Василий Васильевич Пряхин
Виктория
– Да ничего не надо. Хотя кое-кто мне обещал объяснить, кто такой «темный» человек. Помнишь, Домовой? Я поделился своим секретом. Твоя очередь.
– Точно! А я и забыл! «Темный» человек – это такой человек, который скрывает в своей черной душе разные тайны и секреты. Он хранит их только для себя и больше не для кого.
– Понятно. Буду теперь знать. Хотя я сам догадался. А мы на рыбалку-то пойдем?
– А как же! Сейчас только затушим костер, сложим мусор в пакет и пойдем.
– Ура! Ура! Надеюсь, я поймаю сегодня большую-пребольшую рыбину, – замечтался Вася.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – сказал Домовой.
– И я тоже, – добавила Виктория, которая все еще не верила, что обручена с Домовым.
Она была счастлива.
По дороге к пруду Домовой рассказывал Васе и Виктории очередную невероятную историю, о том как он, там в своем мире, спасая свой народ от огромных монстров которые неожиданно напали на спящий город, о том как его награждали за смелость и отвагу, проявленную в бою. Как вдруг Вася неожиданно прервал рассказ:
– Неужели это было взаправду? – спросил Вася у него, когда подбежал к пеньку, нагнулся и съел чернику.
– Конечно, – соврал он. – Ты ведь не думаешь, что я бы стал тебе врать, – Вася помотал головой и побежал к другому кустику, усыпанному черной ягодой.
– Домовой, – позвала его Виктория и шепнула ему на ушко. – Может, лучше сказать ему правду, нежели обманывать?
– Не стоит, – возразил Домовой. – Пускай думает, что его старший брат, то есть я – герой. Есть на кого ровняться, – он усмехнулся и, увидев, что Виктория продолжает на него смотреть странным, непонимающим взглядом, добавил. – Не подумай, что я, это делаю ради собственной выгоды или ради его признания и уважения ко мне, но и без этого меня уважает и ценит. Я, прежде всего, забочусь о нем. И хочу, чтобы Василий вырос храбрым и сильным юношей. В следующий раз, когда он будет принимать некое решение, как распорядиться в той или иной ситуации, он вспомнит эту историю и возможно выбирет верное решение. По крайней мере, мне в это хочется верить.
– И о чем вы там шушукаетесь? – крикнул Вася, сидя в зеленых кустах черники. – Давайте лучше ко мне, тут столь черники. Объесться!
– Идем-идем, – ответила Виктория и обратилась к Домовому. – Странно, что я об этом сразу не подумала. Твой герой пример для подражания. Ты молодец, – похвалила она его за сообразительность. – Правда, история мне показалось мрачноватой.
– Для тебя, – добавил он.
– Не поняла? Что ты этим хочешь сказать? – спросила она.
– То, что мальчикам такие истории нравятся. Почему ты раньше любила сериал про куклу «Барби», а я «Черепашек-ниндзя»?
– Твоя взяла, – согласилась с ним Виктория, села на корточки и начала собирать себе в рот вкусную и сочную чернику.
Наевшись черники, они пошли дальше, все чумазые, с черными ртами, с каждым шагом чувствуя влажность и прохладу, идущей от пруда.
Выйдя из темного леса, их ослепило яркое летнее солнышко, и окутал с ног до головы приятный, прохладный ветерок. Они неподвижно стояли, ласкаясь в нежных объятьях, покрываясь мурашками, чувствуя, как каждый локон их влажных волос колыхается на ветру, подобному колосу в золотистых, необъятных полях.
– Виктория, а может нам покупаться? – спросил Василий у сестры.
– Боюсь, что вода еще не прогрелась, да и мама не велела купаться. Так что, увы, Вась. Я бы тоже не отказалась принять лечебную ванну после изнуряющего похода, но…
– А мы маме и не скажем об этом, – сказал он, подойдя к кромке зеленого берега.
– Ты хочешь, чтобы мы её обманули?
– Ну, да… не совсем… что тут такого? – засомневался Вася, глядя, как вода сверкает на солнце, нагнулся и опустил руку в воду. – Как парное молоко! Теплющая!
– А ничего! Что это вообще такое? – грозно спросила Вика, присев, чтобы потрогать воду самой и удостовериться, что она холодная. – Маму он решил обманывать, негодник… вода и вправду теплая! – воскликнула радостно Виктория и на секунду улыбнулась, но потом снова сморщила бровки, став старше на несколько лет и сказала. – Это не означает, что мы ослушаемся…
– Смотри! – закричал Вася, показывая указательным пальцем на Домового, который разделся по торс и со всей дури вбежал в освежающую воду, вскрикнув от удовольствия. – Я тоже так хочу! – закапризничал Василий.
– Домовой, что ты делаешь? – спросила ошарашенная Виктория такой выходкой Домового. – Какой ты пример показываешь моему брату, а?
– А что такого? – весело спросил он и нырнул под воду. Вынырнув, он сказал. – Виктория, не будь такой занудой и отпусти себя и своего брата купаться, а то негоже лишать себя такого КАЙФА!
– Это я-то зануда? – яростно переспросила она. – Я?
– Ну, не я же! – все так же весело отвечал Домовой, шутливо корча мордашки Вике.
– Все, я на тебя обиделась, – сказала она и взяла брат за руку. – Мы идем домой. Пускай этот идиот плавает один, если ему так нравится.
– Прости. Я же пошутил, Викусь…
– Но я не хочу идти домой, мы даже не порыбачили! – возразил Вася сестре. – Я хочу остаться с братом, купаться и рыбачить!
– Рыбалка отменяется, скажи спасибо брату!
– Но почему?
– Покачену! Мы идем домой и точка!
– Нет!
– Что значит, нет?
– Это значит, что нет, нет и НЕТ! Я никуда не пойду!
– Ты разве не понял, что я тебе сказала? ТЫ разве забыл, кто здесь старший и кого ты должен слушаться? Тебе напомнить?
В этот момент из воды по щиколотку вышел Домовой, опустил две ладони воду и резко вытащил, облив водой Вику с Васей.
– Ах, ты! – воскликнула Виктория. – Раз ты думаешь, что ты в воде, значит ты в безопасности? – она быстро сняла одежду и прыгнула в воду за Домовым, который в свою очередь подмигнул младшему брату, как бы давая понять, что либо сейчас, либо никогда. Вася смекнул, разделся и забежал в воду.
Виктория, поколотив кулачками Домового по спине за то, что он ее обзывал и корчил гримасы, успокоилась и начала смяться, когда Василий и Домовой беззаботно начали плескаться в пруду.
Вдоволь накупавшись, они вышли из воды и сели на плед, греясь в теплых лучах солнца.
– Извините меня. Я сегодня сорвалась, не хотела подводить маму, которая доверилась мне и отпустила меня в лес с Васей. Вот…
– Уже забыли, – сказал Домовой, обняв за плечи Викторию. – Ты тоже прости меня за то, что я вел себя, как идиот.
– Когда? – спросила она, улыбнувшись.
– Вика, прости меня, – искренне извинился Вася. – Я вел себя плохо. Я должен был тебя послушаться.
– И ты прости, я не должна была на тебя кричать. Мне стыдно.
Молчание.
– Люблю так, – вдруг сказал Вася и замолчал, глядя куда-то вдаль.
– Что любишь? – поинтересовался Домовой.
– Вот так сидеть с вами и просто болтать. И не о чем не думать, – объяснил он, потянувшись. По его юному телу стекали капельки воды.
– Теперь понятно. Есть мнение, что многие только об этом и мечтают.
– А ты?
– Я мечтал позавчера, когда ждал нашей встречи. Сегодня я уже в самой мечте и не хочу, чтобы этот день кончался.
– Да… – мечтательно сказал Вася и посмотрел на задумавшуюся Викторию. – О чем задумалась, сестренка?
– О твоих словах, – ответила она.
– Да? Странно… я вроде ничего умного не сказал, – изумился Вася, а Виктория засмеялась и уточнила:
– Видишь ли, братец, после твоих слов, я задумалась, а что если мы вот так, втроем, последний раз собираемся?
– Не говори глупостей! – усмехнулся Домовой. – У нас еще будет тысяча, миллион таких вот дней. И даже лучше!
– Ты чего, мы обязательно соберемся! – добавил Вася.
– Почему вы так в этом уверены? – спросила она у обоих, они пожали плечами. – Почем, вы знаете, что будет через год или через два, сможем ли мы также сидеть на бережку и говорить о том, что первое взбредет в голову?
– Откуда в тебе этот взрослый цинизм? – спросил Домовой.
– Не знаю. Просто я только недавно осознала, что все в этом мире… непрочно, – Виктория посмотрела на чайку. – Еще вчера я играла в баскетбол с командой, которую понимала с полуслова, с командой, которую люблю. Как вдруг выпускной вечер и наша школьная баскетбольная семья рушиться, распадается, увядает, расщепляется, превращается в историческую хронику, о которой скоро забудут. Еще вчера я училась в классе, который после летних каникул уже никогда не воссоединиться (разве только через N количество лет, да и то неизвестно). Он тоже стал историей… Теперь былое не вернуть, хотя мне всегда казалось, что так будет вечно. Что я буду всегда школьницей, которая никогда не повзрослеет…
– И что ты хочешь этим сказать, Виктория? – спросил Домовой, посмотрев при этом на Василия, который в свою очередь тоже о чем задумался. – Вась, а ты-то чего? Чего все загрустили?
– Да, я… вспомнил про садик… теперь возможно я тоже больше никогда не встречусь со своим другом Геной. Он переехал в другой район, и будет учиться в другой школе. Интересно будем ли мы видеться? С ним так весело, он такой шутник… эх… надо будем ему позвонить.
– Я хотела сказать, что нужно ценить то, что мы имеем, – ответила Вика. – А не потом, когда уже будет поздно. Жаль, что не всегда, получается, следовать этому правилу или принципу. Я вот сейчас поступила глупо, кричала и нервничала. И ради чего? Чтобы возможно испортить этот вечер, который мы уже точно не забудем. Или забудем, но когда-нибудь обязательно вспомним, возможно, когда будем старыми и одинокими, – Виктория замолчала, посмотрела на брата и добавила. – Не забудь позвонить Гене. Не теряй с ним связь, а то потом будет поздно.
– А ты, Иришки, хорошо?
– Договорились.
Пообещав друг другу, что позвонят своим друзьям, брат и сестра взяли в руки удочки, прицелились и закинули в воду, поодаль от берега, тонкую леску с ярким красным поплавком и сели на зеленоватый бережок, опустив ноги в воду, внимательно наблюдая за качающимся мотыльком (поплавком) в поблескивающей от солнца воде.
Они с неописуемым благоговением слушали звуки природы, растворяясь в них, словно в вечерней дымке или в утреннем густом тумане, нависшем над рекой. Их слух улавливал, как набегают на берег волны и мирно плещутся друг о друга, ударяясь о мелкий гравий и песок, как крякает проплывающее семейство уток, иногда окунаясь головкой в воду, как птицы не переставая, щебечут свои любовные серенады, как кузнечик стрекочет, спрятавшись в густой поросшей траве.
Привычный, повседневный мир искажался, превращаясь на время в пустоту и обман. Сейчас они видели перед собой новый, совершенный мир, наполненный чем-то большим, чем просто пение птиц в густых кронах деревьях, чем-то таким, магическим, заставляя прочувствовать через себя, каждой клеточкой своего организма, покой и безмятежность ликующий природы в ярких лучах солнца. Они видели то, что неподвластно увидеть в обыденный день: серебристую паутину на камышах, черную тень пробегающего зверька в поросшей траве и притаившуюся над водной гладью стрекозу. Они слышали то, что было невозможно услышать в городской суете: топот ножек муравья, порхание крыльев бабочки, шелест ветра.
– Смотри, Виктория, голубая бабочка летит над твоей головой! – вскрикнул Вася, бросил удочку на берег и побежал за летящей бабочкой, которая вскоре села на траву, притаившись. Василий подошел к ней так близко, что кончиком пальцев коснулся к ее прозрачным, бархатным крылышкам. Бабочка от дерзких, практически смертельных прикосновений поспешно взлетела в голубое небо и скрылась в пышных зеленых вязах. Веселый Василий подбежал к тому месту, где бросил удочку и увидел, что его поплавок стал то скрываться в воду, то подниматься. Он стремительно взял удочку в руки, потянул ее вверх, а после испустил радостный вой и выудил маленького чебака с серебристой чешуей.
– Домовой, Вика, я поймал рыбу! Сам поймал! – закричал Вася, потянул удочку к себе, взял в руку слизкую и гладкую рыбину, снял с крючка и положил в корзинку. Чебак стал брыкаться и задыхаться. Вася, глядя на его страдания, стал сопереживать бедной рыбе, которая по его вине скоро задохнется и умрет.
– Молодец! – похвалила его сестра, поцеловав в его шелковистые пряди волос. – Прирожденный рыбак, как его дедушка.
– Вася, почему ты загрустил? – спросил Домовой у Васи, глядя в его прослезившиеся глаза.
– Я рад, что поймал ее… но совсем не рад, что она умрет из-за меня… ей так больно. Можно я ее отпущу? Я, наверное, плохой рыбак, раз мне жалко рыбу.
– Ты хороший рыбак, – исправила его Виктория. – Если хочешь отпустить рыбу и спасти ее от смерти, не вижу смысла, чтобы не сделать этого. Она все-таки твоя добыча и тебе решать ее судьбу. Только для начала загадай желание, а уж потом отпускай. Вдруг она золотая, кто знает!?
– Хотелось бы, – воодушевленно отозвался Вася, взяв в руку чебака, загадал желание и отпустил в пруд. Чебак, очутившись в воде, сначала замер и только потом скрылся в темных глубинах таинственных вод. – Я его спас… жаль одного, маме не похвастаться.
– Я ей расскажу о твоем благородном поступке, и поверь мне, Вася, она будет гордиться тобой. Так что не переживай. Что загадал?
– Чтобы рыбы больше никогда не попадалась на крючок, – ответил он.
– Молодец, – похвалила его сестра. – Хорошее желание.
– Ой! Вика! У тебя тоже клюет! – закричал Вася; Вика мгновенно обернулась и, увидев, что поплавок ушел под воду, резко подняла удочку вверх. Удочка аж прогнулась от знатной, царской поклевки.
– Помогите мне, я не могу поднять! Рыба слишком тяжелая! Аааа, удочка выскальзывает из рук! – воскликнула она. Вася с Домовым бросили свои удочки, и помоги Виктории вытащить на берег огромного леща, весившего, как минимум, полтора килограмма.
– Мы ведь его тоже отпустим? – поинтересовался Вася, глядя, как тщетно лещ пытается добраться до живительной воды и спастись.
– Мы не можем так поступить, это будет преступление против здравого смысла, – сказал Домовой.
– Преступлением будет убить такую красивую рыбу! – не согласился с мнением Домового Василий. – Виктория, в нашем холодильнике полно замороженной рыбы, давай отпустим ее, она такая бедненькая?
– Давай, – недолго думая согласила Виктория.
– Вы с ума сошли! – заругался Домовой и, отойдя в сторону, сел на берег и взял удочку в руки, сказав. – Если я поймаю рыбу, то ни за что ее не отпущу, даже не просите. Понятно?
– Понятно-понятно. А мы и не будем, – сказал Вася и помог сестре отнести игривого леща к воде.
Они посидели на берегу еще несколько умиротворительных часов, любуясь красотой лесного величия. Никто больше ничего не поймал. Расстроенный от плохого, неудачного клева Домовой заключил, что сегодня уже нет смысла ловить рыбу, и предложил потихоньку выдвигать обратно, пока не стемнело. Виктория и Вася согласились с Домовым и через пять минут, собрав вещи и взявшись за руки, пошли домой.
Они шли по берегу пруда, по золотистому полю, по бесконечным лесным тропкам, поросшими травой, мелкими кустиками черники и земляники, по холмистым открытым просторам, по оживленным улицам и дорогам.
До дома оставалось всего ничего, буквально пару шагов, но Домовому, Виктории и Василию не хотелось возвращаться, не потому что дом был для них не мил, а потому что они не хотели, всем сердцем желая и мечтая, чтобы сегодняшний день не кончался. Они расположились возле старого дуба, сели втроем на качель и стали раскачиваться, глядя то на плывущее золотистое небо, то на ноги, которые словно касались самих небес.
Смеркалось. Линия горизонта окрасилась в красный свет, а вечерняя дымка заволокла в свои темные объятия тихую улочку.
– Что же будет с нами? – спросил Вася.
– Что ты имеешь в виду, дорогой? – переспросила Вика.
– Что же будет с нами, когда солнце однажды не вернется в какое-нибудь хмурое утро?
– Ничего, – ответил Домовой. – Мы уснем и уже никогда не проснемся. Наши души будут вечно странствовать по земле, ища солнце, а значит и покой, но никогда его не найдут.
– Как это? Почему мы не вернемся? – переспросил Вася, со страхом глядя на первую звезду, которая ярко загорелась на темном небе.
– Мы уснем навечно, умрем, – объяснил Домовой.
– Почему?
– Потому что без солнечного тепла и энергии все живое завянет, замерзнет, и умрет, умрет под покровом вечной ночи, где будут странствовать уже другие существа.
– Какие существа?
– Не знаю…
– А почему оно, солнце, вдруг должно не вернуться? – спросила Виктория у брата. – Эта огромная звезда будет еще долго нас радовать.
– А что если нет, что если сегодня последний день, когда мы видели закат?
– Не говори глупостей, мы еще миллион раз будем любоваться закатом, – убеждала Виктория и себя, и брата.
– Ты же сама сегодня говорила, что все не вечно и незыблемо. Чьи слова?
– Мои. Но…
– Почему ты так уверена, что завтра оно вернется? – перебил ее Вася.
– Уверена и все!
– Я вот вообще не уверен и мне немного страшно. Страшно умирать.
– Ты не умрешь. По крайней мере, не сегодня, – убеждал Домовой Васю. – Ты умрешь старым дедушкой, с седыми волосами и густой бородой, у которого будет и любовь и просто человеческое счастье. Семья. Дети. Внуки.
– Зачем умирать, это ведь так грустно и больно?!
– Так надо, таков смысл жизни…
– Дурацкий этот смысл жизни, – расстроился Вася.
– Не расстраивайся, младший брат. Может быть, ты хочешь, чтобы мы сегодня с тобой поднялись в космос, и каждые полтора часа наблюдали за восходом и закатом солнца?
– Очень хочу! – обрадовался он и обнял Домового. – Пожалуйста, не уезжай больше от нас.
– Я бы с удовольствием, но не могу.
– Жаль… Домовой…
– Что?
– А когда наступит ранние утро, мы спустимся на землю и посмотрим на восход с ветки этого дуба? Можно?
– Конечно! Сегодня день будет бесконечным!
– Ура! – заликовал Вася, потом глянул на сестру и спросил. – Ты ведь с нами сестренка?
– Еще спрашивает. Конечно. Куда я без вас, моих дорогих?
– Никуда! – ответил Вася. И тут же спросил. – Неужели тебе нельзя стать, Домовой, человеком, как я или Вика?
– Нет.
– Почему? Даже у Буратино был шанс? Разве у тебя его нет?
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю…
– Может, не будем об этом, Вась? Лучше давай поговорим о тебе? О чем ты мечтаешь? – спросила Виктория, чтобы больше не трогать больную тему для разговоров.
После этого вопроса, Василий стал рассказывать о тысячи мечтаний и желаний, придумывая их на ходу. Пока он говорил, Виктория и Домовой, идя, смотрели друг другу в глаза и мечтали о том, что может когда-нибудь он, Домовой, станет человеком.
Глава 12
– Что он говорит? – поинтересовалась у Виктории Иришка, которая усердно вглядывалась в пустую комнату; однако кроме мебели и техники ничего не видела.
– Он говорит, что рад с тобой познакомиться. И спрашивает про картину, – ответила Виктория Иришке, глядя на Домового, который сидел на диване и нервно хрустел костяшками пальцев.
– О! Она великолепна! Она висит на стене в моей комнате, и я каждый раз улавливаю в ней новые детали, которые раньше не замечала. Удивительно. Спасибо тебе за подарок. Мне было приятно.
– Не за что, – сказал Домовой, подождав, пока Виктория передаст послание. – Иришка, я надеюсь, что ты веришь и доверяешь Виктории?
– Да. Конечно. Хоть мне иногда и тяжело приходиться, все-таки закапывать в себе сомнения и разумную логику не так-то просто, но я продолжаю верить. Верю, может быть, в силу своего доверчивого и в некоторой степени ветреного характера; может быть, чтобы просто по-дружески поддержать Викторию, согласиться с ее верой и надеяться, что она не бредит, а действительно видит тебя.
– Это хорошо. Извини, что спросил тебя об этом.
– Ничего страшного, – махнула рукой Иришка. – Я почему-то ждала этот вопрос.
– Я не просто так спросил о твоей вере в невидимое и неосязаемое, в нечто иное из другого мира, то есть в меня. Я хотел удостовериться, что тебе можно полностью доверять, потому что я собрался продемонстрировать несколько фокусов, которые определенно заинтересуют тебя. И я надеюсь, что после них, ты полностью убедишься в моем существовании. Главное, чтобы ты молчала обо мне и никому не рассказывала, а то может случиться не предвиденное.
– Я понимаю, понимаю. Можете на меня рассчитывать. Я своя в «доску»! Я понимаю весь груз ответственности.
– Хорошо. Тогда, пожалуй, я начну, – сказал Домовой и приготовился к исполнению трюков, которым его обучили в колледже. – Девушки, Вика, Ирина, приготовьтесь испугаться, сейчас начнутся паранормальные явления, – сказал он, и дверь резко захлопнулась, девчата от неожиданного грохота вздрогнули, а потом засмеялись.
– Я же сказал, приготовьтесь!
– Теперь точно готовы. Ты готова? – спросила Вика у Иришки.
– Смотря к чему…
– К этому, – вскрикнул Домовой, поднял руки вверх и в мгновении ока настежь открылись пластиковые окна, да с такой силой, что казалось, сейчас сорвется с петель. Дверь закрывалась и открывалась, диван задрожал, картины, висевшие на стене, покосились и затряслись, мерно ударяясь о бетонные стены, настольная лампа погасла.
– Боже! – вырвалось у Иришки. – Невероятно! Никогда такого не видела, только в дешевых ужастиках.
– Боже, – испуганно прошептала Виктория. – Неужели тебя этому научили в колледже? Ужасно! С такими знаниями, ты можешь, кого угодно ненароком ранить или не дай Бог убить.
– Не переживай Вика, я себя контролирую… и более того, я не собираюсь использовать свой дар против людей и их мирного существования. Ты же знаешь, я люблю вас, и не способен причинить вам боль, особенно насильственную.
– Я верю, – сказала Иришка.
– Я тоже. Домовой, пообещаешь мне, больше так не делать?
– Если ты этого хочешь, то обещаю.
– Спасибо, – Вика подошла к нему и поцеловала.
– Ты его сейчас целуешь? – поинтересовалась Иришка.
– Да.
– Я окончательно сошла с ума?
– Нет.
– Я точно спятила, крыша потекла. Я – дура!
– Не говори ерунды. Мы здоровы.
Иришка хоть и не видела Домового, но она ощущала его непосредственное присутствие каждой клеточкой своего тела и позволила себе нарисовать в своем бурном воображение его портрет, в который она базпамяти влюбилась.
Домовой старался показаться милым и заботливым юношей, чтобы произвести хорошее впечатление на Иришку. К слову, у него это получилось.
– Виктория передай, пожалуйста, послание Иришке… я хотел спросить… точнее посоветовать… в общем… Ирина, не надо злоупотреблять своим телом в столь юном возрасте, это может плохо кончиться, как для тебя, так и для него. Ты хочешь, наверное, узнать, откуда я знаю? Прости, но я вижу твои пагубные мысли, словно через прозрачную призму и они мне не дают покоя. Раньше я не мог сказать тебе об этом лично. Но теперь, когда мы стали друзьями (ведь мы друзья?), я хочу чтобы ты услышала мой зов и остановилась… Не надо потыкать чужым прихотям, ты еще не готова. Не готова, чтобы стать… ээээ… мне тяжело говорить…
– Тебя это не касается! И не надо читать мои мысли! Это с твоей стороны отвратительно и мерзко.
– Этот совет, как друга, и не более того. Прости, если я тебя обидел, сам знаю, что поступил крайне глупо и опрометчиво, но твои мысли вторгаются в мои, как молнии, молниеносно и разрушительно. Я не мог… не сказать…
– Что это значит, Иришка? – возмутилась Вика, когда поняла о чем идет речь. – Ты все-таки решилась…
– Вот черт! Все забыли, проехали! Я не хочу обсуждать сейчас данный вопрос. Если ты хочешь поговорить об этом Виктория, то только наедине.
– Да, ты с ума сошла! Нас определенно ждет серьезный разговор! – возмущенно и нервно сказала Виктория и замолчала, уставившись в окно.
– Все же было хорошо. Сказать по правде, ты мне понравился, ты показался мне галантным, умным, серьезным молодым человеком из другого мира, с которым интересно поболтать и которому можно доверять. Так зачем? Зачем тебе надо было про это афишировать, показав себя не с самой лучшей стороны? Зачем? Чтобы показать мне свое превосходство, научить меня, как правильно жить в нашем грешном мире, отгородить меня от распутных сетей или у тебя были другие мотивы? Сейчас я на тебя смотрю, ой прости, слушаю тебя, пытаясь уловить твое мерное дыхание груди, и мне хочется вцепиться в твои глаза и… жаль, что ты невидимка.
– Но к счастью для меня, что я не видим, – добавил Домовой. – Странно, что я не чувствуя себя виноватым в том, что я проговорился о твоих мыслях.
– Ха. Я смотрю, ты возомнил себя героем, который спасает юных скарлеток от запретного секса? Так?
– Ты не права! И в мыслях не было того, о чем ты сейчас говорила. Я хотел тебя отгородить от него, от секса, который может кроме боли и разочарования ничего тебе не принести.
– Ты говоришь, как моя мамочка! – разгневалась Иришка и оскалилась.
– Я полностью поддерживаю мнение Домового, – добавила Виктория. – И не одобряю твоего решения. Одумайся! Нам только по пятнадцать!
– Мне уже шестнадцать! – исправила ее Ирина.
– Да, это полностью меняет ход дело. Шестнадцать, это ведь почти восемнадцать и можно попробовать все, так ты думаешь? Некоторые девочки в этом возрасте только начинают целоваться, не говоря уже о большем. Моя мама первый раз поцеловали лишь в девятнадцать лет. Не говори глупостей! Шестнадцать – это не возраст, чтобы лишаться девственности.
– Да что ты говоришь, эксперт ты наш! – взорвалась Иришка и злобно сказала. – Я сама буду решать, как, когда и с кем! Пошли вы к черту со своими глупыми советами, сама как-нибудь разберусь!
– Вот как ты запела! С кем же? Неужели с Тарасовым или Булочевым? Или кто теперь на твоей мушке?
– Что ты имеешь виду?
– А то, что ты используешь парней, доишь из них все соки, то есть деньги, а потом бросаешь, как мусор, словно ничего и не было, когда на горизонте появляется более богатый ухажер с милым личиком. Не так ли?
– Кажется, кто-то хочет откровенного разговора! Знаешь, засунь куда-нибудь подальше свое мнение. Понятно? Прежде чем осуждать других, сначала посмотри на себя и проанализируй свои поступки. Ты всегда себя считала милым и добрым ангелом, который сеет в каждой душе любовь. Только вот ты думаешь, что это благодетельное дело, хотя по правде, это не более чем простая человеческая тщеславность, направленная на то, чтобы каждый человек тебя любил и уважал, считая тебя святой. Я права?
– Нет! – возразила Вика.
– Я права и не надо отпираться. Правда всегда горька на вкус, не правда ли? Если ты что-то забыла, я могу тебе напомнить. Помнишь, как ты своими добрыми делами изрешетила душу Ильи пулями несчастья и вранья.
– Он меня уже давно простил! – воскликнула Виктория. – Я была не одна виновата в том, что произошло. И не надо ворошить прошлого, ты и так сказала слишком много. И все ради чего?
– Ради чего же, объясни мне, тупоголовой?
– Ради того, чтобы насолить мне, потому что я права. Ради того, что оправдать себя в наших глазах… и свои грязные мысли!
– Не перед кем я не оправдывалась и никогда не буду. Вот еще! Если я что-то захочу, то так тому и быть. И на остальные мнения мне наплевать. Я не столь тщеславна, как некоторые личности, – она показала пальцем на Викторию, – которые вон из кожи лезут, чтобы только их погладили по головке и сказали какие они хорошие. Тьфу! Я не такая, к черту правила и тупые устои, которые уже тысячу лет назад устарели! Я считаю, что если чего хочешь, значит надо добиваться этого, а не сдерживаться. Наше современное общество не привыкло ждать, оно вечно в поисках и куда-то бежит, и ему нет никого дела до каких-то ложных сомнений и лишних раздумий.
– Ты ошибаешься, – сказал Домовой. – Каждый человек думает, и каждый день его одолевают сомнения. Даже тебя это касается, Иришка. Ты долго думала об этом и сомневалась, а можно ли ему довериться и сделать это. – Молчание. – Подсознательно ты с нами согласна, что шестнадцать – это не лучший возраст, чтобы выступать в половые отношения. А что если ты забеременеешь, а твой парень, узнав об этом, убежит, как трусливый заяц от лишних проблем? Хочешь я скажу, что будет!?
– Давай, если не боишься!
– Твое славное будущее сгинет и развеется в прах и будет омрачено невзгодами и болью. А ты подумала, что скажут тебе родители, когда узнают о твоей беременности или о твоих половых отношениях с мужчинами в шестнадцать? А когда узнают все жители этого маленького городка? Не сомневайся, когда-нибудь это всплывет наружу. Все секреты становиться явными.
– Давай, скажи это, кем я буду?
– Тебя будут считать, прости, глупой, малолетней шлюхой, отравившей свою жизнь слишком рано. Подумай сначала о последствиях, прежде чем ложиться под кого-то! Взвесь все «за» и «против» и ты поймешь, кто был прав, а кто нет.
Иришка засмеялась.
– Неужели я рассказал тебе веселый анекдот? – поинтересовался у нее Домовой.
– Нет. Я смеюсь над тобой зануда! Сам-то не бойсь хочешь укротить Викторию. Или вы уже!?
– Да, пошла ты! – с негодованием и одновременно болью в голосе закричала Виктория. – Не смей так говорить! Я – не ты!
– Сама иди, истеричка! – выругалась Иришка. – Все, вы меня достали своей пустой болтовней. Вы – трясущиеся крысы! И я безумно рада, что я не такая, как вы. Лучше я буду делать то, что мне хочется, нежели слушать ваши нудные, правильные речи о морали и чести.
– Ирина, постой, – крикнул Домовой. – Я понимаю, что сейчас тебе хочется доказать что-то этому миру, но не таким образом.
– Ничего ты не понимаешь! – сказала она и выбежала из Викиной комнаты, сильно хлопнув входной дверью.
Виктория села на кровать и вытерла слезы. Домовой сел рядом и обнял ее.
– Она ведь сделает это?
– Да.
– Что же мы будем делать?
– Ничего.
– Как это?
– Вот так. Пускай делает то, что она считает нужным. Она уже взрослая девочка. Тем более она мне больше не подруга.
– Не говори так. Это обычная ссора, вы помиритесь.
– Нет.
– Почему?
– Потому что, она другая. Она уже не та, что была раньше. Она меняется. Точнее, она уже изменилась и от той, любимой подруги, с которой я познакомилась в баскетбольной секции, остались лишь крохи, – Виктория зарыдала и положила голову на грудь Домового.
– Все образумиться. Она все та же, просто стала чаще надевать чужие маски. Взрослые, лживые маски.
– Это меня и пугает, – сказала Вика. – Она взрослеет быстрее, чем остальные юноши и девушки. Она всегда хотела быстрее всех попробовать то, что было запрещено. Быстрее всего мира. И кажется ей это удастся..
– Может быть, все обойдется?
– Может быть, а может быть, и нет…
Глава 13
Если раньше Виктория задавала себе вопрос, почему она полюбила именно Домового, а не кого-то другого. То после десяти дней любви, тишины, уединения от мира всего в самых романтических местах – сладкие поцелуи во время заката, посиделки в городских парках, ужин при свечах на балконе, когда на небе сверкали звезды, пикник в зеленой траве – она точно знала, что ее чувства не подаются никакому математическому или иному определению. Она просто любила, искренне и нежно. И была рада, что это любовь взаимна.
