Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Но не тут-то было. Неожиданно вдалеке появился женский силуэт, освещенный заходящим красным солнцем; она стояла спиной и смотрела на солнце. За долгий путь по островам забвения Домовой научился не принимать поспешных выводов и не верить тому, что видишь. Поэтому он бесшумно и незаметно подкрался к девушке и попытался разглядеть ее лицо. Но увы. Солнце его ослепляло. И он не видел ничего, кроме развивающихся по ветру ее волос.
– Кто вы? – наконец спросил Домовой.
– Я – Элизабет. Я ищу своего друга, Домового.
– Элизабет? – изумился Домовой.
– Домовой? Не может быть!? – девушка подошла ближе, и ее лицо вышло из тени. – Я тебя нашла! Это ты!?
Она хотела подбежать к нему, обнять его, но Домовой закричал:
– Стоять! Еще шаг – убью!
– Домовой, что с тобой? Это же я, Элизабет!
– Элизабет живет на Земле, так как она добрый дух. Она никогда бы сюда не попала. Она – не я. Поэтому ты точно не Элизабет. Нет! Я спросил, кто ты? Очередная тварь, которая хочет убить меня и сбросить с обрыва в преисподнюю? Или очередная фантазия, обычное видение, манящее туда, откуда нет дороги назад? Кто ты? Отвечай!
– Домовой, это я, та самая Элизабет. Я искала тебя четыре года. Каждую ночь, во сне, я путешествовала по островам забвения в поисках тебя. И теперь я нашла. Нашла! Обними же меня! – Она сделала шаг вперед, ликуя от радости.
– Я сказал не подходи! – воскликнул он, вытащив из-за спины осколок стекла. – Я не верю тебе!
– Ты должен мне поверить!
– С какой это стати, я должен тебе верить?
– Потому что мы с тобой друзья! Разве ты не узнаешь собственного друга?
– В этом мире у меня нет друзей, одни враги. И ты среди них.
– Домовой, почему ты не веришь мне… я не понимаю. – Элизабет села и заплакала, больше не в силах терпеть. – Я ждала более теплого приема. А ты… ты на себя не похож. Ты изменился. Ты не тот, что прежде.
– Я прожил четыре года в одиночестве. Меня пожирают собственные мысли. Так что ничего удивительного, если я перестал быть тем, кем являлся когда-то давным-давно. – Он замолчал, посмотрел на нее и продолжил. – Мне кажется, я сошел с ума. Или скоро сойду. И так и не найду то, что прекрасно. Меня окружает безобразный мир. Что в нем может быть прекрасного и красивого? Я ищу то, чего нет. НЕТ! Прошу тебя, исчезни. Мне нужно искать, я должен вернуться, пока не поздно! А ты мне мешаешь. Мне трудно говорить. Пожалуйста, уйди!
– Ты считаешь, что я не способная оказаться здесь, как ты говоришь, в безобразном мире, и искать тебя каждую ночь?
– Сколько вопросов! Уйди с дороги, пока я не применил силу, – предупредил Домовой, сжав кулаки.
– Домовой, я же не простой дух. Непростой. Особенный. Скрещенный. Помнишь?
– К чему ты ведешь?
– К тому, что я нашла острова забвения и теперь стою перед тобой с распростертыми объятиями, со слезами на глазах и жду, когда ты меня поцелуешь, чтобы убедиться, что ты действительно существуешь. Я сейчас смотрю на тебя и не верю, что ты, Домовой, не можешь отличить обычную фантазию от реальности. Домовой, посмотри в мои глаза. Видишь, в них горит огонек? – Он посмотрел на нее. – Я знаю, ты видишь. В них горит огонек, который не потух за долгие годы расставания. Это огонек любви. Разве может у фантазии, у видения быть что-то похожее. Нет! Так что прошу тебя, милый, перестань подозревать меня в лживости и просто обними. Всего лишь одно объятия – и ты все поймешь.
– Нет! – возразил он. – Уходи! Ты не Элизабет! Я не вижу никого огонька в твоих глазах!
– Я не уйду, пока ты не поверишь мне. Я не собираюсь сдаваться тогда, когда нашла тебя.
– Последний раз предупреждаю…
– Постой, – перебила его Элизабет. – Я поняла, что любые попытки доказать тебе, что я настоящая Элизабет, а не плод твоего воображения, будут безуспешными. Поэтому, я предлагаю следующее.
– Не надо…
– Выслушай, прежде чем отказываться. Где твои хорошие манеры! Почему, ты перебиваешь девушку?
Он замолк, глядя на нее недоверчиво и с опаской.
– Я предлагаю, тебя сопровождать.
– Только не это! – снова возразил Домовой.
– Послушай. Я не буду тебе мешать. Обещаю. Если захочешь, я буду держаться поодаль от тебя. Если захочешь, я буду молчать, как рыба. Только дай мне возможность быть рядом с тобой и знать, что ты жив. Всего восемь часов в день. Не больше.
– Нет!
– Но, Домовой. Дай мне шанс доказать тебе, что я не та, за которую ты меня принимаешь.
– Нет!
– Что ты заладил, все «нет», да «нет»! – Элизабет пришла в ярость. – Ты что не знаешь больше других слов?! Что тебе стоит сказать «да»! Это разве трудно?!
– Еще раз нет! Это решение окончательное и неопровержимое. Я свое слово сказал. Все, разговор окончен. Прощай, – кинул он напоследок и побрел дальше.
Она стояла, не двигаясь. Ее сердце обливалось кровь. Руки дрожали. А стук сердца больно отдавалась в висках. Ей хотелось зарыдать, но сил не было даже рыдать. Ей хотелось умереть, потому что не было сил дальше жить. Она была уверена, что найдя Домового, ее рухнувший, увядший духовный мир снова начнет цвести и благоухать. Но все вышло ровным счетом наоборот. Она получила ранение в сердце. Она столкнулась с хладнокровием и бесчувственностью.
Элизабет посмотрела вдаль. Домовой почти скрылся за горизонтом, превратившись в крохотную точку.
– Что же делать? Сдаться и отпустить его или идти за ним и быть рядом, чтобы он окончательно не сошел с ума? – сказала она вслух и задумалась. – Кого ты обманываешь, Элизабет. Ради Домового, ради Виктории, я должна, нет, я обязана…
Она недоговорила и побежала за ним следом.
Домовой, услышав приближающиеся шаги, обернулся.
– Я же сказал тебе, чтобы ты не ходила за мной!
– Правда? Когда? Я не помню?
– Не притворяйся дурочкой! Последний раз предупреждаю…
– И что будет? Убьешь меня? Задушишь, зарежешь, сбросишь с обрыва, подожжешь? Что? Отвечай!
– Я…
– Молчи! Я все равно пойду за тобой, хочешь ты этого или не хочешь. Да! Я так решила!
– Я убью…
– Я поняла. Только вот ответь мне на такой вопрос, а что, если я окажусь настоящей Элизабет. Что тогда?
Он молчал, не зная, что ей ответить.
– Что и требовалась доказать. Ты меня не убьешь, пока не удостоверишься. Я буду идти в двадцати метрах от тебя. Захочешь поговорить, я к твоим услугам. Нужно будет помощь, я к твоим услугам.
Элизабет отошла на двадцать шагов и пошла на запад.
Он заворожено смотрел на ее удаляющийся силуэт и…
А может быть, она и правда Элизабет? Бред! Это невозможно! Не теряй бдительности – она опасна! А что, если.… Без «если»! Она монстр, который хочет тебя уничтожить!
Домовой еще постоял, потом махнул рукой и пошел на запад, поглядывая в ее сторону…
Глава 7
– Он меня поцеловал, – поделилась Виктория радостной вестью с Катериной.
– О боже! Это замечательно! – воскликнула Катерина, поцеловала Викторию в щечку и засмеялась так искренне и беззаботно, что Виктория тоже не удержалась от смеха. – Расскажи-расскажи мне, я хочу знать все в мельчайших подробностях! Как он тебя поцеловал? Что было дальше?
– Он сделал мне комплимент, от которого я в буквальном смысле растаяла. Потом прикоснулся рукой к моей холодной щеке, медленно подался вперед, остановившись на мгновение возле моих губ – я почувствовала его горячее дыхание – и поцеловал, кротко и нежно.
– О! Как романтично! А что было потом?
– Мир на секунду остановился. Птицы не пели. Дятлы не стучали. Ветер не шумел. Никто не проходил. Никто не кричал и не говорил. Только мы и наш поцелуй. Когда его сладкие губы оторвались от моих губ, я не хотела открывать глаза. Я не хотела, чтобы моя романтическая сказка заканчивалась так быстро. Поэтому я, не открывая глаза, прильнула к нему и поцеловала. Второй поцелуй длился секунд пять, но мне показалось, что целую вечность. Сама понимаешь, как это бывает.
– Если честно, то нет, – грустно ответила Катерина. На ее лицо продолжала сиять притворная улыбка.
– Неужели ты ни разу не целовалась? Ты же сама мне говорила про Ивана…
– Я тебе наврала, Виктория. Прости. На самом деле, Иван поцеловал меня совершенно случайно в первом классе.
– Но… зачем… зачем ты меня обманула? Я не понимаю…
– Чтобы ты меня не считала какой-то ущербной и неполноценной.
– Я никогда бы так не подумала. И ты это знаешь.
– Знаю. Когда мы с тобой говорили о поцелуях, я постеснялась открывать тебе свою тайну. Мы еще не так были близки. Я подумала, а вдруг она посмеется надо мной и расскажет всему корпусу.
– Почему ты сейчас мне призналась?
– Потому что я тебя люблю и доверяю тебе, как никому другому.
– И я тебе люблю, Катерина. Приятно осознавать, что тебе доверяют. – Виктория взяла ее за руки и спросила. – Может, еще хочешь рассказать мне о том, чего я не знаю?
– Вроде нет. В остальном я была честна с тобой.
– Удивительный ты человек, Катерина. И что же нам с тобой делать?
– Ничего со мной не надо делать.
– Еще как надо! Я не понимаю, почему такую красивую девушку еще никто не целовал? Это несправедливо! Катерина, тебе срочно нужен молодой человек.
– Никто мне не нужен. Я привыкла быть одна. Я – одиночка.
– Многие одиночки мне говорили, что они на всю жизнь сами по себе. Только вот проходит год или два, и ты видишь, что они идут, держась за руку, с молодыми людьми. По их лицу видно, что счастливы, потому что не одиноки, потому что они вместе и любые испытания для них не проблема. Я сама долгое время была одиночкой и думала, что это нормально. Что так должно и быть. Но теперь я влюблена и больше не хочу быть одна.
– Я хотела дружить, – говорила Катерина. На ее лицу все еще была притворная улыбка. Но глаза не обманешь, в них было видно трагедию маленького человека. – И хочу дружить с молодым человеком, чтобы, лежа на его вздымающей груди, делиться с ним своей радостью, грустью, болью, мыслями, переживаниями, идеями. Я долгое время пыталась. Честно. Но никто не хочет быть рядом с такой толстушкой, как я. Все хотят дружить со стройными, худощавыми, высокими моделями. Всем, каждому парню, без разницы, что у тебя внутри, если у тебя нет упругой попы и плоского животика. Однажды я уже больно ранилась, поэтому лучше быть одной, чем терпеть унижение.
– Катерина, о чем ты? Расскажи мне?
– Это случилось в восьмом классе. В то далекое время, я уже весила сто килограмм. Я просто без ума влюбилась в одного школьного красавца, и долгое время боялась ему в это признаться. Я бы и не призналась, если бы не узнала его номер домашнего телефона. Раньше не так были распространенны мобильные телефоны, помнишь? – Вика кивнула. – В общем, я ему позвонила. Долго решалась. Дня, наверное, три или четыре. Когда он сказал: «Алло». Я положила трубку и начала ругать себя за трусость и нерешительность. Потом снова набрала его номер, он снова снял трубку и раздраженно ответил «Алло!». Я сказала: «Привет! Можно с тобой познакомиться!»
– Он согласился? – поинтересовалась Виктория.
– Да. Мы с ним разговаривали почти месяц. Каждый день по три часа, а то и больше. За месяц разговоров, я думала, что знаю его с самых пеленок.
– Как тебе удалось месяц общаться с мальчиком и ни разу с ним не встретится?
– Я сказала ему, что тяжело заболела. Он поверил. Он ждал нашей встречи так страстно, что я начала надеяться, что он не убежит, когда увидит меня.
– Он что убежал?! – возмутилась Виктория.
– Не совсем. Мы погуляли час по городу. Ты бы видела его выражения лица, когда он увидел меня. Шок, негодования, злость и даже обида. Никогда не забуду этот взгляд. Всю дорогу мы молчали. Он был другим, не тем веселым и жизнерадостным мальчиком из телефонной трубки. Он проводил меня до дому. Я спросила у него, встретимся ли мы снова. Его ответ был более чем утвердителен – веское и хлесткое «НЕТ!». Конечно, я ждала такого ответа, но все же не в столь грубой форме. Помню, я проревела всю ночь. После этого неприятного случая, я решила, что с мальчиками впредь не буду встречаться, чтобы снова не обжечься. И еще, что хватит дуться на саму себя и комплексовать из-за своего веса и жить так, будь-то бы следующий день – это последний день. Я стала чаще улыбаться, изменила свое мировоззрение и увидела мир под иным углом, разглядев в нем счастье, любовь и позитив. Хоть мне и больно вспоминать об этом случае, но он мне помог измениться. Я даже благодарна тому мальчику, который меня жестоко отшил из-за того, что я была толстая. Глупо, не правда ли? Вот… такая история.
Катерина вытерла слезы. Виктория ее обняла.
– Ты молодец, моя дорогая.
– Да, что ты, я слабая.
– Ты сильная. И ты обязательно найдешь свою любовь. Ведь не все же парни такие мелочные ослы, как тот, что тебя бросил?!
– Не знаю, – засомневалась Катерина.
– Я уверена, что не все. Как уверена и в том, что где-то есть твой принц на белом коне, который оценит твой внутренний богатый мир. И полюбит тебя такой, какая ты есть. Ты мне веришь, Катерина?
– Я… хочу тебе верить.
– Тогда нам нужно срочно найти тебе кавалера.
– И как ты это собираешь сделать?
– Я предлагаю тебе поехать с нашей группой в загородный колледж, чтобы отпраздновать открытие учебного сезона. Будет много парней, которые не прочь познакомится с такой красавицей, как ты. Как ты на это смотришь?
– Я не знаю, Виктория. У меня планы…
– Я даже не сказала, когда мы поедем.
– И правда не сказала…
– Составь мне компанию. Пожалуйста.
– Я никого не знаю.
– Я тебе познакомлю. Соглашайся, я обещаю, что все будет хорошо.
– Дай мне подумать.
– Нет времени на раздумья. Обещай мне сейчас же, что поедешь со мной.
– Эээ…
– Ну, Катерина, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – сладко-приторным голосом умоляла Виктория.
– Хорошо, – наконец согласилась Катерина.
– Ура! – закричала Виктория и обняла ее.
– Но, если мне, что-то не понравится – я сразу уеду.
– Мы вместе уедим. Тогда решено?
– Да, – ответила Катерина и добавила. – Не верю, что я согласилась.
– Я тоже не верю, что ты согласилась. – Виктория засмеялась. – Я сама не хотела ехать, но теперь, когда ты будешь сопровождать меня или я тебя, поездка мне кажется не такой уж плохой идей.
– Виктория, а когда вы с Антом снова встречаетесь?
– Завтра у него не получается. Послезавтра. Пойдем гулять.
– Здорово! Расскажи еще раз, как он тебя поцеловал.
– Хорошо, если ты мне расскажешь о своем первом поцелуи с Иваном.
– Ах, ты какая хитрая! Ну ладно так и быть расскажу! Гарантирую, что ты будешь смеяться!
– Я уже в предвкушении…
– Значит слушай. Как-то раз в школе выключили свет и…
Через пять минут в комнате воцарился звонкий девичий смех, который лился по коридору и по всему корпусу.
Виктория легла на кровать, открыла личный дневник и написала наверху чистой станицы: «Мысли, которые не дают мне покоя». Ниже поставила троеточие. Много времени пыталась собрать воедино блуждающие мысли. Тщетно. Начала писать так, как говорила ее душа, путано и непонятно.
«Я все еще не верю, что смогла снова в кого-то влюбиться. Думала, что моя любовь будет принадлежать только одному и единственному… тебе, Домовой! Оказывается, я ошибалась.
Ох, милый мой Домовой! Как же я по тебе соскучилась! Ты отсутствуешь вот уже четыре года и за это время, я неустанно молилась за тебя, за твое здравие, за твой успех в нелегком путешествии, которое, как назло, непреднамеренно затянулось на неопределенный срок. На вечность. Или на несколько веков, десятков лет, годов. А может, ты и вовсе умер. О, нет, я не хочу об этом думать! Ты – живой!
Я покорно ждала тебя, как преданная жена мужа после долгой разлуки, горевала, рыдала и смеялась, когда вспоминала наши с тобой короткие встречи воскресными вечерами. Я еще бы ждала тебя, Домовой, хоть тысячу лет… Вчера я увидела сон, который изменил хоть не все, но многое. Он был прекрасным и, как мне показалось, реальным настолько, насколько это вообще возможно. Ты меня целовал, обнимал, клялся в любви. И все это словно было по-настоящему! Как в старые добрые времена. Мы с тобой всплакнули. Я рассказала тебе об Антоне, о своих чувствах к нему. Ты меня внимательно выслушал, все понял и отпустил, убедив, что ждать, когда ты вернешься, крайне глупо с моей стороны. Сказал, что нужно двигаться дальше. Ты подтолкнул меня к тому, чтобы я решилась на первый шаг. Да, это был всего лишь сон. И я не имею права говорить о том, что именно ты, Домовой, толкнул меня поцеловать Антона. Я приняла это решение самостоятельно. Но…
Правильно ли я поступила? Вот главный вопрос, на который у меня, к сожалению, нет ответа. Имею ли право быть счастливой и любить другого, когда ты, Домовой, несчастен и пытаешься выжить, преодолевая суровые испытания на островах забвения, чтобы быть со мной? Что, если ты вернешься через пару дней и увидишь меня, целующуюся с Антоном? Что почувствуешь? Скорее всего, ненависть и боль в груди от разбитого сердца моим предательством и бесчестием. Как посмотришь в мои бесстыжие глаза, после того, что я совершила и что я в них увижу? И смогу ли я простить себя за то, что не дождалась тебя, бросила, отвернулась, когда надо было тебя духовно и морально поддержать? Но главное, сможешь ли ты меня простить за мое неверие?
О боже! Мои мысли вьют клубок размышлений. Вопрос переплетается с вопросом. Я сама запуталась в них. Запуталась в самой себе. Я не могу понять чего я хочу от этой жизни? Кого любить? С кем быть? Что делать дальше?
Никогда не думала, что принимать решения так тяжело. И больно.
Ты уже понял из выше сказанного, какое решение я приняла. Я решила двигаться дальше не потому, что я устала жить в прошлом. Нет. Я устала быть одной, хоть и привыкла жить для себя. Я чувствовала, что чахну, как цветок без солнечных лучей. Я чувствовала, что угасаю, как свеча без парафина. Я чувствовала, что умираю без любви, как собака без ласки хозяина. Но теперь – все изменилось. К лучшему. Мне стала видна цель, которая еще недавно скрывалась в черной нише оврага. Я воскресла из мертвых, глотнула глоток чистого воздуха, воспарила в мимолетном полете. И вспомнила, что жизнь состоит не только из череды каждодневных дел, но и из чистой и нежной привязанности друг к другу. Вспомнила, что миром правит, как и прежде, любовь. И ничего тут не изменишь. Ведь все подчиненно любви. ЛЮБВИ. Я хочу повторять это слово снова и снова, не боясь показаться кому-то чересчур сентиментальной и «мыльной». Я люблю тебя, Домовой, не смотря ни на что, и продолжаю ждать.
Надеюсь, ты простишь меня. Хотя… вряд ли… я бы, наверное, не простила. Или простила? Я не на твоем месте – и это все меняет.
Хотела написать заметку в дневник, но вышло письмо тебе, Домовой. Я вырву эти страницы из дневника и положу в шкатулку. Возможно, когда-нибудь ты их прочитаешь. И поймешь, о чем я думала, когда приняла это тяжелое решения – начать жить с чистого листа…
С любовь, на веки твоя, Виктория!»
Виктория, как и написала в письме, вырвала три страницы из дневника и положила в музыкальную шкатулку. По телу пробежали мурашки. Стало легче. Она высказалась. Пускай это был дневник.
Позвонил мобильный телефон. Вика вязла трубку. Это был Антон.
– Алло.
– Привет, Виктория!
– Привет!
– Как дела? Ты скоро? Я, честно говоря, замерз тебя ждать… Забыла про меня?
Виктория вздрогнула и посмотрела на часы. Уже полтретьего дня. Она должны была встретиться с ним еще полчаса назад.
– Прости, дорогой. Я не забыла про тебя, скорее, замечталась. И не заметила, как пролетело время. Ты почему раньше не позвонил?
– Ты была недоступна, в не зоне доступа сети. А ваша вахтерша меня не пустила.
– Понятно. Через пять минут выйду. Еще раз прости.
– Ничего страшного.
Глава 8
Домовой не хотел смотреть на нее. Но не мог. Она пленила его взор. На ней было одето просторное шелковое голубое платье с открытыми плечами, ноги были босые и на удивления чистые. Черные волосы были заколоты заколкой в виде лепестка желтой герберы. Хоть ее лицо было напряженно, она все равно замечательно выглядела. За четыре года она превратилась из пятнадцатилетней девочки в юную девушку.
Они шли поодаль, в молчании, пытаясь услышать хоть какой-то звук кроме собственного дыхания. Элизабет видела краем глаза, что Домовой смотрит на нее, но не подавала вида. Она шла, глядя на безжизненную землю, и ждала удобного момента, чтобы приблизиться к нему и заговорить.
На ее удивление через некоторое время он сам нагнал ее и спросил:
– Куда ты идешь?
– Туда же, куда и ты.
– Но ведь ты идешь впереди… значит, ты и ведешь меня. Только вот куда?
– Я иду рядом с тобой, но никак не веду.
– Ведешь, ведешь. К себе подобным, да? Чтобы убить меня? Может мне повернуть пока не поздно?
– Если ты повернешь, значит – и я поверну.
– Так я и думал.
– Что?
Домовой замолчал и остановился.
– Что ты там думал?
– Посмотри вперед!
Элизабет повернула голову и увидела деревянную шхуну, дно которой покоилось на острых скалистых камнях. Она была ветхая, полуразрушена и покрыта толстым слоем пыли и плесени. Рядом со шхуной стояли еще две точные копии Элизабет.
– О боже, – она не договаривала, онемев от ужаса. – Нет, Домовой! Не верь им! Я твоя настоящая Элизабет. Остальное – бред, фантазия, помешательство.
– Ага, как же, настоящая она, – недоверчиво фыркнул он. – Отойди от меня!
Две Элизабет в шелковых платьях подошли к Домовому и прошипели:
– Милый, пожалуйста, вернись ко мне! Я приготовила тебе горячий чай, чистую постель в нашем доме и теплую ванну.
– В нашем доме? – удивился Домовой.
– Да, милый. Ты разве забыл, что мы живем в этом шикарном корабле?
– Я и не знал. Не подходите ко мне!
– Успокойся, милый. Я тебе не обижу. Я люблю тебя.
– Еще шаг и я…
Элизабет, что стояла слева, неожиданно прыгнула на Домового. Он вовремя вытащил осколок стекла и полоснул ее по горлу. Она бездыханно упала, истекая кровью, и через мгновение превратилась в уродливого монстра, похожего на комара, скрещенного с осьминогом.
– Осторожно, Домовой! – воскликнула Элизабет. Та, что стояла поодаль.
Но было поздно. Второй монстр нанес удар сзади. Удар, словно стрела, пронзила живот, и Домовой упал на землю. Монстр подошел ближе, вонзил длинный хоботок и стал пить его кровь. Еще бы пара минут и от Домового осталась лишь бесформенная кукла. Но этому не суждено было случить, так как Элизабет самоотверженно напала на монстра и повалила его наземь. Она схватила выпавший осколок стекла с пыльной земли и вонзила в брюшко мутанта. Мутант издал дикий вопль отчаяния и умер.
Элизабет вытерла лицо, подошла к Домовому и протянула ему руку. Он смотрел на нее с удивлением и одновременно с опаской.
– Как хочешь! – сказала она и убрала обратно руку. – Я спасла тебе жизнь. Где твоя благодарность? Или ты все еще считаешь, что я монстр?
– Я…
– Снова будешь говорить, что убьешь меня. Ведь я спасла тебя ради того, чтобы снять с себя подозрения? Ведь так ты думаешь? Или я не права! – Домовой молчал, глядя в ее глаза. – Не хочешь говорить. Не надо. Я отойду на двадцать шагов и иди себе в одиночку.
– Постой. Не уходи, – сказал он.
– Что? Ты уверен? – Элизабет не поверила, что он попросил ее не уходить.
– Я уверен. И…
– Что?
– Спасибо. Ты спасла мне жизнь, – поблагодарил он ее.
– Да, пустяки. Ты правда поверил, что я настоящая Элизабет?
– Нет.
– Но почему?
Молчание.
– Не хочешь говорить?
Молчание.
– Не хочешь говорить – твое дело! – разозлилась она и пошла.
– Не злись.
– Не указывай, что мне делать.
– Я просто должен убедиться?
– В чем?
– Что ты настоящая…
– Эх… ты не исправим! – воскликнула она. – Ладно, хорошо! И как ты собираешься это сделать?
– Как ты познакомилась с Викторией? – спросил он. Элизабет сначала опешила от данного вопроса, но потом ответила.
Теперь они шли близко друг к другу и разговаривали.
Глава 9
– Это неописуемо! – воскликнула Виктория, сидя в кабинке колеса обозрения, которое медленно поднимался все выше и выше. Казалось, до самых небес. Протяни руку и коснешься белых облаков, что проплывали по голубому небу. – Я завидую птицам! Они каждый день видят эту красоту!
– Ничего не скажешь, золотая осень – великолепна, – добавил Антон, крепко схватившись за стальной поручень кабинки, глядя на россыпь желтых берез, которые росли среди серых и безликих домов большого мегаполиса.
– Антон, ты, что боишься высоты? – спросила Вика.
– Нет. Почему ты так решила?
– Потому что в такие романтические минуты, ты должен целовать меня, а не держаться за поручень.
– Прости. – Антон скованно улыбнулся. – Детская фобия. – Он другой рукой обнял ее за талию и поцеловал. – Страшно боюсь высоты. Сейчас смотрю вниз, у меня дыхание перехватывает, а ноги начинают дрожать.
– Раз ты боишься высоты, зачем ты пригласил меня кататься на колесе обозрения? – улыбаясь, спросила она, глядя в его напуганные, но счастливые глаза.
– Ты же сама говоришь, что это так романтично. Вот я и пригласил. Постарался преодолеть свой страх. Но кажется у меня это не вышло. Теперь ты считаешь меня трусом? Да?
– Ага, трусишкой зайкой сереньким. – Виктория прильнула к его губам. – Не бойся. Я с тобой. – Колесо, поднявшись до максимальной отметки, стало опускаться вниз. – Почему ты решил, что боязнь высоты – это детская фобия?
– Потому что, в основном, все страхи, фобии, формируются, когда мы были маленькими. Когда мне было лет пять-шесть, я не боялся высоты. Мы жили на четвертом этаже, и я любил играть на балконе. Как-то раз на балкон залетела разноцветная бабочка. Увидев ее, я забыл про игрушки и бросился ее ловить. Она, изысканно порхая, легко уходила от моего преследования. Бабочка летала рядом с балконом, и я попытался до нее дотянуться… и перевалился за ограждения, еле-еле успев, зацепиться руками за металлические поручни балкона. – Виктория ахнула. – Да, я тогда здорово перепугался и с тех пор стал бояться высоты. Родителям я не сказал о случившемся. Боялся, что они меня отругают, а потом накажут, поставив в угол. А стоять в углу, когда тебе пять-шесть – это неприемлемо! Вот так!
– Слава Богу, который спас тебе жизнь, – сказала Виктория и добавила. – Я вот однажды летала.
– Ух, ты! Когда и на чем, давай рассказывай?
– В шестнадцать лет на… эээ… на дельтаплане.
– Да ты у меня оказывается рисковая девушка!
– А то! – сказала Вика и засмеялась.
– Брр! Я бы точно описался от страха! – воскликнул Антон.
– Я сама чуть не описалась, когда мы оторвались от земли! Но тот полет, мне точно не забыть.
– Еще бы!
Кабинка опустилась и подъехала к выходу, они быстро вышли из нее и Антон с облегчением вздохнул.
– Куда сейчас? – спросил он.
– Как скажешь, – ответила она.
– Может, покатаемся на машинках? Они работают на электрическом токе. Невероятное ощущение, когда врезаешься друг в друга, лоб в лоб. И кружишься по кольцу, пытаясь догнать кого-нибудь. А ты что никогда не каталась?
– Никогда.
– Ты меня удивляешь. Хочешь попробовать?
– Очень, – радостно отозвалась Виктория.
– Тогда пошли. Виктория, скажи честно, как… как ты умудрилась прожить четыре года в этом городе и ни разу не побывать в этом парке?
– Если бы я знала ответ, я бы тебе обязательно сказала. Если серьезно, то я много куда не ходила. Все было некогда. Учеба, учеба. Сам понимаешь… Хотя кого я обманываю. Я не ходила, потому что не с кем было идти. Но теперь есть ты. Я этому очень рада.
– Я тоже.
Они поцеловались.
Антон купил два билета в кассах, и они зашли в здание «Автомобильного аттракциона». Внутри играла музыка, лился детский смех и радостные вопли взрослых. Корт был просторный; в длину – двести метров, а в ширину – пятьдесят. На нем ездило десять разноцветных мини-машинок. В них сидели и взрослые, и дети, и даже старики. Они либо улыбались, либо смеялись. Рядом с кортом стояла стеклянная будка, за которой сидела толстая женщина лет сорока-сорока пяти, с кудрявыми волосами, как у пуделя, с двойным подбородком и узкими губами.
Спустя несколько минут машинки остановились, радостные посетители встали и пошли к выходу. Оператор вышел из кабины, проверил наличие билетов и приказал занять места на любых понравишься машинках. Виктория села в розовую машинку, а Антон – в коричневую.
Оператор взяла в руки микрофон и дала необходимые инструкции, затем ушла в кабинку и подала ток.
Виктория нажала на педаль и ее машинка быстро поехала; она испугалась, что не справиться с управление и затормозила.
К ней подъехал веселый Антон и сказал:
– Не бойся. Я понимаю, первый раз за рулем автотранспорта, неважно какого, всегда страшно и, как минимум, необычно. Не врезайся в борта. Это важно. Только в другие машины. Все я вижу, что ты готова. Жми на педаль газ и получай удовольствие. И еще… попробуй, догони. – Антон умчался вперед.
– Догоню, не сомневайся, – крикнула она ему и тоже поехала.
Через минуту Виктория уже не знала чувства страха и рискованно рассекала по корту, то круто заворачивая влево, то вправо, то подрезала мимо проезжающие машины, то врезалась в Антона. Вместо страха ее накрыло невидимая детская пелена – чувства беззаботности и радости. Она смеялась, как ребенок. И не стеснялась показать другим, что она всего лишь маленькая, беззащитная девочка в теле взрослой девушки. Ей было хорошо.
– Правда круто? – спросил он, когда они вышли из здания.
– Я бы сказала, невероятно круто! – воскликнула Виктория и обняла его за плечи, прижавшись к груди. – Спасибо.
– Не за что. Но ты рано начала благодарить. Это еще не все. Дальше – еще круче!
– Еще?
– О да!
Они прокатились на Американских горках, зашли в комнату страха, потом покатались на гудящем поезде по всему парку, постреляли в тире и под конец решили покидать дротики в надувные шары. Виктория попала только в два шара из шести и получила утешительный приз – магнитик на холодильник. Антон же проявил чудеса точности, поразив пять шаров. Он выиграл мягкую игрушку – белого барашка – и подарил его счастливой Виктории.
Всю дорогу домой, Виктория не выпускала из рук свой подарок, постоянно глядя то на него, то на Антона.
Когда они подошли к общежитию, Виктория пригласила Антона на кружечку чая. Он согласился.
– Красивая у тебя комната. Только такая крохотная. Как ты здесь живешь?
– Нормально. Я уже привыкла.
Они попили чай с кексом, после чего легли на диван и начали целоваться.
– Я хотела тебе кое-что сказать, – сказала Виктория и замолчала.
– Говори.
– Я боялась, что не смогу… я боялась, что твои поцелуи будет для меня… Прости, мне тяжело об этом говорить… после изнасилования… Я… боялась парней. Не то чтобы я их избегала, я просто не подпускала их к себе ближе, чем на метр потому, что они мне напоминали его… насильника. Я… боялась, что у нас с тобой ничего не получиться… и я рада, что…
– Тише. Я все прекрасно понимаю. Я как никто другой знаю через что ты прошла.
Он ее поцеловал и решил признаться.
– Я влюбился в тебя с первого взгляда, когда увидел тебя в театральном кружке, на сцене. Ты была похожа на богиню, на ангела…
