Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Через десять минут Вика успокоилась и поблагодарила Катерину за ее неоценимую заботу, доброту и понимание; за умением выслушать человека и дать нужный совет.
– Я уверена, в следующей жизни ты будишь, Катерина, ангелом.
– Ага, как же! – засмеялась она. – Скорее крупной ягодкой в лесной рощице или кучерявым юнцом с толстым пузиком.
Виктория засмеялась.
Через час Катерина ушла к себе в комнату, а Виктория легла на постель и до самой поздней ночи думала о прошедшем дне. Думала, о нем, об Антоне, об их случайной встрече в магазине и приятной беседе в кафешке. О том, что она завтра скажет, что спросит, что почувствует, когда увидит его снова…
Незаметно Вика уснула.
Она брела по золотистой дорожке среди высоких овальных ульев, из которых роем вылетали рабочие пчелки – самки; высоко-общественные трутни оставались в ульях.
Вика тонула по щиколотку в сладком, липком меде. Благоговейный, насыщенный аромат смолы и корнееда навис над рядами ульев.
Вика остановилась. В конце вязкой дорожки была большая поляна, усеянная желтыми одуванчиками, на которые садились пчелы и купались в желтой пыльце. В центре поляны, на возвышенности, сидел к ней спиной какой-то юноша. Он задрал голову вверх и внимательно смотрел на лазурное небо, окаймленное плывущими розовыми облаками и голубыми, красными, пурпуровыми планетами.
Виктория сорвала одуванчик. Поднесла к носу. Понюхала. В нос врезался запах летнего теплого солнца, свежескошенной травы и самого сладкого шоколадного сиропа на свете. Она пошла дальше, к скучающему юноше. Босые ноги ласкала мокрая трава с одуванчиками; на них оседала пыльца.
Юноша обернулся и замер, увидев Вику, словно громом пораженный. Он открыл рот, поднял брови, хотел что-то сказать, но не смог.
Виктория тоже замерла, когда разглядела через пряди грязных волос лицо до боли знакомое, лицо Домового.
Она подбежала к нему, обняла его за шею и поцеловала.
– Виктория, это ты? – спросил он, все еще не доверяя собственному пошатнувшемуся разуму. – Или это снова мое очередное видение, которое хочет сбить меня с толку?
– Это я! Я! Виктория! Мой сладкий и любимый Домовой! Как я рада, что ты рядом! Что ты мне, наконец, приснился! Почему ты мне раньше не снился?
– Не знаю, любимая. О боже, я не верю! Неужели это и, правда, ты!? О, как же мне не хватало тебя, Виктория! – через слезы говорил Домовой. – Я… не слышал твоего голоса больше четырех лет – он прекрасен. Я… не видел твои глаза, реснички, щечки, брови, носик, ушки – они прекрасны. Я… не чувствовал биение твоего сердца, запах твоих светлых локонов, твоего горячего дыхание, твоей любви, что согревала меня в холода и окрыляла летними вечерами. А теперь чувствую – это прекрасно! Я так по тебе соскучился, – он прижался к ней ближе. – Я думал, сойду с ума.
– Я тоже соскучилась, – выдавила из себя Виктория и зарыдала, прикоснувшись к его бородатой, теплой щеке.
Домовой по-мужски держался и не показывал своих сентиментальных чувств; только его душа рыдала. Он гладил ее шелковистые волосы.
– Виктория, мы ведь спим?
– Конечно. В реальности нет такого совершенного неба, таких розовых облаков, такой девственной поляны одуванчиков, таких больших пчел и таких огромных улей. В реальности – нет тебя. Ты не со мной. Ты где-то далеко, отчего мне кажется, что ты не существуешь. Словно, ты, Домовой, все эти годы был для меня лишь детской фантазией, которая внезапно испарилась и которая больше не желает возвращаться.
– Не говори так, Вика. Я рядом. Я ближе, чем ты думаешь. Я прошел через тысячу городов в поисках чего-то прекрасного на островах забвения. Четыре года странствий, боли, отчаяния, одиночества и душевной пустоты. Кромешного ада. Но я продолжаю идти и не остановлюсь, пока силы не оставят меня. А знаешь почему? Потому что я все еще люблю тебя. И моя любовь, указывает мне мой нелегкий путь. Я его пройду. Верь мне, я смогу все преодолеть ради того, чтобы быть с тобой рядом, Виктория. Обнимать и целовать тебя там, где реальность, где жизнь, где счастье, где мой островок незыблемого счастья. Ты ведь меня еще не разлюбила?
– О чем ты таком говоришь? – возмутилась Вика. – Я люблю тебя еще сильнее, если такое возможно.
Молчание. Виктория спросила:
– Прошло четыре года… сколько еще пройдет, прежде чем мы вновь сольемся в сладком поцелуе?
– Я не знаю. Но я точно знаю, что моя вера сильна. Я готов бороться за свое счастье еще столько же, если придется. Ты ведь меня будешь ждать?
– Да, – уверенно ответила Вика. – Только…
– Что «только»?
– Ничего.
– Ты с кем-то встречаешься? – догадался он. – Скажи мне, я все пойму.
– Нет… сказать по правде, я испытываю некие чувства к Антону… но они со времен пройдут. Обязательно. Не волнуйся. Я буду тебя ждать столько, сколько придется.
Молчание. Домовой посмотрел в ее сверкающие глаза. Он сказал:
– Виктория… Виктория, а что, если я вернусь через сто, двести лет, когда ты уже умрешь? – Вика что-то хотела сказать, но Домовой прислонил указательный пальчик к ее пухлым губам. – Тише, милая. Ничего не говори. Просто открой ему свое сердце, он хороший парень и достоин твоей любви. Я говорил тебе в письме, что все пойму. Главное, помни меня и люби так же сильно, как любишь сейчас. Как друга, как родного человека. Мне больше ничего не надо.
– Но я…
– Тише. Молчи. – Он поцеловал ее. – Ты знаешь, что я прав. Знаешь…
– Я люблю тебя. И всегда буду любить, – сказала она и крепко-крепко обняла его за шею.
– А я тебя.
Его дыхание стало холодным. Она посмотрела на него, он исчезал на глазах.
– Прошу тебя, не уходи от меня. Побудь еще со мной. Еще минутку.
– Извини. – Он держал ее за руки. – Ты тоже исчезаешь. Посмотри на свои руки.
– О боже! – воскликнула Вика.
– Мы просыпаемся. Сон подходит к концу. Как жаль, что он не может быть вечным. Здесь так красиво. А как пахнет!
– Да, жаль. Обещай, что будешь чаще мне сниться! Я вижу только твое лицо!
– Я… обещаю. Я вернусь. Мы еще поболтаем. Я хочу задать тебе тысячу вопросов. Прощай! – голос Домового тонул в пурпуровом небе.
Домовой исчез.
Виктория открыла глаза. Повернулась на бок, убедилась, что в собственной комнате. Часы тихо тикали
Она встала с кровати, выпила стакан воды, снова легла, посмотрела через окно на беззвездное небо и прошептала:
– Возвращайся скорее. Я жду тебя.
Она вытерла слезы, обняла плюшевого мишку и снова уснула.
Глава 4
Домовой проснулся весь в поту. Он открыл глаза. Перед глазами простиралась пустота и безликая темнота. Он стоял на самом краешке скалистого обрыва. Обернулся. Посади него выстроились плотной цепочкой маленькие девочки и смотрели невинными, доброжелательными глазами. Домовой повернулся обратно. Теперь он внимательно смотрел в бездонную пропасть, по поверхности которой летали призраки Виктории и Антона. Они, взявшись за руки, громко смеялись, шутили, целовались, признаваясь друг другу в любви; они были двумя голубками, которых окрыляла любовь. Домовой с замиранием сердца следил за призраками. В его глазах стояли одновременно и отчаяние, и боль, и ярость, и непонимание. Он не хотел мириться с тем, что возможно они, Антон с Викторией, будут вместе. Он хотел любить только ее и никого кроме нее. В его голове витали вопросы – «А что если Антону удаться завоевать ее сердце? Что тогда?». И тут же возникали ответы – «Тогда ты потеряешь Вику навсегда, даже если и вернешься с островов забвения».
«Неужели они сделали это специально, чтобы я увидел этот сон или видение и начал страдать еще больше, страдать от неразделенной любви? – подумал про себя Домовой».
К нему подошла одна из девочек и спросила:
– Почему ты медлишь? Прыгай в пропасть. Это единственный выход из сложившейся ситуации.
– Для того, что бы вернуться в начале странствия? Нет уж, спасибо. Я, пожалуй, воздержусь и умру, сражаясь. Сражаясь за свою любовь. За Викторию.
– Но почему? – спросила девочка.
– Что почему?
– Зачем тебе бороться, если знаешь, что потерял ее?
– Я ее не потерял. Я все еще чувствую ее присутствие и ее любовь.
– Ты видимо бредишь, она любит другого, не тебя. Посмотри на призраков. Видишь? Они счастливы вместе. Отпусти ее. И отпусти себя. Хватит мучиться. Хватит искать то, что тебе не дано найти.
– А что ты предлагаешь? Вернуться обратно в логово тиранов? Нет уж, спасибо. Я больше туда не вернусь. Я лучше погибну здесь и пролью кровь на этой земле. Как воин. – Он сделала паузу и продолжил. – И запомни, пожалуйста, она любит меня, хоть и счастлива с другим.
– Я не понимаю…
– Ты и не поймешь, потому что не знаешь, что такое настоящая любовь. И ваши хитрые уловки не остановят меня. Я слишком многое пережил, чтобы им верить. Сейчас я ухожу. Если ты или твоя армия последует за мной, я убью каждого, не моргнув глазом. Ты поняла?
– Нас слишком много, а ты один. Подумай еще раз.
– Я уже решил. Это окончательный ответ. Прощай.
Однако девочка не думала отступать. Она вдруг противно запищала, и армия монстров побежала на Домового.
Домовой побежал им навстречу, засучив рукава. Он чувствовал прилив сил и не чувствовал изнуряющей боли в теле, она словно испарилось. К нему вернулось желание, во что бы то ни стало вернуться и уничтожить каждого, кто помешает ему в достижении поставленной цели. Он должен вернуться и чем раньше, тем лучше, пока Виктория не поделилась своим внутренним миром с Антоном и не стала его судьбой, любимой и женой. Он не мог этого допустить. Не мог, так как Виктория для него была и судьбой, и любимой, и вечным ангелом-хранителем.
Он, безумно крича, столкнулся с монстрами и начал наносить смертельные удары, от которых их тела обмякали и бездыханно падали наземь. Он был непобедим. Даже тогда, когда в его тело вонзались острые когти и клыки монстров, оставляя кровавые шрамы.
Битва была закончена. Армия монстров покоилась на земле. Ни единого движения. Мертвая тишина. Остался лишь один монстр – девочка, с которой он разговаривал. Она смотрел на него. Злобный, яростный взгляд соседствовал со смешанным страхом и ужасом от происходящего. Она стоял на месте, не предпринимая никаких решительных действий. Она боялся.
– Почему ты стоишь? Почему не нападаешь? Боишься? – спросил у нее Домовой, сжав кулаки.
– Я буду лжецом, если скажу, что не боюсь тебя. Ты сейчас силен, спору нет. Я стою и думаю, как я мог так оплошать, когда решился соединить вас с Викторией во сне да наяву. Честно говоря, я ожидал другого эффекта. Вместо полного отчаяния и разочарования в твоих глазах, я увидел решительность и невозмутимость. Вместо прогнозированного падения в пропасть, ты продолжаешь бороться. Я уже спрашивал у тебя, но спрошу еще раз, почему?
Домовой молчал.
– Как знаешь. Прощай, – ответила девочка и прыгнула в пропасть.
Домовой остался один. Впереди пропасть. Посади орда мертвых монстров, за ними – тлеющие развалины в пепле и пыли; за ними – следующий зловещий и пустынней город, скрывающий занавесу тайн; за ним – еще один. И так до бесконечности, пока Домовой не найдет то, что прекрасно.
Но что может быть прекрасно в таком мире?
Он повернулся и сделал первый шаг по направлению в город. Сделал второй. Одиночество снова овеяло его душу. Вновь появилась боль в ноге, в руке, в груди, в плече. Он подумал о Виктории, вспомнил, как они качались на качелях, когда были маленькими. Боль немного ослабила стальную хватку, его глаза просияли, к ним вернулся живительный огонек.
– Я иду, Виктория. Жди меня. Я скоро вернусь, – прошептал он и скрылся в облаке пыли.
Глава 5
Виктория, запыхавшись, забежала в комнату, положила сумку с тетрадями на кресло, быстро разделась до нижнего кружевного белья розового цвета, взяла в руки гель для душа овальной формы, шампунь и пышную вихотку. Потом обмотало стройное, подтянутое тело махровым белым полотенцем, и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Общественный душ размещался в отдельной комнате в трех метров от ее комнаты.
Слава Богу, что душевая комната не занята, подумала она, когда зашла в крохотный душ, метр на метр. Стены и пол были выложены кафельной белой плиткой. В некоторых местах плитка покрылась ржавчиной и плесенью. Из крана шумно бежала вода.
Через три-четыре минуты, Виктория стояла уже возле овального зеркала и сушила волосы феном, расчесывая их круговыми движениями японской расческой.
Убедившись, что волосы сухие, она вытащила из шкафа горячие бигуди, заколки, шпильки, резинки и стала аккуратно укладывать волосы. Закончив с прической, она посмотрелась еще раз в зеркало. Вроде бы неплохо, подумала Вика и украсила прическу красивой заколкой в форме белого тюльпана. Затем накрасила губы бесцветной помадой, напудрила щечки, подвела ресницы, надела золотые сережки. Еще раз посмотрела в зеркало, потом на наручные часы. Всего пять минут на сборы осталось. Мало. Поверх кружевного нижнего белья надела бледно-розовую майку и яркие розовые джинсы. Снова посмотрела в зеркало. Потом обмотала свою длинную шею шелковистым черным платком с розами, надела легкую кожаную куртку и черные кроссовки. Взяла крошечный флакончик туалетной воды от «Гучи», брызнула на волосы и на платок. Запахло нежным, мягким цветочным ароматом и сладким шоколадам.
– Вроде бы, все, – сказала она своему отражению. – Теперь успокойся. Он твой друг. Просто друг, который позвал тебя в кинотеатр. – Виктория взяла в руки связку ключей. – Так. Форточка закрыта. Чайник отключен. Все, ухожу. И так опоздала.
Она вышла из комнаты, в холле стояла радостная Катерина.
– Привет, Виктория, – поздоровалась она. – Кажется, я видела твоего молодого человека на крыльце.
– Привет, Катерина. Почему ты решила, что видела именно его?
– Все просто. Он сильно нервничает. Ходит взад-вперед по крыльцу. Все время смотрит на часы. А в руках он держит красивый букет цветов. Пять белых роз.
– О боже, он купил цветы! – воскликнула Вика, дрожащим голосом. – Мне еще никто не покупал цветов. Я еще больше стала переживать. Руки с коленями дрожат, а желудок постоянно крутит.
– Очевидные симптомы влюбленности, – подметила Катерина и звонко засмеялась. – Не переживай ты. Смелее.
– Легко сказать. Как я выгляжу?
– Сногсшибательно!
– Нет, правда, как я выгляжу?
– А я серьезно и говорю, ты сногсшибательно и прелестно выглядишь. Как ангел.
– Ты мне льстишь. Какой я ангел? Ну, все равно спасибо за комплимент, дорогая моя. – Виктория обняла Катерину. – Я, наверное, пошла…
– Давно пора, милая. Давай, иди, иди уже, – она ее аккуратно подпихивала к выходу на лестничную площадку. – Хватит бояться, трусишка. Он ведь не кусается. Все целую. – Катерина ее чмокнула. – Удачного вечера.
– Спасибо.
– После свидания, если, что забегай.
– Хорошо. Пока.
– Пока.
Когда она вышла из общежития на крыльцо, его хмурое лицо мгновенно просияло в доброй улыбке. Он подошел к ней, поздоровался, обнял, сделал комплимент и подарил цветы.
– Не надо было. Спасибо, – скромно поблагодарила она и понюхала цветы. В нос вонзился мягкий аромат вина, меда, ландыша и персика. – Они прекрасны.
– Как ты, – сказал он, глядя в ее глаза.
Виктория засмущалась, щеки налились румянцем, она опустила взгляд обратно на цветы.
– Извини, Антон. Можно тебя оставить еще на одну минуточку. Я хочу занести домой букет и поставить его в вазу с водой. Не хочу брать с собой букет.
– Я готов тебя ждать столько, сколько тебе будет угодно.
– Приятно слышать, – она улыбнулась и снова скрылась в общежитие.
Они, взявшись за руки, шли по широкой улице, по которой туда-сюда снова прохожие.
Солнце выглянуло из-за серых облаков.
– Куда идем? – спросила Вика.
– Может быть, в кино? – предложил Антон.
– Я «за»! В какой кинотеатр пойдем?
– Давай в «Колизей». Он и ближе, и дешевле, и комфортней.
– Не была там сто лет. Вообще, в кино не помню, когда в последний раз ходила. Может, года четыре назад.
– Ну ты совсем испортилась, подруга. Четыре года без магии кино. Нет, честно, я бы умер. Я почти каждую неделю хожу и не по разу.
– Узнаю своего старого доброго друга. Ты все так же ненасытен по части киноманства?
– Да. Профессия у меня такая. Как актеру, будущей звезде Голливуда, без фильмов? – Когда он начинал мечтать, он всегда беззаботно смеялся, как ребенок. – Это одно и то же, как забрать у футболиста мяч, а у скрипача скрипку.
– Понятно. И на какой мы фильм идем?
– На любой. На какой скажешь. Я выбрал кинотеатр, ты выбираешь фильм. Договорились?
– Хитрец. Все вы такие, мужчинки, когда дело доходят до ответственных решений, сразу в кусты, пускай женщины сами разбираются. А что, если я выберу сопливую мелодраму с Джулией Робертс, к примеру?
– Значит, вытащим платки из кармана и поплачем, – смеясь, ответил он.
– А если будет негрустно, ты все равно будешь плакать?
– Я… да я на каждом сеансе плачу, когда он подходит к завершению. Я и сейчас плачу. – Антон сморщил бровки, сделал невинные глаза, вытащил дрожащие губки вперед и по его щеке побежали слезы.
Виктория засмеялась.
– Невероятно. Как ты так легко заплакал? – восхищалась она Антоном.
– Секрет прост. Я проделал в штанах дырку и выдергиваю со всей силы волосы из лобковой области. И плачу.
Теперь они вместе засмеялись.
– Что серьезно? – сквозь смех спросила Вика.
– Нет, конечно. Так только делал персонаж Джон из сериала «Друзья». Я же вспоминаю о чем-то грустном, и слезы сами по себе наворачиваются.
– Что ты вспоминаешь? – поинтересовалась Виктория.
– О дедушке, – грустно ответил он. – Вспоминаю, как мы вместе с ним играли в снежки во дворе в холодный зимний вечер. Как катались на санках по крутым склонам в лесу. Как ходили на рыбалку или по грибы. Как собирали миниатюрную деревянную шхуну в его просторной мастерской, в которой пахло лесом, в которой он каждый день создавал произведения искусства из простых деревяшек. Как он учил меня читать по слогам и как радовался, когда у меня стало получаться. Как мы с ним смотрели фильмы; я всегда клал голову на его волосатую и тощую грудь и слушал биение его сердца. Как он меня смешил. Как он смеялся. Я все еще слышу его добрый смех. Потом он умер. Неожиданно, несвоевременно, внезапно. Как это и обычно бывает. Он просто не вернулся однажды из магазина. На следующий день я увидел его уже в гробу. Он был на себя не похож. Восковая кукла без внутренней энергии, без души. Помню, я долго смотрел на него и не верил, что его больше нет, что он умер и больше никогда не вернется и не обнимет меня. Я убедил себя, что это не он, поэтому не плакал во время похорон на всеобщее удивление все знакомых и родственников. Все знали, как мы были близки с дедом. Уже потом, по истечению трех и четырех недель, я осознал, что он, действительно, мертв. Это был удар, от которого я нескоро отошел. Я все еще не отошел. Хотя прошло уже десять лет со дня смерти дедушки. Боже, десять лет. Мне его не хватает. – Антон замолчал. – Прости меня, я, единоличник, болтаю и болтаю. Не даю тебе и слово вставить.
– Все хорошо. Спасибо, что поделился со мной, – ответила Виктория. – У меня тоже умер дедушка, и я все еще не верю, что его нет с нами, что он умер. Я тебя прекрасно понимаю.
– Расскажи о нем. Расскажи, во что вы играли. Мне интересно. Правда?
– Хорошо, – ответила она и начала рассказывать о дедушке.
В кинотеатре было свежо и уютно. Пахло попкорном.
Стены внутри были обиты широкими панелями голубого цвета; поверх панелей в стеклянных рамках висели плакаты нынешних и грядущих премьер. На высоком потолке висела огромная хрустальная люстра, вся переливающаяся в желтом свете. Рядом с входной дверью были две застекленные кассы, напротив – просторный зал с белыми диванчиками, пуфиками и столиками. В конце зала был размещен мини-бар, за стойкой которого стояли юные семнадцатилетние–восемнадцатилетние бармены-продавцы.
Антон и Виктория подошли к кассам. Показывали три фильма. Первый – ужастик про маньяка с бензопилой; второй – нудная спортивная американская драма о бейсболе; третий – диснеевская семейная лента про принцессу, которая попала в наш злой мир и влюбилась.
Они решили не рисковать и выбрали семейную ленту. Антон поздоровался с кассиршей и купил два билета по цене одного, как постоянный клиент, в Малый зал.
Зал располагался на втором этаже. Они поднялись по широкой лестнице, покрытой красным узорчатым ковром.
До сеанса оставалась двадцать минут. Они разместились на кожаном диване в холле. Антон снял светло-бежевую спортивную курточку и пошел к бару, чтобы купить одну большую порцию попкорна и одну пол-литровую кока-колу. Когда он вернулся с покупками, на его месте вольготно расположились двое мальчишек лет семи-восьми. Возле диванчика еще стояло десять шумных и прытких первокашников с двумя строгими учительницами.
– Виктория, я как-то неловко себя чувствую в компании таких крох, – сказал он, сев на спинку дивана. – Неужели фильм настолько детский?
– Самое время, чтобы вернутся на пару часов в детство, – ответила Вика. – Я уверена, что там – в детстве – нам будет весело.
– Да… из детства есть, что вспомнить. Мир был полон сюрпризов и приключений. Сейчас как-то все по-другому. Скучнее.
– Взрослее, – добавила Вика. – Мы меняемся. Так что здорово, что сегодня показывают именно этот фильм и можно хоть на время забыть о том, что ты взрослый.
– Эй, ты че толкаешься! – закричал мальчик на другого мальчика.
– Я не толкаюсь. Дай чипсов, а?
– Не дам. Иди – и купи. Их и так у меня мало.
– Ты знаешь, что у меня нет денег. Ты че жмот? У тебя еще целая пачка.
– Я не жмот!
– Нет, ты – жмот!
– Мальчики, Иван, Евгений, не ругайтесь по пустякам, – сказала строгим голосом учительница.
Мальчишки притихли.
За пять минут до сеанса пришла билетерша, открыла высокие деревянные двери и начала запускать людей в кинозал, проверяя билетики. Виктория с Антоном встали в очередь.
– Будет полный зал. Аншлаг, – шепнул ей Антон.
– Значит, фильм у деток популярен.
– Видимо. Странно, что я о нем ничего не слышал. Надеюсь, фильм будет хорошим.
– Я тоже.
Они друг другу улыбнулись и подошли к билетерше, поздоровались с ней. Она кивнула, оторвала кончик двух билетов и пожелала им приятного просмотра.
Они сели ровно посередине шестого ряда. Экран для Малого Зала не был таким уж и маленьким, приблизительно, шесть на четыре метра.
Шум стоял жуткий. Невыносимый. Один малыш пытался перекричать другого. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то чавкал и хрустел попкорном, кто-то топал ногам по полу, кто-то даже умудрялся протяжно рыгать. Антона все это выводило из себя. Виктория относилась к этому более лояльно и спокойно. Она любила детей, хоть и не знала почему. А нужны ли причины для того, чтобы любить? Нет. У Виктории не было детей, но она знала, что своих детей она будет любить больше всего на свете, что они для нее будут главным достижением и смыслом жизни. Она это чувствовала, не как юная девушка, а как будущая мама.
Свет погас. Шум немного стих. Зашумел проектор. На белом экране появилось изображение. Виктория взяла Антона за руку и прижалась к его плечу. Антон мгновенно успокоился и перестал нервничать и раздражаться из-за шума.
Некогда шумливые и энергичные дети на середине фильма перестали гоготать, разговаривать и отвлекаться от динамичного действия, а к концу вообще перестали дышать. По крайней мере, так показалось Вике.
Когда фильм закончился, Виктория с Антоном не хотели возвращаться в реальность.
– Замечательный фильм. Такой добрый и позитивный, – сказала она, когда они вышли из кинотеатра.
– Согласен. Просто нет слов, чтобы описать то, что я видел. Гениально. Я, честно слова, пританцовывал ногами и тихонько пел, чтобы никто не заметил.
– Я слышала. У тебя хороший голос. Зря ты его стесняешься?
– А если, – он ее потянул к себе, – а если я сейчас спою, ты будешь стесняться?
– Не буду, даже не надейся.
– Ты уверена в этом?
– Уверена.
– Как прекрасен поцелуй любви! Я приду, ты только позови, – голосистым басом запел Антон на центральной улице многомиллионного города, присев на одно колено. Некоторые прохожие недовольно оборачивались, другие – улыбались. – Теперь твоя очередь, Виктория. Давай же споем дуэт!?
– Моя?! – удивленно спросила она.
– Да.
– Я не буду петь. Это безумие!
– Трусишка!
– Это я-то трусишка? – Виктория прокашлялась и допела сладким голосом куплет. – И в этот миг – весь огромный мир. Так счастлив. Аааа-ааа. Поцелуй любви.
Антон не выдержал и засмеялся. Вика тоже засмеялась, схватившись за живот. Она чуть не упала, Антон во время ее подхватил в свои крепкие мужские объятия.
– Знаешь, что я сейчас подумал? – спросил Антон.
– О чем же?
– Нам нужно спеть дуэтом эту песню в караоке-бум, двадцать первого числа.
– В день города?
– Ага. Прямо на площади 1905 года. Я уверен, мы выиграем. Согласна?
– Очередное безумие, от которого я не могу отказаться.
– Отлично! – обрадовался он. – Я подумал, что ты не согласишься?
– Оказывается, ты меня плохо знаешь. Я с тобой становлюсь, ей богу, бесом воплоти. – Она посмотрела на часы. – Через сколько тебе на работу?
– Через три часа. А что?
– Успеем сходить в парк Маяковского?
– Я думаю, успеем.
– Хорошо. Купим сладкой ваты, найдем уединенную скамейку и споем дуэтом. Надо же репетировать!
Он засмеялся.
– Почему ты смеешься? Я что-то не так сказала?
– Я смеюсь, потому что понял, чего мне не хватало в Москве.
– Чего же?
– Репетиций… и тебя, Виктория. Твоего смеха. Он на меня действует, как бальзам на душу.
– Мне тоже тебя не хватало. В особенности, твоего гогота, – она хихикнула, закрыв покрасневшее лицо руками. – Я шучу. Я увидала от одиночества, пока не встретила тебя. Ты раскачал водную гладь – теперь я бушующий океан.
– Приятно слышать. – Они смотрели друг другу в глаза, их губы тянулись друг к другу. – Ну, что пойдем, Виктория? А-то время идет. Тик-так. Тик-так.
– Конечно.
Через полчаса они были в парке. Они взяли по сладкой вате, и шли по пустынной, вымощенной дорожке, с обеих сторон которой тянулись тополя, сосны, клены. Они разговаривали о книгах, о фильмах, о танцах, попутно восхищаясь красотой лесных просторов.
– Виктория, чего ты хочешь получить от жизни? Только отвечай честно.
– Да… ну и вопрос, я даже растерялась. Наверное…
– Только честно, – повторил он.
– Если честно, то хочу стать матерью двоих детей. Или троих. Чем больше, тем лучше. – Она улыбнулась.
– Это откровенно.
– Еще бы год назад я бы так не сказала. Вряд ли. Видимо, взрослею. А ты чего хочешь?
– Мне даже стыдно говорить после твоего признания.
– Говори, как есть.
– Хочу стать успешным актером и до тридцати иметь на банковском счете миллионы, чтобы жить достойно. Банально, да?
– Немного. Так обязательно будет, если ты этого захочешь. Главное, не сдаваться.
– Я тоже так считаю. – Антон посмотрел на Викторию и спросил. – Я так понял после твоего ответа, ты не хочешь быть бизнес-леди.
– Скорее нет, чем да. Карьера – есть карьера. А материнская забота, материнская любовь и чувства – это бесценный дар, который нельзя игнорировать и уж тем более пренебрегать им. Почти каждая девушка мечтает прижать к груди собственного ребенка, накормить, убаюкать и вместе уснуть, осознавая, что теперь она не одна. Теперь их двое и теперь они будут неразлучны до конца своих дней. Эх… прости, тебя, наверное, пугают такие разговоры.
– Нисколько не пугают. Я просто удивился, как ты повзрослела за эти четыре года. Ты вроде бы та самая Виктория, которую я знал в школе, но в тоже время, ты – другая.
– Какая?
– Такая женственная, ранимая, влюбленная.
– Спасибо. – Ее щечки залились румянцем.
– А вот и скамейка! – воскликнул Антон и побежал к скамье, потянув за собой Викторию.
Они сели на деревянную скамейку и стали есть сладкую-пресладкую вату, обсуждая, какое мужское имя самое красивое и величественное. Виктория, считала, что это Владислав или Александр. Антон же остановился на имени Константин.
Доев вату, вытерев руки влажными салфетками, они начали репетировать. Птицы, сидящие на ветках деревьях, подпевали им. По правде сказать, они больше смеялись и дурачились, чем пели.
– Мы знаешь, что не предусмотрели, когда пошли в парк репетировать? – спросила Виктория у него. Антон помотал головой. – Мы забыли слова песни.
– Этого надо было ожидать, – засмеялся Антон. – Но я шел сюда не петь дуэтом?
– Не поняла…
– Я хотел поцеловать тебя в конце свидание, но, когда я смотрю в твои красивые глаза, я не могу удержаться от соблазна.
Он ее поцеловал. Их губы соединились в робком, нежном поцелуе.
Когда его губы оторвался от ее губ, Виктория открыла глаза.
– Прости, – извинился он.
– Не за что извиняться. Если бы ты меня не поцеловал, я поцеловала бы тебя сама.
Они поцеловались снова. Виктория утонула в океане блаженства.
Когда солнце стало уходить за горизонт, они пошли домой. Веселые и счастливые.
– Тебе было хорошо? – спросил Антон Вику.
– Да. А тебе?
– Мне тоже.
Всю дорогу они шли молча, лишь изредка робко переглядываясь друг на друга. Они понимали, что после сегодняшнего дня их жизнь кардинально изменится. Она уже менялась…
Глава 6
Спустившись по крутым ступенькам, которые вели к обмелевшему озеру, Домовой сел на корточки, взяв в руку желто-красный песок: он был теплый и сухой. Домовой поднес ладоши с песком к лицу и подул. Мелкие песчинки закружили в танце ветра, засверкали в свете красных лучей солнца и рассыпались, как волшебная пыльца, по мертвому дну, на котором кроме песка, высушенной земли, груды мусора, железных обломков и костей животных ничего не было. Пустота и безмолвность. Опустошенность и одиночество. Смерть и увядание. Все смешалось воедино на Богом забытой земле. Земле, которую избороздили сотни, тысячи, миллионы трещин, подобно черным пиявкам на мертвецки-белом умирающем теле.
Домовой посмотрел вдаль, улыбнулся прохладному ветерку, который окутывал его с ног до головы нежными прикосновениями. И пошел дальше. Не было у него иного выбора. Либо сдаться, либо продолжать идти. Идти, чтобы, возможно, когда-то встретится с ней, с любовью всей его жизни. Его сильные чувства к Виктории питали его разум и тело. Даже не смотря на боль, на отчаяние, на одиночество, он не опускал руки, он просто шел, шаг за шагом, преодолевая препятствия, глядя на небо, в котором танцевал силуэт Виктории, который подбадривал его и указывал верное направление. Домовой не знал то ли силуэт он придумал сам за годы, проведенные наедине со своими мыслями, то ли это Викина вневременная и межпространственная любовь настолько сильна, что пронизывает с помощью световых лучей небеса этого уродливого мира, полного страха и ненависти.
Мимо него пробежала ярко-зеленая рептилия с остроконечными шипами на спине и исчезла в трещине дна озера. Потом еще одна, только больше в два раз. За ней еще два или три десятка. Домовой стоял, как истукан, не вдвигаясь. Одно движение и его заметят. Когда они скрылись в толще земле, он с облегчением вздохнул и пошел дальше.
