Василий Васильевич Пряхин
Виктория
– Прекрати! – завопил Домовой. – Хватит, я больше не выдержу!
Элизабет оторвалась от его губ, он упал наземь и зарыдал. Она подошла к нему, он ее крепко обнял, сказав:
– Я не хочу быть таким, как он! Не хочу! Не хочу стать монстром!
– Ты не будешь таким, если сможешь противостоять им. Теперь ты мне веришь?
– Да, – ответил Домовой, посмотрев в глаза Элизабет, которые притягивали его. – Давай вернемся обратно. Здесь жутко.
Через десять минут они вернулись обратно к Виктории.
– Ну как? – поинтересовалась Вика.
– Все хорошо. У меня нет оснований не верить Элизабет, поэтому я решил – действовать. Слава Богу, что у меня есть план.
Виктория обняла Домового, положила голову на его плечо и шепнула, что он самый лучший. По его щеке скатилась скупая мужская слеза.
– О чем это ты, Домовой? Какой план? – поинтересовалась Элизабет.
Домовой подробно рассказал Элизабет о его дальнейших действиях, когда он вернется в колледж.
– Сколько у вас осталось времени побыть наедине? – спросила она.
– Примерно час. Не больше.
– Тогда не теряйте ни секунды. Время – золото. Кто знает, когда вы в следующий раз встретитесь? Все я ухожу, я выполнила с честью и достоинством свою миссию. Прощайте.
– Спасибо тебе за все, Элизабет, – поблагодарил ее Домовой, но она его не слышала, так как исчезла, растворившись в перламутровом осеннем небе.
Они пришли домой, легли на постель, забрались под одеяло и, обнявшись, взялись за руки и стали смотреть друг другу в глаза, чтобы налюбоваться ими перед долгой – возможно, вечной – разлукой. Виктория сначала улыбалась Домовому, потом, когда больше не было сил терпеть и скрывать свои истинные чувства, она поцеловала его в носик и зарыдала, уткнувшись лицом в его широкую грудь. Домовой гладил ее шелковые волосы и успокаивал, обещая, что все будет хорошо, что их дружба преодолеет любые трудности и что они обязательно встретиться, потому что по-другому и быть не может.
– А что если судьба свела нас, чтобы потом разлучить? – не унималась Виктория.
Он замолк, не зная, что ответить на этот вопрос. Он был в таком же смятении, что и она. На грани паники перед неизведанным и смутным будущим, окаймленным беспросветной тьмой лжи и обмана. Перед будущим, которое наступит уже сегодня, через несколько минут и поглотит их дружбу в объятия неотвратимого настоящего. Он не знал, что их ждет впереди, встретятся они когда-нибудь или нет. Не знал, сможет ли он попасть на те проклятые острова забвения, как и не знал, сможет ли он выбраться оттуда. Он не знал, кто он, кто его отец. Он не знал НИЧЕГО. И это его пугало до дрожи.
Постучали в дверь.
– Виктория, это я, – крикнул Василий. – Я знаю, что у тебя Домовой.
Виктория встала с постели, смахнула слезы, сухо улыбнулась и открыла дверь.
– Ты чего закрылась! – воскликнул Вася. – Привет, Домовой! Как дела? – он подбежал к кровати, сиганул на нее и обнял Домового.
– Привет, Василий. Дела идут. Как у тебя?
– Все круто! Ты не представляешь, что со мной вчера приключилось.
– Если, честно не представляю. Расскажешь? – он подмигнул ему: Вика легла к брату и Домовому.
– Конечно, расскажу. Обещайте, что не будите надо мной смеяться?
– Не будем.
– Обещаем, – добавила Вика.
– Помните, вы пообещали. Кстати, я только сейчас заметил, что опасная тройка снова вместе, как в старые добрые времена! Круто! Ведь так, Виктория? Домовой?
– Именно, – ответила она, посмотрев печальными глазами на Домового.
– Лучше сказать незыблемая тройка, – подправил его Домовой.
– Не важно, незыблемая или опасная. Главное, мы вместе. – Василий вырвался из объятий Домового и Виктории, сел напротив них и начал рассказывать. – Вчера мы с друзьями пошли в детский садик гулять. Так сказать вспомнить детство и счастливые деньки. Купили в ларьке три литра газировки, чипсов и море освежающих конфет. Надурившись и наевшись, я лег на крышу веранды и смотрел на небо, пока мой живот не закрутило и не завертело так, как юлу или монетку на ровном полу. Я, если честно, испугался. Думал, что умираю и, возможно, в последний раз смотрю на это голубое небо. Ко мне подошел Вовка и сказал: «Нет, ты посмотри на него, лежит тут, кривляется! Сходи за веранду и будет тебе облегчение!». Я поначалу и не понял, что имел в виду Вовка под словом «облегчение», но потом до меня дошло, я спрыгнул с веранды и ну… вы сами понимаете.
– Фу! Какая гадость, Василий! – воскликнула Виктория.
– Да подожди ты фукать! Я еще не рассказал до конца! После этого мне стало намного легче, я оторвал первый попавшийся листок, вытер попу, надел штанишки и вышел из-за веранды, посвистывая. Но свистел я не долго. А знаете почему? Да откуда вам знать. Я перестал свистеть, потому что моя попа реально стала гореть. Я бегал, как очумелый, по всему садики на потеху друзьям, пока не нашел в садике небольшой фонтанчик и не плюхнулся туда прямо в штанах. Вы бы знали, какое это было облегчение! Вечный кайф! Потом, правда, меня называли друзья: «Васька – мокрые штанишки». Но я на них не обижаюсь. Сам виноват.
Домовой долго держался, но потом не выдержал и засмеялся звонким смехом.
– Эй, ты чего? Ты ведь обещал не смеяться! Так нечестно! – обиженно воскликнул Василий.
Виктория, глядя на веселого Домового, тоже засмеялась, искренне и беззаботно.
– И ты ту даже, Вика! Все я вам больше ничего не расскажу!
– Да ладно тебе, Василий. Не обижайся. Это очень смешно. Со мной такая же история приключилась.
– Правда? – обрадовался Вася.
– Да. Зачем мне врать? Меня только называли еще круче: «Огнедышащая попа».
Теперь они смеялись все вместе, позабыв о будущем и наслаждаясь настоящим.
Глава 5
– Виктория! – крикнул Антон, стоя в очереди в просторной столовой.
Вика обернулась, махнула ему рукой и повернулась обратно к Марье Владиславовне, с которой разговаривала насчет школьного похода в кинотеатр после уроков в эту пятницу. Мария Владиславовна была заслуженным учителем Российской Федераций, в их школе она вела ОБЖ и сокращенный курс вводной экономики и была организатором культурных мероприятий. Учительница была одета в строгий бархатный костюмчик. Ее лицо избороздили старческие морщины, усталые глаза говорили о нелегкой жизни в стенах школьного заведения, только широкая и симпатичная улыбка говорила о том, что она когда-то давно была прекрасна, как росинка на зеленом листке.
– Хорошо, Виктория, тогда договорились. Пятница как раз у меня свободна. Прости, Вик, я тут запамятовала, у вас в пятницу мой предмет есть?
– Да, Мария Владиславовна. Последним шестым уроком. «Экономика».
– Замечательно. Наверное, никто не будет против, если мы вместо того, чтобы учиться сорок минут, потратим это время на сборы в кинотеатр?
– Я думаю, что нет, – улыбнулась ей Вика.
– Так и еще… я хотела узнать, Виктория, какой фильм показывают в кинотеатре?
– Новый полнометражный анимационный фильм. Не помню точно, как называется. Вроде бы «Мадагаскар».
– Замечательно. Вопросов больше не имею. Встречаемся в двенадцать тридцать по полудню у меня в кабинете, в пятницу.
– Да. Я всем передам. До свиданья, Мария Владиславовна.
– До свидания, Виктория.
Виктория, порыскав глазами, не нашла Антона в кричащей толпе (наверное, убежал! – подумала она про себя) и встала в общую очередь.
– Виктория! – снова крикнул Антон. Она развернулась и увидела, что он сидит за кухонным длинным столом школьной столовой. – Ты сегодня со мной поздороваешься или нет?
Вика улыбаясь и подошла к нему:
– Все хотела, да вот незадача – не могла найти тебя.
– Ага, я же такой маленький, словно дюймовочка.
– Да как же! Дюймовочка! – засмеялась Виктория, похлопав его по плечу. – В тебе семьдесят две дюймовочки.
– Всего-то? – сквозь смех удивился он.
– У тебя рост примерно 180-183, да?
– Ну… да. Где-то в этих пределах, – неуверенно ответил он.
– Дели свой рост на 2,54 и получай дюймы. Неужели не знал?
– Дак я ведь неуч! – ухмыльнулся он. – Только об одном и мечтаю на уроках?
– О чем же? Хотя стой, подожди, пока не говори, я сама догадаюсь. Ты мечтаешь стать актером. Эти думы тебя преследуют. Да? Я угадала?
– Нет. Я мечтаю, мечтаю, чтобы ты сейчас села напротив меня и пообедала со мной. Исполнишь мою мечту?
– А ты хитер, Антон! – воскликнула Виктория. – Даже вторую порцию купил!
– Я таков. Так что составишь мне компанию?
– С удовольствием. Буду сегодня Девой – исполнительницей прихотей и заветных желаний. – Виктория села за стол, рядом с ним. – Не люблю сидеть напротив кого-то. Уж, прости.
– Да, ничего. Так даже лучше.
– Какой вкусный суп! Как же я хотела кушать! Ей богу, думала, умру.
– Оказывается, я твой – спаситель.
– Ага, прям Зевс во плоти!
Они снова засмеялись.
– О чем разговаривала с географичкой? – спросил он.
– Договорилась с ней насчет культурного похода в кино в эту пятницу. Правда, здорово?
– Да, здорово! Можно с вами?
– Нельзя. Ты ведь из параллельного класса.
– Какая разница? Ну, пожалуйста, Виктория. Обещаю, буду тихо себя вести.
– Ладно, – сдалась Вика. – Но я ничего не обещаю. Если Марья Владиславовна не разрешит тебе с нами идти, значит…
– Я обломаюсь. Я понял, – он замолчал.
Когда они все съели, Антон спросил.
– Я тут подумал, Виктория… может нам с тобой после уроков порепетировать? Я просто боюсь, что мы не успеем.
– Я думаю, можно. Времени осталось мало, дополнительная подготовка лишней не будет. Давай тогда встретимся после школы. Подходи к турникам. У тебя, сколько уроков?
– Вроде бы пять. Сейчас посмотрю. – Антон достал из портфеля дневник. – Так, так, так. Это не то. Не то! Точно, пять. Угадал.
– Хорошо. У меня тоже пять, – сказала она, взяла поднос с грязными тарелками и встала из-за стола. – Ладно, Антон, я с тобой еще не прощаюсь. Скоро увидимся. Спасибо за обед.
– Да не за что. До встречи.
– До встречи.
Виктория зашла в женский туалет. Помыла руки, умылась. Открыла кожаную сумочку, достала оттуда листок бумаги, развернула его и начала читать:
«Здравствуй, Виктория! В очередной раз убеждаюсь, что жизнь – все-таки странная штука, которая может в любой момент преподнести как сюрприз, так и подлянку со смертельным капканом. Это письмо я написал пару дней назад и подразумевал, что оно будет любовным посланием. Но «жизнь» внесла свои коррективы, все расставив на свои места и мое письмо в мгновение ока, превратилось в прощальное. Извини, что вступление написано мной небрежно и коряво, писал в последние минуты перед тем, как с тобой проститься. Мне все еще не вериться, что это встреча, может быть п… фразу умышленно обрываю, потому что я в это не верю. И ты не верь!
Долго думал, как признаться тебе в любви, чтобы ты это запомнила. Испробовал тысячу вариантов и все мне были не по душе. Начинал с любовной серенады и заканчивал банальным «мыльным» текстом, что-то вроде: «О, Виктория! Я люблю тебя! Ты любовь всей моей жизни! Я не могу без тебя жить!». И так далее и тому подобное. Согласись, если я остановился на таком варианте признании, было бы, как минимум, шаблонно и картинно. Поэтому я решил пойти иным путем – путь, который мне подсказала влюбленная пара. Я стал случайным очевидцем их размолвки. Я сидел в галерее, они сидели напротив меня и ругались, не стесняясь того, что их могут услышать другие духи, в том числе и я. Она кричала: «Мне надоели такие отношения! Ты холоден, как лед и черств, как хлеб! Признайся, что давно меня не любишь и все делаешь мне назло?». Он ничего ее не отвечал, он задумчиво смотрел на нее и молчал, подняв брови вверх. Его молчание еще больше злило ее, и выводила из себя. Она кричала: «Почему ты уставился на меня и не отвечаешь?». Он молча поднялся со скамьи и обнял ее, касаясь губами ее алых щек. «Милая, успокойся, – сказал он тихим певучим голосом, – не надо кричать из-за пустяков. Просто наши чувство немного остыли. Но это не значит, что я тебя больше не люблю или люблю меньше. Поверь мне, я люблю тебя еще больше». Она спросила: «Но почему ты сейчас молчал?». Он ответил ей: «Потому что, я вспоминал все то хорошее, что между нами было. И понял одну важную вещь». Он снова замолк, но она снова спросила: «О чем ты вспоминал и что ты понял?». Он нехотя, но ответил ей, поглаживая ей рыжие волосы: «Я вспоминал, как мы первые встретились возле песчаных бурь. Как ели кислотные леденцы в шатрах и смеялись, как дети. Как впервые поцеловались на самой высокой дюне при бледно-красном сиянии луны. Как ходили втихушку от родителей гулять по вечерам. Как пошли вместе в колледж и стали жить в одной комнате, словно семейная пара. Почему я говорю «словно». Мы и так с тобой семейная пара – два родных духа, которые согласились разделить свое славное бремя. – Он замолк на несколько секунд, чтобы поцеловать ее, после чего продолжил. – После того, как я вспомнил нашу совместную жизнь, я понял довольно простую истину, что в нашей жизни белых полос больше, чем черных. Поэтому, я более чем уверен, что это черная полоска, наша пустякова размолвка, ближайшее время потонет в белом облаке счастливых моментов…» Он хотел что-то еще сказать, но больше не смог, так как она его стала целовать и целовать.
Правда, замечательная история любви? Именно она мне дала толчок к тому, чтобы написать следующие слова – слова благодарности.
Спасибо тебе, Виктория, за то, что ты со мной столько, безусловно, прекрасных лет, которые были для меня сказкой наяву, раем на земле, землей обетованной среди высохшей пустоши.
Спасибо тебе за твою безграничную доброту, искренность, понимание и терпения ко мне. Я знаю, я был порой невыносим и неоправданно жесток к тебе: и предавал (ты знаешь не хуже меня историю той роковой ошибки), и обижал подлыми словами, глупыми поступками, и унижал, сам того не замечая, и специально шел против твоей воли, как бы назло. Прости меня.
Спасибо тебе, Виктория, за то, что ты умеешь прощать чужие (мои) ошибки и продолжаешь любить меня несмотря ни на что, невзирая ни на какие обстоятельства.
Когда я оглядываюсь назад, на свои нелогичные и глупые поступки, я задумываюсь, а почему я их совершал по отношению к той, которая была моей феей, дарующей безвозмездно истинное волшебство – свою любовь? И, к сожалению, четкого ответа на этот вопрос, я не могу найти, как бы усердно я не старался. На самом деле, его нет. Только предположения. Возможно, я был слишком амбициозен, высокомерен и горд. Возможно, хотел показать свое превосходство перед тобой. Возможно, хотел доказать тебе, что я не такой, как все, что я – сильный и смелый. Хотя, оказался, как и все, трусливым и слабым. И это истинная правда. Возможно, я хотел, чтобы ты меня уважала, восхищалось мной, как Ди Каприо. И еще тысяча: «Возможно». Что было, то было и ничего теперь не изменишь. Я прав? Поэтому… прости меня, Виктория, еще раз, за то, что я иногда пренебрегал нашей дружбой и чуть не потерял ее, однажды, выпустив из рук связующую нить – твое доверие.
Спасибо тебе, Виктория, за то, что ты есть на этом белом свете. Если бы не ты, Вик, я давно бы превратился в монстра без лица и без души, скитаясь неприкаянно по свету и разрушая то, что в принципе нерушимо.
Виктория, ты изменила мир в лучшую сторону. Ты спросишь меня, как? Я отвечу тебе – ты храбро и самоотверженно уничтожила того злого монстра внутри меня и спасла тем самым сотни человеческих жизней.
Спасибо тебе, Виктория, за то, что ты живешь в моей памяти.
Если даже мы больше никогда не встретимся, ты всегда будешь со мной. Ты всегда будешь для меня той маленькой девочкой в красном платьице, которая научила меня кататься на велосипеде, качаться на качели, мечтать, целоваться, любить жизнь, такой, какая она есть, смотреть на нее с иного ракурса. Ты будешь той девушкой, которая никогда не стеснялась и никогда не отказывалась от меня своего друга. Будешь той, которая стала для меня жизненной опорой, сильной и несгибаемой. Именно ты научила меня стремиться к своей цели, к своей мечте и не огладываться назад, всегда идти до победного конца, как бы ни была тяжела дорога к успеху. Ты та женщина, которая научила меня любить не только жизнь и самого себя, но научила любить и ближнего своего. Взаимная любовь – вот, что держит мир в равновесии и не дает нам стать кончеными эгоистами. Я помню, как ты это сказала, Виктория. Спасибо.
Спасибо тебе, Виктория, за все…
А теперь, чтобы разбавить приторно-сладкую составляющую данного письма, вспомни, пожалуйста, как…
Как мы с тобой познакомились и, как ты потом удивилась, что я живу в платяном шкафу.
Как мы впервые подарили друг другу первые подарки.
Как мы в понарошку сражались против огромных скорпионов в пустыне, чтобы защитить твой луг, на котором жили волшебные феи.
Как мы лежали в межгалактическом туннеле, смотрели на яркие звезды, на твою голубую планету, которая казалось вдалеке небольшим шаром. И мечтали…
Как мы с тобой бежали от духов по лестничной площадке, когда гостили у твоей бабушки.
Как мы пускали в небо воздушного змея с твоим братом, как жарили на костре хлеб и сосиски, как рыбачили, рассказывая друг другу смешные истории.
Как мы впервые серьезно поругались.
Как мы закопали бабушкино ожерелье возле моего дома, чтобы наша любовь была нерушима до самой старости, пообещав друг другу вместе выкопать его через шестьдесят три года. Я помню…
Как мы впервые расстались на долгие шесть месяцев.
Как мы вместе пережили потерю близких тебе людей, Ильи и дедушки.
Как мы впервые занялись любовью.
И еще тысяча воспоминаний, связанных с тобой, Виктория.
Разве такое возможно забыть?
Надеюсь, что ты вспомнила все эти эпизоды Нашей жизни: посмеялась, поплакала или просто улыбнулась или взгрустнула.
Знаешь, что замечательно в воспоминаниях? Ты понимаешь, как здорово кого-то любить.
Я осознанию, что написал письмо, крайне неумело и не так романтично, как хотелось бы. Ну и пусть! Зато мои мысли шли от чистого сердца.
Еще раз спасибо, Виктория. И… я люблю тебя!».
Виктория сложила прочитанное на седьмой раз письмо, сдержалась, чтобы не разрыдаться, вытерла слезы и пошла на урок.
Спустя два часа Виктория встретилась с Антоном на игровой площадке. Антон сидел на резиновой шине, закопанной наполовину в землю. Он ждал Викторию уже больше получаса. Было пасмурно и сонливо.
– Извини, Антон, задержалась на физике. Давно ждешь?
– Нет. Наверное, минуты три, не больше. Э… сам опоздал, – обманул он.
– Хорошо. – Вика положила кожаную сумочку на соседнюю шину и извлекла из черного пакета, в котором лежали все ее учебники и тетради, сценарий спектакля. – Всегда его беру с собой. Если есть свободная минутка – учу реплики.
– У меня та же самая история. – Он подмигнул Виктории, открыл тринадцатистраничный сценарий, вспомнил свою реплику и спросил. – Ты готова? – Вика кивнула. – Тогда поехали. « – Алиса, почему люди ко мне так жестоки, я ведь не вор, не убийца, не садист? Я такой же член общества, как и они…».
Репетировали они долго, пока не продрогли так, что скулы начали дрожать, а некогда румяные щеки посинели.
Прощаясь после репетиции с Викторией, Антон сказал:
– Виктория, ты очень чувственно играешь. Ты даже умудрилась заплакать.
– Спасибо. Но не обольщайся, я не такая хорошая актриса. Просто вспомнила о своем молодом человеке.
– А что он натворил? Может, мне с ним поговорить? Я могу.
– Ничего он не натворил. И спасибо за помощь, – усмехнулась Виктория.
– А что случилось?
– А еще, говорят, что только женщины любят посплетничать!
– Не хочешь говорить – не надо. А зря! Я бы тебя выслушал, как друг, и дал бы какой-нибудь полезный совет.
– Теперь он переехал в другую страну. И мы, возможно, больше никогда не увидимся. Правда, печально? Вот поэтому я всплакнула, когда моя героиня убежала от Чарли. – Виктория выдержала паузу. – Ну и где твой совет?
– Мне очень жаль, – растерялся Антон.
– Мне тоже, – сказала она, чмокнула его в щечку, обняла и шепнула его на ухо. – Спасибо за сегодняшнее двойное свидание. Сначала в столовой, потом – на спортивной площадке школы.
– Я… не… не было никаких свиданий. Хотя кого я обманываю, ты меня раскусила. – Улыбнулся Антон.
– Ты милый. Все я побежала, – она закинула сумочку через плечо.
– Давай, беги. Только Виктория…
– Что? Хочешь назначить мне свидание?
– Хотел, – ответил он, глядя в ее большие глаза. – Пойдешь?
– Ты ведь мой друг? – спросила она.
– Да.
– Тогда ты должен понять. Нет. Прости.
– Ничего, – ответил он притворно-веселым голосом. – Тебя проводить до дома?
– Спасибо за заботу. Я сама. Пока.
– Пока, – грустно сказал он, помахал ей рукой и побрел домой, думая о своей неудаче. Думая о ней.
По дороге домой, Виктория была почти уверена, что за ней кто-то следит. Она несколько раз останавливалась, оборачивалась, внимательно осматривая местность, убедившись, что никого нет, шла дальше с тревожными мыслями. Выйдя на безлюдную дорогу, Виктория побежала. Она бежала, а ей казалось, что ее кто-то догоняет и хочет засадить в спину холодный нож. Успокоилась она тогда, когда забежала в дом – в крепость или в ловушку? – и закрыла дверь на два замка.
Что с тобой? – спросила она у себя. – Совсем рехнулась, Виктория? Тебе уже черт знает, что мерещится! ТЫ – параноик!
Она сняла обувь, положила ключи на комод, бросила сумку с пакетом на пол, помыла руки и обнаружила на кухонном столе записку от мамы:
«Мы с Василием зайдем в гости к Романовым. Не теряй. Суп и макароны с колбасой в холодильнике. Смайлик. Люблю тебя. Твоя мама».
Положив записку обратно, Виктория увидела на вымощенной пурпуровой плитке следы от грязных ботинок. Она вздрогнула, взяла в руки нож и пошла по грязным следам в коридор.
Тишина угнетала. Тиканье часов раздражало. Тик-так. Где-то нечасто, но раскатисто – в тишине, по крайней мере, так казалось – стучала открытая форточка от сильных порывов ветра. Бряк-бряк. Из водопроводного крана капала вода в раковину. Кап-кап. Учащенное биение сердце больно отдавалась в ушах, как от автоматной очереди.
Виктория шла медленно и аккуратно, чтобы не шуметь. Испарины на лбу превращались в соленые капли, которые скатывались по коже, оставляя влажные дорожки на напряженном красном лице.
Грязные следы от ботинок вели на второй этаж. Виктория встала на ступеньку. Скрип. Виктория закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. В доме повисла мрачная, нагнетающаяся тишина.
Вика стала подниматься, еще крепче сжимая рукоятку ножа, отчего костяшки пальцев побелели, а ладошка вспотела. На последней ступеньке винтовой лестнице следы исчезли.
Она стояла в коридоре, в темных углах которого ей мерещились силуэты, они словно следили за ней. Вика закрыла глаза, потом открыла. Никого. Она пошла в комнату брата, так как она была ближе. Прикоснулась дрожащей рукой к медной рукоятке, повернула ее влево и прежде чем войти, перекрестилась. Резко открыв дверь, она увидела, что в комнате никого нет кроме мебели и детских игрушек, разбросанных по всей комнате. Убедившись, что никого нет за темно-бархатными шторами, за дверью, за шкафом, в шкафу, под кроватью, она с облегчением вздохнула и подняла с пола пластмассового Солдата Джо.
– Как же мне не хватает такого мужчины, – сказал она и…
Бряк!
Хлопнуло форточка.
Виктория визгнула, выронила солдатика из рук и обернулась, махая ножом в разные стороны.
Бряк-бряк-бряк! – неугомонно продолжало брякать форточка.
– Дура! – отругала себя Вика и засмеялась. – Это просто форточка! И все!
Она вышла из детской комнаты, зашла в кладовую. Никого. В мастерскую. Лишь краска, кисти, чистая бумага и длинный холст на подставке.
Наконец осталась еще одна комната. Ее комната. Виктория открыла дверь. Пройдя в комнату, она не заметила ничего подозрительного, разве только форточка была открыта. Вика подошла к окну и закрыла ее. Глубоко вздохнув, оглядев пустую комнату, она села с облегчением на стул, посмотрела в зеркало и сказала:
– Ты сходишь с ума! – она закрыла глаза, приложила ладони к горячему лицу, и вновь открыв, увидела позади себя в отражении зеркала суровое лицо отца Домового, высунувшееся из платяного шкафа.
Виктория от испуга закричала и упала со стула.
– Не кричи так громко, Вика. Я знаю, ты рада видеть старого знакомого. Можно с тобой поговорить?
– Нет. Убирайтесь из моей комнаты, – воскликнула Вика.
– И где твой этикет? Где твое радушное гостеприимство, которое ты оказывала моему сыну? Чем я хуже его? – спрашивал он, приближаясь к ней.
– Не подходите ко мне, – она встала с пола и попятилась к двери, не отрывая взгляд от его красных глаз.
– Хочешь сбежать от меня?
– Нет. Я просто не хочу вас видеть.
– Врешь! Ты хочешь убежать, так как боишься меня. Я чую твой страх так же, как чует акула кровь.
– Вы мне противны.
– Спасибо. Я искренне польщен. – Он засмеялся и дверь посади Виктории, захлопнулась с такой силой, что стены задрожали. – Присаживайся, пожалуйста, на эту кровать, а я сяду на этот дивный стул. Нужно поговорить.
– Вы не должны здесь находиться! Мне говорил Домовой, что вы дали друг другу обещания, что…
– Я без тебя знаю, какое я дал обещание сыну, – закричал он, сел на стул и сказал спокойным голосом. – Да, я нарушитель. Но так необходимо. Если честно, меня раздражает, что ты такая непонятливая. Почему ты все еще стоишь? Кому я приказал сесть! А? Не будь упрямой, я не люблю уговаривать. Хуже будет.
Виктория покорно села на кровать. Он ехидно улыбнулся.
– Так-то лучше, девочка моя. С чего бы начать. Ах, да! Знаешь, тут такое дело выяснилось, к моему большему несчастья и негодованию, мой славный мальчишка, откуда-то узнал много разных тайн, о которых он в принципе не должен был узнать. Но узнал. Кстати, это не самое плохое. Самое плохое заключается в том, что теперь мой сыночек пытается шантажировать этой информацией и меня, и членов моего благоразумного братства. А это приводит к тому, что мы вынуждены идти на срочные меры: отпустить или убить его. Мы еще не решили. Так вот, милая моя, Виктория, к тебе есть вопрос. Ты случайно не знаешь, откуда мой сынок нахватался этой дряни, которая сейчас разлагает его светлый мозг?
– Я ничего не знаю, – отрезала Виктория.
– Даже краешком ушка ничего не слышала?
– Нет!
– Странно, странно… А знаешь почему?
– Не знаю и не хочу знать, – грубо отвечала Вика.
– Странно, потому что вы на протяжении десятка лет – я ведь прав насчет десяти лет? – были практически неразлучны. Сначала закадычные друзья, потом влюбленные юнцы, а позже страстные любовники. Так ведь, Виктория? Так, так. Я все это время был против ваших отношений и делал все возможное, чтобы разлучить вас. Но, увы, мои планы рушились, а все из-за вашей чертовой Любви. И что в итоге? Я направил весь гнев сына не на тебя, а на себя. Старый дурак! – Он засмеялся. – Но в один прекрасный день я решил сменить тактику. Я решил пойти на обман, решил показать сыну, что готов пойти на уступки ради ваших отношений. Я пообещал, что у него будут воскресные встречи с тобой при одном условии, если он будет лучшим в классе. И это сработало! Он стал лучшим, как когда-то это сделал я, его отец, его дед, его прадед и так далее. Я думал, все схвачено. Через полгода он должен был окончить обучение в колледже. Убить тебя, сучка! И должен был занять в итоге почетное место в нашем обществе. А тут на тебе – детская неожиданность – в самый разгар его возможностей. Ты понимаешь? Да ни хрена ты не понимаешь. И вообще я отвлекся. Так… на чем я остановился. Черт! Ах, да! Вы с Домовым десять лет делились своими секретами, тайнами и что ты хочешь сказать, что ты об этом ничего не слышала?
– Я знала об его планах. Он вчера мне рассказал, что намерен убежать из колледжа, чтобы попытать свое счастье на островах забвения, нежели учиться в колледже, который просвещает бесчестие.
– Он так сказал?! Маленький негодник! Продолжай?
– Больше ничего я не знаю. Кто ему сказал эту информацию, он не говорил, а я не спрашивала.
– Вопрос. Можно ли тебе верить? Я думаю, что… нет. Ты врешь! Врешь! – закричал он, встал, взял в руку стул, размахнулся и сломал об пол. – Говори правду, сучка, а не то с тобой будет то же самое, что приключилось с этим стулом. Ты этого хочешь? – спросил он, подойдя к ней вплотную.
– Нет, – заревела испуганная Вика.
– Тогда скажи правду, и все!
– Я вам рассказала то, что знала. Честно, – голос Виктории дрожал.
Он обхватил ее шею холодными костлявыми пальцами и начал душить.
– Говори!
– Я не знаю.
– Кто ты?
– Виктория, – хрипела она.
– Ты любишь моего сына?
– Да.
– Ты хочешь жить?
– Да. Да! – воздуха в легких почти не осталось.
– Ты хочешь меня убить?
– Да.
– Ты сказала моему сыну об островах забвения?
– Нет. Отпустите! Мне больно.
– А кто?
– Я не знаю. Не знаю!
Он ослабил хватку. Воздух стал проникать в легкие. Виктория закашляла.
– Наверное, ты и в правду не знаешь. – Он отошел от нее и сказал. – Полежи немного. Скоро станет легче. Я все равно бы тебя не убил. Хоть я и жесток к людям, но кодекс, заключенный с сыном, я уважаю. Прощай.
– Вы ведь его не убьете? – еле слышно спросила Вика.
– Он мой сын. – Он зашел в платяной шкаф. – Кстати, в твоем доме был «чужой».
Он скрылся. Виктория зарыдала, свернувшись калачиком на диване.
Пошел дождь.
«В твоем доме был чужой!» – отдавался его голос в ее голове.
Позвонили в дверь.
Вика встала. Горло жутко болело: больно было глотать. Вика подошла к зеркалу, увидела в отражение опухшею иссиня-красная шею. Испугалась. Повязала ее шарфом и спустилась вниз.
Посмотрела в глазок. Лишь копна волос. Лицо не было видно.
– Кто там? – спросила она.
– Привет, Виктория. Это я, Олег.
– Что вы хотели?
– Я услышал крики. У тебя все хорошо?
– Все, хорошо.
– Точно?
– Да.
– Неудобно спрашивать, но я все-таки спрошу. У тебя случайно нет запасного зонтика? Я уже весь вымок.
Не пускай его! Что тебе говорил отец и Элизабет? Забыла? Так вспомни. Он – опасен, – кричал ей внутренней голос.
А вдруг маньяк все еще в доме? Олег мне поможет и защитит! Его надо впустить. Обязательно. Решено!
– Виктория?
– Ой, простите! Сейчас открою дверь. – Два оборота. Дверь отперта. – Здравствуйте! Извините, что замешкалась. – Олег вошел в дом.
– Не страшно. Что с твоим голосом? – спросил он.
– Приболела. Не обращайте внимания.
– Почему ты кричала?
– Кажется, в наш дом кто-то проник. Я увидела грязные следы на полу, поэтому закричала.
– Ужас. Нужно, как можно быстрее осмотреть дом, а потом вызвать милицию.
– Я осмотрела второй этаж. Никого не нашла.
– Ты одна? Где у тебя родители?
– Мама с братом ушли в гости. Придут, наверное, не скоро. Отец на работе. – Она посмотрела на ручные часы. – Сейчас еще нет шести. Обычно он приезжает к восьми.
– Понятно. Давай тогда пока не будем беспокоить твоих родителей. Сейчас я осмотрю твой дом. Ты не против?
– Нет. Можно я с вами? Я боюсь одна оставаться в доме, вдруг он где-то прячется.
