«А тебе-то это надо?»– усмехнулась Алчность.
Действительно, а ему-то какое дело?
–Чего сказать-то хотел?– неожиданно тихо спросил его Улугбек.
–Я это, – подбирая слова обрадовался купец, – предложить хотел. Бабы у них знаешь, какие? Огонь, а не бабы! На рынке много золота дадут.
–Очень много?– переспросил тургарин и Торвальд, даже в темноте заметив, как алчно сверкнули его глаза, утвердительно кивнул.
Наверняка, эти так же знают о собирающемся войске, но, однако, это их не остановило и попёрлись они в эту глухомань зачем-то и его потащили. Значит, так надо. Ну, а он и себе выгоду нашёл. И что в этом такого? Ну и что, что зимой отходили, отпоили, откормили? Он их просил? Лучшеб замёрз тогда.. А раз уж выжил, всё, братцы, теперь каждый сам за себя. Нехорошо, конечно, вот так. Но выбора-то у него нет! Товар пропал, а на нищее существование он как-то не согласен.
Совсем неожиданно для себя он вспомнил мать. Перед смертью она сильно болела и господин- хозяин свечной мастерской выгнал их из своего дома, обрекая на голодную смерть. Ему тогда было лет десять, не больше, но он отчётливо помнил, как мать унижалась и просила хозяина оставить у себя на любую работу хотя бы сына, но тот был непреклоне. Торвальд хорошо помнил, как она умирала не столько от болезни, сколько от голода и решился на отчаянный поступок. Пробравшись ночью в дом бывшего господина, он думал, что бы у него стащить, как дверь вдруг отворилась и вошёл хозяин.
-Кто здесь?-услышал мальчик его хриплый голос и сильнее вжался в угол между стеной и стеллажём с подсвечниками.
-Кто здесь?– повторил мужчина и Торвальд, с замиранием сердца услышав, как его тяжёлые шаги приближаются прямо к нему, инстинктивно нащупал на полке и сжал в руках тяжёлую фигурку.
Хозяин наклонился прямо над ним и осветил лицо туклым огоньком свечи:
-А, это ты, маленький поганец, – начал было он и приготовился схватить мальчика за шиворот, но тот неожиданно ударил его прямо в лицо подсвечником, а затем снова и снова…
Он долго бил его ещё, пока лицо не превратилось в кровавое месиво. И только тогда маленький Торвальд, ужаснувшись содеянному, отступил.
Надо бежать…
К маме.
Пусть слабой, больной, но единственной любящей его женщине.
Слабой…
Он услышал, как на шум в доме проснулись и, скорее всего, хозяин был уже обнаружен, но чувство голода и долга перед матерью взяли своё и, осторожно переступив через мёртвого мужчину, по стеночке прокрался на задний двор. Там он нашёл несколько полусухих лепёшек и корзинку засушенных фруктов и, спрятав всё это богатство за пазуху, бросился бежать, оглядываясь на зажигающиеся в доме огоньки и пытаясь не слышать раздавшиеся позади него крики.
Вскоре он выбежал за городские ворота и, пробираясь между нищенских лачуг, вышел к наспех сооружённому шалашу.
-Мама, мамочка, – закричал он, залезая в узкий проход, – я принёс тебе немного еды.– Вот, возьми.
С этими словами он отломил кусок хлеба и протянул его матери, но, увидев, что она никак не реагирует на его подношение, неуверенно взял её за руку и с силой затряс, выронив лепёшку:
-Мама, мамочка, прошу, возьми эт!
И, приняв страшную правду, мальчик упал на грудь матери и горько зарыдал, не обращая внимание на шум, раздавшийся с наружи.
-Видимо, он спрятался в какой-то из этих лачуг, – услышал он чей-то голос и, вытирая сопли и слёзы, пополз к выходу.
-Поймать поганца!
-Эй! Он нужен живым!
Бежать!
Надо бежать!
Понимая, что спрятаться он может только в городе, Торвальд шустро заработал локтями, проползая мимо хибар и спящих прямо на земле нищих и вскоре добрался до городской стены и юркнул в темноту известного только ему одному заросшего кустарником лаза.
А потом снова бежал…
Бежал по узким улочкам ночного города, не видя под собой ног и не разбирая дороги, пока не забился в один из приоткрытых ящиков, в котором и уснул от изнеможения.
А проснулся уже на корабле, плывущем в открытом море так далеко, что и земли-то не было уже видно. Ему повезло, накорабле плыли фригийские купцы и они заприметили бойкого мальчишку, взяли его к себе и обучили мастерству торговли. А потом, в одном из плаваний, он во время стоянки наткнулся на лежащего на берегу реки без сознания мальчика и, понимая, что никто ему и гроша не отстегнёт за такую добычу, в тайне от всех пронёс его на судно и спрятал, а потом и продал на южном рынке. И потекли с тех пор в его карманы нехилые барыши, закрутилась-завертелась бойкая торговля. Оставалось только привести в дом красавицу-жену, да нарожать кучу наследников. «Мои дети никогда не будут голодать и не умрут от болезней»,-оправдывал он свои действия каждый раз, совершая очередной торговый обман.
–Я вот и подумал, – прервав воспоминания, купец решил предложить тургарину сделку,– давай-ка несколько девок утащим? Я дома покажу, в коих получше будут. А уж кому и как продать, так лучше меня тебе помошника не сыскать.
За годы, проведённые в торговле, Торвальд отлично научился понимать людей и сразу увидел в Улугбеке схожую с ним натуру.
–Договорились. Две трети мне, одну-тебе, – быстро порешил Улукбек.
«Быстро ж он, – удивился купец.– Но я как-то пополам хотел…»
«Не дури, – перебила его Алчность, – лучше так, чем никак. Соглашайся! Хорошая сделка!»
–Тихо у них, – услышав тихий голос справа от себя, Торвальд прервал свои мысли и увидел, как из-за ёлок выходит Мамлик с товарищем, посланные в перёд.
–На берегу народу тьма. Постовые стоят вдоль реки. А здесь-никого, – начал рассказывать Мамлек командиру.
–Хорошо, – оскалился тот, предвкушая лёгкую добычу. – Потом подробно всё расскажешь. А сейчас быстренько тихо пошманаем тут и в лес. Псов убрали?
Молодой воин коротко кивнул головой.
–Точно всех?– ещё раз переспросил командир.
И, снова увидев утвердительный кивок, довольно улыбнулся и повернулся к Торвальду:
–Ну, в которых?– и, проследив за указкой купца, отдал приказы:
–Ты и ты, крайний дом от реки. Девкам кляпы в рот и сюда, мужиков, если будут-ножом по горлу. Вы двое, – указал он на других, – дом по центру берите. Ну, а вы – вон тот, – указал тургарин на тот самый дом, в котором зимовал Торвальд.-Да не забудьте обшмонать всё хорошенько. Золотишко там, побрякушки. И жратву какую прихватите. Только тихо мне, что б как будто бы нас и не было.
Когда командир указал на приютивший его зимними ночами дом, сердце купца неожиданно сжалось от внезапно нахлынувшей на него горечи и вспомнил он пышногрудую, розовощёкую, вечно смеющуюся Олеську. Представил, как будут лапать её чужие грязные руки…
«А тебе-то какое дело?– зешептала у одного уха Алчность. – У самого разве не было мысли зажать её в тёмном углу, а потом продать на невольничьем рынке?»
Было-то, было. Так это он, а тут эти. Поизмываются над девкой и продадут куда. А то и того хуже…
«Эх, ты, – тихо вздохнула Совесть.– Вспомни, как она замёрзшие пятки твои отогревала…»
Да, руки у неё были мягкие-мягкие, тёплые… Как у мамы… Розовые ноготочки приятно впивались в его загрубевшие ступни, разгоняя почти замёрзшую кровь…
–Тургары, – тихо прошептал Торвальд.
«Не смей»!– взвизгнула Алчность.
«Ты сможешь», – уверенно подбодрила Совесть.
–Тургары, – снова прошептал мужчина и вдруг заорал, что есть мочи:
–Тургары!
Тяжёлые грозовые облака плотно затянули ещё недавно сверкающий голубизной небосклон. Потускневшее солнце, словно предчувствуя беду, застенчиво спрятало свой лик за их мохнатыми шапками, изредка бросая взгляды на усыпанную огоньками ярких соцветий зеленеющую равнину. Жёлтые, красные, голубые бутоны только-только проснувшихся цветов купали свои головки в скупой утренней росе и вытягивали тонкие стебельки навстречу готовым выплеснуть на них живительную влагу тучам.
Редкие полёвки, высунувшись из своих норок, готовились к утреннему набегу на зеленеющие луга в поисках пищи и нервно дёргали чёрными носиками, вдыхая наполненный свежестью воздух, но, почуяв приближающуюся опасность, тут же скрылись в глубокой черноте
Где-то далеко-далеко, за горизонтом, утопающем в смешанной с синевой зелени, призывно завопил, захлёбываясь в собственных звуках, рог. Его тут же подхватил рявкающий зверинный рык и дремлющая ещё в своих снах природа окончательно проснулась от нахлынувших на неё диссонансов. Тысячи птиц стаями взметнулись над горизонтом и с недовольным воркованием закружили над посмевшими нарушить их спокойствие существами.
–Что это?– с замиранием сердца спросил Малыш у стоящего рядом с ним в строю Дохлого, но тот не успел ответить, как проезжающий мимо них на буром коне командир иссидов громогласно заорал:
–Они выступили! И теперь только от нас зависит наше будущее и будущее наших внуков! Мы их к себе в гости не звали, так пусть же убираются отсюда так, что б пятки сверкали! А мы их догоним и под зад дадим! Ну что, братки, покажем, где раки зимуют?
И Ротберг так агрессивно взметнул свой мечь, что ни у кого не осталось сомнения в их абсолютной победе.
–Да! Да! Покажем! Пусть валят отсель! Порвём их на портки!– раздались со всех сторон подбадривающие друг друга крики, прерываемые призывным воем припавших к земле волков.
–Ой, ё, – простонал себе под нос Малыш, – как бы нам самим валить не пришлось…
–Ты чего это?– толкнул его Дохлый.-Чего скис-то? А ну-ка, нос по ветру! Где наша не пропадала?
Тихий гул, возникший далеко на другом конце равнины, становился всё громче и громче. Словно рой разъярённых пчёл приближался он к ожидающей его нападения разношёрстной толпе сборного войска северных племён. Все, кто хоть как-то умел держать оружие, были поставлены в центре. Их было большинство и на них возлагалась одна единственная задача: принять первый удар противника и держать их как можно дольше на рубеже, пока главные силы, состоящие из иирков и иссидов не обойдут тургар с флангов и не зажмут их в кольцо.
Ротберг знал, что противник хитёр и навряд ли бросит всё войско в бой сразу. Он бы первыми выпустил своих зверющек, что бы внести смуту и панику в войско противника. И дай бог, что бы Теймур поступил так же. И на этот счёт у них есть своё тайное оружие.
Волко-люди…
И как им удавалось столько времени оставаться не замеченными?
Жить рядом, вести торговлю?
И если уж они, иссиды, не знали об их существовании, тургарам о них и подавно не было известно.
Что ж, удивим Теймура!
Накрывающий равнину нечленораздельный гул приближался и уже можно было отчётливо увидеть скачущую массу конников в сверкающих латах и с высоко поднятыми мечами, растянувшуюся, казалось, по всему горизонту от края до края.
Неожиданно тургары остановились и через мгновение одновременно разошлись на несколько колонн, образовав проходы между которыми тут же появились странные существа и, быстро перебирая задними лапами, ринулись прямо на северян.
Их было не больше сотни и их змееподобные морды с широкими пастями, усеянными рядами острых зубов усиленно цокали и испускали вязкие капли слюны, падающей на притоптанную траву.
–Что за хрень?– выкрикнул кто-то и по первым рядам славличей и балтов раздался испуганный ропот.
Видя, что в рядах неподготовленных воинов начинается паника, на что, безусловно и рассчитывал Теймур, Ротберг понял, что его план может рухнуть, так и не начавшись и угрожающе поднял мечь:
–Стоять, мать вашу! Не то сам по голым задам наваляю! Вы что, ящериц на солнцепёке не видели? Раздавим их, мать вашу!
–Стоять!– закричале приставленные к славличам иссиды. – Насмерть стоять!
Койву, крепко сжав вытянутое в руке копьё, расширенными от ужаса глазами уже мог разглядеть мелкие чешуйки кожи на голове приближающегося огромного монстра, с сидящим на его спине ездоком, целящимся из лука. Его немигающие глаза, капающую из пасти слюну, злобную усмешку воина…
–Боже, сохрани всех нас, – тихо прошептал славлич и зажмурил глаза.
Но прошла секунда, две…
Истошные крики и дикие вопли заставили его ещё сильнее втянуть голову в плечи и сжать веки.
Кусок чего то липкого и холодного ударил его прямо в лицо и Койву, испуганно вздрогнув, открыл глаза.
Далеко впереди большущий клубок тёмной шерсти неожиданно взметнулся прямо из под лап огромного ящера и чёрный волк, вытянув в прыжке своё тело, упал прямо на изумлённого его появлением тургарина, сидящего на спине монстра и, агрессивно разинув огромную пасть, сомкнул её на горле человека. Ещё мгновение и разлучённая с телом голова взлетела вверх, размахивая болтающимся из разорванной шеи позвоночником. Ещё несколько волков вцепились своими зубами в отбивающегося от них коротенькими передними лапками чудовище и со всей силы драли его кровоточащую плоть и чешуйчатую кожу.
Сотни огромных чёрных животных насмерть грызлись со змееподобными ящерами. Вырывая друг у друга клочки шерсти и куски мышц, животные катались по окрашенной кровью траве, издавая пронзительные крики.
Вон там несколько волков повисли на самом, наверное, крупном монстре, стараясь повалить его на землю. Но тот, несмотря на свои размеры, был довольно гибок и шустр и, отбиваясь от нападающих толстым хвостом с торчащими из него шипами, не подпускал их ближе. Получивщие удары животные отлетали от него в сторону, как бычий пузырь, наполненный воздухом и, тихо подвывая, уползали с поля боя, зализывая глубокие раны от смертельных шипов. Но вот один из волков, изловчившись, нырнул под брюхо ящеру и, перевернувшись на спину, вцепился зубами в его живот. Взвыв от боли, монстр встал на задние лапы, оперевшись на свой хвост и постарался сбросить с себя присосавшуюся к нему тварь, но это стало его ошибкой. Тут же несколько волков накинулись на него со всех сторон и, зацепившись клыками, начали драть его ставшее беспомощным тело острыми когтями.
Чуть дальше двое ящеров разорвали мохнатое тело и, высоко подбросив его части, бросились в самую гущу боя на подмогу своим сородичам.
Посмотрев левее, Койву еле сдержал подступившую к его горлу тошноту.
Там несколько совсем мелких чудовищ облепили уже мёртвое тело человека и, растерзав его живот, лакомились горячими внутренностями, вырывавя их друг у друга.
Тут и там божьи создания терзали, рвали и давили своих противников.
Один на один, парами, группами они яростно грызли врагов, словно выплёскивая годами накопившуюся в их сознании жажду крови.
Двум сильным видам не место на одной маленькой планете.
Кто же победит?
Сотня созданных природой убийц или тысяча отстаивающих свои права на существование мирных животных, вынужденных встать на тропу войны?
Совсем недавно зеленеющий ковёр ранины теперь был смешан с грязью вскопанной земли, кровью и кружевами вывалившихся внутренностей. Оторванные конечности и кровоточащие раны обильно орошали его мохнатый ворс, окрашивая его в грязно-красный цвет, смываемый первыми каплями начинающегося дождя.
Койву, судорожно сжимая копьё в опущенной руке, закрыл глаза и подставил заросшее щетиной лицо навстречу первым упавшим с небес каплям.
Кажется, на этот раз количество смогло победить убийственное качество.
Большинство монстров не подавало никаких признаков жизни и только небольшая их часть, смертельно раненая и не уже не представляющая теперь никакой опасности, зло рычала в сторону победившего её врага.
И лишь несколько самых выносливых и жестоких созданий, отогнав одного из волков в сторону, продолжали нападать на него со всех сторон.
Это был Ант.
Стоя в кольце врагов он яростно отражал атаки, отбрасывая нападающих на него хищников мощными ударами лап и страшно скалил пасть. К нему на помощь уже спешила ещё пара самцов, но изловчившаяся тварь всё же вцепилась в тело вождя своими зубами и подоспевшие волки, оторвавшие её от своего соплеменника уже никак не могли ему помочь.
Бережно взвалив Анта на спину, они быстро засеменили в сторону леса и уложили своего товарища на мокрый от дождливых капель мох.
…-Фригийские зверюшки уничтожены, мой повелитель, – преклонив колени, произнёс Курдулай, подъехав к невозмутимо восседающему на своём жеребце Теймуру и несколько удручённо начал:
–Эти волки…
Но Теймур не слушал его. Впервые за много лет его атака была безуспешной.
Конечно, он не ожидал этого. Думал без особых потерь разорвать к чёртовой матери вздумавших выступить против него людишек.
Обратить в бегство…
Растоптать…
Тяжёлые пехотинцы и кавалерия с лёгкостью закончили бы дело.
Но его ждал сюрприз.
И откуда взялись эти зверюги? Как людям удалось не только приручить, но и выучить этих диких животных?
Да, надо бы завести себе парочку таких. Посадить на цепь у трона, как ручных псов.
Несколько холодных капель упали на лицо Теймура и он, прищурив глаза, озабоченно посмотрел на небо. Там, всё больше и больше сгущаясь, друг на друга наплывали тяжёлые от скопившейся в них влаге тучи, готовые вот-вот выплеснуть её на копошащихся на земле людей.
–Дождь может размыть землю и это будет помехой для наших людей, – увидев тревогу каюма, предположил Курдулай.
–Мы успеем, – коротко ответил каюм и повернулся к нему. – Добудь мне несколько этих зверюг. Хочу отметить нашу победу в их окружении, – и, пришпорив коня, величаво направил его в сторону стройных рядов готовых драться на смерть солдат.
–Вы, – громоглассно начал он, – вы все мои воеводы! Среди вас нет простых солдат и командиров. Все вы подобны мне! И каждый из вас стоит во главе моего войска. Вы несокрушимы, как камень! Вы стремительны, как горные реки! Вы зорки, как ястреб, выслеживающий свою добычу из-за дальних облаков! Слушайте же мои слова: во время мирной забавы живите одной мыслью, как пальцы одной руки. Во время нападения будьте, как сокол, который бросается на грабителя, а во время битвы будьте орлом, разрывающем свою добычу! Боги войны поцеловали вас ещё при рождении, так будьте такими, какими они хотели видеть вас: на лихом коне с освещённым солнцем лезвием меча рубите нещадно врагов своих! И если суждено вам пролить кровь, то знайте, что там, – с этими словами Теймур многозначительно поднял руку в верх, – там, на пиру среди богов, ждут вас слава, бессмертие и вечное блаженство!
Закончив свою речь, каюм-баши с гордостью оглядел своих солдат и, высоко подняв щит, трижды ударил по нему лезвием своего меча:
–У-й-я-я-я!-, страшно оскалив рот, закричал он.
–У-й-я-я-я!– вторили ему в ответ тысячи голосов и, дружно застучав мечами о щиты, тяжёлые пехотинцы двинулись вперёд, в сторону темнеющих в далеке нестройных рядов северян.
А Теймур, проводив их величественным взглядом, полным гордости не столько за них, сколько за себя, сумевшего создать такую военную мощь, коротко отдал приказы группе военачальников и в сопровождении отряда направился в сторону краснеющей на холме юрты, коротко бросив Курдулаю:
–Сообщи, когда всё закончиться.
–Как, ты не останешся с нами посмотреть на победу? – с удивлением спросил тот.
Никогда ещё Теймур не покидал смотровую площадку раньше окончания битвы.
–Зачем? – просто бросил в ответ царь. – Самое интересное уже закончилось. Дальше будет, как всегда.
Курдулай хотел сказать что-то ещё, но Теймур не стал слушать его и он, развернув лошадь в сторону предстоящего места битвы, стал наблюдать за удаляющейся пехотой и выстраивающимися на обеих флангах кавалеристами.
…-Они выдвинулись!
–…выдвинулись!
–…двинулись, – по цепочке пронеслось между промокшими от начавшегося дождя балтами.
Действительно, далеко впереди послышался гулкий топот приближающейся конницы врага. Её ещё не было видно. Но сила звука, с которой она приближалась, говорила о их немалом количестве.
–Сколько же их, – пролепетал Малыш, чувствуя, как задрожали от страха его колени и на лбу выступила холодная испарина, которая тут же смылась струями дождя.
Да, это тебе не вёслами в шторм крутить!
И не баб за титьки щипать!
Краем глаза балт посмотрел на стоящего рядом Дохлого и был удивлён, насколько тот был спокоен и сосредоточен.
«Ну-да, как же! Давно кулаки почесать хотел. Вот вдоволь и начешется. Хрен с ним, если только в кровь. Лишь бы не до костей», – подумал он, ближе вставая к другу и стараясь коснуться локтём его руки, словно желая перенять у того хоть малую крупицу его уверенности и спокойствия.
–Ребята!– Заорал стоявший во главе этой группы Капитан.– Помните! Наша задача увести их в лес! Но не так быстро, как хотелось бы. Посопротивляемся чуток и отступать! И на рожон не лезть! Дохлый, это тебя касается! Помните, ваша задача как можно больше врагов положить. А как мы их побьём, коли сами умирать будем?
–Никак, – несмело выкрикнул кто-то из строя.
–Верно говоришь, никак, – согласился Капитан. – И что это значит?
–И что?– пробасил Дохлый.
–А то, дурья твоя башка,– толкнул его в бок Малыш, – что жить ты должен как можно дольше и не сдохнуть всем на радость, – и заржал во всё горло, скаля кривые зубы.
Довольные шуткой моряка, его смех тут же подхватили другие балты и, толкая и пихая друг друга, на мгновение забыли о том, что они здесь делают и что совсем скоро с ними должно произойти.
…Далеко в стороне от поля битвы, кустарники тихо зашевелились и среди листвы показались пара карих глаз. Они быстро моргнули и, осматриваясь, повели по сторонам. Не увидев опасности, глаза скрылись в листве и раздался тихий свист, похожий на утреннюю трель соловья.
В ответ послышались смешно каркающие звуки и чуть дальше среди веток вынырнула чернявая голова и завертелась в разные стороны.
Через мгновение показавшаяся рядом загорелая рука шлёпнула по голове, отчего та моментально спряталась, а среди кустов послышалось тихое ворчание и шелест.
–Чего голову кажишь, – сердито зашептал низкий голос, по которому без труда можно было узнать Тусуркая.
–Дак никого ж , – ответил ему более приятный тембр и бегущий мимо ёжик остановился и, поведя носиком в сторону незнакомых звуков, замер.
–А ты наверняка знаешь?
–Нет.
–Тогда чего кажешь?
–Что, так и будем здесь сидеть?
–И будем, пока точно не узнаем.
–А узнаем-то как, коли сидеть будем?
–Знаешь что, – рассердился иирк, – помолчал бы ты…
–Я почти всю жизнь молчал. Теперь вот остановиться не могу. Язык сам болтает.
–То-то и видно, что сам, как помело метёт. И на кой тебя со мной послали?
–На то и послали, что я единственный, кто по тургарски понимает.
–Как же ты понимаешь, коли говорить только-только начал?
–А понимать и говорить- это, знаешь ли, разные вещи.
Незнакомые звуки замолкли и лесной зверёк, дёрнув носиком, хотел было уже продолжить свой путь, но за кустами опять что-то зашуршало и ёж снова замер.
–Ладно, вылезаем уже, – проворчал Тусуркай. – Кажись никого нет.
–А ты почём знаешь?
–А был бы кто, давно бы болтовню твою услышал!
И из-за кустов, осторожно выползая на животе, показались два чудовища, увидев которых ёжик моментально свернулся в клубок и покатился в сторону от опасного места.
…Первые ряды славличей уже приготовились отразить наступающую на них пехоту врага и, тесно прижимаясь друг к другу, вытянули острые копья, как вдруг тургары остановились и, присев на одно колено, дружно выхватили висящие за спиной луки.
–Щиты!– заорал Ротберг.
Но было уже поздно.
Не привыкшие к быстрой реакции славличи побросали свои копья и, поднимая тяжёлые от пропитавшей их дождевой влаги деревянные щиты, оказались под грядом падающих на них стрел.
–Щиты, мать вашу!– орал иссид, но горе- вояки, привыкшие к неторопливой работе на земле, от его крика засутетились ещё больше и только недавно ещё ровный строй был нарушен, образовав бреши, куда и устремилась часть тяжёлой пехоты тургар, прикрываемая со спины лучниками.
–Строй! Строй держать! Мечи в руки! Копья!– кричал Ротберг, стараясь вернуть порядок, но меткая стрела пронзила ему горло и он, судорожно схватившись за неё руками, повис на крупе своего жеребца, который, почуяв неладное, с ошалелым видом бросился в сторону.
Не понимая, что им делать: то ли хватать с земли копья, то ли доставать мечи и дубинки, то ли прикрываться щитами, землепашцы делали кто что попадя и от этого их отряды превратились в кучу неорганизованных, испуганных видом приближающихся врагов людей.
–Да мать их налево! Руби их, братки!– неистово заорал кто-то из этой толпы, увидев, что их командир пал.
–Да! Хватай кто чего может и влупим им по самое…– подхватили его другие голоса.
–Врежем по самые яйца!
И, как это ни странно, оставшиеся без предводителя солдаты, вылупив глаза и крепко сжимая в руках первое, что в них попалось, с неистовыми криками ринулись прямо на бегущего в их сторону противника.
Р-раз!
Ударились друг о друга деревянные и стальные щиты.
Два!
Тяжёлые дубинки скрестились с острыми мечами.
Три!
Первые окровавленные жертвы, взмахнув руками, упали под ноги бьющихся противников.
Яростно размахивающий дубинкой, усыпанной острыми шипами, Койву уже не мог разобрать кому прилетают удары его оружия. Смешанные с брызгами крови капли дождя бурыми пятнами покрыли его лицо и ставшую мокрой и грязной белую холщёвую рубаху.
И, словно стремясь разнять противников, пеленой застлавший землю моросящий дождь с неистовой силой ударил в самое пекло дерущихся, в миг промочив их насквозь.
Но это не помогло.
Никто не остановился, а, наоборот, словно пропитавшись силой обрушившейся ни них природы, ещё яростнее застучали сотни схлестнувшихся между собой древков.
И непогода, стыдясь своей бесполезности, отступила, продолжая оплакивать падших в бою людей лишь скупыми слезинками, капающими на мёртвое поле.