Валерия Дмитриевна Лагутина
Лабиринты времени
Глава 12
Тусуркай так и не понял, свидетелем чьих разборок он стал, но решил не вмешиваться и немного подождать.Он видел, как незнакомец быстро переоделся и, уверенно пройдя мимо башни, направился в коган. Иирк, быстро оценив ситуацию, отыскал среди холмов другого убитого часового и последовал примеру неизветного, так быстро упростившего ему выполнение задания.
И вот теперь, быстро передвигаясь по спящему когану, он, переодетый в тургарина, в надвинутой по самые глаза шапке внимательно осматривает спящих у костров воинов, отмечая их странное снаряжение.
В отличие от постовых, одетых в меховые куртки, шапки и штаны, на воинах были странные рубахи из множества нанизанных, словно рыбья чешуя, заходящих друг на друга стальных кругов, одетые поверх лёгкой одежды. Скорее всего, такие должны надёжно защищать их владельцев от смертоносных ударов в живот и грудь. А длинные копья с острыми наконечниками могут быть опасными для врагов и на дальнем расстоянии. Короткие кинжалы и длинные мечи, висящие на поясах, пригодятся для ближнего и дальнего боя. Странные шары с торчащими из них иглами, висящие на прочных цепях… Для чего они? Если бы у Тусуркая были такие, он, наверное, смог бы ими размахивать в разные стороны, разбивая в дребезги головы противников. Да, скорее всего, так. Нет, с таким вооружением, их армии никто не страшен.
А если к этому ещё прибавить те учения, которые иирк наблюдал весь день, замаскировавшись в выкопанной между холмов яме, то их можно вообще считать непобедимыми. Ещё днём он восторженно смотрел, как разгорячённые конники на ходу рубили мечом и стреляли огненными стрелами в чучела, каким то странным образом держась в сёдлах без поддержки узды, не теряя при этом своей меткости, и решил, что это-то и есть колдовство. Но теперь, осторожно наблюдая за вскакивающими в сёдла тургарами ирк разгадал их секрет. Как же всё просто и обыденно оказалось! Никакого колдовства! Просто вставляли тургары свои ступни в железные петли на боках лошадей, которые и могли удерживать их тела во время стрельбы. Что ж, хитро! Очень хитро!
Натолкнувшись на неожиданно возникшего из темноты высокого воина, Тусуркай уже чуть не выхватил из-за пояса тонкий клинок, но во время остановился и, похлопав мужчину по груди, хотел уже было пройти мимо, но что-то заставило его обернуться и посмотреть назад.
Тургарин тоже, заметив что-то странное в толкнувшем его постовом, обернулся.
И иирк встретился с пронзительно холодной чернотой его единственного глаза. Настолько холодной, что поспешил отвернуться и прибавить шаг.
«Всё, валить пора». – уверенно решил он и свернул в сторону, намереваясь уйти тем же путём, но вышел прямо к противоположной его недавнему месту нахождени окраине когана, за которой простиралась сверкающая от неисчислимого количества костров степь.
«Боги мои, – чуть не воскликнул он. – Сколько же их тут! У нас, если всех собрать, то, наверное, и половины этого не наберётся. Задавят. Ей богу! Если не оружием, то количеством. Нет, в прямом бою их не взять. Тут хитрость нужна. Знать бы их слабости…»
Озираясь по сторонам, иирк уже проходил последний строй ровно выставленных юрт, когда услышал призывной набат.
«Всё. Попал», – только и успел подумать он, как мимо него загремели, застучали, затопали сотни вымуштрованных солдат. Рраз-и все они стройными рядами, сотрясая факелами вскочили на коней с факелами и помчались за периметр лагеря.
Что-бы не привлекать внимания, Тусуркай подошёл к одиноко стоящей у юрты лошади и уже приготовился вскочить на её, как услышал крик :
–Не выпускать никого из лагеря! Построение по сотням!
Окружающие Тусуркая тургары, быстро перемещаясь в разные стороны, выстраивались ровными квадратами.
Понимая, что если он сейчас не сможет удрать, то его вычислят, иирк огляделся и, заметив, как из одной юрты вышли несколько воинов, решил, что она пуста и в ней можно схорониться на время. Быстро пробегая между лошадей, он подкрался к тыльной стороне шатра, нырнул под его полог и…
…Бродяга ветер шаловливо дунул в натянутые до отказа паруса и покатил корабли между пенящихся волн дремлющего океана.
Крепкий негр с мощной грудью мёртвой хваткой держит два расположенных на корме весла, уходящие своими концами в морскую пучину и время от времени поворачивает их в ту или другую сторону, поддерживая назначенный курс.
На одном из них деревянную палубу, ограждённую в целях сохранения размещённого на ней товара узкими решётками усердно драят кусками пензы Малыш и Дохлый. Ещё несколько балтов из кадок обдают её уже очищенные доски солёной водой, тут же стекающей за борт, унося с собой остатки грязи.
Для поднятия духа не спускавшимся уже неделю на землю морякам музыкант наигрывает тоскливую мелодию, усердно перебирает на корме дырочки в самодельной свирели.
Парочка загорелых мужчин с обветрившимися от ветра и солёной воды торсами лениво разделывают свежевыловленную рыбу и развешивают её тушки на растянутой над палубой верёвке под лучами палящего солнца, тут же отправляя требуху обратно в море.
А там-то на поверхности то и дело показываются острые плавники кровожадных акул, вытянутые гладкие тела которых без устали кружат вокруг судна в ожидании дармовой еды.
–Эй, свистун, – кричит один из моряков, Триган, музыканту, – хватит завывать, давай чего повеселее.
И тот, быстро перебрав шустрыми пальцами отверстия на своём инструменте, молча заиграл плясовую.
–Вот,-удовлетворённо кивнул чистильщик рыбы, не отрываясь от работы,-другое дело.
–Говорил тебе, пить меньше надо, – тихо ворчит на Дохлого Малыш, ползая на карачках по грязной палубе с куском пензы.
– А сам чего? Не больно – то и гнушался халявой.
Толстяк, на минуту прервав работу, вытирает мокрым рукавом рубахи пот с лица и смотрит на друга:
–А ты что, маленький? Сам не можешь? За старшими повторять надо?
–Чего!?– возмущается в ответ моряк и, выпятив тощую грудь с торчащими рёбрами, встаёт в позу борца, расставив ноги и согнув в локтях руки перед собой:
–Сейчас как дам!– делает он выпад в сторону Малыша одной рукой,– посмотрим, кто тут маленький!
Коренастик, быстро подскочив на коротенькие ножки, готовится к обороне и отбрасывает пензу в сторону:
–На кулаки, чего ли, хочешь?
–А давай, – засучив рукава, браво отвечает Дохлый, уповая на свою лёгкую победу.
Триган, наблюдающий за спором друзей, многозначительно откладывает нож и толкает спящего рядом моряка:
–Эй, подъём! Жара будет! – И, оглядев палубу, кричит:
– Мужики! Дохлый вызвал Малыша на поединок! Айда, ставить!
Лениво заворочавшись, почёсывая залежавшиеся бока, балты поднимаются со своих мест, образуя вокруг драчунов просторный круг. Свистун так же подсаживается ближе и, весело притопывая, свистит бойкую песню.
–Доставай амы! – призывал Триган, – На кого ставишь?– обращается он к протягивающему ему монету моряку.
–На Дохлого, – отвечает тот, крепким ударом положив ам на ладонь крупье и выкрикивая:
–Эй, Дохлый, не подвели!
–Ага, как же!– не оборачиваясь, отвечает тот, вытирая влажные руки о грязные штаны.
–Так, давай, давай, – собирая деньги, приговаривает Триган.– На Малыша? Малыш! На тебя ставка! Дохлый? У тебя – то же! Малыш, кажется, ты в пролёте!
–Ну и хрен с ними! Мне ж больше будет!– задорно прикрикивает крепыш и ловко увёртывается от сделавшего в его сторону выпад Дохлого.
–Ууу!– разочарованно гудит толпа, болеющая за тощего моряка.
–Так держать, – восторженно орут болельщики Малыша.
Дохлый делает ещё один выпад и крепыш, пригнувшись, проскакивает под его рукой.
–Давай, Дохлый! Не подведи!
–Я на тебя два ама дал!
–Э! Так не честно!
–Ты чего как баба бегаешь? Давай, надери ему зад! – слышатся недовольные и подбадривающие в толпе крики.
Играя на толпу, Дохлый разворачивается, снова делает выпад, но Малыш оббегает вокруг него и даёт сильный пинок в зад, одновременно не забывая покрасоваться на публику.
–Ха-ха-ха!– ржут довольные зрелищем моряки,– знай наших! Малыш! Мы с тобой!
–Держи, – через спину Тригана чёрная рука рулевого протягивает блестящую монету, – на Малыша.
Дохлый, понимая, что удача явно не на его стороне, зло встряхивает головой и хочет схватить Малыша в кольцо, растопырев длинные руки. Но тот проскальзывает сквозь его мокрые руки вниз, и озадаченный моряк вместо соперника хватает воздух и чуть не падает вперёд, лицом на палубу. Но удерживается. А Малыш, умело проскользив потной спиной о гладко начищенные доски между его ног, оказывается сзади и, быстро вскочив, толкает Дохлого в спину, чем вызывает бурный восторг наблюдателей:
–Ну, Малой, давай, сильнее, сильнее его. Всыпь по-полной!
Дохлый падает на колени, но быстро встаёт.
А Малыш, продолжая скакать вокруг него, строит сопернику смешные рожи, наблюдая, как тот неуклюже вертится, стараясь поймать юркого противника, который всякий раз проскальзывает мимо.
–Малыш! Малыш!
–Дохлый!Улю-лю!
–Давай, давай! Бей его!
–Слева, слева заходи!
–Да нет, справа!
–Это что за базар?– внезапный грозный окрик Боцмана с пустым кувшином в руке прерывает крики болельщиков и он, грубо расталкивая толпу, выходит в круг и видит, как Малыш валит Дохлого на спину и быстро садится ему на живот.
–Вам что, дел больше нет?– Строгий моряк окидывает грозным взглядом тут же притихших моряков и те, переглядываясь с Триганом, нехотя расходятся по палубе.
–У! Позор!
–Молодчина, Малыш!
–Дохлый он и есть дохлый!– раздаются слабые комментарии расходящихся балтов, косящихся на прервавшего веселье начальника.
–Ну, чего расселся, как баба на члене, – обращается Боцман к застывшему на Дохлом Малышу и победитель юрко соскакивает на палубу и чешет за ухом:
–А я что? Это всё он, – кивает тот на старающегося подняться с мокрой палубы друга и подаёт ему руку.
Однако, Дохлый отбрасывает её и, кряхтя, встаёт сам.
–Нашёл с кем тягаться, – ухмыляется начальник побеждённому, – наш Малыш и без кулаков кого хочешь уделает, на вот, – протягивает он кувшин, – Капитан вина хочет.
Дохлый, обиженно косясь на победителя, берёт кувшин.
–Ну, чего медлишь?– прикрикивает на него Боцман. – Шевели маслами!
Малыш тихонько хочет пройти мимо него, но крепкая рука хватает его за плечо:
–Куда собрался? Просмоли тросы. Да шкурку новую возьми. Ну, давай, давай, стучи копытами!
И, видя, как засверкали пятки бегущего исполнять его поручение моряка, удовлетворённо насвистывая весёлую мелодию и закинув руки за спину, Боцман в развалочку идёт к рулевому, остановившись около делящего выигрыш Тригана:
–Мою долю не забудь.
…Незадолго до набата Теймур зашёл в шатёр жены, надеясь провести эту ночь с ней. Несмотря на всё больше и больше наполняющий его душу мрак, отблески света все же иногда пробивались, на мгновение гася поглощающую его черноту. И такими моментами были его встречи с Хайной. Искры былой детской любви не смогли навсегда погаснуть в его всё больше черствеющем сердце.
«У настоящего правителя не может быть слабостей, – говорил Учитель. – Что бы править миром, нужно в первую очередь контролировать свои эмоции. Эмоции – наша слабость. А любовь – это эмоции. Когда-нибудь она погубит тебя и все твои завоевания. Научись контролировать её и ты будешь непобедим».
А она оставалась последней слабостью в сердце жестокого правителя.
Но был ли он жесток?
И где та грань, которая разделяет справедливое наказание от жестокости?
Хайна. Хайночка…
Зачем ему всё золото мира, если он не может добиться её любви? А, может, и правда, ну её, эту войну? Чем плоха его теперешняя жизнь? А славу на долгие века он уже снискал себе и здесь, объединив многочисленные кланы. Продвинувшись далеко на юго-запад, со своей армией он ещё думал, насколько прав был учитель, дразня его мировым господством.
Зачем оно, если любимая женщина с укоризной смотрит на него всякий раз, когда он говорит о предстоящих завоеваниях?
Действительно, зачем?
А, может…
Вернуться в восточные степи?
А как же его обещания последовавшим за ним воинам? О богатстве и рабах? Не может же он обмануть их.
И Курдулай….
Верный друг начинает сомневаться в непоколебимости своего каюма. Вот и теперь, говоря о необходимости отложить поход, он заметил недовольство, промелькнувшее в его взгляде.
–Ваш напиток, каюм, – слуга поднес Теймуру бокал с бурлящей в нём жидкостью.
Хайна…
Когда-то, взяв её силой, где-то глубоко в душе он ругал себя. Думал, она поймёт его и простит. Но с каждым днём пропасть между ними росла всё шире и шире. Казалось, он больше не обижал её, осыпал подарками и почестями, старался быть нежным и ласковым.
Хайна видела это и в какой-то мере была благодарна, что её саму, и брата, да и всех остальных, ставших верными подданными каюма, окружает наступившая благодать.
Но какой ценой?
Она ещё помнила отсечённую, валяющуюся в пыли голову отца, жестокие казни непокорных кланов, трупы, трупы, трупы на завоёванных и разорённых Теймуром землях.
Да, их народ стал могущественным.
Но кому и как пришлось заплатить за это?
Когда родился их сын, женщина надеялась, что хоть он растопит сердце отца и он откажется от своих кровавых планов.
Но она ошибалась.
В тот день, день когда над степью раздался оглушительный крик новорождённого, каюм поднял его высоко на руках и пообещал подарить ему мир.
Весь мир.
…-Хайна!
Теймур, скинув со своего атлетического тела расшитый золотом халат, подошёл к уже спящей на ложе жене и дотронулся до неё рукой.
«Как же она красива»!– подумал он, гладя её жёсткие рыже-чёрные волосы и, убрав прядь с точёной шеи, нежно коснулся её губами.
–Ведь ты не отпустишь их просто так?– Не поворачиваясь к мужу, спросила женщина, открыв глаза.
–Тебя не должно это волновать.
Теймур настойчиво повернул её к себе лицом и заглянул в глаза:
–Я соскучился по тебе.
Его рука, скользя по крепкой точёной ноге, продвигалась выше, задирая тонкую цветастую рубаху.
–Они хотят мира, – продолжила женщина, не отвергая, но и не отвечая на его ласки.
–И получат его. Они слишком просты и ничтожны, что бы тратить на них свои силы.
–Так ты не пойдёшь на них войной?– встрепенулась Хайнна.
–Нет. Я отправлю несколько отрядов. Думаю, этого будет достаточно, – нетерпеливо ловя сочные губы жены, ответил Теймур.
–Ты сам сказал, что они слабы, – отвернула лицо женщина, – будет ли это великой победой?
–Это будет показателем моей силы, – продолжая настойчиво ласкать её плечи, прошептал каюм. – Думаю, они не будут сопротивляться. И в этом случае останутся живы.
–А если…– начала Хайна, но мужчина нетерпеливо перебил ей:
–Если моим воинам окажут сопротивление, то ты знаешь, что с ними будет.
Проскользнув руками под цветастую рубаху, Теймур нашёл руками полные груди жены, сжал их и крепко поцеловал торчащие от возбуждения соски.
–У них, – начало было женщина, но каюм прикрыл её рот своей рукой:
–Перестань. Я пришёл сюда не обсуждать важные вопросы. Я устал и хочу насладиться твоим роскошным телом. Будь сегодня по-ласковее со мной, и, кто знает, может, я буду терпелив к своим новым подданным.
Сильные руки страстно, до хруста в костях, обняли маленькое крепкое тело Хайнны. Горячие губы уткнулись в её пахнущие степью волосы и зашептали в самое ухо:
–Полюби меня снова, как когда-то давно любила меня.
Тугой пресс живота напрягся ещё сильнее, когда мужчина крепкими ногами раздвинул её стройные бёдра и его, жаждущая освобождения, плоть уткнулась в тёмную норку между цветущих огненными красками холмов.
И Хайна, отбросив всю неприязнь к этому искренне любящему её человеку, нежно обвила его шею руками.
Глава 13
Хлюпая по лужицам воды на нижней палубе, Дохлый медленно пробирался между рядами керамических амфор и бочек. Тонкий фитиль, скрученный из бараньей шерсти, в маленькой круглой чаше, наполненной китовым жиром, тускло освещал ему дорогу.
Неожиданно с боку послышался слабый шорох и мужчина почувствовал, как невидимое существо слегка коснулось его голой голени.
С омерзением Дохлый отдёрнул ногу и приложил палец к губам и груди:
–Спаси меня, боги! Опять мыши завелись.
Опустив светильник ниже, он попытался разглядеть их на полу и в этот момент у дальней стены мелькнула большая тёмная тень и скрылась за бочками.
Выпрямившись, моряк поднял фонарь и продолжил осторожно идти вперёд. Поравнявшись с одной из бочек, он вытащил из неё заклёпку и налил в кувшин красную пенящуюся жидкость, мысленно удивляясь своему недавнему поражению: «И как это он так ловко? А я-то, дурак, думал, сейчас, намылю ему шею. И вот, намылил. Чуть кочупатки мне не вывернули. Э-эх, говорил батька, не лезь на рожон, коли не знаешь» .
Раздавшийся у стены тихий шорох и прерывистое дыхание заставило его замереть и прислушаться.
Тишина.
–Фу ты, показалось, – выдохнул моряк и продолжил следить за льющимся тонкой струёй вином.
Наполнив кувшин, Дохлый закупорил бочку пробкой и повернул к выходу, но останавился и задумался. А затем огляднулся в сторону проёма и, приподняв кувшин, сделал пару глотков. Удовлетворённо хмыкнув, вытер рот широким рукавом рубахи и, сделав ещё несколько глотков, возвратился к бочке, что бы заполнить кувшин.
И в этот момент у стены за бочками раздаётся тихий присвист, как будто струя воздуха медленно вылетает из мехов.
Моряк замирает и прислушивается.
Красная жидкость из наполнившегося кувшина льётся ему на ноги и Дохлый, очнувшись, материться:
–Да что б тебя! – затыкает отверстие в бочке и снова идёт в обратную сторону, но любопытство берёт в верх и он на пол пути останавливается, ставит кувшин на одну из бочек, возвращается, и, высоко держа светильник, заглядывает в проём между стеной и бочками.
Там что-то тёмное и большое зловонно воняет и, пыхтя, шевелится и громко дышит.
Пытаясь разглядеть копошащееся внизу существо, Дохлый наклоняется ниже и оказывается лицом к лицу с неизвестным чудищем, сверкающим на него огромными белыми глазами.
–А-а-а!– орёт балт, падает между бочек на спину и роняет светильник, осветивший появившуюся и тут же спрятавшуюся над бочками взлохмаченную морду. Резко подскочив, оглядываясь и спотыкаясь, моряк несётся к выходу, оглушительно визжа:
– А-а-а-а! Нечистый! Нечистый в трюме!
…-Каюм!– полог юрты неожиданно распахнулся и в неё торопливо вошёл Курдулай.
–Что ещё?– рассерженно закричал Теймур, поворачивая лицо от жены в сторону прервавшего момент его наслаждения военачальника.
–На дальней сторожевой вышке, – приклонил колено тот, – на северо-западе, убиты все постовые. С двух из них снята одежда. Кто-то тайком пробрался в наш лагерь. Наверняка, этот кто-то был с послами, прибывшими сегодня к нам.
–И за этих людей ты просила меня?– гневно посмотрев на испуганно выглядывающую из-под покрывала женщину, гаркнул Теймур и, вставая с ложа, посмотрел на воина, – ты знаешь, что делать. А ты, – обратился он к жене, – лежи здесь и жди меня. Я ещё не закончил. Когда я вернусь, – наклонился он к её губам, – мы продолжим наши игры, – и вышел, на ходу накидывая халат.
Сдвинув брови в единую линию, Теймур, окружённый плотным кольцом облачённых в блестящие доспехи воинов, размашистым шагом уверенно направился в сторону гостевой юрты, цепляясь пристальным взглядом за строящиеся ровными рядами воинами. Он гордился каждым из них. Гордился их преданностью себе, гордился их верой в него, гордился их верой в грядущие победы.
И гордился собой.
Тем, что он, единственный сын простого каюма смог создать самую мощную, дисциплинированную и верную своему баши армию.
И вот теперь кто-то посмел нарушить созданный им порядок.
Кто-то…
Цепкий взгляд выловил очень высокую фигуру, тенью промелькнувшую позади строящихся воинов. Он точно не был среди его солдат при последней битве. Тогда он лично прошёл мимо выстроенных сотнями солдат и уж не мог бы заметить такого великана. Тогда кто-то из новобранцев? Из последнего призыва? Он давно собирался посмотреть на новичков, но всё как-то не было времени. Но он точно уже видел этого человека. Где же?..
–Теймур, – тихо произнёс Курдулай, положив ладонь на сжимающую свисающую в ножнах саблю руку друга, – может быть не нужно делать поспешных выводов?
…Бегущий по палубе с выпученными от страха глазами Дохлый сбил с ног несущего к борту рыбью требуху Тригана и она вывалилась на совсем недавно вычищенную Малышом палубу.
–Да что б тебя, – сокрушённо рявкнул на него крепыш, видя, как остатки кишок слизкими пятнами растекаются по чистым доскам.
–Нечистый!– заорал Дохлый и, подскользнувшись на ставшей слизкой от требухи палубе, упал на спину, ударившись головой и потеряв сознание.
Сидящий рядом с ним Триган с омерзением сбросил с себя прилипшие остатки рыбы и, криво посмотрел на сошедшего с ума (а именно так и подумали все, наблюдавшие эту картину) моряка. Затем со знанием дела приподял, а потом опустил его руку, которая бессильно упала на грязный пол:
–Кончился, – причмокнул Триган и, тяжело вздохнув, встал на ноги, – за борт этого смутьяна.
–И ничего не кончился, – усомнился подошедший Малыш и плеснул на лежащего без сознания мужчину ведром солёной воды.
Тот открыл один глаз, второй:
–Я уже умер? Или мне это только снится?
–Да уж! Умер! Конечно, – послышалось со всех сторон, – дождёшься от тебя!
–Ты чего это, – заботливо подавая руку спросил Малыш, – орал так? Случилось чего?– и подсунул чашу холодной поды, поданную одним из балтов.
–Я того, иду, это, – жадно хлебая воду, начал рассказчик, – вижу, а там тень…
Звонкий свист хлыста из рук Боцмана, полоснувшего по спине Дохлого, заставил его вскрикнуть и замолчать.
–Будешь пить столько, – крикнул он несчастному в самое ухо, – не такое покажется!
–Да не пил я, видят боги, не пил!– втянув голову в плечи под нанесённым над ней хлыстом, завопил моряк.
–Лады, ври дальше, – разрешил начальник, а Малыш дружески похлопал его по плечу:
–Ну, чего там было -то?
И Дохлый, с опаской посматривая на Боцмана, начал активно жестикулировать:
–Ну, думал, показалось. Дальше иду. А за бочкой слышу, дышит кто.
–Из наших, что ли?– перебивает его Триган, – Али как?– и тут же получает подзатыльник от Боцмана:
–Прикуси болтун.
–Сильно так, громко,– тем временем продолжает Дохлый. – Я лампу-то и поднял. А там оно. Чёрное такое, рогатое…
–Нечистый, точно, нечистый, – сплюнул кто-то из толпы, – как есть, он.
–Так, ребята. Не знаю, кто там, нечистый, али человек какой,– выдохнул Боцман, – но мы должны его поймать. Взяли бугры там, палки. У кого что. И за мной! Но если,– зыркнул он взглядом на Дохлого, – всё это байки твоего перепившего разума…– с этими словами Боцман страшно скривил лицо и поднял здоровенный кулак над головой сежившегося моряка.– Смотри мне! До конца пути будешь в трюме прохлаждаться. Связанный.
Скучающим без особого дела в такую ветреную и славную погоду морякам, когда руки свободны от тяжёлых вёсел, любой кипишь в радость и поэтому они все, вооружившись первыми попавшимися под руку предметами, дружно последовали за уверенно шагающим к трюму Боцманом, подбадривая друг друга:
–Да! Да, изгоним нечистого! Ага! Если и есть кто в трюме! А нет, так Дохлому мозги промоем. Пошли, братцы! Всё одно! Хоть какая развлекуха. Давай, давай, вниз!
…Тихо опустился полог юрты и Тусуркай столкнулся лицом к лицу с темноволосой обнажённой женщиной, испуганно сжавшейся при его появлении.
–Тсс, – приложил он палец к губам и женщина послушно закивала головой.
Иирк огляделся, размышляя, что ему делать дальше и снова угрожающе посмотрел на женщину:
–Прибью, если пикнешь, – прошипел он.
Но женщина, кажется, и не думала кричать.
Напротив, она приподнялась на постели и потянула руку к вороху одежды, лежащей на полу.
Тусуркай, думая, что она хочет взять оружие, замахнулся на неё, но незнакомка испуганно замахала руками, останавливая его и, быстро схватив одну из просторных цветастых рубах, бросила в его сторону.
«Одевай», – показала она руками на сорочку.
«Я»?– не понял иирк.
Женщина закивала головой.
«А, может, она права?– подумал Тусуркай, примеривая одежду.– Искать-то мужика будут, а тут- баба. А с чего бы это она?..» – Подозрительно посмотрел он на женщину.
«Давай, давай»!– поторопила тургарка его жестами и иирк, отбросив сомнения, скинул с себя мохнатые штаны и куртку и стал натягивать сорочку.
Увидев, как его отчаянные попытки влезть в сорочку, женщина тихо засмеялась.
И действительно, свободно спадающая на женских фигурах, а теперь слегка затрещав, рубаха плотно обтянула крепкое мужское тело.
Тусуркай разочарованно посмотрел на себя. Ну, красавец! Широкие плечи, обтянутые шёлковой тканью, выпирали под ней мускулистыми буграми. Глубокий вырез открывал густо-волосатую ( ну точно, совсем не женскую) грудь, а из-под коротких рукавов свисали большие кулаки, покрытые на пальцах рыжеватым пушком. «Да, наши бы увидели, животы надорвали. Мужик в бабьем платье. Смех!»– Подумал мужчина и, подняв глаза на тихо смеющуюся себе в кулачок девушку, огляделся вокруг.
Срам-то какой! Чем бы это прикрыться? В таком виде его уж точно сцапают. И к гадалке ходить не надо.
Женщина, тем временем, немного подумав, бросила ему огромную меховую накидку, закутавшись в которую, иирк скрыл за пушистым мехом коренастую, обтянутую сорочкой фигуру и, слегка кивнув ей, направился к выходу.
«Постой»!– жестом остановила его женщина и, выпрыгнув из постели, быстро, не стесняясь своей наготы, накинула на себя соболью шубу.
