Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Антон с облегчение вздохнул и добавил:
– Выпьем же за то, чтобы никогда не попасть на удочку Алчности. Тем самым мы спасем наш мир от гнева Божьего.
– Замечательная басня-тост! – восхитилась Светлана.
– Прекрасный, прекрасный тост! – вторила ей Алена, ласково, чуть ли не с обожанием, глядя на высокого и красивого Антона.
– Я аж прослезился! – сказал Валентин и засмеялся.
– За такой тост грех не выпить! – громко крикнула Инна.
Чокнулись. Выпили.
Когда столы опустели, а разговоры начали утомлять, Виктория предложила потанцевать. Одногрупники приняли ее предложение восторженно и все быстренько повыскакивали из-за столов на свободный центр и принялись танцевать под быструю клубную музыку.
– Ну, как вечеринка? – перекрикивая музыку, спросила Вика у Катерины, Антон танцевал рядом. Валера вышел с ребятами на улицу покурить.
– Супер! Моя первая студенческая вечеринка! – радостно отвечала она.
– Как у вас с Валерой? Все хорошо? Не пристает?
– Все, как в сказке! Как у тебя! Он сказал, сделает мне попозже сюрприз!
– Что за сюрприз?
– Откуда мне знать, Виктория. На то и сюрпризы, чтобы удивлять!
К ним подошел Валера. Он кивнул Виктории, прижался к Катерине и спросил:
– Можно мне ее у тебя отобрать, Виктория?
– Конечно! – ответила Вика и подошла ближе к Антону.
– Поболтала? – спросил он.
– Ага. Все хорошо.
– Отлично.
– Тебе нравится вечеринка?
– Да. Очень.
Изрядно шатающийся Семен, уставший от быстрых танцев, выключил яркий свет, подошел к проигрывателю и включил спокойную музыку. «А я и не знал, как любовь может быть жестока» Киркорова. Юноши и девушки на какое-то мгновение оцепенели, услышав знакомы ритмы еще со школьной скамьи. Но потом юноши, не робея, стали приглашать девушек на медный танец, а те охотно соглашались.
– Можно пригласить Вас на медленный танец, на наш первый танец? – скромно спросил Антон у Виктории.
– Нужно, – ответила она и прижалась к нему.
Они закружили в медленном танце светлой любви, как два белых лебедя в чистом пруду среди обступивших бело-черных берез. Не осталось никого, словно все от легкого дуновения ветерка улетели, скрывшись в пелене облаков. Были только он и она. И танец, связывающих их тела воедино, делающий одной плотью. Танец, соединяющий два одиноких сердца. Они любили друг друга, прикасаясь друг другу, чувственно и нежно. Виктория заметила, как его руки дрожат, когда он медленно водил их по ее спине и шее. Она посмотрела в его сверкающие глаза и поцеловала, закрыв глаза. Ее внутренний мир погрузился в темноту, чтобы потом озарится разноцветной феерией цветов, феерией душевной безмятежности, которая граничила с неуловимым счастьем.
Виктория с неприкрытой ленцой открыла глаза и вернулась обратно, в реальность, в которой стоял Антон – ее свет, прорывающийся через синие грозовые облака, чтобы озарить ее путь.
Они снова целовались, соприкасаясь языками.
Когда спокойная мелодия сменилось на быструю и басистую, Антон предложил Виктории поднять на второй этаж, чтобы побыть наедине.
Она, не раздумывая, согласилась, предупредив Катерину, что они будут с Антоном наверх.
На второй этаж вела широкая лестница, обитая лакированным деревом.
Они, слегка пошатываясь, поднялись наверх, держась за перила, и зашли в первую попавшуюся комнату; она оказалось по-домашнему уютной спальной. Светло-голубые стены, ламинированный паркет, потолок обитый деревом. Двуспальная кровать, заправленная узорчатым пледом; рядом стоял черный крохотный столик. Поодаль, у стены, возвышался черный шкаф.
Они расположились на кровати, закрыв дверь. Виктория легла на спину. Они просто целовались.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал Антон.
– Я тоже люблю тебя, – призналась Виктория.
– Я хочу тебя.
– И я хочу. Но боюсь, – встревожено сказала она, целуя его.
– Ничего не бойся, я буду нежен, любимая моя.
Больше слов не требовалось.
Она сняла с него белую рубашку и штаны, он с нее платья в горошек и колготки. Они забрались под легкое одеяло, чтобы не смущать друг друга своей природной ногатой.
Антон целовал Викторию в ее изысканную лебединую шею, приятно пахнущей земляникой, слегка касаясь языком. Он медленно, не спеша опускался ниже. Ее тело извивалось. То прогибалось, то опускалось. Поцеловал в ключицу. Провел языком по ложбинке ее упругих грудей. Снял черный лифчик. Выпуклые груди с розовыми сосками окутали взор возбужденного Антона. Он положил руку на них, а языком стал ласкать ее шершавые, окаменевшие соски. Виктория вскрикнула от блаженства. Он ласкал губами и одновременно языком ее упругий животик. Снимая трусики, он увидел густые черные волосы на лобке, которые вскружили ему голову.
Виктория позвала его к себе и шепнула ему на ушко «Я хочу тебя». Он медленно вошел в нее, ощущая теплоту и влагу.
По началу Виктории было больно, когда он в нее входил, но потом она полностью сосредоточилась и наконец, расслабился, ощутив незабываемые, совершенно новые наслаждения. С каждым простым, таким естественным движением, тактом, ее тело, словно расплывалась по кровати, исчезало подобно капельке на горячей поверхности плиты. Она оказалось в ирреальном мире, без четких границ, без привычных очертаний, без всего того, что она когда-то знала. Все расщепилось. Была лишь черная сфера, лишенная простых физических, химических законов, фаз. Сфера непередаваемого ощущения, в которой ее, то поднимало ввысь, заставляя стонать, то опускало вниз, заставляя кричать. Когда ее подняло на высшую отметку удовольствий, отчего она перестала даже дышать, ее душа на доли секунды вырвалась из оболочки.
Виктория открыла глаза, вернувшись с небес на землю. Она поняла, что все кончено. Антон, тяжело дыша, положил потную голову на ее грудь. Поблагодарил. И они уснули, проснувшись через час от того, что услышали чьи-то крики…
***
Элизабет и Домовой, не останавливаясь, бежали по темному туннелю пещеры, слыша, как за их спиной скребутся невидимые монстры (или это их страхи, гонимые черными тенями?), подбираясь все ближе и ближе.
К счастью в конце туннеля они увидели вместо тупика, вместо каменной стены, поросшей мхом, яркий дневной свет, проникающий через огромное отверстие в скале, ослепляющий их глаза, привыкшие к кромешной тьме.
– Мы спасены! – радостно закричала Элизабет.
Она все еще не верила собственным глазам, которые восторженно смотрели на невероятные красоты девственные леса Амазонки. Пальмы. Громадные тенистые деревья с толстыми стволами, но со скудной листвой; их обвивали вьющиеся, вечнозеленые лианы, которые спадали с веток, тянулась по земле, поднимались по другому стволу дерева, теряясь в безграничных просторах Амазонки. На стволах деревьев произрастали эпифиты: мох, лишайник и орхидеи различных оттенков и цветов, от жгуче красного до бледно голубого. Орхидеи окутывали лес приятным сладковато-приторным, мускатно-горьковатым, медово-солнечным запахом. На земле росли пышные кустарники, которые пронизывали солнечные лучи.
– Не уверен, – скептически отозвался Домовой, прорываясь меж лиан. Он уловил вдалеке слабое журчание реки. – Нельзя доверять таким местам. Они опасны!
– Может, остановимся, – предложила она. – Я устала. Больше не могу бежать. Вряд ли сороконожки выбегут ради нас из мира тьмы – в мир света.
– Мы бежим не от них.
– А от кого тогда?
– От самих себя, – философски подметил Домовой и остановился. – Будь внимательна.
– Я знаю, – фыркнула она. – Чего ты боишься? Как можно бояться лесной наготы!?
– Красота – это явление обманчивое и зыбкое.
– Оглянись же ты! Прислушайся, как птицы поют!
– Это не птицы, а «поющие» рыбы. Мы подходим к руслу реки.
– Разве рыбы поют? – изумилась Элизабет.
– Еще как поют! Слышишь жужжание, словно летают стрекозы?
– Да.
– Это Колибри. Вон, – он указала рукой на цветок, – одна села на красный цветок и на ходу высасывает нектар. – Домовой пошел вперед, потянув за собой Элизабет. – Ладно. Пошли. Нельзя терять ни минуты.
Они вышли к реке, стремительной и беспощадной, которую с двух сторон обступали изогнутые, почти горизонтальные деревья; их ветки касались бурлящей поверхностью реки.
– Нам обязательно идти через реку?
– Хотел бы я сказать, что нет. Но, увы…
Они зашли в воду по пояс; течение сбивало их с ног.
– Осторожно, на дне острые камни, – предупредил Домовой. – Оступившись единожды, тебе унесет быстрое течение.
– Спасибо, что напомнил!
Когда они дошли до середины реки, на другом берегу реки внезапно появились существа, проницаемые лучами света (словно призраки); они махали руками путникам, Домовому и Элизабет.
– Надо возвращаться, Элизабет! Срочно! – скомандовал Домовой
– Что?
– Давай-давай! Они – опасны!
– Кто они? – спросила она, с облегчением вздохнув, когда вступила на устойчивый берег реки.
– Я не знаю. Но они опасны!
– Откуда ты знаешь?
– Знаю и все! – гневно рявкнул Домовой.
– ТЫ – параноик, Домовой! Отпусти меня!
– Не отпущу, даже не надейся! И я не параноик! Надо бояться тех, кто похож на невинных существ – на людей, которые скрываю свое истинное лицо под толстым покровом притворства.
После этих слов внезапно на их пути появились двое призраков. Домовой с Элизабет остановились, глядя в их добрые кошачьи глаза, на вьющиеся светлые локоны, на милую, располагающую улыбку, на тонкую материю их естества, которую полностью пронизывал дневной свет, на длинные руки, на ноги, парившие над землей.
Они подлетели ближе. Домовой закричал:
– Если вы не остановитесь, то я буду вынужден обороняться!
– Откуда в тебе, дух, столько зла, ярости, ненависти, – сказал призрак мягким, поющим голоском. – Мы ведь ничего не сделали плохого тебе и твоей возлюбленной.
– Я уверен, что еще сделаете! Так что больше ни шагу, а не то…
– А не то что?
– Я сделаю все возможное, чтобы убить вас.
– И что тебе даст убийство? Облегчение, удовлетворение, душевное равновесие? Или окончательное безумие, в которое ты погряз по пояс. То и дело задохнешься. Почему ты не доверяешь нам? Ты нас не знаешь.
– Не подходить! – Домовой был непреклонен. – Я прожил слишком долго на островах забвения, чтобы попасть на вашу хитрую уловку. Сейчас вы будете меня убеждать, что вы хорошие, добрые существа, которые хотят помочь странникам, однажды сбившиеся с верного пути. Так? Я угадал?
– Почти, – неопределенно ответил призрак.
– Почти?
Домового и Элизабет, стоявших спина к спине, окружили со всей сторон улыбающиеся призраки; они манили их, одурманивали.
Элизабет уже скептически относилась к словам Домового, думая, что это его очередная параноидальная истерия. Она хотела – нет – желала верить лесным существам, которые не заметно подкрадывались в ее сознание, глубже и глубже.
– Мы – то, что ты искал весь свой долгий путь, – сказал призрак.
– Чушь! – смеясь, крикнул Домовой.
– Почему ты им не веришь? – спросила Элизабет.
– И ты туда же! – выругался он. – Разве ты не понимаешь, что я должен был найти что-то прекрасное.
– Разве этот мир не прекрасен?
– Нет. Они чудовищны, так как скрывают свое уродство под мантией обманчивой красоты.
– Вот видишь, дух, она верит нам. А почему ты не веришь?
– Я не столь наивен, как она!
– А если я скажу, что на том берегу реки, за лесами, скрывается под тенью кроны тенистого дерева, цветок, переливающийся всеми цветами радуги, который может перенести тебя в иной мир, ты мне поверишь?
– Нет! – Домовой был непреклонен.
– Так я и думал.
– Но, Домовой, если он говорит правду?
– Если ложь?
– А если правду?!
– А если ложь?!
– Почему ты такой упрямый! – вскрикнула Элизабет.
– А почему ты такая вредная? – закричал Домовой.
– Этот спор может тянуться вечность – вечности, которой у вас нет, – заметил призрак. – Я дам вам на размышление ровно минуту: либо вы идете с нами, либо остаетесь. По истечению времени – я исчезну, как и спасительный цветок. Время пошло! Это ваш последний шанс!
– Это обман! – гнул свою линию Домовой.
– Мы должны попробовать. Разве у нас есть выбор?
– Выбор есть всегда!
– Ты в этом уверен?
– Да. Это самая настоящая ловушка, подлая и хитрая.
– Это единственное спасение, от которого мы отказываемся. Ты хочешь вернуться на Землю, так?
– Хочу. Очень хочу. Ты даже не представляешь, как хочу вернуться и обнять Викторию.
– Тогда нужно рискнуть! Ты ведь сам мне говорил, что жизнь – это риск.
– Говорил. Не отрицаю. Но риск делится на две категории: оправданный и неоправданный. В нашем случае, ты предлагаешь неоправданный риск, что само по себе не может быть хорошо! Ты понимаешь?
– Ты сошел с ума!
– Я как раз в здравом уме, а вот ты – нет! Очнись же, Элизабет! Они пудрят тебе голову, а ты мне. Ты должна бороться против их силы и осознать, что это обман. Пойдешь с ними – умрешь!
– Духи, ваше время и стекло, – сказал призрак. – Что вы решили?
Молчание.
– Я жду ответа. И мое терпение не резиновое.
– За нас двоих ответит, Элизабет, – вдруг сказал Домовой. – Как она решит, так тому и быть.
– Но…
– Я так решил. Пожалуйста, не испытывая их терпение.
– Но…
– Элизабет, прими решение. Ведь ты была уверена в своей правоте, так почему же ты теперь молчишь?
– Ладно. Мы…
Томительное, напряженное молчание.
– Мы остаемся! – наконец сказала она.
– Что ты сказала? – обескуражено спросил Домовой.
– Мы остаемся! – закричала она, чтобы каждый услышал ее решение.
– Решение окончательное? – спросил призрак; он был явно ошеломлен не меньше Домового решением Элизабет.
– Да, – уверено ответила она. – Мы так решили.
– Это ваше право! – сказал он. И добавил. – Вы – глупцы! Оба!
Улыбка сошла с его лица так же быстро, как сходит первый снег желтой осенью. Появился звериный оскал. Он посмотрел на других призраков и подмигнул им.
В одночасье призраки покрылись серовато-зеленой чешуей, тела их вытянулись, стали извиваться. Они превратились в змей – в анаконд.
Домовой взмахнул камнем и распорол живот анаконде, которая взмыла в воздух и хотела вцепиться в испуганную Элизабет.
Анаконды обступили их со всех сторон, хищно глядя на жертв. Они жаждали отмстить за убийство их собрата.
Они приближались, заставляя воинственного и храброго Домового покрываться испариной, а Элизабет реветь и дрожать от бессилия и безнадеги.
– Мои войны, пожалуйста, остановитесь! Прошу Вас, не делайте ошибок! Они нужны мне живыми, – скомандовал главный призрак-анаконда. Потом высокомерно и властно посмотрел на Элизабет и Домового. Улыбнулся. Сказал: – Следуйте за нами, духи. Если вы будете сопротивляться, то мне придется вас убить. Если же вы будите вести себя хорошо, то вам представиться возможность увидеть воочию – цветок вечной смерти.
– Мы не сдвинемся с этого места! – воскликнул Домовой, держа на уровне глаз святящийся камень. Он был тверд в своем решении, как скала.
– Еще как сдвинетесь и пойдете, да так быстро, что будет казаться, что вы бежите!
– Домовой, их слишком много, – шепнула Элизабет. – Они нас убью! Лучше согласиться на их условия, пока есть выбор.
Домовой посмотрел на умоляющие глаза Элизабет и сдался.
– Пожалуй, Элизабет, ты права. Будет разумней согласиться на условии этих тварей. – Анаконды зашипели на Домового, не двусмысленно показывая свое недовольство, свой гнев. – Ведите нас! – сказал Домовой без тени страха и дрожи в голосе.
– Почему ты хочешь попасть в мир, где тебя никто не ждет? – спросил призрак у Домового, когда они тронулись в путь, к цветку смерти.
– Ты ошибаешься. Меня ждут. И любят.
– Ты глубоко заблуждаешься, дух. Тебя никто не ждет. Твое место – здесь! Оглянись вокруг – ты в своей стихии. Ты рожден убивать! В твоем теле бежит царская кровь! Посмотри на себя! Ты ведь безжалостный, храбрый, смелый, сильный, умный воин. Зачем тебе быть там, где тебе не рады? В мире, где ты ровным счетом никто – пустое место.
– Именно на Земле, я понял, что я не один в этом огромном мире. Что меня кто-то ждет долгими бессонными вечерами, ценит и любит. Верит в меня, когда это необходимо. Доверяет мне, заполняя мой черный душевный пробел чужими – но такими родными – воспоминаниями, видениями, идеями, мечтами. Разве это не замечательно, когда ты просыпаешься утром и понимаешь, что ты не один среди тьмы, одиночества, боли, жестокости, глядя на нее, на ту самую единственную и неповторимую, которая согласилась прожить с тобой до конца своих дней? Разве одинокая и безумная власть, основанная на смерти, может сравниться с чистой, открытой любовью? Нет! Поэтому я хочу вернуться на Землю, где еще не разучились любить, подальше от Вас, эгоистичных и самовлюбленных тварей!
– Ты все-таки глуп, – сказал призрак. – Я ошибся, когда тебя назвал умным воином, ты – дурак! Ты веришь в то, что давно забыто на одре бытия и сожжено в костре тщеславия. Неужели ты хотел променять все, потереть уважение отца, потерять свой прежний мир из-за какой-то любви?
– Да, – уверено ответил Домовой.
– Ты еще и безумен!
– Возможно.
Когда неглубокая река была успешно пройдена Домовым и Элизабет, они с облегчением вздохнули и пошли дальше, гонимые змеями и попутным ветром. Пробравшись через небольшой участок леса, заросший непроходимыми кустарниками, они вышли на открытую желто-зеленую пустошь. Прямо в центре прорывался сквозь траву крохотный цветок, лепестки которого словно пылали в красных языках пламени. Он и правда завораживал.
Они подошли к цветку.
– Он прекрасен! Изумительно! – восхищаясь, проговорил призрак.
– Да, – согласилась Элизабет.
– Не смотри на него! – закричал Домовой.
– Почему?
– Потому что он опасен, – ответил за Домового самодовольный и, безусловно, самовлюбленный призрак, – не так ли, дух?
Домовой молчал.
– В общем, я не буду больше морочить ваши головы. Надоело. Вам нужно смотреть на цветок в течение минуты. Если раньше завертите головой, я ее снесу с плеч. Обещаю. Думаю, я объяснил доходчиво. Так что приступайте.
– Можно один вопрос? – спросил Домовой.
– Эээ… наверное, нет. Хотя… задавай. Так и быть сжалюсь над тобой.
– Спасибо за одолжение. После того, как пройдет минута, мы вернемся обратно?
– Да.
– Исчерпывающий ответ. Спасибо. Я так и знал…
– Раз ты знал, зачем спрашивал? – поинтересовался дух.
– Чтобы вы отвлеклись.
– Что?
Домовой со всей силы выдрал цветок из земли.
– Нет! – гневно закричал призрак.
– Элизабет, спрячься за мою спину. Закрой уши руками. Я кажется, готов.
– К чему?
– К тому, чтобы оглушить этот остров!
– Что вы вылупились! – кричал он. – Убить их! Убить!
Домовой закричал. Одна анаконда сразу же взорвалась, другие – оцепенели. Домовой кричал, наверное, минуть пять-семь. Закончив, он начал подходить к каждой змее и разрывать руками их пасти; они хрустели, трещали, как старые тряпки.
Одной анаконде удалось спастись, она вырвалась из его стальной хватки и успела обхватить своим мощным, сильным и гибким телом его шею. Домовой взвыл от боли; его тело обмякло, превратившись в мягкую, бескостную плоть. Анаконда выпустила его; он рухнул наземь, не двигаясь, не показывая признаки жизни. Элизабет, позабыв про страх и опасность, подбежала к нему и зарыдала. Змея сначала наблюдала за страданием Элизабет, но потом ей это надоело, и она обхватила ее хрупкое девичье тело. Элизабет не сопротивлялась.
– Убей меня! – завопила Элизабет.
– Как знаешь…
– Стой! – закричал Домовой. Анаконда закрыла огромную розовую пасть. – Стой! Ты ее все равно не съешь!
– Это еще почему?
– Я все понял. Понял, – еле слышно говорил он, лежа на животе.
– Что ты понял?
– Я нашел то, что искал на острове.
– Да неужели? – ехидно спросил призрак-змея.
– Да-да. Нашел.
– И что же это?
– Не что, а кто. Это… Элизабет!
– Что? Это бред!
– Это не бред. Я знаю, что это она.
– О чем ты говоришь? – изумилась Элизабет.
– Элизабет, я искал тебя четыре года. И нашел. Именно ты – то прекрасное, что суждено мне было найти на островах забвения. Я нашел – или ты меня нашла? Если меня кто-нибудь слышит, то отзовитесь на мой отчаянный крик. Это Элизабет! Элизабет! Элиз…
Он не договорил, закричав от боли. Упал на землю. Его дыхание остановилось.
Глава 14
Виктория, сонная и растерянная, встала с кровати, опустив босые ноги на пол.
– Ты слышал, Антон? Или мне показалось? – спросила она.
– Да, – зевая и потягиваясь, ответил он. – Кто-то определенно кричал. Но судя по всеобщему смеху за дверью, можно предположить, что ничего серьезного не случилось.
– Я хочу проверить. На сердце не спокойно. Извини, что оставляю тебя одного. Я скоро вернусь.
– Я буду ждать.
Вика быстро оделась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Мимо нее пробежал испуганный Валера, ни сказав не слова.
Она подошла к толпе – к пяти пьяным студентам, которые непредвзято и нахально пялились в чужую спальню: показывали пальцами, передразнивали кого-то и смеялись.
– Что здесь происходит? – спросила Виктория.
Увидев Вику, одногруппники смутились, сконфузились и перестали смеяться, переключив все свое внимание на нее.
Они расступились, и Виктория, с замиранием сердца, зашла в спальню и увидела нечто такое, после чего ее вера в людей упала до самой низшей планки. Она не могла поверить в реальность происходящего: такого просто не могло произойти. Нет, только не с ней. Только не с Катериной. Но правда колола глаза своей прямотой и жестокостью. Виктория упала на колени больше не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. Кто-то хихикнул. Остальные молчали, глядя на Викторию.
– Что вы с ней сделали, животные? Что? Отвечайте! – кричала Вика, подползая к Катерине, которая лежала на полу, почти голая, свернувшись в клубок; ее тело дрожало. Она ревела, закрыв лицо руками. – Милая моя, успокойся. Все кончено. Все хорошо. Теперь я с тобой. Я рядом. Никто больше тебя не обидит, – она подняла с пола платье, и прикрыло ее нагое тело. – Что случилось, Катерина? Расскажи мне.
Тишина. Лишь тихое бормотание сквозь рыдания и всхлипывания.
Катерина говорила о скрытой камере, об обмане, о лишение девственности, о всеобщем позоре.
Виктория посмотрела на ее трусы; они были в крови. Она ужаснулась, когда поняла что произошло. Ее изнасиловали. Ею воспользовались. Над ней надругались: жестоко, подло и расчетливо. Они сняли ее на скрытую камеру – обесчестив. И ради чего? Чтобы просто посмяться.
Виктория посмотрела на лица завороженных студентов взглядом, полного гнева и ярости. Она закричала:
– Пошли вон, ублюдки! Прочь, поганые волки! – Виктория посмотрела на улыбающегося Григория. – Тебе смешно! Смешно!? Ты за это ответишь! Я обещаю!
– Как интересно. И в чем же меня обвиняют? – ехидничал он.
– Ты причастен к изнасилованию, к моральному унижению, к поступку, которому нет оправдания. Вы все причастны к этому! – Виктория обвела взглядом одногруппников . – Все вы будите отвечать пред судом! Я этого так не оставлю!
– Она сама дала Валере, – ответил он. – Он даже не просил. Можешь, сама спросить у нее. Спроси-спроси. Вот смеху-то будет!
– Катерина, это правда? – спросила Виктория.
– Да, – ответила она.
– О боже!
– Это еще не все, Виктория, – сказал Григорий. – Мы еще не рассказали тебе самого интересного – правду!
– Какую правду? – изумилась Вика.
– Ой, я тебе умоляю, не будь такой безучастной. Ты прекрасно знаешь о нашем маленьком секрете.
– О чем ты? У нас с тобой не было секретов! Ты – бредишь!
– Разве?
– Да.
– Скорее ты, милая моя.
– Не называй меня так.
– Почему? Раньше ты мне разрешала! Ты ей расскажешь о нашем секрете?
Катерина не доверчиво посмотрела на Викторию.
– Нет никого секрета!
– Как что-то случается, наша гордая Виктория сразу в кустики. Не выйдет. Сегодня ты ответишь за все, что ты сделала.
– Что ты сделала? – спросила хриплым голосом Катерина.
– Ничего, хорошая моя. Не слушай его. Он на меня наговаривает.
– Да неужели? – усмехнулся он. – А кто со мной в школе, в столовой, неделю назад, все запланировал?
– Замолчи, подлая тварь! А не то я тебе глаза выцарапаю! – гневно закричала Виктория.
– Виктория, о чем он говорит? Ты тоже причастна к этому?
– Нет! Разве я могла так поступить с тобой? Ты ведь знаешь меня. Как ты могла так подумать обо мне!?
– Прости, – извинилась она.
– Рано извиняешься, Катерина, перед тем человеком, который предал тебя, – сказал староста. – Именно, она все подстроила. Договорилась с Валерой, заплатив ему, чтобы он тебя сопроводил на вечеринку, чтобы тебе было не так одиноко и плохо.
– Замолчи! – закричала Виктория.
– Ты не затычка, чтобы меня затыкать. Я продолжу. Любовное письмо написала тоже она и передала его Валере. Он его переписал своим чудесным почерком, как хороший, прилежный ученик, и отослал его обратно Виктории, которая подсунула письмо тебе под дверь. Потом заставила тебя, пойти на свидание. Почти силком. Я знаю, ты не хотела идти. Я прав? Виктория всегда была хитра и умна, как кошка, поэтому обманула тебя в два счета, сказав, что это, возможно, единственный шанс обрести счастье. И ты сдалась. Поверила. А после… ээ… она тебя оставляет наедине с Валерой, а сама скрывается в другой комнате. А для чего, знаешь? Чтобы обеспечить себе алиби! Что, мол, я вот такая хороша и ни к чему не причастна, мол, во всем виноваты эти тупые придурки, вроде меня. Ведь так, Виктория?
– Я тебе не верю, – сказала Катерина. – Виктория не могла так со мной поступить. Она не такая. Только не она. Я ее знаю.
– Какая же ты все-таки наивная, Катерина. – Он вытащил из кармана диктофон. – Слушай. И вникай.
Григорий нажал на кнопку воспроизведения. Запись пошла. Потрескивание. Шум. Потом тихий, приглушенный голос Виктории, словно из-за стены. Она смеялась. Оскверняла Катерину. Снова смеялась. Снова оскверняла.
– Это не мой голос! Не мой! – запротестовала Вика.
– А чей же?
– Не мой! Это подделка! Я так бы никогда не сказала!
– В этой комнате находятся почти четырнадцать человек, и они все могут подтвердить, что это голос – твой.
– Как ты могла? – спросила Катерина, глядя в сверкающие глаза Виктории. – Я ведь тебя считала лучшей подругой, а ты…
– Не верь им! Не верь! Они хотят оболванить и меня, и тебя! Ты знаешь, что я никогда бы не пошла на это. Никогда!
– Тогда почему я слышу то, что я слышу? – По щекам Катерины бежали слезы. – Ты унижаешь меня! Слышишь?
– Это не мой голос! – Виктория схватила ее за плечи. – Почему ты не веришь?
Катерина посмотрела на нее холодным взглядом. Сказала:
– Отойди от меня.
– Нет.
– Отойди! – повторила Катерина.
– Нет.
– Отойди! – закричала она.
Виктория отпустила ее. Катерина ударила по ее щеке и убежала прочь, зарыдав. Ошарашенная Виктория от случившегося, села на пол, не понимая, почему и за что ее наказала лучшая подруга, которая поверила в бредни мошенника – в хитроумный план Григория.
– Что за херня тут творится! – воскликнул сонный Антон, когда зашел в спальню. – Виктория, ты чего разлеглась на полу? Что тут вас творится? Почему Катерина вся в слезах выбежала на улицу?
Он присел на корточки, обнял Викторию.
– Что случилась, любимая?
Вика не ответила. Она откинула его руку.
– Ты что?
Она встала. И кинулась на старосту. Ударила его по щеке, выпустив ногти. Григорий опешил; по щеке побежала кровь. Потом она вцепилась одной рукой в его волосы, а другой – стала истошно бить, куда попало. Когда она ударила его по голове хрупкими казанками, он вскрикнул от боли. Антон ловко оттащил Вику от Григория и попросил успокоиться.
Но Виктория не хотел успокаиваться, и ударила Антона, который не хотел ее отпускать. От неожиданного удара в область паха, Антон выпустил Викторию, которая побежала за Катериной, пока не случилось непоправимое.
Вика бежала за ней по лесу, вдыхая и выдыхая морозный осенний воздух. Яркая луна, выглянувшая из-за серо-пепельных облаков, осветила пышные кроны вечнозеленых сосен; пожелтевшую траву; лесные невидимые тропы; два силуэта, бегущих в вечерних платьях. Нагнав Катерину, Виктория схватила ее за руку и попыталась остановить. Но неудачно. Они обе упали на землю, испачкав платья в перегное и смоле.
Катерина снова ударила по лицу Викторию.
– Не подходи ко мне! Я ударю тебя снова!
– Пожалуйста, ударяй столько, сколько тебе угодно! – самоотверженно сказала Виктория. – Хоть до смерти избей! Я буду терпеть, но руку твою не отпущу. Я – твоя подруга и я не позволю тебе совершать глупостей.
– Оставь меня! Я хочу побыть одна! Ты – предала меня! Предала! Ты мне не подруга!
Катерина попыталась вырваться. Тщетно. Виктория вцепилась в ее руку мертвой хваткой.
– Я не отпущу. И я все еще твоя подруга! И всегда ей буду! Ты слышишь меня – всегда! Повторить? ВСЕГДА!
Катерина ударила ее по лицу. Снова и снова. Потом зарыдала, упал наземь. Спросила:
– За что?
– Ты успокоилась?
– За что?
– Посмотри в мои глаза. – Катерина послушалась. – Видишь в них боль – боль от того, что моя подруга, оказывается, не доверяет мне. Боль от того, что ты наивно поверила тем, кто надругался над тобой. Боль от того, что я не в силах была остановить то, что произошло, хотя мое сердце подсказывало, что что-то не так, что что-то произойдет плохое. Боль от того, что я сама тебя толкнула в пропасть, в злобные лапы Валеры, не подумав о последствиях. – Виктория обняла ее, прильнув к лицу; она плакала, но продолжала говорить. –Посмотри на меня. Посмотри. Разве я смогла бы пойти на это? Вспомни все наши чудесные встречи в стенах общаги, прогулки по паркам, по городу, бессонные ночи, когда мы рассказывали друг другу разные истории из жизни. Вспомни, все самое хорошо. Вспомни, все самое плохое. Вспомнила? Я – да. Когда мы были вместе, не было ни зла, ни боли, ни призрения, ни зависти, ни других человеческих пороков. Нам всегда было хорошо вместе! – Виктория поцеловала ее в щеку. – Я люблю тебя! Люблю! Люблю!
– Я…
– Скажи, что любишь меня. Ты все поймешь. Тебе станет легче.
– Я люблю тебя, – сквозь рыдания сказала Катерина. – Прости-прости меня! Я не знаю, о чем думать. Это правда не твой голос на пленке?
– Правда-правда. Я н…
Через несколько минут к ним прибежал встревоженный Антон и сказал, что пленка была поддельная. Трусливый и подлый Григорий признался ему, когда он его припер к стенке.
– Прости меня, – снова извинилась Катерина.
– Ты не знала. Главное, что ты мне поверила.
– Надо возвращаться в дом, – сказал Антон. – Жуть, какой холод! Наверное, минус. Мы все продрогнем.
– Надо. Как ты, Катерина, справишься?
– Да. Я – сильная. Сильнее, чем они думают.
– Я знаю. Знаю, – сказала Виктория и обняла сначала ее, а потом Антона.
Они пошли обратно в дом…
Глава 15
Безликая поступь в пелене облаков. Надвигающиеся волны холодного воздуха. Мимолетная легкость. Ощущение пустоты, безразмерности, покоя. Нет больше ограничений, преград, многовековых ответвлений, разлагающих территории на разные континенты. Теперь оно – пространство, расщеплено на невидимые атомы. Теперь целая Вселенная погружена в невидимые сети возможностей и ограничений, бесчестия и счастья, добра и зла, любви и ненависти, жизни и смерти.
