Валерия Дмитриевна Лагутина
Лабиринты времени
Глава 29
Идя по высокому, заросшему травой, склону, Немой и Дохлый вскоре вышли к уютной бухте. Там, далеко внизу, плавно раскачиваясь на мелкой ряби, стоял корпус знакомого корабля, на палубе которого мелкие фигурки копошащихся на нём людей, натягивали потрёпанные паруса, готовясь к отплытию.
–Наши! Ну, вусё! Теперь пожрём!– Дохлый радостно хлопнул Немого по плечу и друзья начали медленный спуск вниз, крича и махая руками находящимся на судне балтам.
–Кажись, Дохлый, – обернулся в сторону берега Малыш, услышав еле доносящиеся до корабля крики.
–Точно, он. Больше некому.
–Ну, ка, ребятки! Шлюпку на воду, – быстро скомандовал Боцман и сам первым принялся отвязывать болтающуюся за бортом лодку.
Споткнувшись, Дохлый кубарем скатился вниз по отвесному склону горы, подминая под себя попавшуюся траву и кусты. Следом за ним, цепляясь руками за попадающиеся ветки, бежал Немой, со всех сил стараясь не упасть. Однако, ему это не удалось и он падает на спину и едет вниз, оставляя широкую полосу примятой травы.
Вскоре друзья, один за другим, приземляются на влажный песок и, подскочив, машут руками и бегут к приближающейся к берегу лодке:
–Эй! Это я! Мы здесь!
Охраняемый каким-то странным чувством, Немой оглядывается назад и в этот момент видит выбегающих из дальних кустов туземцев, быстро несущих узкую длинную лодку к воде.
«Только не плен. Нет, только не это», – проносится у него в голове и он, догнав друга, хлопает его по плечу, пытаясь что-то сказать, но Дохлый весело прыгает в стойке боксёра вокруг и обнимает Немого:
–Мы спасены, брат! Бежим! Они не оставят нас снова. Что? Ну, чего ещё? – оглядывается он в сторону, указанную другом, на мгновение замирает и вдруг, резвее самой прыткой лани, подскакивает и, высоко поднимая ноги, пускается бежать, усиленно работая руками:
–Бежим!
Заметно прибавив скорости, они забегают в воду и в припрыжку бегут к приближающейся лодке, разбрызгивая густую солёную пену.
Однако туземцы тоже спускают своё плавательное средство на воду и начинают дружно грести, пытаясь отрезать беглецов от спасения. Десятки стрел одна за другой летят в сторону убегающих людей. Одна из них пролетает над головой Дохлого, но он успевает нырнуть под воду и, оглядываясь, бросается размашисто плыть:
–Скорее! Сюда! Ой! Ё!
Видя, что их друзьям грозит смертельная опасность, балты ещё больше налегают на весла:
–Дохлый! Давай! Поднажми!– слышатся крики поддержки и беглецы, то и дело ныряя под воду от настигающих их стрел, всё ближе и ближе приближаются к друзьям.
И вот тощая рука Дохлого цепляется за край лодки:
– Я знал, ты не бросишь меня, – слабо хватает он протянутую ему Малышом руку.
–Мечтай меньше! Где я ещё такого дурня найду?– смеётся тот и вытаскивает друга на борт.
–Давай, – кричит Дохлый уже почти подплывшему Немому, – руку давай!
И в этот момент одна из стрел пронзает плечо беглеца, вылезая острым концом над его бешено колотящимся сердцем. Алая струйка крови багровым цветком расползается по водной глади. Онемевшая рука, потеряв способность грести, повисает вниз и тянет за собой пытающегося из последних сил плыть Немого.
«Спи, мой мальчик, засыпай,– слышится откуда-то из глубины давно забытый голос матери, – свои глазки закрывай. Пусть тебе присниться сон. Пусть счастливым будет он». Бархатная глубина воды окутывает тело мужчины и он, закрыв глаза, проваливается в её бездонную темноту.
…Неожиданно наступившая зима белым покрывалом накрыла тёмную тайгу с расположившейся в ней деревней иирков. Пришедшие накануне на совет старейшины родов вторые сутки не могут пуститься в обратный путь из-за бушующей на улице вьюги, а поэтому продолжают наслаждаться гостеприимством Стриборга, проводя весь день в безуспешных переговорах, а по вечерам опустошая запасы вина и медовухи. Ночью опьяневшие и усталые от пустой болтовни вожди греют дряблые старые тела в крепких объятиях молодых красавиц и, кажется, совсем и не печалятся из-за своей затянувшейся поездки.
Йорка, проводившая утром Ратибора на один из таких советов, решила заскочить посудачить к соседке, а заодно научить печь пышный славличанский хлеб вместо жёстких лепёшек. Ещё накануне девушка учила её делать закваску:
–Всё дело в ней, в родимой, – говорила она подруге, – берёшь вот эти шишечки,– показывала она на шишки дикорастущего хмеля, – их много в лесу бывает, по лету заготовишь, заливаешь водой, ну и ждёшь, когда забурлят. Затем отжимай и добавь в отвар мёда, что б не сильно густо. Да, по осени, как зерно закупим, немного его прорасти, а потом просуши. Я после покажу, как. Изотри сильно и добавляй по – немногу к закваске, а уж потом муки чуток. Ну, и до следующей вечере оставь. Только накрой чем и в тепло.
И вот сегодня пришло время приступить и к самому хлебу.
Умело сделанная ароматная закваска настоялась, отдохнула и выросла, вылезая из горшка пышной шапкой.
Замесив на её основе мягкое тесто, девушки разделили его на несколько частей, скатали их в небольшие круглые комочки, которые положили на разогретый до красна тонкий железный лист над очагом и накрыли конусными железными пирамидками с отверстиями наверху. И как только из дырочек повалил ароматный дымок, подруги достали из-под куполов румяные пышные булки белого хлеба.
–Ну вот, – довольно произнесла Йорка, – теперь знаешь, что да как.
Распрощавшись с подругой, девушка вышла на улицу и направилась к своей хижине, пробираясь через свирепствующую, заметающую все следы метель, с новой силой забушевавшую ближе к ночи.
Хруст, раздавшийся позади неё, заставил девушку обернуться. И последнее, что увидела она через слепящие лохмотья валящего снега – это быстро приближающуюся к ней через пургу фигуру человека, поднимающего в высоком замахе сжатую в руке дубинку.
…- На южном рынке много дадут за белого мальчика из племени славличан, – сверлит сознание тихий и вкрадчивый голос.
Безжизненно лежащий на руках несущего его раба мальчик пытается разомкнуть слипшиеся от грязи глаза. Но они только чуть-чуть приоткрывают веки, через узкую щель которых он видит покрытый зеленью склон горы и одиноко стоящий корабль.
-Очнулся?– наклонился над ним купец, и мальчик разглядел круглое улыбающееся лицо с розовыми щеками, обрамлёнными чёрными кольцами жёстких волос.
–Очнулся?– услышал Немой повторяющийся вопрос и поднял веки.
На него смотрело такое же круглое, но заметно постаревшее лицо с глубокой вертикальной морщиной, пересекающей лоб и поседевшими кольцами волос.
И от прикосновения его рук, сухих и холодных, Немой дёрнулся и окончательно открыл глаза.
–Жить будет, раз такой прыткий, – резюмировал Торвальд, отходя от мужчины, и продолжил, отвечая на немой вопрос Дохлого, – рану я обработал, так что не загниёт.
–Ну, брат, и напугал же ты нас!– похлопал Немого по плечу друг.
–Ты как нырнул со стрелой в плече, так он, – кивнул на Дохлого Малыш, – следом за тобой. Ну а там мы все, с божьей помощью вас и вытащили.
–А дикари обратно повернули, – поняв устремлённый на берег взгляд Немого, произнёс один из балтов, – мы так торопились, что нас если только сам чёрт и то не догнал бы!
–Благо, вот он, – кивнул на купца Малыш, – толк знает. Он-то и стрелу помог вынуть и дырку заделать. Так что ты ему теперь, вроде как, обязан.
Немой посмотрел в сторону разговаривающего с Капитаном Торвальда и задумался.
-Входим в устье, – осматривая работающую команду, произнёс Капитан, обращаясь к Торвальду, – а там, седьмица и мы дома. Ты как, большие потери?
–Если не считать несколько разбитых амфор с маслом, да десяток унесённых тюков, можно сказать, что пронесло, – вздохнул Купец, подсчитывая убытки.
Качающееся на волнах под рваным парусом судно плавно приближалось к каменистому берегу, раскрашенному всеми цветами начинающейся осени: тут и золотистые кудри белоногих берёз, и ярко-красные ягоды рябины, гроздьями свисающие с начинающих желтеть веток, и блеклая зелень травы…
Плавно вальсируя, корабль ровным ходом вошёл в широкий рукав Реи и замедлил движение.
–Опустить парус! Вёсла в руки!– скомандовал Боцман и, лавируя кормовым веслом, Кормчий задал курс. Исполняя чёткие команды руководства, команда, предвкушая скорую встречу с родными, начала ещё более усердно грести, заходя острым носом в узкое устье реки.
…Вторые сутки на улице метёт метель, а в хижине Кантимира тепло и душно от горящего очага и тёплых женских тел, ласкающих его крепкие члены.
Устав ждать взаимности упорной Кайры, молодой мужчина наконец-то решил оторваться как следует. «Ну и пошла ты, – зло думал он, – дура безмозглая. Хочешь продолжать сохнуть, твоё дело. А я не подписывался. Будто бы других девок нет! Вон, любая ко мне прыгнет!»
И действительно, после того, как самый завидный жених племени бросился покорять семейную жизнь, девки гурьбой повалили к Кантимиру. А что? Весёлый, крепкий парень. Что ещё нужно для холостяцких утех?
И мужчина с головой окунулся в разгульный вихрь плотских наслаждений, пытаясь выкинуть из своего сердца суровую красавицу. Вот и теперь, в то время, когда старейшины занимались важными для народа вопросами, в доме Кантимира был проходной двор. Одна за другой девушки сменяли друг друга на тёплом ложе, зализывая сердечные раны отвергнутого мужчины.
И в этот холодный ветреный вечер, когда на улице снежные вихри наметали сугробы, а небо затянули тяжёлые тучи, Кантимир лежал в объятиях двух молодых красавиц и думал, нежно поглаживая их упругие тела.
Кайра…
Чем зацепила она молодого охотника?
Необычной дерзкой красотой?
Нет. Есть немало девушек красивее её.
Боевым нравом?
Да все женщины племени стреляли и метали кинжалы не хуже, а то, может и лучше неё. И в морду могли так дать, что звёзды градом посыпались бы.
Почему именно она впилась когтями в его сердце и никак не хотела отпускать, сдавливая его всё больнее и больнее?
И чем больше он подпускал к себе других женщин, тем сильнее думал о ней.
–Кантимирчик!-сладко прошептала одна из проснувшихся девушек, нащупывая шаловливой рукой его плоть, и припала сочным поцелуем к его губам.
В ответ Кантимир одной рукой крепко обнял её, а второй нашёл влажную ложбинку между её ног и вошёл туда крепким пальцем.
Проснувшаяся от их возни другая девушка крадучись подползла к ним и вцепилась жадными губами в твердеющую плоть, отбросив руку соперницы. Та ничуть не обиделась и освободившейся рукой провела по вздрагивающей груди мужчины.
Шесть рук и три пары ног сплелись в единый клубок страсти и неземного наслаждения. Игриво борясь за плоть довольного их вниманием мужчины, девушки, не переставая, однако, ласкать друг другу груди и покрывать их поцелуями, по очереди запрыгивали на неё и плавно двигали бёдрами.
–Так-то ты думаешь обо мне, – усмехающийся женский голос заставил любовников прервать свои игры и посмотреть в сторону входа.
–Кайра?– удивился Кантимир.
–Присоединяйся, дорогая, – промурлыкала одна из девушек, – нашего мальчика на всех хватит.
Ошалело смотрящий на впившуюся в него взглядом Кайру, мужчина попытался откатится от девушек дальше:
–Пошли, пошли, – настойчиво стал он их прогонять, освобождаясь от объятий.
–Что же ты обижаешь девушек, – заулыбалась Кайра, – я могу потом зайти, – и повернулась к выходу.
–Нет, – резко закричал мужчина, – постой, подожди, – и подтолкнул девушек с ложа.
–Ну, Кантимирчик, – недовольно защебетали те, – не прогоняй нас. Вот и Кайра не против.
–Давай, давай, собирайтесь, – махал на них ещё совсем недавно такой любвеобильный мужчина, подскочив с мохнатых шкур.
«А он ничего так», – подумала Кайра, оценивающе взглянув на иирка, и опустила взгляд на поднявшуюся в ожидании плоть.
Поймав взгляд девушки, Кантимир посмотрел вниз и, рванув с ложа одну из шкур, стыдливо прикрылся.
–Ну, давай, милый, – одевшись, девушки засеменили к выходу, бросая недовольные взгляды на помешавшую их играм Кайру, – может, повторим как-нибудь. Ты, как соскучишься, зови.
И, весело хохоча, выбежали на успокоившуюся от непогоды улицу.
–Я это, – замялся мужчина, бегая глазами, – не ждал.
–Вижу,– спокойно ответила Кайра, и, проходя мимо него, крепко схватила и сразу же отпустила его достоинство и села на ложе.
Мужчина съежился от внезапной боли, но, всеми силами стараясь не показать этого, сел рядом.
–Я ухожу из племени, – просто сказала Кайра.
–Что?– подскочил мужчина.
Девушка просто посмотрела на него и повторила:
–Я ухожу из племени.
–А как же… Одна?!
Уходит? Зачем? А как же он? Тьфу ты, дурак! Больно ты ей нужен! Сколько времени прошло, а она всё о нём и о нём…
–А что мне здесь делать? – внимательно посмотрела девушка на Кантимира. – Люди смеются над моими чувствами. А я…
–Я не смеюсь, Кайра. Я всё понимаю, – мужчина встал на колени перед ней и раболепно посмотрел в глаза, – останься со мной. Ты же знаешь…
–Знаю? О чём ты?– перебила его девушка, словно не понимая.
–Что люблю тебя. Что готов на всё.
–Так ли на всё?
–Что скажешь, сделаю.
–Пойдём со мной, Кантимир, – девушка взяла в ладони его лицо и зазывающе посмотрела в глаза.
–С тобой?.. – Неуверенно начал охотник и замолчал.
–Найдём новое место,-продолжала уговаривать его Кайра, нежно гладя по щеке. – Пойдёшь? Ты ведь говорил, что любишь меня, готов на всё. А я буду любить тебя. Так, как никого и никогда не любила.
И, словно в подтверждение своих слов, влажные женские губы поймали податливый рот Кантимира и прижались к нему сочным поцелуем.
Глава 30
Мягким покрывалом опустилась ночь на дремлющую в объятиях леса реку. Далёкие звёзды мерцающими огоньками отражались на водной глади, и, казалось, тонули в её бархатной глубине. Холодный ветерок слегка трепал надутый парус корабля, дающего тень развалившимся на его палубе в глубоком сне балтам, выползшим из душного трюма на свежий воздух.
Где-то там, в кормовом отсеке спал Купец, даже во сне не перестающий считать барыши.
Страдающий от бессонницы Капитан вышел из своей каюты и плотнее закутался в овечью шкуру: «Не по времени холодно», – подумал он и, осторожно обходя закреплённые у мачты тюки, прошёл к носу корабля, осмотрелся и вернулся к себе.
Ночную вахту на руле нёс недремлющий Боцман, уверенно держа в своих морщинистых, но ещё крепких руках, кормовое весло. Десятки лет месяц за месяцем ходил он по одному, изученному, как все морщины на пяти пальцах его мозолистой руки, маршруту. Каждый поворот, каждый выступ скалистого берега был с детства знаком ему. Ещё сопливым мальчишкой, потерявшим родителей, взял его к себе большой седовласый капитан с угрюмым обветренным лицом. И с тех пор не знает он другой жизни, чем эта, полная опасностей и приключений.
Так и не заведя семью (а зачем она, если девять месяцев в году проводит он в плавании), единственной его любовью стало море. Тихое и безветренное, бушующее и грозное. Не раз выводил он свой корабль победителем из страшных штормов и молился богам за спасение. Но то, что он видел накануне…
Никогда ещё не было ему так страшно. Нет, не высокие волны, накрывающие судно, пугали его, не порывистый ветер, рвущий паруса. Всё это было до боли знакомо и предсказуемо. Но образ морской девы, знакомый ранее только по рассказам бывалых моряков, ещё более старых, чем он, острой занозой впился в его мозг, не давая покоя.
Ничего до селе более прекрасного и ужасного он не видел. И, наверное, не увидит уже никогда.
Боцман посмотрел на мирно сопящую команду и по – отцовски улыбнулся. Все они были его детьми, его ребятками. И, как бы он не ворчал и не кричал на них, злобно пощёлкивая плёткой, если придётся, он отдаст свою жизнь за каждого из этих парней.
Вот Дохлый. Ну, дурень-дурнем. И что толку в том, что природа наградила его высоким ростом и большими кулаками? Случись чего, паника будет его вторым «я», а огромными ручищами только и махать-то может, и то мимо цели.
Пузатый Малыш. Это хитрый малец. За несколько лет совместного плавания Боцман хорошо изучил его изворотливый ум. Выкрутится из любой передряги. И, при этом, ничуть не пострадает. Обманщик и плут, одним словом. Но, нужно сказать, верный и надёжный друг и товарищ. И, если «бьют наших» первым ринется на их защиту.
Немой. Как он сумел пробраться на корабль? Кто он, откуда? Наверняка, бывший раб, каким-то чудесным образом сбежавший с рудников. Об этом говорило выжженное на плече клеймо, которое Боцман сразуже выцепил зорким глазом. В морском деле не смыслит, но знает толк в металле. Сразу заприметил отличную фригийскую сталь у него на поясе. И чего с ним делать по прибытию? Да бог с ним, пусть Капитан решает. Это его дело. А моё – довести вас до дому, благо, осталось-то всего ничего. А Рея-река тихая, спокойная. Отродясь ничего не случалось. Вот и теперь всё хорошо будет.
Оперевшись о весло, Боцман широко зевнул и мимолётная дрёма укутала его уставшие от напряжённого всматривания в даль глаза.
Далеко впереди, от самого горизонта высоко в небо тянулась огромная шапка надвигающихся грозовых облаков, закрывающих собой звёзды. Непривычная для этого времени года прохлада коснулась корпуса корабля и спящих на нём людей.
Проснувшийся от холода Немой встал, сонно покачиваясь, спустился в душный, но более тёплый трюм и, подложив под голову какой – то мягкий тюк, развалился прямо на полу. Но сон, казалось, навсегда покинул его. С новой силой воспоминания далёкого детства и юности коснулись его души и красочными картинами предстали перед взором.
Маленьким мальчиком попал он на рудники. В начале прислуживал господину, исполняя его мелкие поручения, а потом шустрый малец приглянулся дядьке-кузнецу. Тот и научил его кузнечному делу. Да только тонкие, хоть и огрубевшие, пальцы юноши так ловко наносили кованные узоры на рукоятки мечей и кинжалов, что прослыл он вскоре умелым мастером и отошёл от тяжёлой работы, оставаясь, как его прозвали «стальным ювелиром». Украшенные им изделия имели огромную популярность среди покупателей и стали приносить огромные барыши хозяину и тот милостиво одаривал раба подарками: девушки-рабыни раз в месяц или по праздникам, тонкая овечья накидка, лишний кусок хлеба… Но разве могло всё это сравниться с непреодолимым желанием свободы?
Торвальд…
Где он видел этого человека?
Скорее всего, он мог приезжать к его господину за оружием. Может быть, даже брал у него из рук. Нет, он не запоминал лиц покупателей. Зачем? Они приходили и уходили, ничем не меняя его жизнь. А он всегда оставался. Наедине со своими мечтами и воспоминаниями.
Думы Немого прервал тихо подкравшийся кот, дотронувшийся до его ноги своим хвостом и нежно замурлыкавший.
«А, это ты, рыжик»,– подумал Немой и погладил мягкую шерсть мурлыки.
Спёртый воздух забитого мешками помещения вернул утраченный на прохладе сон и Немой громко захрапел, обнимая прижавшегося к нему рыжего кота.
…-Его поймали, когда он шлялся у городских стен среди пленных!
Небрежно швырнув к ногам Теймура невысого паренька, тургарин сделал шаг назад и, широко расставив ноги, деловито сложил руки за спиной.
Цветастая чалма, плотно обтягивающая голову человека и одним концом закрывающая его лицо, от удара о мраморный пол съехала на бок, освобождая чёрный локон.
–Его? – переспросил Теймур и дал знак приподнять пленника.
Тут же двое воинов подхватили несчастного под руки, поставили на ноги и отошли в сторону.
–Ты не похож на мужчину.
Подойдя ближе, Каюм с высоты своего роста посмотрел в тёмные, словно бросающие ему вызов, глаза незнакомца.
–Скорее на мальчика, – закончил он и резко сорвал с лица повязку.
Звонкая пощёчина, казалось, громче самого громкого грома прозвучала в полупустом зале и отозвалась звучным эхом под его куполом.
–Не смей дотрагиваться до меня, грязный кочевник, – скрипя зубами процедила Айса и, намереваясь снова ударить посмевшему тронуть её человека, резко выбросила вперёд руку с зажатым в ней маленьким кинжалом.
Но, молниеносно перехваченная в воздухе сильной рукой, скривила лицо от пронзившей её боли и, разжав тонкие пальцы, выпустила своё оружие.
Звон упавшего металла мелкими перезвонами отозвался в каждом уголке белокаменного зала и находящихся в нём людях.
–А ты смелая, – отбросив Айсу на пол, прошептал Теймур.– Мне нравятся такие. Только вот что же мне с тобой делать? Может, отдать на потеху своим воинам?
С наслаждением наблюдая, как его слова испугали женщину, Каюм с силой прижал руку женщины ногой к полу и вдруг почувствовал давно забытые ощущения в низу живота и окинул её взглядом.
Хороша…
Просторный плащ мягкими волнами опустился на округлые бёдра, обнажив стройную лодыжку, покрытую мелким тёмным пушком…
Чёрные жёсткие локоны, смуглая кожа, пухлые чувственные губы, прожигающий насквозь взгляд…
Нет, она не была простолюдинкой.
Стать и власть ощущались во всём её виде. Даже теперь, лежа на полу, она не была похожа на загнанного в ловушку зверька.
Скорее, на змеюку, готовящуюся к прыжку.
Обжигающая волна сильнее зажурчала в животе Теймура, теплом растекаясь по всем его членам.
– Ко мне её, – убрав с пленницы ногу, хрипло произнёс Каюм и быстро зашагал прочь, направляясь в спальню.
…Малыш, зябко поёжившись, открыл глаза и встал, потирая озябшие от холода плечи.
Спящий рядом с ним Дохлый, казалось, не ощущал внезапно наступившую прохладу, пробирающую до самых костей.
«Да, – подумал, глядя на него Малыш,– везёт же некоторым», – и, укутавшись в толстую медвежью шкуру, одним её краем накрыл друга и, сладко зевнув, закрыл глаза.
Однако странный треск, доносящийся впереди, не дал ему заснуть и Малыш, подобрав полы шкуры, прошёл к носу корабля, посмотрел вдаль и протёр слипшиеся сонные глаза.
Начинающийся рассвет осторожно выбросил первые лучи восходящего солнца, на растянувшийся далекий речной горизонт, освещая уходящую ночную темноту и белые шапки низких облаков, от которых тянулась сверкающая пелена дождя.
Малыш ещё раз протёр, а затем выпучил глаза: « Что за хрень?!»
–Эй, батька,– крикнул он задремавшему на весле Боцману и тот испуганно дёрнулся, открыв глаза.
–Посмотри-ка, что это там?
То, что сначала Малыш принял за быстро приближающиеся низкие грозовые облака, оказалось ледяной глыбой шириною в реку.
Пробираясь между каменистых берегов она плотной стеной тесно прижималась к крутым берегам, подминая под себя пахнущие осенью деревья и кусты.
Старый моряк посмотрел в сторону вытянутой руки и, моментально прогнав пытающуюся завоевать его дрёму, ударил свободной рукой в стоящий рядом барабан и истошно закричал:
–Айда, ребята! Подымай зады!
Треск приближающейся глыбы нарастал всё сильнее и сильнее. И подскочившие от шума моряки увидели ползущую на них ледяную массу, состоящую из множества больших и мелких кристаллов льда. Продвигаясь по вдруг заледенелой реке, она ломала её корку, подбирая под себя её обломки, отчего становилась всё выше и шире.
Снежная буря, идущая следом за стеной, своими порывами толкала её вперёд, прямо на застрявший в ледяных объятиях корпус корабля, готовая обрушиться на него всей своей мощью.
–Давай, давай, к берегу! Живо! Берите только необходимое! – командовал Капитан.
–Груз! Груз спасайте, – прыгал вокруг тюков Торвальд, останавливая бегущих с палубы моряков, прыгающих за борт.
Пробивая тонкий, не окрепший лёд, балты прыгали в холодную воду и быстро гребли к чернеющему недалёко берегу.
–Моё вино!– причитал Купец. – Шерсть! Лучшая овечья шерсть!
Хватая тюки, он выбрасывал их за борт, надеясь хоть на какое-то спасение своего товара и те резиновыми мячиками выпрыгивали из воды и плавно качались между разбитыми кусками льда.
Пробегая мимо купца, Немой на мгновение остановился и стал толкать его к борту, но Торвальд больно ударил его кулаком в грудь и заорал:
–Я не брошу свой товар!
«Ну и дурак», – подумал было Немой, пытаясь оттащить его и тут вспомнил, где видел этого постаревшего, а тогда ещё молодого, человека.
Узкие улочки каменного города.
Вереница рабов, подгоняемая надсмотрщиками, среди которых он, маленький бледный немой мальчик.
Торговая площадь.
И он, этот человек, выводящий Немого на торги.
«Белый мальчик племени славличан, послушный и робкий», – верещал молодой Торвальд.
Оттолкнув Купца, Немой задом попятился к борту, намереваясь прыгнуть, но замер, наслаждаясь увиденным.
Вот она! Картина мести!
Беспомощно мечущийся над своим нечестно нажитым богатством, человек, жажда наживы которого не знает границ. Сгребая в кучу катящиеся по палубе тюки, он пытался удержать их своими коротенькими пухлыми руками, но они предательски проскальзывали под ними, вырываясь на долгожданную свободу, так вовремя распахнувшую им свои объятия. И он, Немой, ставший невольным рабом непомерной алчности купца, теперь спокойно наблюдал за крахом его империи, уповаясь ласкающей его взгляд картиной падения совсем ещё недавно считающего себя властилином жизни, а теперь ставшего таким ничтожным человечка.
Тем временем, первые выбравшиеся на сушу люди карабкались по отвесному берегу, стараясь забраться как можно выше, а чудовищная глыба уже почти вплотную подошла к кораблю, врезаясь в него своим скрипящим боком.
Деревянный нос уткнулся в холодный лёд, образовав огромную вертикальную трещину, которая, медленно скрипя, начала расходиться шире и шире, рассыпаясь на ледяные кристаллы, звенящим горохом рассыпающиеся по окоченевшей палубе, пока чернота тонкой нитью не коснулась её вершины.
И тогда…
Тысячи высоких и низких звуков режущим перепонки скрежетом пронзили тонкий человеческий слух и Торвальд, скривив от невозможности принятия этого диссонанса лицо, зажал уши руками и вжал голову в плечи, зарываясь носом в мохнатый меховой ворс, стараясь уберечь лицо от обжигающих холодом осколков, бесперебойно сыплющихся с вершины айсберга. Их острые колючки вонзались в его голую шею, расползаясь мокрыми пятнами на горячем теле, и стекали холодными ручейками вниз, впитываясь в сухой холст нательной рубахи. Вместо того, что бы бежать и спасаться, Торвальд, бросившись на дорогой его сердцу товар, закрыл его своим телом, подгребая под себя катящиеся мимо тюки.
Упавший прямо перед лицом купца осколок льдины заставил его задрать голову и посмотреть в верх.
О ужас!
Огромная остроконечная вершина словно целенаправленно полетела прямо на него, словно пытаясь пронзить его насквозь и навечно приковать к так любимой им фригийской шерсти и перламутровому шёлку.
Не в силах отказаться от своего богатства, Торвальд сильнее зажмурил глаза и крепче прижал тюк с выбившимся из него ярко-красным куском полотна.
Увидев, как льдина, перевернувшись в вышине, плашмя упала рядом с купцом, зажав его между мачтой и кучей расколовшихся льди, Немой подошёл ближе и присел перед его лицом.
Открыв один, а затем и второй глаз, Торвальд, сообразив, что ему удалось избежать смерти, поймал промелькнувшую у себя мысль, что это ещё не конец, попытался выбраться из-под льдины, но та оказалась слишком тяжёлой. Несколько раз дёрнувшись, он посмотрел на наблюдающего за его бесполезными попытками выбраться Немого и зло выкрикнул:
–Ну, помоги же мне!
Но тот, к его великому удивлению, широко улыбаясь, встал и отходя к самому борту, приготовился к прыжку.
Нет!
Ты не может оставить меня здесь одного! Это несправедливо!– кричали ставшие вдруг жалобными глаза купца.
«Несправедливо?»– словно услышав его мысли повернулся к нему Немой.
–Я же спас тебя тогда! Помнишь? – в отчаянии выкрикнул Торвальд, но тут же словно увидел, как слабая надежда на его спасение гаснет в безучастных глазах Немого. И в ощущении своей полной беспомощности и приближении скорой смерти, он бессильно опустил голову и смиренно закрыл глаза: «Почему?!»– пронеслась в его голове последняя мысль.
Но тут чья-то сильная рука одним рывком выдёрнула его из смертельной западни и швырнула в раскалённую от холода воду.
Тысячи острых иголочек пронзили пышное тело Торвальда,таща его под плавучие льды. Но инстинкт самосохранения заставил мужчину отчаянно работать коченеющими руками и ногами и всё таки всплыть на ледяную поверхность.
А затем…
Затем чьи-то руки схватили его за шиворот рубахи и волоком вытащили на берег.
