетке, в которой мечется из угла в угол. Он не смотрит на выстроившуюся перед ним троицу. Его взгляд устремлён в пол. В руках его какие-то бумажки, скорее всего важные, несмотря на то, что он их нещадно замял посередине.
– Солдаты, с сегодняшнего дня Вы поступаете в распоряжение командира 276 смешанного батальона, куда Вы прямо сейчас выдвинетесь. Батальон дислоцируется в 32 военном городке. Это на 38 трамвае до конечной. Здесь все Ваши документы – он трясёт смятыми бумажками. – С ними подойдёте к командиру части и скажете, откуда прибыли. Задача ясна, солдаты?
– А мы что одни поедем? – робко спрашивает Кир.
– Поедете одни. У нищих слуг нет, – капитан продолжает мельтешить из стороны в сторону и смотреть в пол. – Вы должны прибыть в часть и оформиться не позднее девятичасовой вечерней поверки. Думаю, что пяти с лишним часов вполне достаточно. Кирсанов старший. Ещё раз спрашиваю, задача ясна?
– Так точно, товарищ капитан! – давно они не горланили хором так самозабвенно и весело. Ещё бы, у них впереди пять часов свободы.
Когда Томилов, не попрощавшись, скрывается за дверью каптёрки, друзья оглядываются в последний раз окидывая взглядом казарму и всех её обитателей. Всех тех, с кем они замутили эту игру, тех которые не предали их в последний момент и пошли поперёк руководства.
– Ну, давайте прощаться. – Кир по очереди подходит к парням, для прощальных объятий. – Пока, брат, – он хлопает по широкой спине Мокрого, у которого несмотря на вечную улыбку вдруг заблестели глаза. Он жмёт горячую руку Ицмайлайфа, треплет плечо Мармона, отбивает пять Аликину. Миша Девятков долго и крепко сжимает его в своих тёплых объятиях «Давайте осторожней там» – говорит он напутственное слово. Кир не может отвечать, в горле у него стоит ком. – Увидимся, пацаны, – одна за другой в его ладони оказываются руки Кекса, Чижа, Поварёнка, он по очереди прощается со всеми черепами, духами, с теми , кто не струсил, не смотря на то, что им ещё служить и служить.
30 октября 1994 г.
– Мы Вас проводим до КПП, – говорит Жулик, в то время как Монтана с кем-то разговаривает по телефону. Они последний раз спускаются по этой вечно вылизанной лестнице, камень которой полируется тщательней, чем галька в море, и выходят из подъезда.
– Парни, мы тут подумали…получается, что вы одни ничего не поимели с этой «Системы», – говорит Монтана, когда они подходят к КПП. Кир пожимает плечами и горько улыбается.
– В общем мы подумали, что это неправильно и решили немного скинуться. – Монтана протягивает Киру пухлую пачку состоящую из пятитысячных купюр.
– Спасибо, от души! – наперебой говорят Кир, Афоня и Емеля.
– А это Вам маленький сюрприз, посмотрите туда…– говорит Жулик и указывает в сторону плаца.
«Равня-яйсь, смирр-рна! Ша-а-аом арш! – раздаётся звонкий голос Кубы и рота курсантов приходит в движение, щёлкая каблуками ботинок о плац.
«Пе-есню запе-евай!»
«Прощай, со всех вокзалов поезда уходят в дальние края,
Прощай, мы расстаёмся навсегда под белым небом января-яа
Прощай, и ничего не обещай и ничего не говори,
А чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-асматри-и» – гремит дружный хор, отбивая ритм ботинками
– Класс! – друзья машут руками, и Куба в ответ поднимает вверх две своих длинных руки.
– Сейчас их с говном сожрут – улыбка Кира становится грустной.
– Не парься. Эту песню главный сверчок одобрил и даже сам с ними разучивал. Теперь она здесь часто звучать будет. Каждому из нас споют, когда на дембель пойдём. – Непривычная улыбка, открывающая ряд белых зубов, застывает на лице Жулика. Кир ещё никогда не видел, чтобы он улыбался так широко и открыто.
Ну всё! – парни обнимаются, остановившись у дверей КПП.
– Как приедем на место, напишем. А потом Вы пишѝте! – Машет рукой Кир, поднимаясь на крыльцо.
– По гражданке обязательно словимся! – машет на прощание Жулик. Монтана тоже поднимает руку вверх.
– Базара нет! – машут в ответ Афоня и Емеля.
Подпружиненная дверь КПП захлапывается у них за спинами и они какое-то время в нерешительности стоят на крыльце. Из-за бетонного забора всё ещё несётся:
«Прощай, среди снегов среди зимы, никто нам лето не вернёт…».
Песня постепенно удаляется и вскоре замолкает.
Вот он кусочек свободы. Небольшой, ограниченный и от этого более сладкий. В отличие от той свободы, про которую все говорят, но которой никто не видел в глаза, эта свобода вполне осязаема. Она измерима. По времени пять часов, по расстоянию в пятнадцать километров, в деньгах пятьдесят тысяч, которые у друзей на руках. Погода выдалась на редкость сухая и солнечная, совсем не похоже на конец октября. Друзья с наслаждением дышат этим осенним, но всё-таки подогретым заходящим солнцем воздухом свободы.
– Ну что, пацаны, мы при деньгах, поэтому предлагаю дёрнуть по пиву. – Кир, улыбаясь, щурится глядя на солнце, выглядывающее из-за красивых кучевых облаков.
– Принято! – радостно кричит Емеля.– В кабак пойдём?
Предлагаю сначала где нибудь во дворе посидеть, выпить по бутылочке, пока солнышко светит, а потом уже в кабак, – предлагает Кир.
– А ты в часть ехать собираешься? – усмехается Афоня.
– Времени вагон, мы потом такси возьмём и за час долетим. 32 городок здесь в пригороде,– отвечает Кир.
– В часть на такси, это круто! – хмыкает Афоня. По его довольной физиономии заметно, что идея ему по душе.
– Наши люди в булошную на такси не ездят – Емеля старушечьим голосом пытается спародировать тётку из комедии.
Они идут вдоль дороги, не по-солдатски вальяжно раскидывая ноги в разные стороны. Болтают ,смеются заливисто, резвятся как дети, задирают друг –друга, пытаясь столкнуть в жёлтые листья огромными кучами лежащие на обочине. Пухлые вещмешки, в которых из содержимого одни старые бушлаты, болтаются на плечах.
– Тише, пацаны, сейчас снова на патруль нарвёмся, – пытается урезонить и себя и друзей запыхавшийся раскрасневшийся Кир.
– Пошлём их на хуй. Документы в рыло и весь разговор. Мы в боевую часть направляемся, а эти тыловые крысы пусть чешут своей дорогой, – веселится Емеля.
– Вон ларёк на той стороне улицы, – Афоня тычет пальцем, показывая на железную будку, грязное окошечко которой заставлено бутылками пива.
Друзья бегут к обочине, оглядываются по сторонам, чтобы перебежать оживлённую улицу.
– Эй служивые, подсобите, если не в тягость. – Мужик в кожаной кепке, цветастой олимпийке и зелёных слаксах стоит возле серого Уазика «Таблетки» и машет друзьям рукой.
– Тебе чего? – кричит Афоня, находящемуся в пятидесяти метрах от них незнакомцу.
– Помогите ящик в машину закинуть. Тяжёлый, сам не смогу. А я Вас куревом угощу, – хрипит мужик прокуренным, или пропитым басом.
– Мы тебя сами чем хочешь угостим! – друзья не раздумывая направляются к мужику. Тот подбегает к лежащему на обочине ящику и суетится, бегая вокруг него. Ящик похож на армейский, тот в которых транспортируют оружие и боеприпасы, только не зелёного а естественного желтоватого цвета. С виду не такой уж и большой, он обладает двумя длинными ручками прикреплёнными по торцам.
– Давайте вчетвером, чтобы легче было. Двое спереди берите, а мы с кем нибудь сзади возьмём. – Командует мужик. Афоня пытается сам приподнять ящик за одну из ручек, но он оказывается на самом деле тяжёлым.
– Бля, у тебя чё там, мужик? Кирпичи?
– Нет инструмент… – мужик не теряя времени хватается за ручку, жестом приглашая Кира, взять ящик с его стороны. Емеля и Афоня берут ящик спереди и спиной пятятся к Уазику. Они закидывают край ящика в салон, двери которого распахнуты настежь, потом поднимаются по ржавой, торчащей сбоку лесенке и снова берутся за ручки.
– Давай поднимемся, подальше затащим, а то у меня сзади рессора пробита, – говорит мужик Киру, когда их край ящика оказывается в салоне. Кир прыжком заскакивает в Уазик и они одним рывком перемещают тяжеленный ящик в голову салона.
– Это чё у тебя за инструмент… – обернувшись к дверям, Кир видит, как в машину заскакивают три человека в спортивных костюмах. Первый делает Киру подсечку, и он падает на боковое сидение. Тут же подлетает второй и локтём прижимает голову Кира к жёсткой обивке.
– Лежи, не дёргайся – Кир видит только небритый подбородок и чёрные зубы говорящего. Афоня и Емеля, осознав, что попали в западню, успевают встать в боевые стойки, пока двое других добираются до них, перескакивая через ящик. Но бой оказывается коротким и неравным. Коренастые мужики профессиональными движениями сбивают друзей с ног и закручивают им руки так, что они начинают кричать от боли.
– Лежите спокойно, а то руки поломаем, – орёт один из незнакомцев. Мужик, который изначально просил друзей помочь, захлапывает задние двери, обходит Уазик и садится за руль. Лязгая шестернями, хрустит коробка передач и машина завывая начинает движение. В салоне темно и воняет бензином. Все окна уазика плотно завешаны тёмно синими шторами, так что морды захватчиков приобретают ужасающий синий оттенок. Они профессионально вяжут руки и ноги друзей жёсткими матерчатыми ремнями, которые видимо заготовили заранее.
– Мужики, Вы нас с кем-то путаете. Мы не дети миллионеров, и не из другой группировки. Мы простые солдаты… – пытается начать разговор Кир, лежащий лицом вниз, но чувствует болезненный удар в спину.
– Заткнись, – коротко отвечает ему кто-то сверху.
– Куда Вы нас везёте? – слышится голос Афони, откуда-то спереди.
– Инструменты едем выгружать, – отвечает насмешливый бас.
Мужик не соврал про рессоры, потому-что на каждой кочке кузов с грохотом подпрыгивает, и Кир больно бьётся головой о жёсткое сидение. Разгоняясь, машина ноет, как неспокойный ребёнок, на остановках ужасно свистят тормоза, на поворотах рулевые тяги скрипят, как в последний раз. Киру кажется, что вот вот какая то часть этого старого корыта отвалится, и всё его содержимое, включая их, вывалится на дорогу. Может это было бы к лучшему, потому, что сейчас они едут в неизвестность. И эта неизвестность относительная. Неизвестно только то, что им предстоит через час, или два, но точно известно, что ничего хорошего не будет. Кира вдруг осенила страшная догадка, что капитан всё таки сдал их Носу. Он вспоминает, как совсем недавно его так же вез на Уазике Габриэль с мнимым пулевым ранением. Точно так же, трясясь на заднем сидении он думал, что всё кончено. Но тогда пронесло. Может пронесёт и сейчас? Всегда же проносило, всегда случалось что-то, что в самый последний момент отодвигало непоправимое. Что может быть хуже, когда тебя связанного везут в Уазике бандиты, в эпоху, когда жизнь человека не стоит и ломанного гроша. Но тогда с этой пулей тоже ведь казалось что всё кончено. Кир никак не может отделаться от навязчивых мыслей, которые приходят ему под надрывный аккомпонемент стонущего мотора. А что если в этот раз не пронесёт? Что, если конец именно сегодня? Ведь все те люди, которых ежедневно пачками отвозят на кладбище, тоже были до поры до времени везучими.
Машину начинает трясти так, что связанное тело Кира мотает из стороны в сторону и периодически подбрасывает вверх на пол-метра. Значит съехали с дороги. Дело ясное, везут в лес. Если это конец, то скорее бы уже всё кончилось. Машина останавливается, напоследок издав протяжный свист стёртыми колодками.
Мужик в кепке выходит из машины и с кем-то разговаривает. Потом задние двери с грохотом открываются.
– Выгружайте, – слышится хриплый голос водилы.
– Подъём, – Кира хватают за шиворот и тащат к дверям. Не удерживаясь на связанных ногах, он вываливается из Уазика наружу, больно ударяется плечом и лежит лицом вниз. Он не торопится поворачиваться. Теперь спешить уже некуда. Перед его глазами земля плотно усыпанная пожелтевшими иголками. Муравей, старательно перебирая лапками, ползёт по иголкам, как по огромным брёвнам. Откуда он здесь один? Может быть потерялся, далеко ушёл от своего муравейника и не может найти дорогу домой?
– Встать! – кто-то рывком за плечи поднимает его на ноги. Уже сумерки из-за чёрной тучи виден только краешек уходящего солнца. Даже в последний день, он так и не смог вдоволь насладиться его теплом. Его посещает странное ощущение, как-будто он смотрит на всё со стороны. Он видит большую поляну в сосновом лесу. Огромный, похожий на танк джип, чёрные борта которого покрыты толстым слоем пыли, стоит посреди поляны. Возле джипа стоит старый знакомый. Бывший прапорщик Васильев теперь одет в длинную кожаную куртку, широкие зауженные книзу брюки и ботинки на толстой подошве с протектором, больше, чем у трактора. Золотая цепь блестит в проёме расстёгнутой цветастой рубахи. Морда всё та же, красная и вечно недовольная, но нос вроде бы стал ещё длиннее и теперь он тёмно синего оттенка, похож на перезрелый баклажан. А рядом с ним, кто бы мог подумать… Ну конечно же , дорогой и незабвенный капитан. Кир не удивляется, примерно этих людей он и ожидал здесь увидеть. По левую руку от Носа стоит троица в спортивных костюмах, те что напали на них в Уазике. Всё ещё не понимая, что происходит, оглядывается, суетится, крутит головой Афоня. Устойчиво, как табурет на четырёх ножках, стоит приземистый квадратый Емеля. А вот и он сам, сутулый, немножко похожий на знак вопроса, растрёпанный, словно его только что подняли с постели. За ними серый Уазик, доставивший их сюда. Водила, заманивший их в западню, ковыряется с задним колесом. Киру кажется, что он бесконечно может смотреть на эту замершую картину, в которой ничего не происходит.