Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Она спала рядом на холодной глыбе. Ей что-то снилось; ее веки дрожали. На невинное лицо Элизабет падал лунный свет, обнажая ее неземную красоту. Домовой не смог удержаться и коснулся пальцем ее бледной щеки. От чуткого прикосновения она открыла глаза.
– Привет, – сказал Домовой, проснувшейся Элизабет.
– Привет, – тихо отозвалась она, потирая глазки. – Мне снился странный сон. Сон во сне, разве не странно?
– Какой? – поинтересовался он.
– Я плыла под водой вместе с океанскими черепахами; они разговаривали со мной, а я – с ними. Они постоянно шутили, а я постоянно смеялась. Вдруг они перестали говорить, с ужасом глядя на нависшую иссиня-черную тень возле меня. Они начали меня призывать спасаться. Но я не могла пошевелиться, так как была очарованна тенью. Она звала меня за собой. И я пошла за ней. Она спросила, чего я хочу. Я ответила, что хочу спасти Домового с островов забвения. Она сказала, что выполнит мое желание, если я отдам ей все свои воспоминание. Я не согласилась, сказав, что мои воспоминания не продаются. Она разгневалась и превратилась в огромное черное облако, извергающее из себя серебристые, остроконечные молнии. Она была в ярости и сказала, что заберет мои воспоминание без моего согласия и стала надвигаться на меня со скоростью света. Я на мгновение окаменела от такого поворота событий, но потом, словно очнувшись от гипноза, поплыла от нее. Я плыла, наверное, тысячу миль. Увидала желтый берег. Вступила на устойчивую землю и побежала. Я бежала-бежала, но она меня нагнала и схватила в свои ледяные объятия. Мне стала больно. Я закричала. И проснулась в этом мире. – Она замолчала, поднялась с камня, взяла руку Домового. – Я рада, что снова тебя нашла.
– Ужасный сон. И долго я спал?
– Около семнадцати часов. Ты весь посинел, бедный мой. Прижмись ко мне. Давай согреем друг друга в объятиях.
Они обнялись.
– Элизабет, зачем ты прыгнула сюда?
– Ты снова будешь ругаться и обвинять меня, что я не настоящая?
– Не буду. Я не настолько болен, чтобы ворчать каждый полчаса. И еще. Я был неправ.
– Да неужели?
– Ты настоящая!
– Я думала мне не удаться сломить твою веру. Оказывается, нет. Ты поверил мне, чему я, несомненно, рада.
Домовой задумался на минуту.
– И долго ты меня ищешь? – очнувшись, спросил он.
– Четыре года, – ответила Элизабет.
– Четыре года!? – изумился Домовой.
– Мне приятно видеть твое удивление и одновременно восхищение.
– Это невероятно! Ты искала меня столько лет и не сдавалась!
– Ничего невероятного в этом нет. Ты ведь, Домовой, ищешь свою любовь – Викторию.
– Это другое.
– Почему же?
– Потому что я люблю ее.
Нависло молчание. Домовой посмотрел в глаза Элизабет и увидел в них ответ, почему она искала его столько времени.
– Ты все еще любишь меня? – спросил он.
– Нет.
– Нет – это значит «да».
– Да. – Элизабет потупила взгляд на камни.
– О боже! Я не должен тебя обнимать, – Домовой убрал руку с ее плеча.
– Нет. Обними меня. Мы должны согреться. Не думай о том, что я люблю тебя.
– Я не могу не думать об этом!
– Прошу тебя, Домовой, успокойся. Моя любовь неуправляема. И ничего здесь не попишешь. Я с радостью бы перестала любить тебя. Но я не могу. Не могу. – Она заплакала. – Пожалуйста, не отворачивайся от меня, мне и так тяжело скрывать свои чувства. Просто обними меня. Больше я ни о чем тебя не прошу. Твои прикосновения успокоят меня и мою мечущуюся душу. Он, ничего не говоря, обнял ее.
– Спасибо.
– Ты так и не ответила мне, почему ты прыгнула в расщелину? – решил сменить тему для разговора Домовой.
– Чтобы ты меня спас. Чтобы понял, что я – это я.
– Умно. А если бы я не вернулся?
– Я бы умерла. – Она положила голову на его плечо. – Я так тебе благодарна за то, что ты меня спас.
– Пустяки, – скромничал Домовой. – Что же мы будем делать?
– Искать выход, – ответила она. – Но сначала посидим и подождем, когда уровень воды поднимется до критической отметки.
– Что? Вода прибывает?
– Да.
– О нет! – закричал он. – Черт! Надо срочно что-то предпринять!
– Надо успокоиться. Давай наслаждаться оставшимся временем.
– Но…
– Домовой, хоть один раз давай сделаем, по-моему.
– Но…
– Я так понимаю, ты согласен?
– Я не сог…
– Спасибо за понимание, – перебила его Элизабет. – Расскажи мне, что ты чувствовал, когда оказался в этом ужасном мире?
– Ты действительно считаешь, что будет с нашей стороны рационально и умно сидеть здесь, когда вода пребывает с каждой минутой, нежели спасаться и искать выход?
– Да. Доверься мне. Мы выживем.
– Надеюсь, у тебя есть план, – сдался он.
– Есть! – соврала она.
– Что я чувствовал… что я чувствовал,… ничего, кроме огромного желания победить и найти то, чего нет.
– Оно есть!
– Откуда тебе знать? – Элизабет пожелала плечами. – Ясно. Я начну рассказывать свою историю. Когда не знаешь, что тебя ждет впереди, проще смотреть в лицо опасности. Незнание – это одновременно безрассудство и смелость. Я был смел и безрассуден, потому что не знал, что меня ждет впереди. Поэтому я шагал смело и уверенно, словно непобедимый рыцарь.
Свой путь я начал с неизвестной мне деревни, которую окружал синий лес. Удивительно, но все деревья в лесу почти лежали на земле, поэтом образовывали полусферу из широколиственных листьев и веток. Завораживающее зрелище. Я настолько засмотрелся на лесные просторы, что не заметил, как ко мне подошли две женщины средних лет, одетые в яркие платья: одна теребила в руках длинную русую косу, другая – облокотила руки на коромысло. Они смотрели на меня и улыбались. Я спросил, где остальные жители деревни. Они захихикали, пошушукались и потянули меня за собой, не сказав ни слова. Если честно, я был одурманен их красотой. Когда одна женщина коснулась моей руки, по моему телу пробежала теплая волна наслаждения.
Мы проходили мимо опустевших домов, дворов, дорог. Было жутко. Никого. Тишина. Безмолвие. Ужас накрывал меня темным плащом, вселяя в мое сердце панику. Я знал, что я в опасности, что нужно бежать от этих девиц, пока не поздно. Но что то меня удерживало. Что то меня манило в них.
Мы подошли к высокому сараю и остановились. «Проходи, – указали мне на дверь девицы, – все там ждут только тебя»
Я долго стоял у ветхой двери, не решаясь заглянуть вовнутрь. Девицы стояли позади и махали мне руками, указывая на дверь. «Они слишком карикатурны, чтобы быть реальны!» – подумал я про себя и отворил дверь. Внутри было темно и пахло смрадом. Я заткнул нос от зловонной вони и снова посмотрел на девиц. Я вздрогнул от неожиданности. Они уже стояли рядом со мной и коварно улыбались.
«Заходи!», – прошипели они.
Я ответил, что не пойду, пока не увижу, что внутри, а вдруг там вместо пола – пропасть, на дне которой острые шипы. Одна девица, которая держала косу в руках, посмотрела на меня с укором и с толикой ненависти, пригрозила пальчиком и хлопнула в ладоши. Сарай озарился яркими лучами солнца. Когда я увидел, что внутри сарая, мои ноги подкосились, я опорожнил желудок. Тысячи окровавленных тел были свалены в одну большую кучу, по которой ползали белые трупные черви, пожирающие мертвую плоть.
«Заходи. Разве не хочешь к ним присоединиться?» – говорили они.
«О боже! Нет!» – я обернулся и увидел двух зловещих старух, которые улыбались мне беззубой улыбкой. Вместо кожи у них была змеиная красно-оранжевая чешуя, глаза залились черной тьмой, волосы отпали, а из красных десен выросли два ядовитых клыка.
«Ты шагнешь в сарай, хочешь ты этого или нет!»
Они обвили мое тело своими скользкими руками. Я был в плену. Мне было не вырваться.
«Нет!» – умолял я.
Помню, я кричал, звал на помощь. Никто меня не слышал. Было глухо. Мое эхо тонуло в безмолвном океане безразличности. Я отчаялся. Смирился.
– Как ты спасся? – вдруг спросила Элизабет.
– Их убил… странник, который прожил на островах забвения сто двенадцать лет!
– Не может быть! И где он сейчас?
– Вернулся обратно… в самое начало пути. И знаешь почему? Потому что спас меня от пропасти. Я должен был вернуться обратно, но не он.
– Зачем он…?
– Я могу только догадываться.
– Как его звали?
– Ярослав.
– Почему он оказался на островах забвения?
– Он влюбился, как и я, в человека. В девушку по имени Василиса. Он думал, что сможет вернуться на землю свободным духом, возможно, даже человеком и жить с ней долго и счастливо. Но, он не успел. Она умерла.
– Как же трагично… после смерти влюбленной, он все равно хотел вернуться на Землю?
– Да. Он хотел стать добрым духом. К сожалению, ни одна его мечта не осуществилась. Я по нему скачаю, хотя я знал его всего два дня. Два дня с родственной душой показались мне вечностью. Он учил меня, что здесь никому нельзя доверять, что всегда нужно быть начеку и быть готовым к неравному бою. Он научил меня драться, конструировать из подручных средств смертельные оружия, прятаться от монстров, строя скрытые убежища. Стратегические пункты, как он говорил. Жаль, что наша дружба была столь мимолетна.
Домовой замолчал.
– Что было потом, после смерти Ярослава?
– Ничего. Я погоревал пару дней, даже всплакнул. Когда успокоился, пошел дальше, потому что нельзя было сдаваться. И вот так я иду уже четыре года. Я постоянно в пути, постоянно в опасности, постоянно в разных городах. Постоянно мои руки в чужой крови. Постоянно мое тело получает смертельные удары. Я не сдаюсь. Я продолжаю идти. Ведь моя вера – постоянна. Почти. Однажды я ее чуть не потерял.
– Расскажи мне.
– Вода поднимается…
– Я знаю. Расскажи, – настаивала Элизабет.
– Их звали. Джон, Билли, Фил, Клинт, Леонардо, Арнольд и Джим. Им было по семь или по восемь лет. Они преследовали меня почти неделю: играли со мной, развлекали и смешили. Я был от них без ума, хоть и знал кто они на самом деле. В последний день нашей дружбы, мы легли вместе у костра и разговаривали о том, о чем мы мечтаем. Это было лучшее время. Они были так наивны в своей детской простоте. И я вместе с ними. Когда солнце зашло за горизонт, и лунный серп выглянул из облаков, ЭТО случилось. Они перевоплотились в монстров. Один за другим они превращались в скорпионов. Я не хотел их убивать. Отмахивался от них, как от мух, пытаясь убежать. Но я понимал, что либо я, либо они. Я их убил! – Он замолк. Через минуту продолжил. – Их окровавленные тела бездыханно лежали на земле; они снова стали людьми. Я рыдал и ненавидел себя за то, что я совершил. Я выкопал неглубокую яму, положил туда тела и закопал. Помолившись, я решил, что так жить больше нельзя. Увидев пропасть, которая простиралась недалеко от могилы, я пошел к ней, чтобы спрыгнуть. Стоя на краю, чуть не решившись на прыжок, меня что-то остановило, что-то сильное и могущественное. Я сделал шаг назад, посмотрел на небо и увидел танцующий силуэт Виктории. Это был знак. И я начал жить с чистого лица. Я снова боролся.
– Страшная история. Спасибо, что рассказал мне.
– Тебе спасибо, что выслушала меня. Мне стало легче.
– Значит, мой план работает. Сейчас ты готов бороться?
– Да. Вдвойне.
– Почему вдвойне?
– Потому что теперь нас двое. Теперь я отвечаю не только за себя. – Он посмотрел на прибывший уровень воды и спросил. – Так какой у тебя был план?
– Оживить тебя. Дальше – я не предусмотрела.
– Зато я предусмотрел, – улыбнулся Домовой.
Глава 11
- О боже! – воскликнул Антон, когда Виктория ему все рассказала. – Я убью их! Ты запомнила их лица? Они с тобой учиться, в университете?
– Они точно не учатся. По их запасу слов, максимум девять классов образования. Если не меньше.
– Ты их запомнила?
– Нет. Лица были смазаны. Было темно. Ни один уличный фонарь не горел.
– Ничего. Ты не переживай. Я их найду, и они получат по заслугам!
– Успокойся, Антон! Все же хорошо. Главное, я цела и невредима. Только рука немного опухла и болит. Когда я вспоминаю, как я рассекла нос этому подонку, боль становится приятной.
– Как я могу быть спокоен, когда такое твориться!? – продолжать негодовать Антон, лежа на Викиной кровати. – Ох, попались бы они мне по пути… я не знаю, чтобы я с ними сделал!
– Ладно, все, хватит! Успокойся! Пожалуйста. Я уже начинаю жалеть, что рассказала тебе.
– Извини. Я не могу придти в себя.
– Я понимаю твои чувства, но надо знать меру. Не хватало еще, чтобы ты из-за меня попал в какую-нибудь неприятную ситуацию. Не дай Бог, в тюрьму. Так что забудь! Лучше пожалел бы меня.
– Прости, Виктория. Ты должна купить себе газовый баллончик. И всегда таскать его в сумочке.
– Уже купила. Вчера, – ответила Виктория.
– Молодец, – Антон поцеловал Викторию и спросил, глядя в ее красивые глаза. – Ты и правда разбила ему нос?
– О, да! Хлынула кровь, как из ведра! Он скулил хуже щенка!
– Да ты опасна! Нокаутировала пьяную малолетку и хладнокровно ушла.
– Ага. Так что смотри у меня! – пригрозилась она указательным пальцем. – Начнешь гулять – сразу в нос получишь!
– Ну и ну, моя девушка – маньячка!
– Хуже! – они засмеялись.
– Почему ты мне раньше не рассказала об этом? – вдруг спросил Антон.
– Не хотела портить сегодняшнее замечательное свидание.
– Тебе понравилось? Я не сильно тебя утомил?
– Нет. Я хотела тебя слушать и слушать. Ты был неотразим в роли экскурсовода по Екатеринбургу. Веришь или нет, но я не была, ни в одном месте, куда ты меня водил сегодня.
– Я не удивлен. Ты точно не читала «Амулеты»? Я так долго выбирал, чтобы тебе купить из книг. Наверное, целый час.
– Ты уже спрашивал. Отвечу снова. Я не читала, – она снова соврала; Вика прочла этот роман еще год назад.
– Славненько!
– Я хочу признаться.
– Заинтриговала. Продолжай.
– Я такая. Каждое наше свидание – это больше, чем праздник. Когда я рядом с тобой, я забываю обо всем. Я парю. Я счастлива. А ты?
– А я вдвойне счастлив, – признался Антон.
– Почему?
– Потому что моя детская мечта осуществилась, – ответил он.
Они предались нежным ласкам.
Через пятнадцать минут, Виктория спросила, глядя на него:
– Мой сладкий, ты не передумал готовить пиццу?
– Нет!
– Пойдем готовить?
– Пойдем, – согласился Антон и встал с дивана. – Ты завтра на вечеринку-то пойдешь?
– Да.
– Не передумала?
– Нет.
– Ты пойдешь одна?
– Со мной пойдет Катерина. А ты что не хочешь, чтобы я…
– Конечно же, нет! Иди, куда хочешь. Я просто интересуюсь.
– Но тебе бы хотелось пойти с нами? – предположила Виктория.
– Ну не знаю… у меня завтра пробы в театре, так что мне не до вечеринок.
– Деловой, ты мой! – она чмокнула его в щечку.
– Когда я познакомлюсь с твоей подругой?
– Когда пицца будет готова, я хочу ее позвать на чай.
– Здорово!
Виктория положила тесто на промасленный железный лист. Равномерно распределила вязкое тесто по всему листу. После на тонкий слой теста намазала соус с майонезом, заправленный горчицей и зеленой петрушкой. Повернулась к Антону. Тот неумело разрезал колбасу, скривив свою симпатичную мордашку.
– Ты еще не порезал?
– Нет. Видишь ли, в этом деле не нужна спешка, – сказал он, чуть ли не учительским голосом. – Главное, чтобы процесс доставлял удовольствие.
– Понятно. Надеюсь, ты получаешь удовольствие?
– Еще какое!
Виктория захихикала.
Через пару минут Антон закончил. На резательной доске возвышалась гора квадратных кусочков колбасы. Он улыбнулся. Аккуратно поднес доску к глубокой тарелке салатного цвета, в которой лежали остальные необходимые ингредиенты для пиццы (яйцо, огурчики, грибы), смахнул ножом содержимое в нее, уронив несколько кусочков колбасы на пол.
– Черт! – выругался он и наклонился к полу.
– И кто там такой не хороший ругается?
– Это не я! Соседи!
– Ага, конечно. – Она засмеялась. – Соседи! Придумал же!
– Я закончил, Виктория.
– Замечательно, мой сладкий. – Она подошла к нему и поцеловала в щечку. – Теперь возьми чистую тарелку, терку и сыр. Сыр лежит в холодильнике. Я пока положу на тесто нашу наивкуснейшую начинку. Ok?
– Ok!
Тереть сыр у него получалось лучше. Почти профессионал, подумала про себя Виктория.
– Я смотрю тебе, Антон, не впервой тереть сыр.
– А то! Когда я жил в Москве, я почти каждый день ел макароны с сыром или с яйцами. Колбаса для меня была непростительной роскошью. – Он убрал сверкающую терку с тарелки, из-под нее вывалился тонкие пластины сыра. – Виктория, посмотри, хватит или нет?
– Хватит. Даже много, – ответила Вика.
– Много сыра не бывает.
– Ну не знаю, не знаю.
– Вроде бы неплохо получилось, – вопросительно посмотрел Антон на Вику.
– Лучше, чем неплохо, – добавила она. – Возьмешь пиццу? – Антон кивнул. – Придется подняться на третий этаж. Там работает духовка.
– А у вас, почему не работает?
– Полгода назад сломалось…
– И до этого не кому нет дела? – продолжил за нее Антон.
– Да.
– В нашей стране всегда так.
– Бесспорно.
Они поднялись на третий этаж. На третьем этаже было на порядок грязнее, чем на втором. Пахло спертым запахом потных носков и протухшим мусором. На кухне никого не было. На белой эмали кухонной плиты сияли пятна жира. Не самое приятное зрелище!
Виктория включила духовку и открыла дверцу. Антон вставил в пазы лист с пиццей, задвинул его до конца и закрыл дверцу плиты.
– Сейчас пять тридцать, – сказала Виктория, посмотрев на наручные часы. – В шесть можно выключать. Пойдем в мою комнату?
– Пойдем. А пиццу не съедят без нас?
– Нет, – ответила Виктория и засмеялась. – Неужели, когда ты жил в общаге, ты воровал чужую еду?
– Нет. Но мы часто пользовались таким принципом: «Если лежит на кухни – значит, общее!».
– Если бы у нас работал такой принцип, то я бы наверняка каждый день оставалась голодной.
Они спустились на второй этаж. Зашли в комнату. Закрыли дверь. Виктория включила спокойную, расслабляющуюся музыку. Они легли на кровать и стали целоваться.
– Где же ты была все это время, Викусь? – спросил он у нее, нежно целуя ее красивую лебединую шею.
– Ждала тебя, – ответила она, утопая в безбрежных просторах блаженства, которое наполняло ее тело. Виктории хотелось вскрикнуть от счастья.
– А я ждал тебя.
Антон опускался все ниже. Теперь он целовал ее ключицу.
– Я никому и никогда никому не признавался в любви, но тебе хочу признаваться каждый день, каждый час, каждую секунду. Я люблю тебя, Виктория, – он целовал ее грудь, лаская ее соски языком. – Эти две недели были невероятными! Незабываемыми!
– Я тоже тебя люблю. Раньше любила, как хорошего друга, который помог мне преодолеть трудный период моей жизни. Сейчас люблю, как…
– Как молодого человека, – продолжил за нее Антон.
– Именно. Прости, я не умею признаваться в любви. Мысли блуждают в голове и не дают сосредоточиться.
Их поцелуи становились все жарче и раскрепощенной. Тело Виктории стало извиваться в объятиях Антона, как змея.
– Не стоит, Антон. Не сегодня, – сказала Виктория.
– Почему? Нам же так хорошо?
– Не спорю. Очень хорошо. Но… всему свое время.
– Хорошо, – сказал он и лег рядом с ней.
– Не посчитай, что я фригидна. Или еще что-нибудь в этом роде. Я просто придерживаюсь определенных устоев и правил, которые вычитала в старых книгах. Я верю, что любовь – это что-то большее, чем секс. Я верю – или хочу верить! – что еще есть молодые парочки, которые ходят в парк целоваться, а не придаваться любовным страстям. Наивно. Я знаю. Но мне хочется так верить – верить в то, что не всех еще захлестнула волной эпоха Вседозволенности. – Виктория посмотрела на Антона и спросила. – Ты меня считаешь ненормальной?
– Нет. Ты – божественный обелиск среди бесформенных и серых скал. Ты не похожа на других ветреных девиц. И поэтому я люблю тебя еще больше.
– Спасибо, что понимаешь меня.
Они поцеловались.
– Нам не пора идти за пиццей?
Виктория посмотрела на часы. 17:47.
– Через пару минуток пойдем. Еще чуть-чуть полежим. Так не охота вставать.
– Виктория…
– Что?
– Давно хотел спросить… о твоем бывшем парне. Только, пожалуйста, ответь мне честно.
– Хорошо.
– Он существовал? Или ты его выдумала?
– Зачем мне выдумать кого-то?
– Не знаю. Может, тебе так хотелось. Прости…
– Ничего, не извиняйся. Я ждала этого вопроса. – Виктория погладила его волосы и прошептала на ушко. – Он – существует. Он – реален. И это не плод моего воображения. Я осознаю, что тебе нелегко поверить в это. Ведь никто его не видел, даже моя лучшая подруга Иришка. Каждый в праве сам судить, говорю ли я правду или вру. Ты в равных условиях со всеми. Ты веришь мне?
– Я… хочу поверить… но… не знаю… кто-то мне говорил, что ты его выдумала для того, чтобы тебе было не так одиноко. Однажды ты рассказала о нем какой-то девочке в школе. Сказала, что его зовут Домовой, что он из другого мира, что живет в твоем платяном шкафу.
– Ее звали Полина. Это правда.
– Точно, Полина. Она не поверила твоим словам и рассказала всей школе о твоем новом друге. Над тобой долгое время смеялись, издевались.
– Было дело. Не самое лучшее время.
– Кто такой Домовой?
– Мой друг. Вымышленный друг, – соврала Виктория. – Мне было тогда всего восемь. Ничего удивительного, что я его придумала.
– Возможно. А что, если он был твоим другом до семнадцати лет? И остается другом по сей день? Что если Домовой это и сеть твой друг, живущий в другом городе?
– Глупости, – Вика покраснела и потупила взгляд на настенные часы.
– Я тебя знаю. Ты что-то не договариваешь. Как не договаривала, когда мы учились в школе. Почему ты не хочешь рассказать мне правду?
– Потому что я недостаточно уверена…
– В чем ты не уверена? Во мне? Ты мне не доверяешь?
– Я не это хотела сказать.
– Тогда, что ты хотела сказать?
– Я не уверена, что тебе нужно знать то, о чем знаю я. Я боюсь, что ты меня посчитаешь сумасшедшей, место которой в психбольнице.
– Не посчитаю, – ответил Антон.
– Или разочаруешься…
– Не разочаруюсь!
– Откуда ты знаешь? Почему в тебе столько уверенности?
– Потому что я знаю тебя. Ты – не сумасшедшая!
– Извини, Антон, я не хочу об этом говорить. Прости. Пускай это останется между мной и им.
– Понятно. Последний вопрос. Ты его любила? – спросил Антон.
– Да, – честно ответила Виктория.
– И сейчас любишь?
– Да. Невозможно не любить того, с кем прожил больше десяти лет.
– А если он вернется? Он ведь вернется?
– И что? К чему эти вопросы с пристрастьем? Что ты хочешь узнать?
– Если он вернется к тебе с распростертыми объятиями, ты убежишь к нему?
– Нет. Теперь я с тобой.
– Ты была раньше с ним.
– Не будь таким… эээ… невыносимым, Антон, а то я обижусь на тебя! Я люблю его так, как люблю маму, отца, брата. Тебя я люблю по-другому.
– Почему он тебя бросил?
– Никто никого не бросал. Так вышло. Судьба развела нас. Мы разделены баррикадой, – Вика встала кровати. – Мы дали друг другу обещание, что, если он не вернется через два года, то мы вправе связать свое будущее с другими судьбами. Прошло четыре года. Его все еще нет. Я даже не знаю, жив ли он…
– Кто он? – снова спросил Антон.
– Ты ведь не отстанешь от меня, пока я не расскажу тебе о нем? – Антон одобрительно кивнул. – Ладно, я скажу тебе, – сдалась Виктория, – но не сейчас. После ужина. Договорились?
– Договорились.
– Ты еще пожалеешь об этом…
– Ты уверена?
– Более чем. Пойдем доставать пиццу, пока она не согрела.
Виктория разделила пиццу на шесть равных кусочков, заварила черный чай с листочками лесных ягод, вытащили из шкафа три стеклянных кружки, и ушла за Катериной, наказав Антону, чтобы он налил в кружку кипяточку.
Через несколько минут Виктория пришла с взволнованной Катериной, которая о чем-то болтала. Она была одета в синие пошарканные джинсы и в широкую белую футболку с красно-малиновой надписью на груди: «Я – хороша!».
Антон подошел к Катерине, поздоровался, представился. Он переживал. Катерина, смущаясь, сказала, что рада знакомству, пожав ему его влажную руку.
Усевшись за стол, Виктория налила в кружки ароматную заварку. Прозрачная вода окрасилась в темно-коричный цвет. Открыла синюю сахарницу в форме добродушного кита.
– Вот чайные ложки. – Она положила на стол три ложечки. – Кладите сахара сколько душе угодно.
Они взяли по кусочку пиццы и начали кушать. Катерина сказала:
– Виктория, очень вкусно. Спасибо.
– Не за что. Мы вместе с Антоном готовили.
– Ну, тогда и Антону спасибо.
– Всегда пожалуйста, – улыбаясь ответил он. – Катерина, я хотел спросить.
– Да-да!?
– Мне тут недавно, Виктория, сказала, что ты хочешь продолжить учебу в институте. Это правда?
– Были такие планы. Надеюсь, все получится.
– Не надоела еще учеба?
– Нет. Наоборот. С каждым семестром все больше и больше нравится.
– В смысле, нравится учиться? – Она кивнула. – Удивительно! Впервые вижу студента, которому это доставляет истинное удовольствие!
– Я люблю удивлять, если что, Антон. – Катерина засмеялась. Смех ее был прекрасен. Чистый, мелодичный, певчий, искренний. – А я слышала, что ты был отчислен из института.
– Было дело. Я, как ты понимаешь, не люблю учиться.
– Неправда! – воскликнула Виктория. – Он прибедняется. Он любит учиться, просто боится в этом признаться. А его отчисление – случайная ошибка!
– Ты, Виктория, определенно, с кем-то меня путаешь.
– Не путаю! Ты лучше расскажи-расскажи, как ты каждый день после учебы остаешься в институте на дополнительных уроках по актерскому мастерству.
– Это совсем другое дело, – воспротивился Антон. – Тут меня учат любимому делу – делу всей моей жизни.
– Почему же другое дело? – вмешалась Катерина. – Ты любишь учиться, как и я. Мы влюблены в свои профессии: я – в экономику, ты – в актерство. Или я чего-то не понимаю?
– В том-то и дело, что я влюблен только в актерство, а не в математику, не в русский язык, не в философию, не в экономику.
– Та же самая история. Думаешь, мне нравится корпеть над тройными дифференцированными уравнениями по математике или разбираться в Марксистском учении по философии. Нет! – Она посмотрела на Викторию и улыбнулась. – Мы хоть с тобой в один предмет влюблены…
– Ага. Я вообще Вике не завидую, – сказал Антон.
– Жаль, бедняжку!
– Не надо жалеть меня. Я ни на что не жалуюсь. Если бы я не поступила в экономический институт, я бы вас не встретила и мы бы сейчас не ели эту вкуснейшую пиццу. Не так ли?
– Что верно, то верно.
– Предлагаю тост! – воскликнул Антон и поднял вверх кружку горячего чая.
– У нас в кружках чай, Антон, – изумилась Виктория.
– Неважно!
– Надеюсь, пить залпом не придется, – сказала Катерина и захохотала.
– Не придется. Так вот – тост! За встречу. За дружбу. За любовь. Выпьем же господа, пока полны бокалы вина!
– Хороший тост, – прокомментировала Катерина.
– Лучше и не скажешь, – добавила Вика.
Они сделали по глотку крепкого чая.
– Антон, тебе завтра, во сколько на пробы? – спросила Виктория.
– В шесть вечера. Не верю, что завтра все решиться.
– Все выучил. Готов? – поинтересовалась Катерина.
– Да. Наверное. Нет. Вообще, я не уверен. Чем дальше, тем страшнее. По моему телу уже пробегают мурашки. Что будет завтра, я не знаю.
– Кого будешь играть, если получишь роль?
– Студента, больного раком. Тяжелая роль, да и еще главная. Говорят на прослушивание заявлено более пяти тысяч актеров. Мои шансы невелики. Я бы сказал, ничтожно малы.
– Ты замечательный актер. Я уверена, ты всех победишь, – ободряющее сказала Виктория.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что я видела, как ты играешь.
– Кто придет на пробы, будут играть не хуже. Лучше. Гениальней.
– С таким отвратительным настроем ты вряд ли выиграешь.
– Я реалист.
– Ты идеалист. И ты боишься проиграть, – сказала Вика.
– Ты права. Я не хочу провалиться, разочаровать и комиссию, и тебя, и себя, в конце концов.
– Не разочаруешь!
– Откуда ты знаешь… так… я все понял… теперь мы поменялись ролями. Сейчас ты меня убеждаешь, что все будет хорошо. – Антон сверкнул хитрой улыбкой и сказал. – Я успешно пройду «пробы» и выиграю. Я доверяю твоему чувству. Я доверяю тебе.
– Так то лучше! И не надо бояться провалов, разочарований, краха. Мы что-то находим, что-то теряем. Такова жизнь. Главное, не опускать руку. Не сдаваться.
– Снова философствуешь, Виктория, – подметила Катерина и спросила у Антона. – Если получишь роль – а ты ее получишь – пригласишь на премьеру?
– Обязательно, – ответил Антон.
– Удачи тебе завтра! – пожелала Катерина.
– Спасибо. Удача мне не помешает.
– Антон, – обратилась Виктория, – расскажи нам с Катериной смешную историю о Чертенке, который попал в дом через выхлопную трубу.
– Я не знаю. Я стеснюсь, – соврал он и засмеялся. – Конечно, расскажу, когда доем пиццу.
– Ты сам ее сочинил? – спросила Катерина.
– Да. Как-то вечером пришло вдохновение – и вуаля! – история готова. Когда первый раз рассказал Виктории, не ожидал, что она так будет долго смеяться.
– Я уже в предвкушении!
– Тогда быстрей доедайте!
Прошло пятнадцать минут.
Из Викиной комнаты доносился звонкий, невинный смех. Антон задорно и эмоционально, со всей душой, рассказывал о незатейливом путешествии Чертенка через выхлопную трубу в дом.
– Ну и как тебе, моя подруга? – спросила Виктория Антона, когда Катерина ушла к себе в комнату.
– Хороша. Веселая. Жизнерадостная. Живая. Наивная. В общем, она мне понравилась.
– Рада слышать. Ты не влюбился?
– Самую малость…
– Ах ты – предатель!
– Хуже! Я Чертенок с мохнатой попой!
Виктория засмеялась. Он обнял ее. Они поцеловались.
Они помыли посуду, протерли стол от крошек, выключили свет, зажгли свечи. На улице было темно. Легли в кровать.
– Так классно, что тебе сегодня не на работу.
– Да.
– Тебе уже не терпится, чтобы я рассказала о нем. Ведь так?
– Если честно, то да.
– Тогда не буду больше скрывать свою тайну от тебя. Надеюсь, ты не сбежишь от меня после моего рассказа.
– Не дождешься! – воскликнул он.
– Смотри у меня. – Виктория пригрозила ему кулаком. – Когда я буду говорить, будь добр, не перебивай меня, пожалуйста. Договорились?
– Договорились.
– Отлично. Тогда слушай. Это случилось, когда мне было шесть с половинкой…
По окончании рассказа Виктории, Антон был в замешательстве.
– Не знаю, как и реагировать на то, что я услышал.
– Прошу тебя, не говори ничего. По крайне мере, сейчас. Справишься?
– Но…
– Это мое единственное желание. Ты его выполнишь?
– Да. Но…
– Я понимаю, ты хочешь задать мне тысячу вопросов, ответы на которых я, возможно, и сама не знаю. В тебе мечется две души: одна верит, другая – нет. Я вижу их в твоих сверкающих глазах, которые, то смотрят на меня с нежностью и любовью, то с недоверием и призрением. Прости, если я не права.
– Но, почему ты не сказала мне о своем даре – даре видеть то, что человек не способен увидеть в силу своей никчемности?
– Это не тот дар, которым гордятся и о котором говорят каждому. Мой дар – это одновременно мое проклятие. Проклятье моей семьи.
– Я не понимаю одного, как…
– Никаких вопросов. Ты пообещал выполнить мое желание. Помнишь?
– Да. Хорошо, – раздосадовался Антон.
– Не обижайся. Подумай, как следует, поразмысли. Проанализируй то, что я тебе сказала. И сделай окончательный вывод: вру я или нет.
