Павел Бондарь
Не время для человечности
– Знаешь, если бы ты спустился вниз на тросе, было бы гораздо круче и атмосфернее!
Откуда-то уже снизу раздался ответ:
– Ну я же обещал, что никто не умрет…
Пока Питер игрался в капитана пиратского корабля, Мэри-Кейт смотрела в подзорную трубу, но было еще темно, и к тому же туман скрывал Бастион от излишнего внимания.
Вдруг Мэри-Кейт о чем-то вспомнила и, сняв с перил мостика свой плащ, залезла в карман и достала оттуда маленькую шкатулку. Пару минут она задумчиво крутила ее в руках, с опаской вспоминая надпись на табличке. “ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЛЮДЬМИ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО”. Решив, что просто открыть – это еще не значит использовать, Мэри-Кейт подняла деревянную крышку и заглянула внутрь.
Внутри шкатулки на мягких подушечках с углублениями лежали в один ряд пять аккуратных и круглых лиловых таблеток.
Промежуточный эпилог. Семь шагов за горизонт
Знаете, иногда мне кажется, что я живу где-то в еще одном месте, в какой-то сказке, например, и связаны эти два мои существования снами. Недавно приснилось, что я живу в мире, где все люди на самом деле – боги, но пока не понимают этого, не видят в себе богоподобия. А я – один их первых, кто понял, но мне так от этого страшно, что я делаю вид, будто ничего не знаю, но в какой-то момент приходит мысль, что, возможно, то же самое делают все остальные…
Игорь Гробов, из ответов поклонникам на автограф-сессии
Все это зашло слишком далеко – здесь происходили вещи, которые я не мог объяснить и на которые даже не мог повлиять. Люди воскрешали других людей, время то и дело замирало, подчиняясь воле мелких божков, ночь длилась уже гораздо дольше, чем должна была, а дьявол позволял себе такое, что одно уже это обстоятельство требовало как можно более тщательной проверки. Но настоящая проверка была невозможна – он без усилий остановил первое сканирование, и у меня не было причин считать, что последующие будут более успешны.
Впервые за тысячи лет я не мог выйти на связь с начальством – канал будто кто-то отрезал или умело блокировал. А что самое худшее – я даже не мог выследить седого молокососа, ответственного за этот беспредел, не мог его проследить до его исходного мира. Он словно все время был здесь, намертво пришитый к этой реальности. Пленник или полноправный хозяин? У него ведь не может не быть физического тела где-то еще. Этого я пока не понимал, но любые попытки найти следы его перемещений через червоточину заканчивались ничем, упираясь в его монолитное присутствие здесь. Не было никакого способа найти его там, где он был обычным человеком, и, переместившись туда или отследив связи и повлияв на кого-то здесь, покончить с этим карнавалом безумия.
Еще интереснее была ситуация с перерожденцем. Я никогда прежде не видел, чтобы в одном мире способностями к изменению реальности обладали больше двух, в моменты проверок – трех существ, это было просто невозможно, не предусмотрено устройством мироздания. Однако этот человек каким-то образом сумел обойти правила, что автоматически делало его уже не человеком, а чем-то совершенно иным. Чем-то новым, непонятным и опасным.
И было нечто еще неуловимое и тревожащее в местном воздухе. Что-то было очень не так с самими людьми, с каждым их движением, словом и взглядом, все это словно несло угрозу – призрачную и мне пока что совершенно не понятную. Мне вообще до ужаса надоело ничего не понимать и ничего не контролировать, оставаясь просто наблюдателем. Порой мне даже казалось, что я все же участвую в действии, но играю роль жертвы, дичи, которую вот-вот пристрелит ловкий охотник или сожрет хищник.
После того, как перерожденец и мертвая девушка ушли, я следовал за богом, но затем умудрился потерять его из виду. Дьявол исчез в первую же минуту, а единственным напоминанием о перерожденце и его даме была только оброненная Питером черная зажигалка. Я шел и задумчиво крутил ее в кармане – не имея ни малейшего представления о том, как найти хоть кого-нибудь из тех четверых, кто меня здесь интересовал, я решил просто прогуляться.
Так я и гулял много часов, размышляя о положении дел, расстановке фигур, мотивах каждой заинтересованной стороны и прочих подобных вещах. Иногда заходил перекусить в какую-нибудь забегаловку, ресторан или круглосуточный магазин – поесть я очень любил, это всегда помогало мне думать. И вот, к тому моменту, как я доел последний кусок пиццы с салями, ветчиной и тремя видами сыра, у меня в голове окончательно сформировался план действий. Мне вовсе не нужно было выходить на контакт с богом или дьяволом, единственное, что от меня требовалось – решить вопрос с перерожденцем. Этим бесконечным повторам одной истории необходимо положить конец, и я уже знал, что именно предложу Питеру взамен на небытие. Я знал его историю и понимал, как он мыслит, поэтому, хотя меня и здорово уязвляло то, что у него получается скрываться от моего внимания, мне вовсе не нужно было знать, где он находится, чтобы с ним встретиться, потому что я знал, где он рано или поздно окажется. Теперь проблема из разряда философских и умозрительных перешла в область практической географии и физкультуры. Хоть я и мог в любой момент перенестись в это место, добираться куда-то пешком мне всегда нравилось больше.
Времени было еще много, так что я продолжил свою прогулку и вскоре наткнулся на здание, оклеенное какими-то сюрреалистического вида афишами. Я подошел поближе и присмотрелся – на афише были в мультипликационном стиле изображены люди, превращающиеся в животных под светом радиоактивного солнца, размалеванного каббалистическими символами. Это была афиша концерта, который прямо сейчас в этом здании давала группа под названием “СЕМЬ ШАГОВ ЗА ГОРИЗОНТ”. Мне стало любопытно, какая музыка может заинтересовать людей так, что они явятся на ночной концерт в рождественскую ночь, так что я зашел внутрь здания. Спустившись по очень долгой лестнице вниз, я оказался перед плотно закрытыми дверьми, за которыми находился концертный… зал? Скорее, подвал. Я открыл двери, на секунду выпустив наружу порождаемые музыкантами звуки, и аккуратно закрыл их за собой.
Людей было мало – душ сорок-пятьдесят, не больше. Впрочем, больше сюда бы и не влезло. На небольшой сцене располагалась группа, как раз настраивающая инструменты для новой песни. Публика замерла в ожидании, напоминая толпу зомби перед поднявшим их некромантом. Тщательно изучив взглядом состав группы, я заметил, что все ее участники, кроме одного, были голограммами, проецируемыми на сцену при помощи какой-то занятной технологии, скрытой за кулисами. Настоящим был только вокалист, выглядящий как типичный альтернативщик – дреды, борода, черные шмотки и покрытая татуировками кожа. Еще у него были модные сейчас в этом мире черные линзы, имитирующие глаза демона, и страшный шрам на шее, который выглядел так, будто этому человеку когда-то перерезали горло. Когда фальшивые музыканты закончили настройку фальшивых инструментов, фронтмен запрокинул голову вверх, выдохнул какое-то громкое и неразборчивое слово, и в зале тут же сменилось освещение, став из мягкого желтого тревожным, тусклым и красным, да еще и мигающим к тому же. Участники группы заиграли что-то тягучее и нездешнее. На второй минуте началась вокальная партия. Текст песни был примерно такой:
I watch you
From a considerably growing distance
Standing on a cliff
Of our poor and biassed existence
This time
I can't let myself lose you
Though I'm a fool
I feel blessed and cursed and confused
At the same time
Twisted violent thoughts are crawling into my head
Please help me fight them off
And I swear I'll make you happy
Or be trying until I'm dead
And if I fail I will make everyone else wretched instead
Don't wanna be another piece of some occult collection
Even if my place in it is the very best
I feel I'm so alive when feeling this, but dead-alike outside
This whole thing was made exclusively for you, like all the rest
There's no rejection
But do you see the burning sense behind the lines?
Try to imagine some aerial edition of our world
What would it be like?
Do you believe the universe to be infinite?
Show me the beeline
Now I may seem to be an infant
But I will grow
The head held high, a sequence of my useless words
Uncertainty covers a weak mind of diffusion
The life is a trickster, the rules are unfair
And a blind is trying to lead a cecutient
What a tragedy, dig out your Shakespeare
I'll show him how to perform despair
Don't wanna be another piece of some occult collection
Even if my place in it is the very best
I feel I'm so alive when feeling this, but dead-alike outside
This whole thing was made exclusively for you, like all the rest
There's no rejection
But do you see the burning sense behind the lines?
I cherish every word in my memory's web
Someday will collapse and fall
There's no alternative to these seven steps
Of a wandering soul
Lost and confused again
Floating towards black hole
Wanting someone near makes me feel ashamed
Where is an exit
From this maze of mistakes and speculations?
Why try rationalizing
When the only thing that can help is magic
If there's no response
To every impulse
Then dangling after is almost OK
The desire and affection burn me throughout
But I can find some purpose
Even in such a mock of a life
A sad violin and a crying piano
Were meant to be an accompaniment
To this shameless vulnerability of a sad clown
As someone once said
The true love will tear me apart
So please
Somehow
Break these fetters
The world has grown
Around my aching wandering heart
Don't wanna be another piece of some occult collection
Even if my place in it is the very best
I feel I'm so alive when feeling this, but dead-alike outside
This whole thing was made exclusively for you, like all the rest
There's no rejection
But do you see the burning sense behind the lines?
So let me know
I will ask you again and again
You're all abroad
About the impetus behind this pain
I will never really surrender
Will never leave this closed door
And will never give up on it
Gloomy or tender
Deep down or ashore
A singer or a poet
I will feel this forever
And then… forevermore
Музыка еще долго играла, а вокалист, замолчав, немного постоял на сцене и ушел за кулисы. Я посмотрел на людей вокруг – они все больше напоминали зомби, тихие, с пустыми лицами, качающиеся из стороны в сторону под лживые звуки несуществующих инструментов. Все, что было тут честного, ушло минуту назад. Я тоже решил уйти, поднялся по лестнице и, когда выбрался на свежий воздух, вдруг понял, насколько внизу было душно и неприятно. У кирпичной стены стоял Игорь, фронтмен группы “СЕМЬ ШАГОВ ЗА ГОРИЗОНТ” и изучал афишу со своим изображением. Заметив меня, он оживился.
– О, привет. Видел вас в зале. Что скажете?
– О вашей песне? Ну не знаю, песня как песня. У меня есть один… знакомый, который мог бы подписаться под каждым ее словом, но мне такие темы не слишком интересны, если честно.
– Ну это ничего. Мне нравится, что все они там стоят и слушают, даже когда меня нет.
– И что, все ваши фанаты в курсе, что остальные участники группы – это иллюзия?
– Вообще-то нет, да и вы не должны бы знать. Все дело в грамотном общении с прессой, выдержке имиджа и подходящем освещении.
Он достал из кармана сигарету, похлопал себя по карманам и нахмурился.
– Вы, случаем, не курите?
– Вот, держите.
Я протянул ему зажигалку Питера. Он закурил, глубоко затянулся и с довольным выражением лица выпустил дым через нос. Затем с любопытством посмотрел на зажигалку и вернул ее мне.
– Забавно, точно такую же пару дней назад потерял.
– Если хотите, могу подарить вам эту. У меня есть другая.
На его лице на секунду мелькнуло что-то вроде испуга.
– Нет-нет, спасибо. У меня тоже есть еще несколько в сумке и куртке.
Я бросил на него долгий задумчивый взгляд, который он с легкостью проигнорировал.
– Так зачем вам этот цирк с иллюзиями?
– А зачем мне настоящая группа? Я записываю всю музыку сам, на концертах просто включаю запись, а сам пою. Это намного проще, чем иметь дело с реальными людьми, да и выручку не нужно ни с кем делить.
– Однажды вы додумаетесь и вместо себя выпускать голограмму, сидя дома и управляя всем дистанционно.
– Ага, я уже думал об этом. Но мне хочется именно выступать перед людьми – перед любыми людьми. Я люблю внимание и люблю выражать эмоции на сцене. Я люблю драму. Думаю, вы меня понимаете.
– О чем это вы?
Он встряхнул своей обезьяньей прической и хитро улыбнулся, зажав сигарету в зубах.
– О, вы меня понимаете. Разве вы – не точно такая же часть той же самой драмы, что и я? Давайте пять!
Я оставил его ладонь без внимания, лишь развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Какая-то мысль, какая-то догадка мелькнула в мозгу, и я пытался поймать ее, полностью сосредоточившись на том, чего это касалось. Я шел с закрытыми глазами и был так сосредоточен, что даже не заметил, как сел в вагон метро.
И вдруг, когда поезд немного тряхнуло на каком-то повороте в тоннеле, я поймал эту мысль.
И тут же понял, что все очень плохо. Бывают такие моменты, когда ты скорее предпочтешь забыть о том, что только что пришло в голову, чем и дальше знать это. Мое новоприобретенное знание было как раз из этого разряда. Я так и сидел, не открывая глаз, и думал, что делать. В таких ситуациях лучше не подавать виду, что ты что-то понял, иначе с тобой очень быстро может случится много плохих вещей. Но даже с закрытыми глазами я чувствовал какое-то пристальное внимание, направленное на меня, и когда все же решился взглянуть вокруг, увидел, что в вагоне полно людей, и все они смотрят на меня с холодной враждебностью. Теперь, когда я знал, что они такое, мне ужасно хотелось убраться отсюда, но я уже не мог – мои силы словно исчезли, и я превратился в человека – наверное, единственного человека в этом мире.
Лишь один из них не пялился. Это был невысокий парень лет двадцати, прячущий в воротнике пуховика напряженную улыбку человека, вынужденного сделать что-то неприятное. Он уткнул взгляд в телефон, старательно шаря по экрану глазами и пролистывая полотно какого-то текста, словно пытаясь найти там выход, что-то, что могло бы избавить его от необходимости совершить плохой поступок. Очевидно, не найдя ничего подобного, он поднял глаза, и я прочел в его взгляде молчаливое сожаление.
Но, к счастью, как раз в этот момент поезд остановился на станции, двери открылись, и я, вскочив со своего места, выбежал из вагона и бежал до самого выхода из метро, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Только оказавшись на улице, я позволил себе остановиться и перевести дух. Вдруг в кармане что-то зашевелилось. Я сунул туда руку и сразу же отдернул ее с коротким вскриком – что-то ужалило меня в палец. Глянув на ладонь, я не поверил своим глазам – на пальце висела зажигалка Питера. Но с каждой секундой она все больше переставала быть зажигалкой, превращаясь в какое-то отвратительное крупное насекомое. Я чувствовал, как оно пьет кровь из пальца, и это будто придает ему сил. Попытался стряхнуть тварь, но ничего не вышло, не удалось даже оторвать ее другой рукой. Я был очень напуган и уже было подумал о том, чтобы отрезать палец вместе с этой штукой, но не успел – в глазах вдруг потемнело, и я, потеряв сознание, рухнул на снег.
Очнулся на каком-то холодном камне. Осмотревшись, я понял, что лежу на алтаре, а вокруг все напоминает какой-то средневековый склеп. Сил подняться не было, так что я пока просто лежал и смотрел по сторонам.
Еще немного затуманенным взглядом я видел, как ко мне подходит нечто с крыльями за спиной. Лица я не видел, зато мое собственное лицо два раза дернулось от оплеух – видимо, так меня старались привести в чувство. Крылатый отошел от алтаря и направился куда-то в сторону. С трудом повернув голову, я сумел рассмотреть, что он подошел к семи стоящим в ряд крестам, на которых висели семь существ, напоминающих то, как принято изображать ангелов. Он пощекотал одного из них ножом изнутри разорванного бока, и склеп заполнил стон боли. Я отвернулся.
Впереди, в метрах десяти от моей лежанки, был огромный каменный стол, за которым стоял тот, кого я сразу узнал. Мой знакомый из подворотни вскинул голову и, заметив, что я уже очнулся, приветливо улыбнулся мне.
– Добрый вечер! Добро пожаловать в мою скромную обитель, и прошу прощения, что был несколько бесцеремонен. Я обещал сыну, что познакомлю его со своим начальством.
Дьявол махнул рукой в сторону крылатого существа, все еще пытавшего распятых ангелов.
– У нас тут вообще интересная компания. Не хватает только троих. Один… кхе-кхе… не смог явиться из-за проблем со здоровьем, а еще двое даже не захотели получить приглашения. Но это ничего, ведь именно ты – гвоздь программы. Хотя предполагалось, что мы все встретимся там, где ты уже было решил ожидать Питера, но так некстати зашел по пути на этот дурацкий концерт. Господи, ну что за идиоту могло взбрести в голову давать концерт в черт знает сколько часов ночи?!
Я покачал головой. Судьба моя была примерно ясна, но у меня еще оставалось несколько вопросов напоследок.
– Так чего же ты хочешь этим добиться? Я уже понял, что именно ты собираешься сделать, но зачем? Для тебя ведь ничего не изменится.
– А кто сказал, что я ради себя стараюсь? Я альтруист. Хлопочу за других. Как пчелка, не покладая лапок, тружусь ради всеобщего блага – им ведь, как-никак, вымощена моя приусадебная дорожка. Да и вообще – мне не очень-то нравится твоя концепция. Она слишком перегружена, и из-за этого система дает сбои, один из которых мы могли недавно наблюдать. Я же все исправлю.
– Ты хотел сказать “я все уничтожу, дав равную власть каждому и этим разорвав мир на куски”. Ты делаешь именно то, чего от тебя ожидают.
– Ожидайте чего хотите. Мне без разницы.
– Как ты сумел лишить меня чрезвычайных полномочий?
– До скучного просто. Всего-то и нужно было, что наглухо закрыть этот мир от влияния извне, и твои властные покровители тут же потеряли здесь всю власть. А ты, как прямым образом зависящий от них, стал постепенно… ну, скажем, разряжаться, даже не замечая этого. Пока совсем не выдохся. В общем, принцип такой: поглощаешь бога, чтобы получить полную власть над одним миром, с ее помощью запираешь в мире кого-то еще более могущественного и поглощаешь его, чтобы получить власть над любым другим миром. Затем закрываешь изнутри каждый мир, и поглощаешь лишенных подпитки хозяев вселенной, чтобы получить власть над всем универсумом. В общем, вы здорово облажались с этой системой зависимости от всего подряд. Ничто зависимое не может быть всемогущим.
– Зачем я тебе, если у меня больше нет никаких сил?
– Ты потерял не силу, а возможность пользоваться силой, но, если я вдруг решу снова открыть мир – ты сразу же обретешь ее. Так что мне нужна твоя суть, твой божественный паспорт, твой айди сверхсущества, если позволишь. Украв его, я получу и все твои способности.
– Почему ты все время находишься здесь, почему не возвращаешься в свой родной мир?
– Какой еще свой мир? Мой родной мир – этот, сколько я себя помню. Впрочем, скоро никаких других миров и вовсе не будет.
– Ясно. А зачем тебе перерожденец?
– Он и та девушка – неотъемлемая часть новой единой концепции. Глупенькие думают, что я желаю им зла. Но скоро я все же встречусь с ними еще разок и объясню все по пунктам, и тогда Питер мне будет пальчики на ногах целовать в благодарность.
Дьявол приблизился, держа в руках какой-то большой сверток.
– А вот ты, наверное, не будешь целовать мне пальчики, да?
Он положил сверток на алтарь рядом со мной. Я все еще не мог пошевелиться, но это все равно не имело значения, потому что я, похоже, потерял последние остатки своих сил. Дьявол взял мою руку и с легкостью снял с пальца ту дрянь, что все еще висела на нем мертвой хваткой. Затем он достал из свертка стеклянную вазочку и поставил ее у моей головы.
– Спасибо, что подобрал моего дорогого питомца. Не знаю, что бы я делал без него. Это, если не считать моего сына, единственное близкое мне существо во всем мире.
С этими словами он разорвал насекомое на части, держа его над вазочкой, и в нее из остатков тушки хлынула кровь. Вытекло, наверное, почти пол-литра. Удивительно, как столько жидкости умещалось в такой небольшой твари.
– Я все думал, как же вернуть тебя в твой родной мир, если у тебя его нет? С их лучшим другом, – дьявол кивнул в сторону семерых распятых. – Все сработало, и было достаточно лишь смеси их слез и одного революционного препарата, но у тебя другой случай. Зелье просто не поймет, куда тебя отправить – без частички из родного мира. Но потом я вдруг понял…
Дьявол улыбнулся так, как улыбаются все архетипичные безумные злодеи.
– Каждый из нас носит частичку своего мира в себе. Так что достаточно куска кожи, волоса, капли крови. Мне кровь показалась самым эстетичным вариантом. Вот только есть проблема – боюсь, что ты, как существо, связь которого с родным миром давно разорвана, лишь отправишься туда, но не попадешь. Скорее всего, ты просто исчезнешь где-то по дороге, став еще одним доказательством несостоятельности придуманной тобой системы. Немного иронично, не находишь? Даже жаль, что ты не увидишь мой вариант мироздания и не поймешь, насколько он превосходит твой.
Мне было уже все равно. Я просчитал все варианты и понимал, что это поражение, как ни крути. Так что смысла спорить или даже просто отвечать ему не было. Дьявол это понял и продолжил уже в молчании, решив не растрачивать свои ораторские порывы на безразличного слушателя. Он подошел с вазочкой к одному из ангелов и что-то шепнул ему на ухо. Тот сразу разразился слезами, спустя пару минут заполнившими сосуд еще на четверть. Дьявол вернулся ко мне и, загадочно подмигнув, деловито достал из свертка последний предмет.
Это была небольшая деревянная шкатулка.
Он поднял крышку и повернул шкатулку так, чтобы я видел ее содержимое. Внутри лежали две лиловые таблетки и шприц. Он взял одну таблетку и, мгновенно вскипятив воду в стоящем на другом конце алтаря стакане, бросил ее туда. Вода сразу же окрасилась в лиловый, и дьявол вылил весь стакан в стеклянную вазочку. Теперь она была заполнена до краев. Если бы я не видел шприц, я бы мог подумать, что меня хотят заставить это выпить. Но седой урод все перемешал, еще раз вскипятил и набрал получившуюся смесь в шприц.
Одной рукой он держал иглу у моей шеи, другую положил мне на голову. Я чувствовал, какие острые и отвратительные у него ногти, и какая сухая и морщинистая кожа на ладонях.
В следующий момент он вколол мне свое чертово зелье, и это было тем единственным, что не позволило мне сразу же потерять сознание от болевого шока, потому что дьявол принялся срывать с меня кожу и раздирать плоть, вырывая из нее кости и мышцы. Я не чувствовал вообще ничего, опьяненный растекающейся по еще целым венам сывороткой забытья. В какой-то момент я все же почувствовал, что внутри меня что-то хрустнуло и вырвалось наружу, и дьявол с торжествующим криком захлопал в ладоши. Мне было плевать. Пусть делает что угодно. И если у него все получится, то это станет самым быстрым концом того, от чего я уже, признаться, несколько устал за все это долгое время.
Последним, что я слышал перед тем, как пропасть из кругов бытия и навсегда исчезнуть, были слова того крылатого, кого дьявол называл сыном. Он говорил что-то про ворота, “девочку извне” и “собаку у порога”.
Я не понял ничего и был этому только рад. Если и есть какая-то дальнейшая история, то мне уже не стоит беспокоится о том, чтобы все прошло гладко, потому что я был официально разжалован, списан в утиль и уже вот-вот мертв.
Я, как это обычно и бывает, не ошибся, и уже через секунду действительно умер.
