Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Успокоившись, бабушка сказала:
– Теперь он свободен.
– Да…
– Я уверена, это ожерелье приносит счастье. Возьми его!
– Нет, не могу! – воспротивилась Вика. – Это твой подарок, не мой!
– Можешь! И теперь он твой! Я не смогу хранить его, потому что он будет каждый раз напоминать мне о нем, о дедушке. Я этого не выдержу, сойду с ума… возьми его.
– Я…
– Не перечь мне, юная миледи! Когда ты по-настоящему полюбишь – а ты полюбишь! – ты закапаешь это ожерелье вместе со своим кавалером, чтобы ваши искрение чувства не угасали до самой глубокой старости. Как это было у нас с дедикой.
– Хорошо, бабуль, – Виктория взяла в руку тяжелое украшение. – Оно и в правду красивое.
– Так-то лучше! Только закапывай с тем, с кем тебе хорошо. С тем, кому ты доверяешь. Понятно? Это важно!
– Хорошо, бабуль.
– Возможно, ты когда-нибудь отдашь это ожерелье своей внучке.
– Возможно…
– Пойдем домой? – предложила бабушка.
– Пойдем…
Вечером Вика и Домовой решили прогуляться по межгалактическому туннелю, полюбоваться на безмолвный космос – на земное светило, на луну, на проплывающие мимо кометы, на бесчисленные мириады звезд и созвездий – чтобы определиться, куда лучше всего спрятать магическое, семейное ожерелье, способное хранить то, что так непостоянно. Разве это не чудо?
– Виктория, я предлагаю его закапать возле моего дома. Помнишь, рядом с колючкой, есть округлой формы расколотая глыба?
– Да, помню, – кивнула Виктория, спросив. – Ты думаешь, что лучше всего закопать его в твоем мире?
– Ну, да. Видишь ли, я полностью поддерживаю дедушкино мнение на счет девушек… поэтому закопать возле моего дома – это оптимальный вариант.
– Все вы, мужики, заодно! – заворчала Виктория, по-дружески стукнув кулачком по его плечу.
– Признай, что есть большая вероятность того, что если мы закапаем ожерелье возле твоего дома, то оно будет с регулярным постоянством выкапываться и закапываться снова и снова.
– Признаю, поэтому и согласна с твоим мнением. Сегодня закопаем?
– Не знаю, боюсь, чтобы отец не вернулся слишком рано, как это частенько бывает в последнее время. Хотя… лучше уж сегодня, чем завтра. Побежали, чтобы не терять драгоценное время.
– Побежали, – отозвалась Вика, взяла за руку Домового и они побежали по туннелю как дети, вспомнив то славное время, когда им было по семь, когда мир был неизведан, таинственен и непосредствен, как они. Дети, которые давно выросли и смотрели на мир под иным углом.
Вырыв неглубокую ямку прямо под глыбой, Домовой аккуратно положил ожерелье в нее, посмотрел на Викторию, которая кивнула в знак того, что пора заканчивать любовный ритуал и он, зачерпнув землю лопатой, бросил горсть пыльной земли в яму, черно-белые ракушки скрылись из виду.
– Вот и все… – вздохнула Виктория.
– Поверь мне, это только начало, Виктория. Надо наоборот радоваться. Сначала мы обменялись кольцами, а теперь поклялись любить друг друга до самой старости, закопав магическое ожерелье, чтобы через шестьдесят пять лет откопать ожерелье и вспомнить былое, давно утерянное в полете безумной череды годов, в полете жизни с ее взлетами и падениями.
Виктория ничего не ответила Домовому, а только лишь поцеловала и положила голову на его плечо. Именно в этот трогательный и романтический момент она в полной мере поняла смысл бабушкиных слов, которые та произнесла, когда они возвращались домой после своеобразного путешествия.
«– Вика, запомни одно, когда любишь всегда слушай только свое сердце, прислушивайся, о чем оно говорит тебе по ночам, когда на город спускается с небес густым покрывалом тишина. Пускай тебе будут доказывать взрослые циники, что в этих щепетильных делах, прежде всего, нужно забыть о чувствах как таковых, которые дурманят разум и руководствоваться только светлой головой и чистым разумом. Может быть, они в чем-то и правы, но не во всем. Прежде всего, нужно слушать биение собственного сердца. Оно тебе всегда подскажет и направит, словно компас в нужное направление.
«– А как узнать, что оно тебе говорит? – спросила Вика.
«– Ты это сразу поймешь, почувствуешь. Когда меня обнимал дедушка, я таяла в его объятиях, а сердце стучало так быстро, что казалось, оно вот-вот вырваться наружу. А когда кто-то чужой, коллега по работе, однокурсник, я ничего не чувствовала, кроме дрожи, идущей от моего холодного сердца, которое просыпалось от спячки только тогда, когда любимый был рядом. Когда меня окружают дети и внуки, ты, Виктория. И еще… главное, не торопиться с ответственными решениями, лучше все хорошенько взвесить и только потом… извини, я сегодня такая нудная всезнайка. Не буду тебя учить уму разуму. Жизнь сама научит, когда придет время. А пока наслаждайся ею, бери все, что она тебе дает, ее щедрость может смениться незавидной скупостью. Поняла?»
После продолжительного молчания, Вика сказала:
– Мое сердце говорит мне, что любит тебя.
– Что? – переспросил он, посмотрев в ее глаза.
– Сегодня бабушка меня научила понимать язык сердца. Хочешь узнать, любит ли твое сердечко?
– Хочу, – ответил Домовой.
– Сейчас, – Вика прижалась к его груди и сказала. – Любит!
– Я в этом не сомневался. И как ты определила, если не секрет? – поинтересовался он, улыбаясь.
– Все очень просто. Если сердце пылает и стучит мелодией…
– Не понял. Почему ты замолчала? Что ты там увидела? – он повернулся и увидел его. Своего отца – тощего сатану с непроницаемым впалым лицом, злобными красными глазами, в которых горела ярость. Он был окутан в черное одеяние похожее на обычный балахон. – Отец, это ты!
– Я, – прорычал тот, положив кисть с длинными костяшками пальцев на его хрупкое плечо, и ласково спросил. – Что она здесь делает?
– Она пришла познакомиться с тобой, – соврал Домовой.
– Неужели? – он посмотрел на нее и спросил. – Это правда?
– Отчасти, – не могла соврать Вика, глядя в его глаза. – Я давно хотела с вами познакомиться, но Домовой боялся, что вы не захотите…
– Интересно, почему ты так решил, маленький негодник? – спросил он у него, сжимая кисть. Виктория видела, как Домовой морщился от боли, но не подает виду.
– Потому что ты сам мне об этом сказал.
– Сказал! – вскрикнул он, потом холодно улыбнулся. – Я полагаю, ты не совсем понял, что я сказал, верно? Может быть, я шептал или говорил на другом языке?
– Нет, ты говори отчетливо и понятно, – отвечал Домовой, дрожа от боли.
– Значит, что получается, ты ослушался отца? Так?
– Я не хотел…
– А ты не хотел. – Он противно засмеялся. – Значит, не хотел! Раз ты не хотел, так какого хера она тут делает! – взорвался он и ударил Домового по лицу. Тот упал наземь и заплакал, закрывая лицо руками.
– Домовой! – воскликнула Вика, и хотела было подбежать к нему, как Дьявол сказал.
– Еще шаг и я могу гарантировать тебе, шлюха, что я его убью, а потом тебя. Ты этого хочешь?
Виктория благоразумно отступила назад.
– Молодец, послушная девочка, – прошипел он и снова улыбнулся.
– Я убью тебя, если ты ее, хоть пальцем тронешь! – закричал Домовой.
– Родного отца? И не жалко будет того, кто тебя вырастил, воспитал, кто кормил, ухаживал, учил, кто был твоей жизней опорой и останется ею навсегда? Я тебя спрашиваю, сосунок? – Он надавил ногой на его лицо.
– Нет! – ответил Домовой. – Таких отцов, как ты, нужно кастрировать и сажать на кол! Ты только делаешь вид, что воспитываешь меня, чтобы не упасть в глазах перед своими друзьями и коллегами, так как ты – тщеславен и болен. На самом деле, ты меня морально, физически и духовно уродуешь! Ты сам этого не осознаешь, как ты выращиваешь во мне – себя. Я становлюсь тобой, черт бы тебя побери. Давай бей, что ты стоишь! Учи меня уму разума!
– Твоя смелость глупа, сын мой. Ты – глупец! – он ударил его по животу с такой силой, что из-за рта Домового вырвался фонтан крови. Домовой загнулся, издав вопль гнева и злобы.
Дьявол подошел к Виктории. Та стояла, онемев от страха. Она плакала, сжав кулачки.
– Не плачь, маленькая принцесса. Сама виновата. Если я еще раз увижу тебя здесь, в моем мире, где я вправе наказать незваную гостью, то пеняй на себя. Я гарантирую, что выполню свое обещания, о котором говорил минуту назад. Ты помнишь. – Виктория кивнула и вздрогнула, когда он прикоснулся острым ногтем к ее побелевшему лицу. – Не бойся, я не кусаюсь. У тебя есть пять минут, чтобы убраться и забрать эту неблагодарную скотину. Поняла?
– Да, – ответила она.
– Вот и хорошо, умничка. Жаль, что мой ребенок не так сговорчив, как хотелось бы, но ничего всему свое время. Так, прежде чем уходить, встань на колени и поклонись мне в ноги за мою неоценимую добродетельностью, что я дарую тебе жизнь, а не забираю. Чего стоим, а?
– Я… я… – она зарыдала.
– Хватит ныть, чертова мразь. На колени, я сказал!
Виктория, сгорая от ненависти к самой себе, что позволила с собой обращаться, как с игрушкой, покорно опустилась на колени и, наклонившись к земле, почувствовала пыль и затхлый запах рыбы.
– Так-то лучше! Приятно и отрадно, когда молодежь уважает и чтит старших, кланяясь им в ноги. Пускай приходится применять строгие меры воспитания, но ведь они оправдывают средства. Так почему ты остановилась?
– Виктория перестань перед ним унижаться! – крикнул Домовой, тщетно пытаясь встать с земли. – Я убью тебя!
– Кишка тонка, сынок! Кишка тонка! – Он обратился к Виктории. – Так что так и будешь лежать без дела? Не порядок! Ох, какой не порядок! – Он поднял ногу и придавил ее голову к пыльной земле. Она взвизгнула. – Не надо только этой щенячьей нежности. С такими, как ты, послушными тварями, я не церемонюсь в вашем чертовом мире. Так что не надо усугублять обстановку, лучше прояви уважения к старшему, и ты возможное получишь шанс остаться в живых.
– Я убью тебя! Ты нарушаешь закон!
– Я нарушаю закон? Я? Ты уверен в этом?! Сынок, ответь мне на такой вопрос, пожалуйста, кто сюда привел эту кобылку, а? Я? Что ты молчишь, язык проглотил? Вот что я скажу, заткнись и молчи о законах. Я ее не трогаю на земле, а ты ее не приводишь сюда. Помнишь, об этом уговоре? Или забыл!
– Помню. Она хотела всего-навсего познакомиться, отец!
– И она это сделала, если ты не заметил, сынок! – Он засмеялся. – Познакомилась и теперь от счастья клониться мне в ноги! Чудесная девочка!
– Ты – поддонок! Ты никогда не был моим отцом и никогда не будешь!
– Я – твой отец и ты должен любить меня таким, каким я уродился. Это твой долг чтить потомков, кто дал тебе жизнь.
– Я сомневаюсь, что ты мой отец!
– Что? Что ты сказал?
– Домовой прекрати перечить отцу, уважай старших! – вдруг через страх сказала Вика, подмигнув Домовому, что она на его стороне. – Отец всегда прав, лучше извинись!
– Мне эта земная девушка определенно нравиться! Понял, о чем толкует твоя маленькая мисс, не хочешь послушать толковые слова и извиниться передо мной!
– Виктория…
– Извинись, не будь бараном! – не сдавалась Виктория.
– Ты хороша! – Дьявол засмеялся безумным смехом.
– Ладно. Простите меня, я вышел из себя. Не знаю, что на меня нашло. Прости отец, ты прав, я нарушал закон и готов получить наказание за свою оплошность, только, пожалуйста, не причиняй ей боль, которую заслуживаю только я и никто больше.
– Так-так-так… я тебя не прощаю, но дам тебе шанс исправиться. Как тебе такая альтернатива, а?
– Хорошая альтернатива, – Домовой сквозь слезы боли и отчаяния улыбнулся притворной улыбкой.
– Хорошо. Ладно, даю вам пять минут, чтобы убраться. А тебя, – он обратился к сыну, – я жду ровно в полночь для серьезного разговора, не дай бог не придешь…
– Он придет, – заверила его Виктория.
– Неудивительно, почему ты по уши влюбился в эту девку, она действительна хороша!
Больше он не сказал ни слова и удалился прочь.
– Как ты? – спросила Вика у Домового и помогла подняться на ноги.
– Нормально. Зачем ты…
– За тем, чтобы спасти тебя и себя, – ответила она.
– Я его убью… он совсем озверел, чертов тиран.
– Хватит, не надо, не стоит так кричать. Я жива, ты жив, это главное.
– Когда-нибудь я стану сильнее его.
– Не думай об этом, Домовой. Злость губит людей, надо уметь прощать.
– Он не достоин жить!
– Ты не вправе решать, кому жить, а кому нет!
– Ты что за него?
– Нет, конечно. Я хочу сказать, что каким бы он не был, ты не должен его убивать. И даже думать об этом. Это грех!
– Но он сейчас нас чуть не убил! Не убил! Он избил тебя, а потом унизил!
– Я знаю… знаю. Но это не дает нам право посигаться на его жизнь. Понимаешь!?
– Нет, не понимаю!
– …
Скрипнула дверца платяного шкафа, они вошли в комнату Виктории, на полу которой сидел Василий и ждал их возвращения. Увидев их лица, он встревожился и спросил:
– Что случилось?
– Неудачная игра в прятки обернулась падением. Я упала на Домового, он стукнулся лицом об твердую землю, а я прикусила губу.
– Ну, вы даете! Принести зеленку?
– Неси, если не сложно!
– Сейчас, – сказал Вася и вылетел прочь из комнаты.
Они сидели, молча, глядя в пустоту, осознавая, что с ними произошло…
Дневничок Виктории.
«Извини, дневничок, совсем про тебя забыла, забросила, бедненького. То нет времени, то нет мыслей, то еще найдется тысяча причин, чтобы не открывать тебя. Если честно, то мне стыдно. Надеюсь, что ты меня выслушаешь, и мои взбаламученные мысли лягут, как надо, на твои белоснежные владения.
В общем, вчера состоялась встреча с отцом Домового. По правде говоря, такого приема я никак не ожидала. Он действительно, как и описывал мне Домовой, злой и жестокий тиран, которому доставляет удовольствие мучить несовершеннолетних подростков. И я уверена, что не только их. Когда он унижал меня, он проговорился, что убивал и убивает таких как я пачками…
Жуть!
Вчера я себя ощутила в роли бедного ягненка, которого захватил в плен жестокий хищник – волк. Не самая приятная роль, скажу я тебе. Я боялась его, и он это чувствовал, как чувствует запах крови, текущей в моих жилах, поэтому он – сам Дьявол! – вальяжно и неспеша подходил все ближе и ближе ко мне, пока не вцепился в мою глотку. После чего я покорно и услужливо сдалась и стала выполнять то, что он пожелает, словно я марионетка в чужых руках. Когда я вспоминаю его звериный взгляд, улыбку, движения, то мое тело самопроизвольно начинает покрываться мурашками и дрожать от страха. Представляешь, я склонялась к его ступням в знак благодарности за то, что он оставляет меня в живых!
Какой позор!
Как же я слаба, оказалась на самом-то деле! Испугавший за свою жизнь, за жизнь Домового, я была готова на любое испытание, на любую его прихоть, на любое его гнусное, нечеловеческое желание, на любой его приказ. На ВСЕ, чтобы ЖИТЬ! Я, которая никогда и никому не давала себя сломать, повалить на землю и уж тем более прилюдно унижать, так просто сдалась, когда почувствовала холодное прикосновение смерти. Как же мне плохо!
Но хуже всего не это, а другое, что Домовой затаил на отца злобу. Неудивительно, учитывая тот факт, что его отец всю жизнь только и делал, как унижал и избивал его. Он сказал, что убьет его, и я нисколько не сомневаюсь в правдивости его слов. Я ему посоветовала, чтобы он не думала о мести, которая разрастается в душе подобно снежному кому, разрушая его духовную добродетельную сущность. О мести, которая с годами непременно вырвется наружу, если ее не укротить и которая его уничтожит в вихре урагана, мгновенно превратив его в монстра – в его отца. И что ты думаешь, дневничок, он послушал меня? Неееет… и более того он посчитал, что я на отцовской стороне раз защищаю его интересы, интересы тирана и убийцу.
Представляешь, дневничок, хотела помочь любимому человеку, чтобы он встал на путь истинный, а вместе благодарности и желанного поцелуя, я услышали в свой адрес жалкое обвинение! Неужели все мальчишки так глупы?
В общем, слово за слова, оскорбление за оскорблением, признание за признанием. Итог – ссора с криками и со слезами на глазах.
Бедный Василий так испугался, что даже заплакал, когда зашел в комнату с зеленкой в руках и увидел нашу ссору: мои горькие слезы и его красное лицо от пощечины.
« – Почему вы ругаетесь, вы же друзья? – спросил он, заплакал и выбежал прочь из комнаты.
Я побежала за ним, оглянувшись в сторону Домового, который стоял с непроницаемым лицом и глядел в пустоту. Мне хотелось закричать ему: «Очнись, ты только что обидел друга! Очнись, ты только что уподобился отцу, только что причинил боль словами, которые вырвались из-за того, что ты не можешь простить! Очнись, черт возьми, пока еще не поздно!».
Но я промолчала и выбежала из комнаты.
Когда мы с Васей (долго пришлось ему объяснять, почему мы поругались) поднялись в мою комнату, его уже не было. Он исчез, убежал, возможно, чтобы успокоиться и что-то решить. Чтобы, наконец, принять взрослое решение и руководствоваться им до конца своих дней. Надеюсь, он примет верное решение.
Всю ночь не спала. Не буду лукавить, почти всю ночь прорыдала в подушку. Думала, что он придет ночью и извиниться передо мной и все будет как прежде. Но он не пришел.
Надеюсь, что вернется сегодня. Чтобы я ему не наговорила вчера, а он – мне, я продолжаю его любить всем сердцем и не хочу, чтобы это чувство было утеряно в плеяде однообразных лет.
Не хочу… не хочу потерять его… потому что люблю.
Жаль, что вчера он про это забыл. Забыл в тот день, когда мы закопали ожерелье».
Виктория отложила личный дневник в сторону, взяла книгу и легла на кровать.
Почитать ей так и не удалась, потому что на черно-белых страницах романа снова и снова всплывали картинки из недавнего прошлого: зловещий лик Дьявола – отца Домового, унижение и страдания ради спасения, нелепая ссора с Домовым, уныние, отчаянья и опустошение после нее.
Как бы тщетно Виктория не старалась забыть вчерашний день, он необратимо всплывал на поверхность, как пластмассовая пробка, в пруду, плывущая туда, откуда нет возврата. Виктория плыла по течению бурной реки, название которой ЖИЗНЬ и теперь не знала, куда приведет ее следующий поворот, что за тем далеким холмом, который приближается медленно, но верно. То ли неизбежный краха (крах несбывшихся мечтаний и иллюзий), то ли головокружительное спасение, а после него тихое, мерное течение.
С такими мыслями она крепко уснула, проснувшись только через два часа, да и то, потому что Мария зашла в ее комнату и скрипнула дверью.
– Прости. Ты спала?
– Спала, но уже проснулась.
– Я зашла, чтобы поговорить с тобой о том, что случилось вчера, – сказала МАрия, пойдя к ее кровати.
– О чем ты? Откуда ты знаешь? – изумилась Вика.
– Догадайся, – Мария села на кровать.
– Вася рассказал…
– В точку. Не обижайся на него, он за тебя искренне переживает. Как и я. Это он тебя ударил?
– Домовой?! – Мария кивнула. – Нет, конечно. Он никогда не тронет меня.
– Тогда кто тебя ударил?
– Его отец, потому что я нарушила закон.
– Что? Как он посмел, чертов негодяй!? Я…
– Давай не будем вспоминать об этом. Мне сейчас и так плохо.
– Хорошо, – согласилась с ней Мария, замолчала, но потом все-таки решилась спросить. – Почему вы тогда поругались?
– Мы поругались, потому что он еще слишком глуп, чтобы осознать то, что я ему вчера сказала.
– Мы поругались, потому что я был зол на отца и за его аморальное поведение, – добавил Домовой, появившийся, словно из неоткуда. – Я был сам не свой и не понимал, что творю. И признаю, что был слишком резок к тебе и к твоим словам.
– Явился, – холодно сказала Виктория. – Я тебя ждала ночью…
– Я должен был подумать о том, что случилось.
– И что ты решил?
– Решил, что бессмысленно злиться друг на друга. Решил, что сделаю так, как ты сказала. Перестану злиться и думать о скорой смерти отца, прощу его, хоть это и будет тяжело, особенно после того, что он натворил. Пускай за его деяния отнюдь не благодетельные, как он считает, его накажут те, кто выше и разумней нас. Небеса. Решил, что нужно извиниться перед тобой и забыть о ссоре, как о страшном сне и никогда не вспоминать. Решил, что нужно кроме того, чтобы извиняться, поблагодарить тебя за то, что не побоялась и спасла мне жизнь.
– Ну, я ведь ничего…
– Не надо скромничать, Виктория, – перебил ее Домовой. – Ты прекрасно знаешь, что если бы не твоя храбрость и смекалка, я бы не стоял здесь и не извинялся на коленях. – Он встал на колени и взял ее за руки.
– Пожалуйста, встань! – скомандовала она.
– Не встану, пока ты не простишь, – ответил он, глядя в ее сверкающие глаза.
– Я тебя прощаю, прощаю. Только встань…
– Спасибо. – Домовой встал в полный рост, поцеловал ее ручку. – Я знал, что ожерелье магическое, а твой дедушка – самый настоящий волшебник! –он развернулся и пошел к шкафу.
– Куда ты? Не уходи…
– Прости, меня ждет отец, – сказал он и скрылся.
Виктория, обескураженная и взволнованная, стояла и не знала, что ей делать и что сказать. Мария подошла к ней, обняла и прошептала ей на ушко:
– Все у вас будет хорошо, не переживай.
– Он же вернется, не бросит меня? – наивно спросила она у Марии.
– Конечно, нет. Почему ты так решила?
– Не знаю…
– Ты моя хорошая. – Мария поцеловала дочь. – Давай лучше полежим, а я тебе прочту сказку.
– Про Василису Прекрасную? – спросила Вика, и они друг другу улыбнулись.
– Про Василису Прекрасную, – повторила Мария.
– Классное было время, да, мам?
– Не то слова, Викусь. Лучшее.
– Жаль, что папа это время упустил со своей проклятой работой.
– Да, он многое упустил в своей жизни. Но эта жертва с его стороны, чтобы мы были счастливы и, ни в чем не нуждались.
– Мне в детстве, да и что лукавить и сейчас не хватает его любви. Ты его не ревнуешь к работе? Я бы Домового ревновала…
– Я ревную к тому, кто на работе. Хотя к самой работе тоже.
– А он что тебе изменял? Только не говори, что да, а то мое сердце не выдержит, – вдруг встревожилась Виктория.
– Нет. Ты разве забыла, что он самый хороший папа на свете?
– Не забыла, – Вика задумалась и спросила. – Мам, а откуда ты знаешь, что он тебе не изменяет, когда он на работе?
– Что за странные вопросы сегодня, – возмутилась Мария, но все равно ответила дочери. – Я не знаю, я чувствую, что он все еще мой и только мой и ничей больше.
– Как ты думаешь, я почувствую, если мне Домовой изменит?
– Да.
– Мам, скажи честно, а ты папу все еще любишь?
– Да.
– Уверена?
– Да. Почему спрашиваешь?
– Чтобы удостовериться.
– В чем?
– Что любовь живет вечно, если ты ее не выпустишь из рук.
– Лучше сказать, что любовь живет столько, сколько пожелает сам человек. Многое, если не все, зависит только от нас и от наших поступков.
– Ты будешь вечно его любить?
– Вечность – слишком долго. Лучше я буду любить его до конца своих дней. Так мне больше нравится. – Мария улыбнулась и спросила. – Узнаю свою трехлетнюю дочурку, которая задает слишком много вопросов, чтобы только оттянуть время от сказки.
Они обе засмеялись.
– Я уже и забыла про сказку. Ты, правда, хочешь ее прочесть?
– А ты не хочешь?
– Очень хочу…
– Тогда почему бы и нет? Васю позовем?
– А как же!
– Василий! – громко крикнула Мария.
– Вызывали? – спросил он, когда прибежал в Викину комнату и запрыгнул на кровать.
– Да. Сейчас мама будет читать сказку о Василисе Прекрасной, – сказала Вика.
– Фу! Вы чего, малые дети? – изумленно спросил он.
– Еще какие! Раз не хочешь составить нам компанию, то тогда можешь идти, – ласково сказала Мария.
– Нет уж! Раз уж пришел, буду слушать сказки!
– Будет весело, не сомневайся, братишка.
– Ага, умрем со смеху, – съязвил он.
– Все слушай, – шепнула Вика.
– В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец, – начала Мария…
Глава 15
Дворняга бежала по сырой дороге, не обращая внимания на лужицы. Капельки прошедшего дождя стекали по крышам, приземляясь на сверкающие лужайки.
Кап-кап!
Наконец-то дождь закончился, завершив свою барабанную симфонию, перемешенную небесным громом и ломаными молниями. И все в одно мгновение стихло: вой, шум, свист ветра исчезли в океане спокойствия, улетучившись куда-то далеко, теперь он неслышно пробегал волнами по увядающим цветам и траве; деверья, словно статуи, замерли, переставая прогибаться и трещать под натиском могучего ветра; небо очистилось; птицы запели мелодичные песни. А когда желтое солнце выглянуло из пепельно-серых облаков, освещая мокрые желто-красные листья, которые покоились на пожелтевшей поляне возле дуба, Виктория улыбнулась новому дню, посмотрела на Домового, и он все понял без слов, их запланированная прогулка состоится.
Они шли по знакомым тихим улочкам, вдыхая в легкие влажный, пропитанный росой воздух. Их тела ласкал пока теплый летний ветер.
– Неужели дождь закончился, – сказала Вика, посмотрев на небо. – Целую неделю, льет. Надоел. Надеюсь, что даст нам сегодня прогуляться, как следует.
– Надеюсь. Очень надеюсь, – повторил Домовой, глядя под ноги, чтобы случайно не наступить в лужу.
– Ты какой-то таинственный сегодня.
– Да? Скорее грустный, чем таинственный. Ведь сегодня грустный день. День расставания. И не только. Вот и еще одно лето пролетело, так и не успев начаться.
– Да, – проговорила она. – Наше одиннадцатое лето… всего лишь. Оно растворилось в желтой осени.
– Точно, – согласился он. – Давай не будем отпускать его?
– Давай. Только как мы это сделаем, ума не приложу!?
– Я знаю один метод.
– Какой же?
– Мне говорили, что лето нужно запустить в свою душу и хранить до следующего. Правда-правда, не смейся.
– Ха. Мне вот интересно, как ты собираешься это сделать?
– Все просто.
– Да, неужели? – ехидно спросила Виктория.
– Мы сейчас подымимся на Лысую гору и попытаемся ухватить кусочек лета.
– Почему именно на Лысой горе?
– Потому что мы будем на высоте, а значит ближе к солнцу. А где солнце там и лето. Понимаешь? – он хихикнул.
– Понимаю, что некоторые все еще остались в душе первоклашками.
– Я так понимаю, эти некоторые – мы с тобой?! Или…
– Я имела виду только тебя, но, к сожалению или к счастью я осталось такой же, какой была много-много лет назад. Разница между той маленькой девочкой и мной настоящей, девушкой, в том, что я научилась притворяться, как и все взрослые. И все!
– Мы научились обманывать друг друга, – подправила Домовой ее. – Научились так хорошо, что стали забыть, где правда, а где вымысел. В этом отношении, детьми, мы были честнее и искренне.
– С тобой трудно не согласиться. Значит, идем на Лысую гору ловить сачком невидимое лето?
– А почему бы и нет?
Домовой и Виктория улыбнулись друг другу, мечтательно посмотрев в чужие и такие родные глаза, взялись за руку и чуть ли не вприпрыжку пошли на окраину города, где возвышалась скалистая гора без единой зеленой травинки, без единого кустика брусники и земляники, без единого деревца.
Окаймленные неосуществимой мечтой, заарканить лето, они не заметили, как забрались на самую высокую точку и уже смотрели свысока на городок, сверкающий в солнечных лучах. Аккуратные домики соседствовали уже с пожелтевшими деревьями и живыми изгородями, голубой пруд простирался и вдоль, и поперек на несколько миль, утопая за горизонтом, вдалеке, гранича с одинокими берегами, за которыми возвышались волнообразные горы, обрамленными хвойными и широколиственными лесами.
– Красиво, – прошептал он.
– Не то слово. Волшебно! – воскликнула она от переполняющего возбуждения. Потом спросила. – Почему я не птица и не могу летать? Если бы у меня были крылья, я бы не раздумывая, улетела вон туда, за те величественные горы. – Она показала рукой. – Туда, где нет никого: где тишина, уединение и покой.
– Я не раздумывая, последовал бы за тобой. – Он обнял ее. – Мы бы летели и летели… туда, куда глаза глядят, и никто-никто бы нас не остановил. Если бы пришлось, я бы сражался за свободу, за то место, за которое не жаль умереть. За рай на Земле.
– Снова несбыточные мечты. Мы не исправимые мечтатели и, наверное, такими останемся до конца своих дней.
– Было бы классно. Я люблю мечтать. И на счет несбыточных мечтаний, ты неправа. Я, кажется готов…
– К чему ты готов?
– Сейчас увидишь. Нас этому учили в колледже, но у меня не получалось. Но каждодневные тренировки принесли свои плоды. Жаль одного, что слишком поздно я этому научился. Чуть ли не в последний день лета.
– Ты говоришь загадками. Чему ты научился?
– Всегда думал, что ты терпеливая в отличие от меня. Оказывается, нет. – Он поцеловал ее в щечку. – Закрой глаза, расправь руки в стороны, и просто доверься мне.
– Ты говоришь, как Джек Доссон из «Титаника».
– Закрой глаза, пожалуйста, – повторил он.
– Что ты хочешь сделать? Я боюсь…
– Ты мне доверяешь?
– Да.
– Тогда закрой глаза, расправь руки и представь, что летишь. Хорошо?
– Хорошо, прости меня.
– Ничего.
Она расправила руку в сторону, закрыла глаза, он не удержался и поцеловал ее в губы.
– Осторожно, не упади, – сказала Виктория, когда он обхватил руками ее стройную талию. – Мы же на краю…
– Я не боюсь падения, – шепнул он ей на ушко. – Не открывай глаза, пока я не скажу тебе. Обними меня, как можно крепче и пообещай мне, что не отпустишь, чтобы не случилось.
– Обещаю, – неуверенно сказала она и крепко его обняла. – Домовой, неужели мы полетим?
Он ничего не ответил, так как прыгнул в пропасть, потянув ее за собой.
Она взвизгнула, закричала, зажмурила глаза еще сильнее, чтобы не видеть приближающуюся землю, намертво вцепившись в тело Домового, который оторвавшись от земли, описал дугу возле скал и только тогда взлетел в голубую высь.
– Мы умерли? – спросила она. – Я чувствую легкость и свободу.
– Мы летим. Открой глаза.
Виктория медленно открыла глаза, боясь увидеть нечто страшное, неизведанное, но когда увидела, что летит вдоль колыхающегося на ветру пруда, воскликнула от удовольствия.
– Это невероятно! Это сон! Я – лечу! ЛЕЧУ! Боже мой, Домовой!
– Я знаю, это нечто неописуемое. Я только недавно освоил полет. Твой братик уже летал и точно так же кричал! – он засмеялся, глядя на встревоженное и счастливое лицо Виктории, и плавно повернул налево.
– Когда? А если бы что-нибудь случилось? Как ты…
– Прости, я не хотел. Правда. Он меня увидел, когда я тренировался возле старого дуба. Я не мог ему отказать. Не потому что мое сердце не выдержало мольбы Василия. Нет. Потому что твой брат – хитрый и умный малый. Он сказал, что если я его не прокачу на себе, то он расскажет все тебе и тогда мой секрет перестанет быть секретом. Понимаешь?
– Ха. – Виктория засмеялась. – Сразу видно, что это мой брат.
– Я так же ему сказал.
– Весь в сестренку. И как ему полет? – поинтересовалась Виктория.
– Он визжал от удовольствия, и я тоже, глядя на него, на его радостный вид, на его невидимые крылья счастья. Мы летали целый день и летали бы еще всю ночь в лунном сиянии, в млечном свете полуночных звезд, да только вот Василий уснул на моих руках, погрузившись в сладкий сон. Я думал, что сейчас заплачу от умиления. Он такой… такой… милый, когда спит. Я его поцеловал в пухлую щечку и полетел домой, думая о том, как классно быть с теми, кто тебе дорог. Кто тебя по-настоящему любит. Классно иметь семью, которая всегда тебя ждет. – Он замолчал и добавил. – Я положил его в кроватку и улетел прочь…
