Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Антон с Викторией вошли через высокие двери, украшенные латунным орнаментом.
Внутри было тепло и уютно. И на удивление тихо; люди говорили, чуть ли шепотом, тихо продвигаясь к интеллигентной и улыбающейся билетерше, которая отрывая кончик билета, благодарила и желала приятного вечера каждому зрителю, даже самому маленькому и юному.
После того, как Антон и Вика прошли обязательный контроль на наличие билетов, они спустились на нулевой этаж. Разделись, сдав вещи в гардероб. Виктория перед большим зеркалом подправила прическу, подкрасила губы бесцветной помадой и спросила, как она выглядит. Антон ответил, что она выглядит головокружительно, обворожительно, словно богиня. Викторию устроил такой очаровательный ответ, она засмеялась, чмокнула его в щечку и они поднялись на второй этаж. Вошли в зрительный зал, который имел подковообразную форму. Большая паркетная сцена. Занавес бархатного цвета, декорированный по краям, снизу позолоченный. Симфонический оркестр, в центре которого стоял лысеющий дирижер, уверенно управляющий оркестром с помощью палочки. Стены обшиты бархатом и украшены золотыми фресками, узорами; их освещали изысканные тройные подсвечники с вытянутой, изогнутой головкой. На потолке висела огромная стеклянная люстра.
Когда Виктория с Антоном сели на свои места, представление еще не началось. Занавес был закрыт. Музыканты оркестра разминались, поигрывая снова и снова незабываемую музыку Чайковского.
– Кажется, начинается, – сказал Антон, когда свет погас, а музыка стихла. В зале повисла тишина.
– Кажется, – шепнула Вика ему на ушко.
Заиграла музыка. Занавес открылся, обнажив зрителям сцену с декорациями. Вышли актеры.
Представление началось: незабываемое, грандиозное и величественное.
Два часа искреннего счастья, радости и неподдельных переживаний.
Когда все закончилось, а занавес снова закрылся, Виктория вытерла слезы платком и поцеловала Антона.
– Тебе понравилось? – спросил он, когда они вышли из зрительного зала.
– Да. Я в восторге. Сходим еще раз?
– Обязательно. – Антон улыбнулся ей и сказал. – Завидую тебе.
– Почему? – поинтересовалась Вика.
– Потому что ты смотрела «Лебединое озеро» в первый раз. Хорошо помню, как я после представления не мог сомкнуть глаз несколько ночей подряд. Перед глазами все всплывали образы, декорации, актеры, костюмы. Эх… классное было время.
– Видимо мне сегодня тоже не уснуть.
– Тебе в любом случаи сегодня не уснуть. – Антон засмеялся и загадочно улыбнулся.
– Интересно, почему это?!
– Не скажу!
– Ты такой таинственный!
– И останусь таким до конца сегодняшнего вечера. Так что можешь даже не надеяться, что я тебе что-нибудь расскажу.
– Даже так. – Вика ухмыльнулась. – Ладно-ладно. Я когда-нибудь тебе припомню.
– Обязательно.
Они вышли на пустынную улицу.
Было темно и светло одновременно. Огни ночного города и яркая луна освещали улочки и дороги. Нежный, но холодный ветер ласкал их тела, закутанные в теплую одежду.
Они прошли книжный магазин, завернули направо, перебежали дорогу на красный цвет и уткнулись в стальные ворота парка, который был закрыт.
– Что ты задумал? – спросила она.
– А ты как думаешь? – Антон перелез через забор и оказался на той стороне. – Ты со мной?
– Антон, ты с ума сошел! – возмутилась Вика. – Так нельзя! Это незаконно!
– И когда ты стала такой праведной?
Молчание.
– Виктория, если ты доверишься мне, я обещаю, я сделаю тебя самой счастливой в этом мире.
– Не меньше! – воскликнула она и перелезла через забор. Антон ей помог.
– Вот и все! А ты боялась, ворчунья моя. – Антон ее обнял и поцеловал.
– И что дальше? – спросила Вика.
– Пойдем за мной, и ты все сама увидишь.
– Ладно. Но мне… мне. – Виктория замолчала.
– Что, Вик? Говори, – настоял Антон. Она сдалась.
– Мне страшно…
– Страшно? Еще никого не зажали в тюрьму за то, что влюбленные молодые люди хотели погулять поздно вечером в парке.
– Я не этого боюсь.
– А чего же тогда? – изумился он.
– Темноты, – ответила она. – Тут так жутко! Брр… мурашки по телу.
Антон засмеялся.
– Ничего тут смешного нет, Антон.
– Моя милая трусишка, – ласково сказал он и поцеловал ее в шею. – Прости. Не обижайся. И ничего не бойся. Я с тобой. Я защищу тебя.
– Я пойду с тобой, если ты мне объяснишь, что мы тут делаем? И почему?
– Хитростью ты меня точно не возьмешь. Не скажу. Это сюрприз. Большой сюрприз.
– Хоть я и любые сюрпризы, но не такие страшные. – Виктория посмотрела на зловещий при свете луны сосновый лес и поежилась. – Ужас!
– Разве здесь ужасно? Ты внимательно приглядись и ты увидишь, что в парке – романтично.
– Романтично? Скорее надо сказать ЖУТКО романтично.
Они засмеялись.
Антон взял ее за руки, и они пошли по вымощенной аллеи, с обеих сторон которой ровной линией росли сосны и молодой пожелтевший березняк. Через каждые пять метров были вбиты в мягкую землю деревянные скамейки; рядом стояли урны.
Было странно видеть, что аттракционы не работают, продавцы не предлагают всем различные вкусности, никто не сманивает сыграть на удачу и выиграть мягкую игрушку. Нигде не горел свет пылающих фонарей.
Никого.
Ни криков, ни пустых разговоров, ни ругани, лишь тихий шум трепещущихся листьев на ветру, морозное дыхание осеннего ветерка, стрекотание в пожухлой траве, воркование голубей, свист одинокой птицы, поющей о неразделенной любви и вой собаки где-то в лесу.
Виктория на секунду забыла о страхе. Она ощутила себя свободной – летящей птицей среди безмолвия и тьмы. Почувствовала уединенность. А идти с любимым человеком по ночному парку, освободившись от порочного мира, который окружал их, вступить на священную землю и побыть наедине с природой, найдя с ней практически неуловимую гармонию, оказалось более чем романтично!
– Надо признать, что ты был прав, Антон. В парке без людей и без искусственного света романтичнее, – сказала Виктория.
– Я рад, что тебе понравилось.
– Я так понимаю, на этом наше путешествие по парку не заканчивается?
– Ты права. Оно только начинается, – загадочно ответил он.
Виктория засмеялась.
– Я что-то сказал смешное?
– Нет. Но ты ведь надо мной смеешься. Мне тоже захотелось.
– Ясно, – сухо ответил он, глядя на луну.
– Буки-буки. Не обижайся, Антон.
– Я не обижаюсь.
– Я вижу, – она улыбнулась. – На самом деле, я засмеялась оттого, что ты со школы нисколько не изменился. Все тот же непревзойденный мечтатель, неунывающий оптимист и романтик, в глазах которых горит огонек.
– Это плохо? – спросил он.
– Наоборот, хорошо. Именно из-за этих качеств я в тебя влюбилась и продолжаю любить. – Виктория его поцеловала.
Поднявшись на возвышенность, они забрели в густой лес, идя по узкой тропке, вышли на освещенный голый островок земли, окаймленный высокими кустами, деревьями и горящими свечами. В центре стоял столик на двоих и два стула. На столе возвышалась черная ваза, в ней – пять красных роз; три зажженные свечи, бутылка дорогого вина, две тарелки, вилки, бокалы.
– Антон, как ты это сделал? – спросила она, все еще не веря своим глазам.
– Тебе нравится? Судя по твоему лицу, сюрприз удался.
– Еще как удался. Мне очень-очень нравится. Но как ты…
– Мелочи, которые не должны тебя волновать. Один помог. С другим договорился. Это не интересно. – Антон обхватил ее за талию и сказал. – Прошу за стол. Извини, что с погодой не угадал.
– Ты еще и извинишься. – Виктория его поцеловала. – Спасибо.
– Не за что. Я старался.
Они сели за стол и приступили к ужину.
– Еда, пальчики оближешь! – похвалила Виктория. – Ты ведь сам готовил?
– Да. Весь день старался.
– Вот значит, почему ты задержался на работе?
– Попался, – сказал Антон и улыбнулся. Потом спросил. – А не пора ли нам с тобой выпить по бокальчику вина?
– С удовольствием!
Антон открыл бутылочку вина и налил полные бокалы.
– Спасибо. – Виктория взяла бокал в руки. – Можно я первая скажу?
– Конечно.
– Когда оглядываешься назад, в прошлое, порой трудно поверить в то, что прошло пять лет со дня нашей встречи в книжном магазине. Пять лет! Боже! Кажется, мы встретились несколько месяцев назад! Да кого я обманываю – пару дней назад! Но смотришь на календарь… и понимаешь, что мимо нас незаметно и коварно пролетели годы жизни. Лучшие годы нашей жизни. Мы оглядываемся в прошлое, чтобы разобраться, куда улетучились потерянные года в плотной дымке облаков жизни. И сразу вспоминаем дни, проведенные вместе… и мимо нас ярко и феерично пролетают сотни, тысячи незабываемых воспоминаний. Я вспоминаю. Веселые, греющие душу разговоры по ночам, когда весь мир засыпает сладким сном; мы ведь так и остались мечтателями, бороздившими моря и океаны возможностей и перспектив, которые поспешно открывались и также поспешно закрывались. Романтические прогулки в лесной тиши; поцелуй под елкой во время грибного дождя; узкая лысая тропка, ведущая к озеру, где мы искупались и предались плотской страсти и нежной любовью. Изматывающие подъемы в скалистых горах, с которых мы смотрели на мир и вторили себе, что мы птицы, парящие над землей; с которых мы смотрели на мир и чувствовали себя частичкой чего-то великого. Поездки в другие страны, где мы открыли для себя неизведанный, такой чарующий и волшебный мир Голубой Планеты, который и удивлял, и забавлял, и приводил в состояние шока. Пробежки тихими утрами вдоль одиноких домов. Тренажерный зал в выходные. И многое-многое другое. А помнишь, как мы пошли на пляж и так сильно обгорели, что потом не могли притронуться друг к другу. А каток? – Виктория с Антоном засмеялись. – Когда первые снежинки ложатся на землю, а первый морозец покрывает наледью дороги, я вспоминаю ярко освещенный каток, скрежет металла о толстую корку льда, десяток людей, снующих туда-сюда и свои, несомненно, крутые падания на мягкое место. Столько веселья, столько азарта, сколько детской непосредственности, сколько счастья, что и не описать словами! А помнишь, как мы готовили пиццу, пасту, роллы, другие блюда, как радовались, как смеялись, словно дети, которым разрешили быть самостоятельными? Как мы ходили в городской парк: ездили на колесе обозрения, катались на машинках, пытались выиграть бесплатный подарок? Как стали жить отдельно от родителей и не могли насытиться своей любовью? Ох уж эти ночи любви! Разве их можно забыть?! Нежные, страстные, чувственные! – Молчание. – Я помню, как мы с тобой впервые поругались, что даже решили расстаться на пару дней. И эти пара дней дали нам чуть больше, чем мы могли от них ожидать. Они подарили нам озарение, понимание того, что мы друг без друга не сможешь существовать, так как наши жизни, судьбы, миры слишком крепко срослись между собой, став одной жизнью, одной судьбой, одним миром. Вспомнил? – Антон ласково кивнул. – А теперь сложи их – воспоминания – вместе. Сложи отдельные пазлы головоломки, чтобы получить цельную картину под названием: «Пять лет вместе!». – Антон улыбнулся. – Разве это не замечательно? Не чудо? Спасибо тебе за то, что ты у меня есть. За то, что со мной. За все! Я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю!
На Викиной щеке в лучах лунного света сверкнула слеза. Она улыбнулась Антону. Подошла к нему. Обняла, не целуя. Прижала его к себе как можно сильнее, чтобы он мог ощутить дрожь ее тела. Потом что-то шепнула ему на ушко. И поцеловала.
Они сделали по глоточку вина. На небе упала звезда. Загадали желание.
– Что с тобой, Антон?
– Ничего, – врал он.
– Я же вижу. Тебе плохо? Ты весь побледнел. Руки дрожат. Ты замерз?
– Все со мной хорошо. Просто…
– Что «просто»? Антон, я начинаю переживать!
– Просто настал – я уже слышу звон колоколов – момент истины.
– Момент истины? – удивилась Виктория. – О чем ты?
– Настало мое время. Наше время, – исправил он себя. – Сегодня наш праздник и я хотел бы подарить тебе подарок. Если, конечно, ты не против?
– Но мы же договаривались без подарков, Антон. Так нечестно.
– Я знаю. – Антон тяжело вздохнул и продолжил. – Виктория, ты не представляешь, как сильно я люблю тебя.
– Представляю.
Она улыбнулась.
– Ты единственная девушка, которую я любил, продолжаю любить и буду любить до скончания веков. Ты мой ореол в небесной славе. Ты мой не иссякающий огонек в ночи, который ведет меня по жизни: направляет, ласкает, успокаивает. Без тебя – я никто и ничто. С тобой – я человек, которого любят, которого ждут, которого понимают и ценят. С тобой я ощущаю себя героем – великим и непобедимым Одиссеем, которому не страшен ни один противник, не страшна любая задача. И все благодаря тебе, Виктория. – Антон провел рукой по ее щеке. Холодная. – Виктория… Виктория… как же тяжело говорить… прости, что так долго не мог решиться.
Он вытащил из кармана черную коробочку. Открыл ее. Золотое кольцо с бриллиантом и фианитами.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он дрожащим голосом.
Виктория ждала предложения от Антона. Представляла себе, поменьше мере, один раз в неделю, как он преподносит ей кольцо, просит ее руки и сердце, а она отвечает ему взаимностью.
И теперь, когда время настало, она не может ничего сказать. Она онемела от потрясения, от ожидаемой неожиданности. Виктория была не в силах мгновенно осознать, поверить в то, что Антон предложил ей обручиться, соединив их союз священными узами брака; предложил ей свою любовь до последнего вздоха.
После повторного вопроса, Виктория словно ожила, воскреснув из мертвых. Слезы радости обрушились градом. Душа вылетала прочь из внутренней оболочки и стала танцевать над ее головой. По телу пробежала горячая волна. Волнительная дрожь. Закружилась голова. Она улыбнулась. И ответила:
– Да, я согласна.
Антон закричал от радости, надел дрожащими руками кольцо на ее безымянный палец и поцеловал.
– Я обещаю тебя сделать самой счастливой! – сказал он, обнимая ее, утопая в сладком аромате ее волос. Они пахли шалфей и ромашкой.
– Мой милый, мой милый! – отвечала она, целуя в щеку. – Ты уже сделал меня самой счастливой женщиной на свете!
– Еще нет…
– Сделал, сделал.
– Я хочу от тебя детей, – наконец признался он.
– Что? А как же твои принципы…
– Юношеская глупость, – ответил он.
– Ты не шутишь? – все еще не верила она.
– С такими вещами не шутят, Виктория. Я хочу девочку и мальчику. От тебя.
– О! мой любимый! – воскликнула она и заплакала от счастья, утонув в его объятиях.
– Любимая…
Придя домой, счастливые и окрыленные, они занялись любовью.
Глава 3
– Ну, где же они? – переживала Виктория, глядя на часы. Домовой с Элизабет опаздывали на полчаса.
– Скоро придут. Не переживай. Может, Элизабет задержалась в пути, поэтому они и не успевают.
– Возможно. – Виктория украшала стены воздушными разноцветными шарами, стоя на табуретке. Антон повесил на кружевную тюль бумажную вывеску: «С возращение, Элизабет!». – Думаешь, им понравится наш подарок? – спросила она, привязав последний шарик. – Я переживаю.
– Конечно, понравится. Не зря же мы с тобой трудились несколько бессонных ночей подряд.
– Я надеюсь. – Виктория подошла к подарку, который стоял в углу комнаты; он был завернут в блестящую упаковку. – Я надеюсь, что они по достоинству оценят наше творение.
Через пять-семь минут к ним постучались в дверь.
– Кто бы это мог быть? – спросил она и пошла в коридор открывать дверь.
Снова стук, нетерпеливый и настойчивый.
– Минутку! – крикнула Вика, сняла фартук, поправила прическу и спросила. – Кто там?
Никто не отвечал. Она рассердилась. Открыла дверь и увидела на пороге Элизабет и Домового, которые добродушно смеялись.
– Ах вы, обманщики! Так не могли войти? – воскликнула радостная Виктория, приглашая гостей в дом. – Заходите, заходите, гости дорогие! – Она обняла сначала Домового, потом Элизабет; они были нарядно одеты и приятно благоухали северными склонами подземного мира. – Я так соскучилась по тебе, зайка моя! Ну как ты съездила?
– Нормально. Все, отмучилась. Получила высшую оценку.
– Молодец, – похвалила ее Вика и позвала Антона. – Милый, к нам гости пришли! Иди сюда!
– Иду, иду! И кто к нам пожаловал? – спросил он и вышел в коридор. Он опешил. Никого. – Милая, я никого не вижу. Какие гости? Зачем ты меня обманываешь? Я понимаю, что ты ждешь, не дождешься Домового с Лизи…
– Как ты меня назвал? Лизи? – притворно сердитым голосом спросила Элизабет.
Антон по истечению пяти лет настолько поверил в существование духов (и на это были веские причины!), что стал слышать их голоса. Иногда чувствовал их прикосновения. Но никогда не видел.
Когда он впервые услышал голос Домового, он закричал, взял в руки дубинку и побежал в другую комнату искать вора. Виктория долго не могла вразумить ему, что это голос ни вора, ни грабителя, ни маньяка, а Домового. Антон отнекивался, покрываясь испариной, тяжело дыша. На второй день он сдался. И поверил. А еще через три дня он услышал сладкий, нежный и веселый голосок Элизабет.
Поначалу он подолгу не разговаривал с Домовым и Элизабет; он боялся сойти с ума. Когда разговоры с пустотой стали привычным явлением, Антон полностью открылся перед Домовым, а Домовой перед ним. Они сблизились. Стали верными и закадычными друзьями, которые могли общаться с утра до ночи. Домовой однажды признался Виктории, что Антон для него не просто друг, а как большой брат, который всегда поймет и поддержит в трудную минуту. «У меня никогда не было старшего брата, а теперь есть. И это прекрасно!».
– Как? Они здесь? Вот черт! – выругался он. Домовой, Виктория и Элизабет засмеялись от того, как Антон засмущался. – Лизи… ой… Элизабет прости. Не обижайся. Это уменьшительно ласкательное имя.
– Я не обижаюсь. Лизи вроде бы неплохо звучит, – сказала она. – Подойди же к нам. Мы хотим тебя обнять. Я так соскучилась!
– Я чувствую тебя! – закричал Антон, глядя на Домового. – Дружище, я чувствую тебя! А ты – богатырь! – Антон поцеловал его по-дружески в щеку. Потом обнял Элизабет. Хрупкая, маленькая, грациозная. – Лизи, такую я себе и представлял. Хрупкую снаружи и сильную внутри.
Они зашли в празднично украшенную комнату.
– Как красиво! – сказал Домовой. Он восхищенно оглядывал комнату и подмигнул Антону. Тот ответил тем же дружеским жестом.
– Да, красота! – согласилась Элизабет. – Спасибо вам за такой теплый прием! Честно, не надо было!
– Еще чего скажешь, не надо было! Мы так готовились, так тебя ждали. Так ждали этого дня! А ты говоришь такое! Знаешь, мы можем и обидеться! – сказал Антон.
– Спасибо, спасибо! – поблагодарила Элизабет еще раз Вику с Антоном. – Только не обижайтесь.
– А когда поздравлять друг друга будем? – спросил Домовой. – Мне уже не терпится закричать – ПОЗДРАВЛЯЮ!
– Поздравляю! – хором закричали они и снова обнялись.
– Можно мне первому подарить подарок? – спросил Домовой у Элизабет, усевшись на диванчик.
– Конечно. Еще спрашиваешь.
– Тогда минутку, – сказал Домовой. Выбежал из комнаты. Через некоторое время он вернулся с большой коробкой в руках. Протянул ее Антону. – Это от нас. Я сам его сделал. Элизабет мне помогала.
– Он хотел сказать, что я постоянно его отвлекала. Это была моя помощь.
– Неправда!
Когда Виктория с Антоном открыли коробку и вытащили оттуда подарок.
– И как? Вам нравится? Только честно! – взволнованно спросил Домовой.
– Это великолепно! – восторженно сказала Виктория, глядя на картину из дерева, на которой были изображены лица Антона и Виктории.
– Аж дух захватывает! – признался Антон. – Как ты это сделал?
– Да пустяки, ребята! – скоромничал Домовой.
– Он работал над ней последние полгода, – выдала его Элизабет.
– Почему я вижу картину? – изумленно спросил Антон у Домового.
– Потому что я сделал картину из земного дерева.
– Понято. Здорово. – Антон подошел к Домовому, пожал ему руку и сказал. – У тебя талант!
– Спасибо.
– Это тебе спасибо, – сказала Вика и поцеловала его в щеку.
Пока они благодарили Домового, Элизабет незаметно вышла из комнаты и преподнесла им второй подарок. Это был небольшой амулет в виде сердца, высеченный из прозрачного камня, внутри которого было написано золотыми чернилами: «Самой красивой паре, которая нас научила доверять любви. С любовью от Домового и Элизабет».
Антон поблагодарил Элизабет, взял в руки тяжелый амулет и поставил его на полку с книгами.
– Теперь наша очередь, – улыбаясь, сказал Антон. – Виктория, ты начнешь?
– Да, – согласилась она. – Мы любим вас.
– Будьте счастливы, – добавил он.
– Прозвучало коротко и банально, но зато искреннее. От чистого сердца к чистым сердцам. Примите наш скромный подарок.
Антон подал им подарок. Домовой снял блестящую фольгу. Улыбнулся, глядя на Вику. Внутри была картина, нарисованная гуашью. На ней была изображена золотистая поляна, на которой полукругом лежали четверо молодых людей (Антон, Домовой, Виктория, Элизабет), которые смотрели на небо, на мимо проплывающие воздушные облака. Они показывали на них пальцем, о чем-то спорили, смеялись.
– Это еще не все! – предупредил Антон, обняв за талию Викторию.
– Еще не все?
– Да. У нас для вас есть новость.
– Какая? – нетерпеливо спросил Домовой.
– Мы… может, ты скажешь, Антон, а то я не могу. Снова заплачу.
– Да что, в конце концов, случилось?! – вскрикнула встревоженная Лизи.
– Мы… я тоже не могу! Горло онемело!
– Дорогая, можно мне их убить? – шутя, спросил Домовой.
– Я сама их сейчас…
– Антон сделал мне предложение. Мы помолвлены!
– Ура! – громко закричал Домовой, схватил Антона и стал поднимать его вверх. – Я знал, что ты когда-нибудь решишься. ТЫ молодец, дружище!
– Девчонки, вы чего раскисли! Надо радоваться! Они женятся! Женятся! – Домовой обнял растроганных Викторию и Элизабет. – Моя любимая подруга выходит замуж! Я не верю, не верю! Как же мне хорошо! Та маленькая девочка, которая научила меня любить… выходит замуж!
Домовой рухнул на пол, на секунду потеряв сознание. Все испугались.
– Простите, ноги подкосились от перевозбуждения. – По его грубой щеке скатилась скупая мужская слеза. – Я счастлив за вас…
– Раз сегодня день признаний. То я тоже хочу сказать, – сказала Элизабет. – Помните, я обещала вам рассказать о большом сюрпризе, – они кивнули. – Так вот. Домовой, встань с пола, пожалуйста, и обними меня. Мне это необходимо. – Домовой выполнил просьбу жены. – Спасибо. Прости меня, что я сразу не сказала, как только приехала. Простишь?
– Да.
– Спасибо. Я… беременна!
– Ты что, что… – разволновался он.
– Я беременна. Ты скоро станешь папой. У нас будет сын. Ты рад?
– Я стану папой… как я могу быть не рад! Я – папа!
Глава 3
– Люблю это место, – сказала Виктория, глядя на лилово-розовое небо, которое отражалось от гладкой поверхности океана.
Они сидели на скалах, выступающих из голубого океана, на дне которой сияли коралловые рифы.
Щебет чаек, плеск волн о камни, писк дельфинов, выпрыгивающий из воды, рев китов вдалеке, сладострастное пение русалок, легкое завывание ветра, теплые лучи заходящего солнца – все это успокаивало и расслабляло. На мгновение Домовой и Виктория обретали свободу и какую-то ранее недосягаемую легкость, воздушность облаков.
– Да красивое место. Завораживает, – согласился с ней счастливый Домовой; он держал на руках трехмесячного духа-сына и не мог на него налюбоваться. – Он такой красивый…
– Да. Весь в папочку. Такие же красивые глазки, ровный носик, пухлые щечки, черные волосенки. Прелесть.
– Моя гордость, – прошептал он и поцеловал ребенка в щечку. Потом сказал. – Виктория, раньше я думал, что самое главное счастья в это жизни – это быть с любимой. Это не совсем так. Да простит меня Элизабет за эти слова. Прижимать к груди собственного ребенка, обнимать и целовать его, забоится о нем, слышать, как он смеется – вот где настоящее счастье, способное растрогать и окрылить даже такую скрягу, как я. Мне не хватит всех слов, чтобы описать, как сильно я люблю сына. Леонардо…
– Они – слова – не нужны, Домовой, чтобы доказать свою любовь к ребенку. Он почувствует, если ты его по-настоящему любишь. Дети лучше чувствует искреннею любовь, чем циничные взрослые.
– Любить по-настоящему… хорошо сказано, Виктория. Помнишь, когда мы с тобой были маленькими, мы пытались объяснить, прежде всего, себе, чем же отличатся любовь от влюбленности.
Виктория засмеялась.
– Я помню. Как же это было давно. И вроде бы недавно. Теперь мы сами – взрослые, которые мечтают о детях. Взрослые, которые рожают и воспитывают детей. Неужели вся жизнь, так скоротечна?
– Наверное. Это и к лучшему.
– Почему?
– Потому что мы знаем цену жизни; мы ее ценим. Каждый прожитый день. Каждое прожитое воспоминание, событие, приключение.
– С тобой трудно не согласиться, Домовой, – сказала Виктория и обняла его за плечи.
– Я знаю. – Домовой улыбнулся. – Не хочешь продолжить тот детский разговор о любви? – предложил он, убаюкивая крохотное дитя, которое на секунду открыло сонные глазки, а потом закрыло, снова сладко уснув.
– А почему бы и нет? – согласилась Виктория, смахнула челку со лба и продолжила. – Для меня любить по настоящему… это… любить человека не за что-то, не по каким-то причинам или обстоятельствам, а любить за то, что он – это он. Все просто. Может, звучит не так красиво, как в любовных романах. Но правдиво. – Она посмотрела на Домового и спросила. – А ты как считаешь?
– Любви – нет, – ответил он.
– Как нет? Как это? Ты только что мне говорил, как сильно любишь своего сына, жену… а теперь утверждаешь, что любви нет… не понимаю… где тут логика?
– Любовь – это всего лишь слово. И я его употребляю для того, чтобы меня понимали другие. Все просто, как ты говоришь. На самом деле, любви – нет. Я верю во взаимосвязь и взаимоотношения между людьми, духами. В нежность. В искренность. В неподдельные чувства родственности.
– Интересное мнение, но противоречивое. То, что ты мне сейчас сказал – это и есть любовь. Только другая. «Сторгэ» – семейная, нежная любовь.
– Возможно. Возможно. Не буду отрицать, но и не буду соглашаться. Лучше, я останусь при своем мнении. Хорошо?
– Хорошо.
– Спасибо, – поблагодарила он.
– Всегда, пожалуйста, мой милый Домовенок.
– Вы так любезны, Викуся.
– А то, как же!
– Когда приезжает Антон с гастролей? – вдруг спросил Домовой.
– Во вторник, поздно вечером. Почти ночью, – ответила она. – Жутко соскучилась по нему. Отсчитываю дни до его приезда. Каждый следующий день без него – ужасная пытка.
– Я тебе понимаю. Ты ему скажешь?
– Я боюсь.
– Чего ты боишься, Вика? Он же твой муж, а не какой-то незнакомец их соседнего двора. Я уверен, он будет прыгать от радости, когда узнает правду.
– Думаешь?
– Конечно, – уверено ответил Домовой. – Это ведь такая радость!
– Для тебя, – уточнила она.
– И для него тоже! Хватит переживать и накручивать, черт знает что, Виктория! Успокойся. Ты ведь не хуже меня знаешь, как он обрадуется. Он будет парить в небесах, когда узнает, что станет отцом.
– Вечно переживаю из-за пустяков. Глупая я. Глупая я, девочка, – ругала себя Виктория.
– Не говори так. Ты не глупая. Все женщины такие, чувствительные и ранимые, только вы пытаетесь это скрыть. Так что это нормально. Обещай мне, что во вторник ты скажешь Антону, что внутри тебя зародилась новая жизни. – Домовой одной рукой обнял Викторию. – Я так…
– Так счастлив… – продолжила она за Домового. – Я знаю. Знаю. – Вика поцеловала его в лоб. – Я скажу Антону. Во вторник. Обещаю.
– Вот и умница, – похвалил он. И добавил. – Чем быстрее он узнает правду, тем будут лучше для вас обоих.
– Мне не верится, что теперь нас – двое. Что мой ребенок во мне. Что скоро я стану матерью. Я так боюсь. Боюсь, что не справлюсь.
– Ты справишься.
– Но откуда ты знаешь?
– Я знаю тебя слишком давно. Поэтому я повторяю. Ты справишься. И никак по-другому. Ты справишься. И точка. Ты будешь лучшей матерью на свете. И точка.
– Я…
– И точка, Виктория. Никаких сомнений.
Непродолжительное молчание.
– Спасибо за то, что успокаиваешь меня и слушаешь мои сумасшедшие бредни.
– Всегда, пожалуйста, Виктория.
Они улыбнулись друг другу и посмотрели вдаль, на потухшее небо, которое почернело. Появилась первая звезда. Откуда-то послышался звон колокольчиков. И снова и снова неповторимая музыка волн.
Когда стало прохладней, они взлетели вверх и полетели домой.
Глава 4
После того, как Виктория узнала, что она беременна, ее жизнь изменилось, хотя ничего существенного и не произошло. Все было по-прежнему. Она работала на ненавистной ей работе, ходила в магазины, готовила, прибиралась по дому, гладила, стирала, меняла спальное белье, навещала родителей, смотрела телевизор, сидела в интернете, редко писала в личный дневник. В ее жизни появился смысл – смысл в том, что она делает. Виктория почувствовала себя полноценной и гордой женщиной, которая через девять месяцев сотворить самое настоящее чудо. Родит ребенка. Станет матерью.
Когда Антон узнал о Викиной беременности, он не скрывал своей радости, счастья. Он всегда хотел стать отцом. Хорошим отцом. Не как его строгий и чрезмерно требовательный отец, который любил поколотить сына по причине и без нее, забывая о главном: отдавать даром, просто так, свою любовь, нежность, понимание.
Вика ему рассказала о беременности в среду, когда он проснулся, только-только отрыв сонные глаза. Вечером, во вторник, она так и не решилась сказать, как обещала Домовому. Ибо Антон был измотан, выглядел смертельно уставшим после месяца непрерывной работы, от постоянной езды в трясущемся поезде. Поэтому она предусмотрительно оставила эту затею до следующего дня.
Сначала Антон опешил; не знал, что сказать. Потом, когда первые чувства, пьянящие разум, угасли, он дрожащим голосом спросил: «Я бу-бу-бу-ду отцццом, Виккктория?». Она кивнула, глядя на него влажными глазами, полноми страха и радости. Она не знала, как он отреагирует… хотя знала, просто боялась в этом признаться. Мысль – вещь крайне не устойчивая и опасная. Мысль ведет к рассуждению, рассуждения к подведению итогов. И порой заведомо известные итоги внезапно искажаются, видоизменяются и уже несут совсем другой, крайне негативный посыл: «А что, если ему не нужен ребенок? А что, если он закричит на меня и скажет, чтобы я сделала немедленно оборот? А что, если…».
Когда Антон прильнул к ней, поцеловал, нежно шепнул, что она самая, самая, предавшись порыву нахлынувших чувств, она успокоилась и почувствовала на душе легкость.
Все утро они лежали в постели, спрятавшись под одеяло. Обнимались, целовались, любили друг друга. С благоговейной радостью осознавали тот факт, что с каждым часом, с каждой минутой, секундой их ребенок становится чуть больше. Мечтали… о том, как буду растить Константина или Марию, представляя свое семейное, безусловно, светлое будущие через призму детской наивности и восторга. Как купят большой загородный домик в безопасном районе, хорошую машину, заведут собаку, обеспечат ребенку самое лучшее воспитание и образование. Обыденные мечты будущих родителей, которые, к сожалению, не всегда сбываются. Сказка о лучшей жизни. Виктории считала, что лучше верить в сказки, нежели игнорировать их. По крайней мере, так проще жить, думала она.
