Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Он открыл глаза. Подумал, что умер. Улыбнулся.
Смерть его не беспокоила.
Он чувствовал лишь безмятежность и блаженство, особенно, когда ветер ласкал его, окутывая в холодные объятия.
Он был белым облаком, плывущим по голубому небу, к солнечному свету, который струился по всему небосводу, который манил и притягивал.
По мере приближения к тайному светилу, Он ощутил приятную сладость меда, свежее дыхание мяты, горьковатость миндаля, чувственную прохладу с дальних морей и океанов, волнующие запахи соснового бора, травы, хвойной веточки. Ощутил покорную влажность тумана, морозную свежесть белого и пушистого снега, вкус разгоряченного поцелуя, окрыляющую страсть в порыве благоговейного чуда, запах ее волос, губ, тела. Он все вспомнил, когда его одухотворенное тело, в виде облака, полностью поглотило дневное светило.
– Здравствуй, Домовой, – раздался среди света и тишины чей-то приятный, спокойный, мягкий и доброжелательный голос.
– Здравствуйте, – ответил он, не понимая, что происходит. – Я умер?
– В какой-то степени, да.
– Не понимаю. Вы – Бог?
– Нет. Я – Кирилл. Его помощник.
– Где я?
– В Трое.
– В Трое? – изумился Домовой.
– Да. В цитадели кучных облаков, которые окружают наши владения со всех сторон, словно стены древнегреческой Трои.
– Интересно. Но почему я здесь?
– Ты прошел все испытания на островах забвения. И умер – частично.
– Разве так бывает?
– Раз ты здесь – значит, так бывает. – Голос повеселел. – Твоя злая, порочная материя скоропостижно уничтожена твоей добротой и смелостью. Силой. Поэтому ты здесь. В Трое, где духи, белые облака, как ты, имеют право выбора.
– Право выбора?
– Да. Ты можешь… либо остаться здесь и навсегда быть Вселенной, помещенной в небесную оболочку… либо начать новую жизнь в мире добрых духов… либо стать человеком.
– Человеком?! – воскликнул Домовой. – Это, наверное, сон?
– Нет, – смеясь, ответил голос. – Это ни сон, ни видение, ни безумие, ни помешательство. Это реальность, в которую трудно поверить, учитывая тот факт, что ты, Домовой, потерял тонкую грань между фантазией и реальностью, когда жил четыре года на островах.
– Я всю жизнь мечтал стать человеком! И теперь это возможно! Конечно, я хочу стать им!
– Это твое окончательное решение?
– Да. Наверное. Я не знаю. – Молчание. – А как же Элизабет? Где она? Она жива? – поинтересовался Домовой.
– Конечно, жива. Она вернулась на Землю. Ее уже заждались в школе, где она защищает ребятишек от злых духов. – Молчание. – Скажу по секрету, Элизабет сейчас страдает, как никогда раньше.
– Почему?
– Ведь ты для нее умер. Твое тело на ее глазах исчезло, растворилось, превратившись в безликое облако.
– Ужас! – воскликнул Домовой.
– Она тебя ждет.
– Кто?
– Элизабет, кто же еще?
– А Виктория? – поинтересовался Домовой.
– Она любила тебя и продолжает любить, как друга. Она долго ждала. Очень долго. И сейчас ждет, но для того, чтобы извиниться и признаться в том, что она…
– Стой! – воскликнул Домовой. – Не говори ничего. Пусть это будет тайной для меня. Секретом. Я хочу вернуться на Землю.
– Человеком?
– Нет.
– Духом?
– Нет.
– А кем же? Не понимаю?
– Никем. Я пока не решил. Я хочу вернуться на один день туда, где мой дом, в котором я вырос, в котором я любил и меня любили. И только после этого принять окончательное решение.
– Увы, друг мой, это невозможно.
– Невозможно? Но почему?
– Такие правила?
– Но я не смогу так определиться!
– Тогда останешься здесь. В Трое тоже хорошо. Лучше, чем на Земле.
– Можно хоть одним глазком подсмотреть за Викторией и за ее семьей?
– Нельзя.
– Пожалуйста. Я хочу видеть, счастлива она с ним или нет.
– Хорошо. Ровно на десять минут.
– Спасибо-спасибо, – благодарил Домовой.
– Не благодари. Это пустяк. Запрещенный пустяк. Через пару минут ты увидишь, как они, всей семьей, ужинают.
– Мне даже не верится, что я возвращаюсь. Что я выжил. Что я имею право выбора.
– Вспомни, благодаря кому ты выжил?
– Я помню.
– Ты уверен, что хочешь это видеть?
– Это необходимо.
– Тогда закрой глаза. И…
Глава 16
– Где я? – спросил Домовой.
– Ты на Земле, – ответил голос извне. – В комнате Виктории.
– Но я ничего не вижу. Вокруг только белая дымка.
– Я забыл, что тебе не дано видеть то, что видим мы – троянцы. Сейчас я прикоснусь к тебе. Ты почувствуешь теплоту и одновременно холод. Приготовься.
Кирилл прикоснулся к нему.
– Да не очень-то приятно. Но забавно.
– Ты узрел Земные просторы?
– Нет… хотя, кажется… белая дымка рассеивается, словно туман в утренних лучах солнца. Я вижу! Вижу! Это комната Виктории! Кровать, стол, платяной шкаф, ковер, обои, картины – ничего не изменилось! – Домовой побежал к шкафу, хотел открыть дверцу, но рука прошла сквозь дерево. – Что это такое? Я – призрак?
– Призрак – это слово, которые придумали люди, не ведающие о призраках ничего толкового. Мы – троянцы. И ты тоже. Частично.
– Я по ходу делу никто в этих мирах.
– Тоже неверное определение. «Никто»? Что это за слово такое? Каждый носитель духовный оболочки обладает своим уникальным даром, имеет свое Верховное предназначение, свой путь с взлетами и падениями, свое определенное место во Вселенной. Люди исказили простые истины, подстроили их под себя и теперь не понимают главного: в чем заключается суть сего – суть жизни. Запомни, что нет людей и духов, которых можно отнести к понятию: «никто».
– Если я не никто, то тогда кто я?
– Ты носитель Его наследия – Его души, которую он подарил тебе, когда ты появился на свет. Думаешь, почему новорожденные дети кричат так громко, когда появляются на свет? Но сейчас не об этом. Ты душа, которая мечется между небом и землей и не может выбраться; душа, которая не знает, где ей будет хорошо. Ты, по сути, конденсированное облако. Поэтому твоя рука не может почувствовать твердость дерева, мягкость ковра, холодную металлическую ручку двери. Ничего.
– Понятно. То есть я не смогу прикоснуться к Виктории, сегодня?
– Почему сможешь, но, увы, ты не почувствуешь теплоту ее щек. Извини.
– Понятно, – Домовой посмотрел на картину. – Эту картину я подарил ей на день рождения. Два лебедя – это мы! Я так ее люблю…
– Домовой, я все понимаю. Сам когда-то был влюблен. Но сейчас нам некогда растрачивать драгоценное время на сантименты. У нас осталось шесть минут.
– А где они – моя семья?
– Внизу. В зале. Константин поставил два стола, накрыв их белой кружевной скатертью. Мария приготовила изумительные блюда: салаты, картошку с мясом, к чаю – запеченные орешки со сгущенкой, на десерт – йогуртовый торт. Василий вымол пол, пропылесосил запылившийся ковер, помог маме расставить на стол: ложки, тарелки, бокалы, вазы с салатами, подносы. Для семьи Шолоховых приезд Виктории всегда праздник. Правда, удивительно?
– Ничего удивительного, – сказала Домовой, спускаюсь вниз по лестнице. – Более того знакомо. Если было бы по-другому, я бы непременно расстроился. А так я рад, что ничего не изменилось.
Домовой зашел в зал. И остановился. Улыбнулся. По щекам стекали слезы – слезы радости. Слезы безграничного счастья, которое накрывают тогда, когда человек обнимает друга, возлюбленного, ребенка, внука после долгих лет разлуки.
Домовой смотрел на них и не мог налюбоваться. В правом углу стола сидел веселый и постаревший Константин. Среди черных, как смоль, волос на голове прослеживались серебристые пряди; макушка почти полностью облысела. На лбу и вокруг глаз появились морщинки, которые с годами будут углубляться, прорезая кожу лица, словно шрамы. Уставшие глаза. Рядом с Константином сидела прекрасная, немного поправившаяся Мария. Ей было за сорок, но выглядела она моложе. Все тот же неуловимый блеск в изумрудных глазах, пьянящий чуждый взор поражал глубиной и простотой, наивностью и непосредственность, смелостью и страхом, серьезностью и озорством. Все та же мимолетная улыбка. Все та же осанка и грация. Домовому хотелось прыгнуть в ее объятия и признаться, что он любит ее, как маму – маму, которой никогда у него не было.
Он вытер слезы со щек. Собрался. И посмотрел на повзрослевшего Василия и изумился, как быстро он вырос. Наверное, выше отца. Вася о чем-то неугомонно рассказывал Марии, размахивая руками и смеясь; видно было, что он поглощен собственным рассказом. Еще несколько лет и он превратится в крепкого юношу.
Наконец Домовой остановил свой блуждающий взгляд на Виктории. Он упал на колени. Его искренние чувства, наполняющее духовное тело – душу – дрожью и теплом, вышли из-под контроля. Он не мог стоять, не мог говорить, не мог дышать, не мог видеть, ибо его ослепила вспышка. Когда зрение вернулась, он прижал рот руками, чтобы не закричать, глядя на ту единственную, которая долгое время была его опорой, надеждой, верой, спасением и любовью. На ту единственную, которая стала еще прекрасней за прошедшие годы. Она была подобно лепестку лотоса, который завораживал своей неземной красотой и одновременно околдовывал таинственностью, непокорностью, нежностью. Ее светлые локоны спадали на голые плечи (она была в платье); пухлые, розовые щечки; влажные глаза, полные любви и благодати; скромная, волнующая полуулыбка. Она сидела рядом с Антоном: Домовой знал его со школьной скамьи. Антон смотрел на нее нежным взглядом, за которым скрывались благоговейное обожание, желание, любовь.
– Как ты красива, Виктория, – прошептал Домовой. – Жаль, что ты уже не моя. – Домовой посмотрел по сторонам и спросил. – Кирилл, помоги мне!
– Конечно, помогу. Поэтому я и здесь.
– Я смотрю на Викторию и на Антона. И… и вижу… вижу, что они друг друга любят. Это правда? Или мои глаза отчаянно врут? Или я хочу принять желаемое за действительное?
– Ты прав. Они, действительно, влюблены друг в друга, – ответил голос. – Мне жаль.
– Ты видишь их будущее?
– Будущее – изменчиво.
– Значит, видишь?
– Да.
– Скажи мне, пожалуйста, только одно, будут ли они счастливы, если останутся вместе?
– Я не должен тебе об этом говорить. Это священная тайна.
– Не обязательно говорить все…
– Ну, хорошо, – сдался он. – Если все пойдет по плану, то через год… с небес на землю спустится Он и подарит душу тому, кто будет в утробе Виктории. Это все, что я могу тебе сказать.
– О боже!
– Тебя это расстроило?
– Нет. Я счастлив!
– Осталось три минуты, – напомнил ему голос.
– Время. Время. Время. Все мы заложники времени.
– Такова наша учесть.
Виктория и Антон вышли из-за стола, поблагодарили Марию, Константина, Василия за вкусный ужин, потом взялись за руки и поднялись наверх, в ее комнату, пройдя мимо Домового и Кирилла.
– Я хочу вернуться, – сказал Домовой.
– Ты принял решение?
– Почти. Сколько у меня осталось времени?
– Две минуты.
– Тогда покажи мне комнату Элизабет. Я хочу ее увидеть перед тем, как мы окажемся в Трое.
– Как скажешь, – покорно согласился голос.
Когда Домовой увидел расстроенную Элизабет, которая плакала, уткнувшись лицом в подушку, лежа на причудливой кровати, он принял окончательное решение.
– Я больше не могу видеть, как она страдает.
– Возвращаемся? – осведомился голос.
– Да.
– Ты уверен?
– Более чем.
– Принятое решение – окончательное?
– Да. Сколько еще будет вопросов?
– Еще один, – сказал голос и мгновение ока, они очутились в небесной Трое. – Кем ты хочешь стать?
– Я хочу…
Глава 17
Они лежали на постели, обняв друг друга. С каждой минутой, проведенной вместе, их чувства крепли, как хорошее ароматное вино. Они становились друг для друга родными людьми, заботливыми и понимающими. Им были не страшны прихоти властной и своевольной дамы – жизни, которая подкидывала на их тернистый путь ворох проблем и неприятностей. Когда они обнимались, все проблемы стирались, превращаясь в прах.
– Я переживаю за Катерину, – сказала Виктория. – Либо у меня неприятное предчувствие, либо очередной приступ паранойи. А что, если она…
– Вика, не думай об этом, – перебил ее Антон. – Ты сама мне говорила, что наши мысли материализуются. Катерина, умная и сильная девочка. Я уверен, она не пойдет на это.
– Все мы слабые и ранимые, женские существа. Мы просто хотим казаться сильными и уверенными женщинами, которые могут на равных с мужчинами властвовать этим миром. На самом деле, нас постоянно одолевают сомнения, терзающие струнки души, неуверенность, страх и сплав чувств, которые порой преобладает над здравым смыслом. Я боюсь, чтобы чувства Катерины…
– Она справится, – успокаивал ее Антон.
– Я надеюсь на это… но в ее глазах, наполненных страхом и непониманием, я прочла: «Виктория, я больше не могу терпеть этих тупых насмешек, водопад шуток, неоправданного жестокого отношения, льющегося как из рога изобилия! Все хватит! Я – пташка с подстреленным крылом, которая упала на холодный тротуар. И она умерла с чувством свободы и облегчения». Может, мне это только показалось. А может, и нет. Если честно, я виню себя в другом.
– В чем?
– Мы оставили ее одну, когда она нуждалась в нашей помощи, поддержки, понимании. Мы ее бросили.
– Никто никого не бросал, – возразил Антон. – Виктория, прошу тебя, успокойся. Прогони прочь свои плохие мысли. Катерина клятвенно пообещала тебе, что с ней все будет в полном порядке.
– Я стараюсь. Очень стараюсь. Но ничего не выходит, они сами ползут в мою голову, как вредоносные насекомые. Еще и мобильник не берет!
В комнату забежал веселый Василий.
– Ну и чего вы такие кислые?
– Тебя не учили, Василий, что перед тем, как зайти в чужую комнату, надо сначала постучаться? – грозно спросила Виктория.
– Ты чего ворчишь, сеструха!? – Вася сел на кровать. – Не видно, чтобы ты скучала по дому. Скучала по мне…
– Я скучала…
– Как-то незаметно, если честно.
Виктория поцеловала брата и обняла.
– Я скучала по тебе честно-причестно. Просто… вчера случилось то, чего никогда не ждешь.
– Что? Расскажи мне!
– Вчера мою подругу обидели.
– За что? – поинтересовался Вася.
– Просто так, – ответил Антон.
– За то, что она не такая, как все, – добавила Виктория.
– Разве за это обижают?
– Да. Ты надеюсь, никого просто так не обижаешь? Защищаешь слабых? Девочек не бьешь?
– Нет. Зачем мне обижать кого-то? Я не понимаю? А девочек бьют только слабаки и тряпки, а я и не слабак, и не тряпка! Вот!
– Я горжусь своим братом! – сказала Виктория и обняла Васю; Антон потормошил рукой его светловолосую голову.
– Вика?
– Что, Вась?
– Нагнись, я кое-что хочу шепнуть тебе на ушко.
– Хорошо. – Она нагнулась; он прильнул к ее уху. – Я слушаю.
– Антон знает о нашем маленьком секрете? – тихо-тихо спросил Вася.
– Знает.
– Знает? – удивился Вася.
– Да. А почему ты так удивлен?
– Ну… я… как это сказать… у вас… ну это… как ее… любовь с ним?
– Да, – ответила Виктория.
– Ты против? – спросил Антон.
– Я-то не против, ты классный парень. – Антон с Викторией засмеялись. – Что я такого смешного сказал?
– Ничего-ничего. Продолжай.
– Короче, как на это отреагирует Домовой, когда вернется домой? У вас же с ним была тоже как бы любовь.
– Была, – ответила Вика. – Надеюсь, он все поймет, – ответила Вика.
– А вдруг он рассердиться?
– Если он хороший друг, то не рассердиться.
– Он разве возвращается? – поинтересовался Антон.
– Да, – ответил Вася. – Мы с Викой чувствуем его приближение. Он рядом. Иногда кажется, что он в соседней комнате.
– Интересно. Твоя сестра ничего не говорила мне об этом?
– Его сестра ничего не говорила, потому что посчитала, что это…
– Что это?
– Ты сам знаешь, Антон.
– Не знаю.
– Что это – неважно!
– Для кого?
– Для тебя, – ответила она.
– Значит, ты так считаешь!? – воскликнул Антон.
– Антон, перестань! Не будь таким ревнивым!
– Я не ревную. Я просто не понимаю, почему ты мне об этом не сказала?
– Молодожены, вы чего ссоритесь? – весело спросил Вася. – Где же ваша любовь? Скоро встретимся с Элизабет и все узнаем о судьбе Домового. Странные вы все-таки, взрослые! Вечно из мухи слона раздуваете! Я заявляю, что не хочу взрослеть!
– Ты уже взрослеешь! – решил сменить тему для разговора Антон.
– Нет, не взрослею! – возразил Вася.
– А вот и взрослеешь! Ты общаешься с первоклассниками?
– Нет, конечно. Они все какие-то недоразвитые, безумные дикари!
– Твой ответ меня полностью удовлетворил. – Антон обнял Василия, потом посмотрел на Викторию. Улыбнулся. Послал ей воздушный поцелуй. Вика просияла. И тоже улыбнулась. – Когда-нибудь, ты влюбишься, Василек, поэтому запомни одну простую истину: нужно всегда прощать друг друга! Понял?
– Что значит, когда-нибудь я влюблюсь? Я уже любил! И не раз! – возмутился он.
– Ха, – засмеялся Антон. – Молодежь всегда впереди! Я говорил, когда влюбишься по-настоящему! Раз и навсегда!
– Раз и навсегда? Это слишком долго! Я настолько не могу и вряд ли смогу. Девчонки уж слишком вредные и невыносимые, когда узнаешь их поближе! Вечно им подавай всякие поцелуйчики! Тьфу!
– Ты еще слишком молод, чтобы понять мои слова. Но ты хоть запомнил, что я тебе сказал?
– Да. Всегда прощать друг друга.
– Молодец.
– А не пора ли нам собираться? – вдруг спросил Василий. – Скоро уже час дня.
– Элизабет сильно была возбужденна, когда назначала место и время встречи? – спросила Вика.
– Не то слово, Виктория! Она была мега-супер-пупер-возбужденна и взволнованна! Я даже немного испугался за ее здоровье.
– Тогда нас ждет серьезный разговор, – подытожила Вика.
Они вышли из дома в полпервого дня.
На улице шел густой снег.
***
Он открыл глаза. Сначала было темно, как в пещере. Потом темнота рассеялась – черную тьму осветило утреннее солнце. Его глаза заслезились от яркого голубого света, пронизывающего землю, траву, деревья, воду, небо. Он снова закрыл глаза; в темноте было уютней и привычней.
Его тело обдал теплый летний ветерок, взъерошив его пушистые волосы. Он открыл глаз и увидел, что мир перевернулся с ног на голову. Он лежал на земле, утонув в зеленом лугу, усеянным желтыми одуванчиками, среди странных деревьев-великанов и вздымающих гор, сверху обрамленных снежным покрывалом, снизу – цветущей и яркой зеленью.
Он поднялся с земли. Почувствовал легкость в движениях. Никакой ноющей боли, которая сковывала на островах забвения. Свобода.
Он оттолкнулся от земли. Взлетел. И засмеялся, как ребенок.
Он огляделся по сторонам и увидел вдалеке, в горной расщелине, яркий цветок-огонек, который манил его к себе. Он, не задумываясь, полетел туда, глядя на девственные места загадочного леса, которые избороздили журчащие реки и сверкающие от солнца озера.
Долетев до огонька, до голубого шарика, парящего над землей в горной расщелине, он хотел дотронуться до него. Но тот отпрыгнул и полетел дальше. Он последовал за ним, шагая по узкому туннелю.
Он вышел из расщелины, а огонек, поднявшись сначала вверх, упал, растворившись в чистом утреннем голубом небе, озаренным лучами солнца.
Он не мог поверить, что такое реально. Что небо – внизу, а бурлящие воды океана – сверху. Он был восхищен.
Нырнул в воду; она была теплой. Вынырнув, он издал могущественный крик, полного счастья и удовольствия.
– Домовой? – спросил чей-то голос.
Он повернулся и увидел ее. Элизабет.
– Элизабет?! – закричал он
– Домовой, это ты! – воскликнула она, прильнула к нему своим дрожащим телом. И поцеловала. Она плакала и смеялась. Смеялась и плакала. – Я думала… думала… что ты умер. Я думала, что потеряла тебя. Я так сильно люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, – сказал Домовой.
Домовой не знал, почему он плачет. Возможно оттого, что соскучился по Элизабет. Возможно оттого, что он в полной мере осознал, что стал свободным, добрым духом. Возможно оттого, что он был счастлив, что обрел свое счастье, свою любовь, свою вторую половинку.
– Как ты сюда попал? – спросила Элизабет.
– Мне дали право выбора, – ответил Домовой.
– Право выбора?
– Он, Кирилл, предлагал мне либо остаться в Священной Поднебесной Трое, либо стать человеком, либо стать добрым духом. Я выбрал последний вариант.
– Почему? Почему ты не стал человеком? А как же Виктория? Ты ведь ради неё четыре года скитался на островах забвения?
– Она счастлива с другим.
– Счастлива с другим? О чем ты говоришь, Домовой? – изумилась Элизабет.
– Ты не знала?
– Нет, – ответила Элизабет.
– Теперь будешь знать.
Молчание.
– Ты разве не рада, что я стал добрым духом? – спросил Домовой.
– Я рада. Но… Домовой… неужели ты пренебрег своей мечтой ради меня?
– Да. Я понял, что моя мечта – это ты. Что мой мир без тебя – не существует.
– Правда?
– Да, любимая моя. Я понял это, когда потерял тебя.
Они крепко обняли друг друга. И поцеловались.
– Как ты нашел меня?
– Меня заманил какой-то голубой огонек в виде шара.
– Это Эллис! – обрадовалась Элизабет.
– Что за Эллис?
– Предвестник долгой и счастливой любви. Если он указывает путь любимому к возлюбленной. И наоборот, возлюбленной к любимому. Значит, их ничто не сможет разлучить. Значит, они созданы друг для друга. Значит, их сердца бьются вместе, как единое целое.
– Значит, мы созданы друг для друга? – переспросил Домовой.
– Да. Эллис никогда не обманывает.
– Подожди… подожди… Ответь честно, Элизабет, тебя привел ко мне этот огонек, когда мы еще были незнакомы?
– Да…
– То есть ты все это время знала, что мы…
– Да…
– И поэтому боролась за свое счастье.
– Да… и я выиграла, – сказала Элизабет и поцеловала Домового, – а теперь нам пора. Виктория ждет.
– Сегодня? Сейчас? Где?
– Сегодня. В час. В школьном парке.
– О боже…
***
Они подошли к школьному палисаднику без десяти двенадцать; с ног до головы они были окутаны белыми снежинками – снегом, который ложился ровным слоем на холодную, примерзшую землю. Миллионы белых мух кружили, порхали на бледно-сером небе, чувствуя себя так же вальяжно, как порхающие бабочки на поле, усеянном пахучими цветами.
Снег приятно хрустел под ногами.
Василий ловил руками снежинки, радостно бегая по дорожке; Антон и Виктория, взявшись за руки, стояли и смотрели то на счастливого Васю, то на снег, который все падал и падал с благодатных небес.
Без одной минуты час. Никого. Атмосфера накалялось, чувствовалось, что с каждой минутой воздух электролизуется напряжением и волнением от томительного ожидания.
– Ну, где же она? – спрашивал сам у себя Василий.
– Ты чего ворчишь, Василий?
Они обернулись. Виктория, увидев Элизабет, подбежала к ней и крепко обняла. Василий последовал ее примеру. Антон стоял на месте, глядя, как брат и сестра, обнимаю пустоту, воздух, кристально-чистое пространство; он открыл от изумления рот, но потом закрыл, чтобы показать другим, что все в порядке, что он свой, что он все понимает и видит тоже, что и они.
– Привет, Элизабет! – воскликнул Василий и поцеловал ее по-дружески в щечку.
– Я так соскучилась, – сказала Вика, обнимая подругу.
– Я тоже. Ты почему так долго не приезжала? Совсем забыла обо мне?
– Я в те выходные была слепа от любви, поэтому забыла дорогу домой. Прости.
– Ничего. Ты в кого-то влюбилась? – Элизабет притворилась, что ошарашенная этой новостью. – И кто же твой кавалер?
– Он стоит рядом с тобой.
– Кто? Антон что ли?
– Да.
– Как? – теперь Элизабет по-настоящему изумилась. – Ты ему рассказала о нас? Он знает о Домовом?
– Как видишь, он пытается поверить в то, что ты существуешь. Отчаянно пытается. Но судя по его глазам, он не верит в тебя, – ответила Виктория.
– Вика, это обман. Я верю в Элизабет, как и в Домового, – запротестовал Антон.
– Все хорошо, Антон. Это нормально, – Вика посмотрела на Элизабет и сказала. – Прости, что ты узнаешь о моей любви, чуть ли не самая последняя.
– Ничего.
– Прощаешь?
– Я готова простить тебе, все что угодно. Главное, чтобы ты простила меня.
– За что?
– Когда придет время, ты все поймешь.
– Не понимаю, о чем ты там бормочешь. Но я точно знаю, что ты меня никогда не обижала.
– Боюсь, ты не права.
– Еще как права! Ты хоть рада за меня, что у меня появился молодой человек?
– Очень, – скромно ответила Лизи. – Ты долго ждала…
– И не дождалась. И самое странное, что мне стыдно перед самой и перед ним. Как будто я совершила непростительный грех. Предала его. Бросила. Унизила.
– Не говори ерунды. Любить – это не грех.
– Тогда, что такое предательство?
Молчание. Элизабет не знала, что ей ответить.
– Элизабет, ты хотела нам рассказать о каком-то секрете, – напомнил ей Василий. – Или ты уже передумала?
– Нет, не передумал. Еще два часа назад я хотела рассказать вам о том, что Домовой, жив, здоров, что он продолжает бороться за свою жизнь ради любви и свободы на островах забвения. Но теперь все изменилось. Я расскажу вам совсем о другом.
– О чем же? – спросил нетерпеливый Вася.
– Домовой вернулся…
– Что? – воскликнул Вася.
– Вернулся? – голос Виктории задрожал. Она не могла в это поверить. Казалось все нереальным, неправдоподобным.
– Домовой вернулся? – спросил Антон.
– Именно. Он вернулся. И стал добрым духом.
– Когда он вернулся? – спросил Вася.
– Час назад.
– Где он сейчас?
– Он… он… я не знаю. – Молчание. – Посмотрите лучше вон туда!
Они обернулись и увидели Домового, стоящего вдалеке, в конце парка; он облокотился на березу.
– Это он? – не доверяя собственным глазам, спросила Виктория.
– Да, – ответила Элизабет. – Это он.
Вика не слышала ответа Элизабет, так как уже побежала к нему; она знала, что это он. Домовой. Дух, который подарил ей больше, чем любовь. Он подарил ей простое человеческое счастье. Он научил ее никогда не сдаваться, всегда добиваться поставленной цели, всегда быть сильной и своевольной перед лицом трудностей и никогда, в случае неудач, не падать духом; всегда бороться. Дал ей возможность поверить в собственные силы и безграничные возможности.
Виктория бежала к нему, не чувствуя твердой опоры под ногами. Все искажалось, подпрыгивало, смеркалось, уменьшалось. По ее разгоряченному лицу бежали слезы радости и одновременно боли. Голову закружило от нахлынувших воспоминаний; она думала, что упадет в обморок. Трогательные и печальные, смешные и не очень смешные воспоминания все больше и больше одурманивали ее голову. Перед глазами проносились тысячи картинок в секунду. Вот – они качаются на качелях, задрав ноги вверх, крича от радости. Вот – они весело и непринужденно бегают по зеленой поляне, играя в давно забытые детские игры. Вот – они целуется. Вот – они закапывают ожерелье рядом с обугленным деревом, возле его дома, чтобы их любовь не угасала, как свеча. Вот – он, прижав ее к себе, целует и утешает после похорон дедушки. Вот – они бродят по кромке пляжа, глядя на луну, мечтая о том, что никогда не сбудется; любят друг друга. Вот – последняя безлунная ночь перед долгим расставанием. Вот – они лежал на кровати после блаженного акта любви, паря на небесах, подобно ангелочкам. И еще миллион воспоминаний.
Вика вскрикнула, чтобы сгусток душевной боли вылетел через гортань; он застрял в горле и душил ее.
Она остановилась. И упала на колени в двух метрах от него. Зарыдала.
Когда Домовой увидел, что Виктория побежала к нему, он вышел на дорожку и побежал к ней навстречу, все еще не веря в то, что это и есть реальность, что он на Земле, что к нему бежит она. Виктория. Девушка, которая подарила ему свою безграничную и бескорыстную любовь, искренность чувств, ласку, нежность, заботу. Девушка, которая научила его по-настоящему любить, нежно и заботливо; прощать, не тая обиду и ярость на тех, кто этого недостоин; дарить миру только радость и доброту; ценить то, что ты имеешь, чтобы не потерять того, кого любишь. Девушка, которая изменила его мир, перевернув его с ног на голову. Девушка, которая поверила в него, в его силу и ум. Девушка, которая помогла ему справиться, казалось бы, с невыполнимой задачей. Она открыла нечто новое в его душе. Она помогла ему стать духом, который мечтает и желает миру лишь добра, любви и процветания; духом, который хочет одного – ЛЮБИТЬ.
Домовой, почти добежал до нее. Посмотрел в ее большие глаза, излучающие ясное и одновременно такое неуловимое сияние и его мгновенно накрыла пелена воспоминаний. Он вспомнил о том, как сидел на ветки дуба и смотрел на нее, на такую крохотную девочку в крохотном красном платьице. Как любовался ее красотой при свете луны, когда она засыпала сладким и крепким сном. Как не мог решиться, чтобы подойти к ней и познакомиться; он смущался, краснел, не зная, что сказать и как реагировать, когда она его увидела. Как был горд за себя, когда он все-таки решился и сделал первый шаг; они подружились, в будущем осознав, что их случайная встреча изменила их жизнь, кардинально и бесповоротно. Как они были неразлучны. Как играли и резвились, разговаривали и мечтали, дружили и любили, уважали и ценили, слушали и понимали, ругались и мирились, ненавидели и прощали, сочувствовали и помогали друг другу, чтобы справиться с трудностями в минуты горя и несчастья. Они разделили одну жизнь на двоих. И незаметно для себя повзрослели, вступив на шаткую тропу жизни, потеряв где-то по пути детство, которое упорхнуло и исчезло навсегда в неизвестном направлении.
Он вспомнил все, что его связывало с Викторией. И упал на колени. Его душили воспоминания и слезы.
Они смотрели друг на друга, стоя на коленях. Наверное, прошло секунд пять, и они истерически засмеялись. Потом подползли ближе друг другу. И обнялись, да так крепко, что их лица мгновенно покраснели; слезы снова покатилась градом по их юным щекам. Они наконец-то поверили в то, что это не сон, что все происходит наяву. Что они вновь вместе и обнимают друг друга.
Вику и Домового накрыли чувства спокойствия, безмятежности, покоя, радости и счастья, которое наполнило ее и его чашу до самых краев.
Чувство родственности.
Они целовали друг друга, вытирая слезы радости.
– Домовой, я так по тебе соскучилась, – сквозь рыдание говорила Виктория.
– Я тоже скучал, родная моя! – вторил Домовой, пытаясь унять внутреннюю дрожь. – Я уже забыл запах твоих волос, твоих теплых объятий, твоих нежных поцелуев! О боже! Я не верю, что обнимаю тебя!
– Домовой, я тоже не верю. Не верю, что ты – это ты. Я думала, больше никогда не увижу тебя. Я потеряла всякую надежду. Но ты вернулся. Я счастлива.
– И я счастлив! Так счастлив, так счастлив, что и не передать словами! Я вернулся, благодаря тебе и Элизабет. Если бы не ты, я никогда бы не стал тем, кем я являюсь сейчас – добрым духом.
– Я люблю тебя! – призналась Вика.
– Я тебя сильнее! – сказал Домовой.
– Я хочу признаться тебе, Домовой, пока мы с тобой вдвоем. Пока нас с тобой не разделили. Я …
– Я обо всем знаю…
– Что?
– Я видел. Ты любишь другого.
– Прости меня, не верную, лживую и подлую. Я…
– Тише. Не наговаривай на себя. Я благословляю Ваш союз.
– Что? Правда? О, Домовой! – Она обняла его. – Прости-прости меня! Я не…
– Не надо оправдываться и извиниться перед тем, кто сам был не верен тебе, – перебил ее Домовой.
– О чем это ты?
