Василий Васильевич Пряхин
Виктория
– До поры до времени. Лучше запиши, чтобы наверняка ее не забыть.
– Хорошо, Вика. Я запишу. Может, я когда-нибудь прочту эту сказку твоим детям, – сказал он и улыбнулся.
«– Нашим детям, – чуть не вылетело у нее».
***
– А теперь можно я украду твою сестру на пару часиков, чтобы с ней прогуляться по городу? – спросил он у Васи. – Ты ведь не против, Вика?
– Как я могу быть против прогулки с тобой?
– А что мне тогда прикажете делать одному?
– Я хотел предложить, чтобы ты написал свою историю, свою сказку наподобие моей. Как ты на это смотришь? Мне Вика говорила, что ты умеешь писать…
– Умею. Я даже не знаю… у меня, наверное, не получится, – стал сомневаться в себе Василий.
– Получится!
– Но откуда ты знаешь?
– Потому что твоя сестра раньше каждый день писала рассказы и пьесы. Это сейчас она обленилась. Я уверен, что дар к сочинительству есть и у тебя, как и дар видеть – меня.
– Я даже не знал, что она раньше писала.
– Ты вообще плохо знаешь свою сестренку, – подытожила Вика.
– А почему бы и не попробовать? – сказала Вася. – Вдруг у меня даже лучше получится, чем у моей сестрицы?
– Так-то лучше! – обрадовался Домовой, что ему удалось уговорить Васю. – Кто знает? Все возможно.
– А про что писать-то? И сколько слов нужно?
– Про все, что угодно! Никаких правил и ограничений. Пиши, о чем тебе хочется и что тебе интересно. Все просто. Справишься, а мы пока прогуляемся с Викой?
– Построюсь, – ответил он, взял листок бумаги, ручку и начал выводить большие буквы.
– Ну что, пойдем? – спросил Домовой у Вики, взяв ее за руку.
– Куда пойдем? – поинтересовалась она.
– Туда, где мы танцевали при лунном свете, – ответил он.
– С превеликим удовольствием!
Виктория и Домовой, молча и неспеша, взявшись за руки, шли по тихим улочкам города к тому месту, где они четыре месяца назад танцевали, а их робкие движения освещала бледная луна.
Тогда была хмурая осень и целую неделю то шел сильный дождь, то моросило. Но в тот день облака рассеялись, как густой туман над рекой, и выглянуло яркое, желтое солнце. И Виктория предложила Домовому пройтись до пруда и полюбоваться закатом, который их нечасто стал радовать, постоянно скрываясь за серыми облаками. Домовой не раздумывая, согласился на эту авантюру. Придя раньше времени на пожелтевший и одинокий берег пруда, с которого тянуло холодом и сыростью, они начали кидать камушку в воду, наблюдая, как они сначала скользят и отскакивают по гладкой поверхности прозрачной воды, а потом мгновенно исчезают в синеве, тонут, погружаясь на илистое дно, где находят вечный покой. Вскоре им наскучило это неприхотливое, но забавное занятие, они сели на траву, глядя на холмистый берег, обрамленный вечнозелеными лесами, золотистыми полями, крохотными домиками с живыми изгородями и бесконечными рядами высоченных заборов, которые отгораживают людей друг от друга, от спокойного и порой умиротворяющего общения.
Они седели в траве в ожидании чудесного вечернего заката, радующего миллионы заблудших, влюбленных, одиноких душ по всему белому свету. Даже сидеть в траве и любоваться закатом – и то им доставляло неизгладимое удовольствие: быть рядом с тем, кто понимает тебя с полуслова; с тем, кто в одночасье видит и одновременно сопереживает твоим душевным терзаниям и мукам, переживаниям и сомнениям; с тем, с кем бы хотелось беззаботно шагать по воде, парить в облаках, подобно птицам или просто держаться за руку и идти туда, куда глаза глядят; ведь с ним тебе спокойно и хорошо. Именно такое чувство они испытали по отношению друг к другу в тот романтический момент, который был украшен великолепным закатом. Желтые оттенки сменялись на оранжевые, оранжевые на красно-розовые, красно-розовые на бардовые, а бардовые на темно-черные. И вот они смотрят завороженными глазами уже на лунный серп, что освещает пруд серебристым сиянием. Вика и Домовой не хотели уходить домой, они мечтали смотреть бесконечно на ночную стражницу-луну – покровительницу ночи, на чей свет и неповторимый бледный лик воют собаки и волки. Но это было невозможно, так как им надо было возвращаться домой, Виктория потянула Домового за руку, но тот не подавался и продолжал стоять, как вкопанный, глядя на луну. Потом он развернулся и посмотрел в ее добрые и красивые глаза и шепнул, чтобы не нарушать безмолвия, утопающей в черной пропасти ночи, что он хочет с ней потанцевать. Виктория хотела было воспротивиться такой глупости со стороны своего спутника, но когда Домовой обнял ее за талию и прижался к ней так близко, что она почувствовала его горячее и неровное дыхание, она растаяла в его нежных, дрожащих от волнения руках. Растаяла в объятиях любимого, который пожелал танцевать с ней в лунную ночь. И вот они танцуют медленный танец без музыки, слушая музыку собственного сердца, сгорающие от любви и от счастья, чувствуя дрожь и волнение партнера. Так они кружили, наверное, больше часа, пока Вика не решилась поцеловать в его красные и пухлые губы, которые с каждым годом все больше и больше пленили ее взор, с каждым годом они становились для нее все сладострастней и сладострастней. Домовой отпрянул в сторону, когда ее губы стали приближаться к его губам, растерянно посмотрел на покрасневшую Викторию. Потом подошел к ней, нежно провел ладонью по лицу, сказав, что ничего не понимает в ее странных поцелуйчиках, взял ее руку и поцеловал ее. На обратном пути они шли молча, каждый думая о чем-то своем. Про этот случай они не вспоминали до сегодняшнего дня…
– В это раз не так романтично, – заметила Виктория, когда они подошли к плотине и смотрели на покрывшийся толстым льдом пруд, на котором покоились сугробы снега; по пруду, по узким тропинкам ходили взад-вперед люди. – Но все равно приятно… приятно находиться здесь рядом с тобой и вспоминать тот день.
– Мне тоже, – согласился Домовой. – Как сказал твой отец, моя «машина времени» отчего-то часто переносит меня в ту осеннюю ночь, когда мы танцевали при луне. Поэтому я решил, что было бы отлично сходить на то же самое место и теперь уже полюбоваться на зимний закат.
– Хорошая идея. А танцевать-то будем?
– А как же! Не будем нарушать традиции, – ответил Домовой, обняв Вику за талию. – Какой ты танец предпочитаешь? Вальс, танго, медленный танец?
– Ха. Было бы интересно увидеть, как бы ты вел партнершу (то есть меня) через тощие снега под ритмы танго.
– Да легко! – воскликнул Домовой.
– Ну уж нет! – смеясь, возразила она. – Валяться в снегу я больше не собираюсь. Даже не мечтай, амиго! Лучше медленный танец и…
– Что за «и», – поинтересовался он, глядя на Вику.
– И еще… давай ты будешь, мне говорить всякие приятные комплименты, а я – тебе. Согласен?
– Вечно ты чего-нибудь новенькое придумаешь, а я вечно заглушаюсь. Что-нибудь еще, мадмуазель? – притворным, сладострастным голосом спросил он.
– Да, сэр! Почему бы вам для начала не пригласить даму на танец, как и полагается истинному джентльмену из высшего общества?
– Ох, простите меня за мою бестактность и грубость, – стал картинно извиняться он, почтительно кланяясь даме в ноги. – Можно ли мне пригласить даму на медленный танец, чтобы раствориться в нем и улететь к звездам, которые нам каждую ночь сверкают, словно подмигивают и жадно наблюдают, словно любуясь на нашу искреннюю, дружескую любовь?
– Вы так красноречивы, – сказала она, прижав одну руку к его груди. – Как я смею отказать вам, о мой благородный сударь, потанцевать с вами в столь прекрасную ночь, когда звезды сияют нам и дарят свою любовь, чтобы наши дружеские узы стали еще крепче.
– Прекрасно сказано.
Они прижались друг к другу и стали шептать на ушко комплименты, медленно кружась в танце любви.
– Ты тот лучик света, что греет мою душу, – говорила она.
– Ты та, которая делает мой мир краше и добрее, – шептал он.
– Ты такой храбрый и сильный, что мне иногда кажется, что ты мой ангел-хранитель. Моя путеводная звезда, указывающая мне верный путь.
– Ты та, которая растопила мое холодное, покрытое глыбами льда, сердце; я начал чувствовать то, что чувствуешь ты, я стал видеть то, что видишь ты, я стал слышать то неуловимое и скрытое от многих, что слышишь ты.
– Ты тот, кого я люблю! – вырвалось у нее, когда она нежно и кротко смотрела в его глаза. – Всем сердцем люблю тебя, Домовой. Пускай это звучит банально, но я говорю от чистого сердца. Я давно хотела в этом признаться и все никак не могла решиться. Но когда ты уезжаешь от меня на долгие шесть месяцев, а может, и на более длительный срок, я не могу молчать, как раньше. Я хочу признаться не в дружеской любви, а в любви к обаятельному юноше, что был рядом со мной столько лет. Который никогда меня не обижал и не предавал. Который был ко мне добр и ласков. Который меня поддерживал в каком-либо начинании и говорил раз за разом, что нужно продолжать бороться, когда я начинала сдаваться. Который меня оберегал от бед и невзгод, а также от неверных жизненных решений. Который всегда меня любил, но боялся в этом признаться не только мне, но и самому себе. Я люблю тебя! И это не простые слова, которыми разбрасываются направо и налево люди. Я просто люблю – и все тут…
– Я тоже тебя люблю, – прошептал он; Вика чуть не упала в обморок. – Ты сейчас описала все то, что я хотел тебе сказать. Я не зря позвал пройтись до этого волшебного места. Пускай для других это место ничем непримечательное и даже обыденное, но для меня это то место, где я по-настоящему ощутил себя свободным и счастливым. Я люблю тебя не по причине, не «потому что» так надо, а просто так, как ребенок свою маму, как листва солнце, как буря океаны, как ветер пустошь, как пустыня оазисы. Мне нравится, что за прошедшие годы, ты находишься в каждом моем воспоминание. Вот я вижу, как мы рисуем мелом на асфальте, играем в классики и смеемся, когда у кого-то разъезжаются ноги, и он грохается на землю. Вот я вижу, как мы бежим по одуванчиковому полю, а на наших загорелых телах остается желтая пыльца, пахнущая солнечным летом; как ловим сачком на этом поле разноцветных, пестрых бабочек, чтобы потом их отпустить; как лежим в поле и слушаем стрекотание кузнечиков и смотрим, как по нашим телам пробегают муравьи и жуки. Вот я вижу, как с тобой катаемся на велосипеде по неровным дорожкам в глухом лесу; как случайно натыкаемся на поляну, на которой растут белые грибы, начинаем их отрезать, складывая вместительный пакет; как весело собираем дикую малину, в кустах которых можно заплутать и затеряться на веки; как возвращаемся обратно все чумазые от малины и черники и видим, как белочка сидит на бревне и зачарованно смотрит на нас маленькими, зоркими глазами, а мохнатые на концах ушки стоят, словно у сторожевой собаки. Вот я вижу, как мы идем на пруд; как озорно плескаемся в чистой воде; как ты неумело встаешь пяточками на мои плечи, которые в тот момент под водой, после чего я из-за всех сил отталкиваюсь от илистого дна, и ты взлетаешь в небо и через мгновение плашмя падаешь в воду, выныриваешь и просишь еще раз тебя подбросить, а потом еще и еще. Вот я вижу, как ты прибежала домой с ободранной коленкой, из которой сочилась алая кровь (помнишь, ты упала с велосипеда?); как я дрожащими руками смазываю твою ранку зеленкой и сильно-сильно дую, чтобы ты не плакала; как неуклюже перевязываю медицинским бинтом обработанную ранку; как глажу тебе по головке, когда ты плачешь; как смеюсь, когда ты смеешься и рассказываешь, как ты упала с велосипеда. Вот я вижу, как мы лежим в твоей постели и рассказываем друг другу, о чем мечтаем, о чем переживаем. Вот я вижу, как ты плачешь, когда вспоминаешь об умершем дедушке, по которому очень сильно соскучилась и мечтаешь снова окунуться в его теплые и ласковые объятия, но это невозможно и от этого невыносимо больно и горестно (горестно, что мир лишился такого доброго человека). Вот я вижу, как ты выигрываешь матч по баскетболу, и моя душа поет и мне хочется радоваться и писать стихи; как ты идешь по улочки и махаешь мне ручкой, я подбегаю к тебе и мы начинаем кружиться, глядя друг другу в глаза. Вот я вижу, как мы сидим на крыше твоего дома и поем песни, греясь в лучах весеннего солнышка; потом кушаем кислый-прекислый щавель и смеемся, кушаем и смеемся; потом ложимся на горячую крышу и смотрит на облака причудливых форм. А вот ты дурачишься с подружками, меняя собственную маску на чужую; как ты грубо отвечаешь родителям, которые не подают виду, но плачут по ночам; как ты превращаешь свою комнату во что-то иное, создавая собственный духовный мир посредством материальных вещей; как ты растешь и расцветешь, как полевой цветок; как ты смотришь на меня, когда становишься уже девушкой: странным, загадочным и таинственным взглядом, наполненный страхом и любовью. Вот я вижу, как мы ругаемся с тобой из-за пустяка, из-за моей ревности тебя к другому мальчику; как ты говоришь мне, что ненавидишь меня за мою нахальность, эгоистичность и лицемерие; как я говорю, что не хочу больше тебя видеть, потому что ты избалованная, вредная принцесса; вижу, как мы через день миримся и извиняемся, обещая друг другу, что больше не будем ругаться и ссориться (и сдерживаем обещания до следующей ссоры). Я вижу, как мы играем в снежки, валяемся в сугробах, катаемся на коньках, играем в баскетбол, обстреливаем друг друга водными пистолетами, ставим кукольными пьесы, надуваем мыльные пузыри, рисуем картины, плетем фенечки, в парке читаем книги, танцуем при луне и многое-многое другое. Я вижу, что мы всегда были вместе, и я не представляю свое существование без тебя Виктория. Без твоей улыбки, без твоих шелковых волос, без твоих глаз. Я буду по тебе скучать. Это будут самые долгие шесть месяц в моей жизни.
– В моей тоже, – добавила Вика, еще крепче обняв Домового.
Через десять минут объятий и чистосердечных признаний они пошли обратно домой. Домовой так и не поцеловал Вику, но ее этот факт не огорчал, так как она была счастлива от того, что ее друг признался ей во взаимной любви и обнимал так нежно и так чувственно, что ей показалось, что он не хотел ее выпускать из своих объятий. Никогда.
Когда они пришли домой, Вася обнял их обоих и сообщил им радостную весть, что он сочинил двухстраничный рассказ о космических ковбоях, которые затерялись в безграничных просторах галактики, путешествуя по разным цивилизациям, чтобы найти собственную расу и вернуться домой к своим семьям, которые ждут своих героев.
Дневник Виктории Шолоховой (ночь с 30 на 31 декабря 03 года)
«Эта ночь волшебна! Я вижу, как в воздухе витают магические пылинки, которые с ног до головы облепляют меня и я начинают растворяться в их теплых объятьях; а потом я лечу все выше и выше, поднимаясь к звездам, утопая в холодных облаках, словно в утреннем тумане у истоков реки. Мое тело парит от счастья и от сладкой и нежной любви. Голова кружится. По телу пробегают мурашки. А терзающая в сомнениях и тлеющая от любви душа начинает вырываться изнутри – на свободу, когда я вспоминаю о нем. Вспоминаю о друге, который научил меня чувствовать…
Тебе покажется, мой дневничок, что такого не бывает в реальной жизни, что это удел сказочников и романистов. Но это не так! Когда влюбляешься именно такие чувства «обрушиваются» на тебя. Еще вчера я могла только догадываться о чувствах Домового (предполагать и надеяться, что он в меня влюблен так же как я в него), но сегодня ночью, когда наши лица освещала луна, мы признались друг другу в любви. Ты представляешь, дневничок, он сказал: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!». Что еще нужно для счастья? Ничего. Знать, что тебя искренне любят. Знать, что я не одна в этом большом и порой несправедливом мире. Знать, что у меня есть опора в жизни, на которую можно положиться.
Возможно, мои рассуждения покажутся сверхмеры наивны и глупы, мой дневничок, но я уверена, что любовь нужна не просто для того, чтобы обниматься, целоваться и заниматься любовь. А для того, чтобы два партнера помогали друг другу справиться с проблемами, поверить в то, что порой кажется не досягаемым для людского взора (поверить в свою мечту и в недалеком будущем реализовать ее), избавиться от таких человеческих пороков внутри себя, как гордыня, тщеславие и высокомерие.
Не много ли мыслей и рассуждений в голове четырнадцатилетней девчушки, которая еще ни разу по-настоящему не целовалась? Очень… мысли, вызванные беспробудным чтением книг и только. Ты же знаешь, дневничок, что в этом деле я «отстающая» (в школе для многих я странная и чокнутая!) от всех моих школьных подружек, которые, наверное, начали целоваться с мальчишками чуть ли не с детсадовского возраста. Вот моя любимая Иришка, с которой мы дружим шесть лет, перецеловалась чуть ли не со всеми юношами в школе. У нее что ни свидания, то новый роман. «Помутит» (что на школьном жаргоне означает – дружить) пару деньков с одним, потом с другим. Как она мне однажды сказала, что все парни без исключения глупые дураки, и думают только о своих видеоиграх, о фильмах, о спорте. Поэтому она говорит, что с ним нужно дружить не больше трех дней – по ее словам, время которого достаточно, чтобы нацеловаться и наобниматься – а потом бросать и начинать искать себе нового ухажера.
Если честно, я не одобряю ее фривольного общения с юношами… но это ее жизнь и она сама вправе решать, как ей жизнь и кого и как любить. Разве я могу ей запретить? Конечно, нет.
…
Я так ждала сегодня поцелуя, но Домовой снова не пожелал прикоснуться к моим губам. Почему он не хочет со мной целоваться, честно говоря, не знаю и даже не хочу об этом думать, по крайней мере, сейчас. Так как я знаю, что все равно это рано или поздно случится. Это неизбежно. А пока я и без поцелуя счастлива!
Глава 5
Утро.
Виктория, открыв сонные глаза, потеряла в нитях сознания свой полуночный сон, в котором она была русалкой, и услышала, что вся ее большая и любимая семья уже встала и на кухне о чем-то громко разглагольствует и смеяться. Вика пару раз потянулась и встала с постели, надела тапочки и махровый халат. Увидела, что на соседней пуховой подушке лежит листок бумаги. Взяла его в руки, развернула и начала читать:
«С добрым утром! Не хотел тебя будить, ты так крепко спала. Хотел тебя поздравить с наступающим новым годом и сказать, что сегодня меня не будет до вечера, так как я сдаю вступительный экзамен, на основании которого меня зачислят в соответствующий прикуут (факультет). Отец сказал, что я должен поступить в Дорожжен – он самый лучший факультет в данном колледже. Мне, если честно, без разницы, где учиться.
В общем, не теряй меня и жди в новогоднюю ночь. Кстати, тебя будет ждать сюрприз, который, я надеюсь, тебе понравится, и ты его никогда-никогда не забудешь. Заинтересовал? Но оставим все сюрпризы для волшебной ночи.
Помни, что я тебе люблю.
Пока, Виктория!».
Виктория прочитала еще три раза послание Домового и прежде чем побежать на кухню, спрятала драгоценный для ее сердца листочек бумаги в укромное место, в ящик компьютерного стола.
– О, соня-засоня, проснулась, – сказал Вася, держа в левой руке синюю кастрюлю, а правой активно взбалтывал яйца, звякая ложкой о стенки кастрюли. – Давай, помогай нам готовить праздничный завтрак.
– Привет, Виктория, – улыбаясь, приветствовал дочь Константин; он стоял возле плиты.
– Выспалась, дорогая? – спросила Мария у Вики; она сидела за столом и крошила на разделочной доске огурцы с помидорами.
– Да. А почему меня не разбудили?
– Я не мог тебя разбудить, – объяснил Вася. – Ты спала так крепко, что не слышала ни будильника, ни моего голоса. Ты чем ночью-то занималась?
– Чем, чем? Спала, как и ты. – Она ему улыбнулась. – Что ты делаешь?
– Самый вкусный омлет на свете! – гордо ответил он. – Поможешь мне?
– Помогу. Только скажи, что мне нужно сделать.
– Мне нужно, чтобы ты достала из духовки вместительный противень, в который я вылью «крутые» яйца, а потом включила духовку, так как я не умею. Но скоро научусь.
– Я в этом не сомневаюсь.
Не прошло и десяти минут, как грязные и опустошенные тарелки лежали в раковине, а семейство Шолоховых наслаждалось крепким кофе. В честь грядущего празднества сегодня пил кофе даже Василий (от сего факта он светился от счастья), но такой слабенький, что можно было подумать, что он пьет не черное кофе, а молочное какао.
Через час-полтора семейство Шолоховых вышло из дома и окуналось в морозную свежесть декабрьского утра. Шел снег. Они пошли поздравить бабушку с Новым Годом.
***
– Наконец-то, мои дорогие гости пришли! – обрадовалась бабушка. – Проходите-проходите! В, почему так долго? Ой, вы мои хорошие, мои сладкие! – Она поцеловала внуков, а потом Марию и Константина. – Вы почему все такие мокрые и уставшие?
– Мы все катались на санках. И даже папа с мамой, – ответил Вася.
– Папа с мамой катались на санках?
– Ага. Я бы тоже никогда не поверил бы, – ответил он и подметил. – Они еще больше нас кричали и визжали. Как дети.
– Проказники, – засмеялась бабушка и направилась на кухню. – Я бы тоже прокатилась. Ты же меня прокатишь, Васенька, когда вырастишь большой-пребольшой?
– Да хоть сейчас! – ответил он, а бабуля еще сильнее рассмеялась. – Так вкусно пахнет.
Отведав бабушкин мясной пирог на кухне, они переместились в большую комнату, в которой обменялись новогодними подарками. Бабушка подарила Марии и Константину пуховое одеяло, Васе сборочные игрушки в большущей коробке, а Виктории красно-бардовый кошелек, в котором были денежки. Мария и Константин торжество вручили бабушке подарочную фарфоровую посуду, запечатанную в коричневую бумагу, о которой она так долго мечтала, но не могла купить из-за нищенской пенсии. Виктория подарила бабуле глиняный горшок, сделанный ей на специализированных курсах и картину из бисера (Домового), на который была изображена высокая, остроконечная скала среди необъятной синевы океана, из глубин которого выпрыгивали дельфины и киты. Вася же подарил нечто большее, чем все остальные члены семьи, он посветил бабушке собственное стихотворение, которое прочитал вслух с завидным выражением, отчего все радостное семейство было растрогано. После того, как закончил читать, он подошел к бабуле, поцеловал и скромно протянул рисунок, на котором изобразил ее с букетом алых астр на голубом фоне.
Поблагодарив друг друга за подарки, каждый занялся своими делами. Бабушка болтала с Марией и Константином. Василий с завидной внимательностью и осторожностью распечатывал с помощью ножа коробку с игрушками. Виктория зашла в спальню, легла на кровать и всплакнула, вспомнив о дедушке, которому она хотела подарить глиняную пепельницу и маленький поплавок с улыбающейся мордочкой. О дедушке, по которому она скучала с каждым днем все сильнее и сильнее. Ей не верилось и не хотелось верить, что он покинул этот мир навсегда. Виктории казалось, что он просто ушел в магазин и сейчас с минуту на минуту вернется домой и поздравит ее с Новым Годом, как всегда ласково поцелует, нежно обнимет и подарить что-то такое, отчего бы она стала бы прыгать от счастья (в том году он подарил ей баскетбольный кожаный мяч).
– Спроси у нее, – послушался чей-то писклявый голосок.
– А почему я, а не ты! – возмущался грубоватый и нервный голосок. – Ты же желаешь с ней поболтать, вот и иди, а я пошел спать!
– Не будь ты таким тупоголовым придурком! – выругался пискливый голос. – Видишь же, что девочка скучает по дедушке, по нашему лучшему другу. Ей надо помочь и кое-что объяснить, чтобы она не так переживала. Разве тебе ее не жалко?
– Вечно тебе всех людишек жалко! Жалко… что за слово вообще такое! Пойми, что это ее проблемы, а не наши, – объяснял грубоватый голосок писклявому. – Все равно она нас не услышит и не увидит, что толку-то! Ответь же мне?
– А с кем она, по-твоему, разговаривала и держала за руку, а? – спросил писклявый.
– Это другое дело. Нас же она не видела! – парировал грубоватый.
– Откуда ты все знаешь, – разгневался пискливый. – Раз она увидела того самозванца, значит видела и нас. Возможно, она сейчас лежит и слушает, как мы с тобой спорим, почем зря.
– Вы правы, я вас прекрасно слышу, – наконец сказала Виктория, больше не в силах слушать их перебранку. Ей хотелось знать, что с ее дедушкой.
– Вот черт! – выругался писклявый. Голоса стихли.
– Почему вы замолчали? – спросила она, встала с кровати и оглянулась. Никого. Тишина. Только тиканье часов. Виктория не мешкая, подошла к шкафу, открыла дверку и увидела две призрачные фигуры.
– Это вы болтали? – спросила она, глядя в их красные глаза.
– Как ты нас обнаружила? – поинтересовался писклявый, когда вышел из шкафа.
– Надо было ускользнуть в другой мир, – недовольно пробубнил грубоватый.
– Да успокойся ты! – приказал пискливый грубоватому. – Надоело уже слушать твое вечное нытье. Не хочешь здесь находиться, пожалуйста, проваливай! – Он посмотрел на Вику. – Добрый день, Виктория. Ты превратилась из наивного ребенка в прелестную девушку.
– Добрый день, – любезно поздоровалась она. – Спасибо вам за комплимент.
– Всегда, пожалуйста. – Он поклонился.
– Вы те самые Домовые, которые дружили с дедушкой? – спросила Вика.
– Да. Я – весельчак. А этот угрюмый тип – мудрый. Он все еще не отошел от несвоевременной потери друга. Я, к слову, тоже. Но еще пока сохраняю здравый рассудок, светлые мысли и некий туманный оптимизм. А оптимизм – это некая вера, что мы с нашим другом обязательно воссоединимся.
– Приятно познакомится. Простите, я сейчас вас не поняла… вы что можете воссоединиться с дедулей?
– Об этом я их хотел поговорить, чтобы хоть как-то обуздать ваши страдания, Виктория. Но мой преданный, но иногда до невозможности упрямый друг препятствовал данному разговору. Связи с этим вы слышали этот весьма глупый спор, который к счастью закончился.
– Ой, да хватил уже разглагольствовать, – перебил его мудрый. – Вечно ты пытаешься быть разумнее всех и вся. Лучше переходи к делу, пока не поздно.
– Простите его за столь отвратительно поведение. В обычные дни он не такой, но сегодня слово с цепи сорвался. Ей-богу! В общем, я хотел сказать, что с вашим дедушкой все в порядке. Я понимаю, что для тебя, Виктория, странно слышать то, о чем я сейчас толкую, но ты мне должна поверить, как веришь в нас и в наше существование. Твой дедушка умер, но каким-то чудесным обзором оказался в нашем мире, если верить слухам. Мой уважаемый друг, говорит, что такое в принципе невозможно, что человеческое существо после смерти не становится духом. И неоднократно пытался доказывать мне, что это ложные слухи. Я с ним иной раз соглашаюсь, но не всегда. Мне хотелось бы верить, что в нашей вселенной случилось что-то из ряда вон выходящее.
– А что будет, если эти слухи окажутся правдой? – спросила Вика.
– Будет великий день!
Виктория задумалась и спросила у духов:
– А как вы оказались духами?
– Странный, если честно, вопрос, – отозвался весельчак.
– Очень, – согласился мудрый. – Всегда думал, что ты сообразительная девушка. Мы родились и выросли Домовыми. Разве не понятно?
– Откуда вы это знаете? А вдруг вы были раньше людьми?
– Это бред!
– Неслыханная глупость!
– Я не собираюсь с вами спорить, а лучше поблагодарю вас за то, что вы поделились со мной своим секретом. Я спрошу об этом у Домового, пока он не уехал в колледж.
– В колледж? – переспросили они хором.
– Да, в колледж. А что туту такого?
– Ничего, – ответил Джек. – Просто этот Домовой в будущем может оказаться не тем, кем он был до этого всемогущего заведения.
– Почему?
– Потому что только злые духи учатся там. И иногда они заниматься такими делами, от которых по коже бегут мурашки.
– Что же это?
– Они убивают людей!
Виктория вздрогнула и на мгновение перестала дышать. Ее сердце колотилось. Неужели ее друг станет убийцей?
– Но зачем? – дрожащим голосом спросила Вика.
– Если бы мы знали. Некоторые говорят, что так надо. Но зачем и для чего, никто не может объяснить.
– Но как узнать…
Виктория не успела договорить, так как в комнату зашла бабушка и спросила:
– И с кем ты там разговариваешь, моя дорогая?
– Ни с кем, – обманула Вика.
Бабушка подошла к ней, положила свою дряхлую руку ей на плечо и предложила:
– Может, полежим с тобой, пока твои родители помогают Василию собрать сборочные игрушки.
– Давай, – согласилась она.
Они легли на постель. После непродолжительного молчания Виктория решила спросить:
– Бабуль…
– Что, дорогая?
– Ты скучаешь по дедушке?
– Конечно, моя дорогая. Каждый день, каждый час, каждую секунду. А ты?
– Я тоже, – ответила она и ее глаза засверкали. – Я думала, что со временем будет проще. Но это не так! Почему?
– Потому что ты продолжаешь любить дедушку даже после того, как он покинул наш славный мир, – отвечала бабушка, еле сдерживая слезы. – Это хорошо, ибо пока ты его помнишь, вот здесь, – она провела рукой по ее голове, – и любишь, вот здесь, – теперь ее рука коснулось ее груди, – ты будешь помнить дедушку еще долго. И, пожалуйста, не стесняйся своих чувств.
– Я всегда его буду любить!
– Ох, моя дорогая, – вымолвила бабуля и прижалась к рыдающей Виктории, которая больше не могла сдерживать свои чувства и эмоции. Ей надоело представляться, что все хорошо и все как раньше, словно и ничего не происходило. Ей казалось, что это неправильно и хотелось закричать всему миру, что не будет так, как раньше! Ведь жизнь меняется, а мы вместе с ней. Этот мир больше не будет таким, каким он был, когда ее дедушка жил и любил. Теперь все иначе. Теперь его – нет. Она потеряла его НАВСЕГДА.
– Успокойся, – шептала ей на ушко бабушка. – Успокойся, пока родители не увидели твоих горьких слез в столь волшебный день. Я знаю, что ты испытываешь и что чувствуешь. Но ты должна смириться с тем, что его нет.
– Но я не могу…
– Я тоже. Но нам нужно стараться, чтобы не сойти с ума. Ты не должна его забывать или меньше любить. Нет, ни в коем случаи. Ты должна понять, что наша жизнь – это не только рождение, но и смерть. Смерть – это завершающий этап жизни. Все мы смертны. Все мы когда-нибудь будем погребены под землю, чтобы возможно потом переродиться. – Она замолчала, но потом продолжила. – Я, как и ты, постоянно вспоминаю о дедушке. Я с ним прожила чуть больше сорока лет. И все мои воспоминания связаны с ним. Случайная встреча в школе на переменке; он стоял с разбитым носом и плакал, а я как раз вышла из туалета. Мне стало его жалко, я подошла к нему и протянула ему носовой платок. Он задел мою руку и я словно увидела наше светлое будущее, я поняла, что вот он – мой единственный, с кем бы я хотела идти рука об руку целую вечность длинною в жизнь. Глупая, не правда ли, я была? – она усмехнулась и продолжила. – Взаимная симпатия, переросла в романтическую и верную дружбу, а потом в пышную свадьбу на берегу реки Невы. Помню, словно это было час назад… он стоял в черном фраке такой молодой и красивый… помню, как его глаза засветились от счастья, когда он увидел меня в пышном свадебном платье. Помню, как он взял меня на руки – уже жену, спутницу жизни – и сказал, что любит. Я так была счастлива, – бабушка замолчала, улетев на невидимых крыльях в прошлое.
