Василий Васильевич Пряхин
Виктория
Пометка. 31 декабря. Дневничок Виктории.
Странно как-то… вроде бы праздник, но настроение никак не хочет подниматься. На это есть причины.
Сначала встреча с дедушкиными духами (они все еще живут в бабушкиной квартире, даже после смерти дедушки), которые мне поведали не самые радужные и не самые плохие новости. То, что я, возможно, когда-нибудь увижу дедушку, прикоснусь к нему, обниму и поцелую, это меня радует. Но то, что Домовой может оказаться в пагубном колледже, где учат убивать, меня это пугает и удручает. Не хочу, чтобы он уезжал. Я хочу, чтобы остался со мной и пускай меня обвиняют в эгоизме.
А потом состоялся тяжелый разговор с бабушкой. Наконец-то я раскрыла свою душу хоть кому-то и поведала о том, что наболела за долгое время. Мне отрадно, что это была моя мудрая бабуля, наделенная жизненным опытом, которая помогла мне успокоиться и задуматься. Задуматься о многом. Раньше я никогда не задумывалась о таких вещах, как жизнь и смерть, рай и ад. Неужели я взрослею и начинаю размышлять? Наверное. Но как бы ни печально это было констатировать, но именно сегодня я поняла, что все мы – бабушка, мама, папа, мой братик, Иришка, все-все люди – умрут, а наши тела превратятся в прах и разлетятся крохотными песчинками по ветру. Это неизбежно и необратимо. Как сказала моя бабушка: «Смерть – это завершающий этап». Я бы его назвала так – финальной остановкой. Только вот интересно, где будет это остановка, в раю или в аду? Но не будем говорить на серьезные темы и лишний раз разглагольствовать.
Когда мне бабушка рассказывала о молодом дедушке, я радовалась и плакала (тяжело представить, что он когда-то был молод и юн; он остался в моей памяти старцем). Радовалось от того, что он был счастлив и любил мою бабушку всем сердце, хотя скрывал от нас свои чувства. А плакала от того, что я не знала своего дедику. Кто он был? Что он думал? О чем мечтал? Я ничего о нем не знала. Абсолютно. Кто были его родители? Как он учился в школе? Каким видом спорта он занимался? Какие у него были друзья? Как он познакомился с бабушкой, как они поженились, как у них родилась моя мама, где он работал и чего лишился, воспитывая мою маму?
Эти вопросы слишком поздно посетили меня. Теперь мне уже никогда не спросить его об этом. И надо смириться с этим фактом…
Снова слезы выступают на глазах. Ничего не могу с собой поделать. Вот такая я плаксивая, хоть и хочу всем показать и доказать, что я самая сильная и смелая.
На это пока все… до следующей записи, дневничок.
P.S. Надеюсь, когда вернется Домовой, мое настроение поднимется.
– Ну колись уже, какую оценку схлопотал на экзамене? – в ироничном тоне спросила Виктория у грустного и поникшего Домового.
– Плохую. Очень плохую, – тихо отозвался он, глядя на ковер.
– Не верю! – засомневалась Виктория и подошла к нему. – Ведь ты готовился к этому экзамену чуть ли не полжизни. Посмотри же на меня и скажи мне правду.
– Плохо готовился. – Он посмотрел в ее глаза, обняв руками ее талию. – А правда заключается в том, что я завтра уезжаю. Далеко-далеко от этих мест с учебниками, тетрадями и с дневником, в котором стоит моя первая пятерка за вступительный экзамен, а под оценкой отцовская роспись.
– Поздравляю!!! Теперь тебя ждет самый лучший учебный корпус. Ведь так?
– Спасибо, – поблагодарил он и разъяснил. – Самый лучший. Лучший из лучших. Я, честно говоря, не ожидал получить от отца столь высокую оценку.
– Почему же? Он твой отец, а отцы должны помогать сыновья.
– Только не мой холодный и строгий отец, который никогда меня не поощрял, не хвалил, не подбадривал. Не делал того, что должен был делать отец. Может, он мне и не отец вовсе… по крайней мере, он останется в моем сердце, как чужак, указывающий не тот путь, который выбрал я.
– Не говори так. Он тебе не чужак, – сказала Виктория и вспомнила сегодняшний разговор с духами дедики.
Боже! А вдруг правда, что наши души попадают в иные телесные оболочки? Нет, глупости! Почему ты так в это уверена. Вдруг отец Домового, не его отец. Нет глупости!
– Виктория, ты о чем задумалась? – спросил Домовой.
– Ой, прости. Ни о чем, да обо всем, – протараторила она и добавила. – Все же не хорошо называть отца – чужаком.
– И знаешь, что он мне еще сказал? Он сказал мне, что я в недалеком будущем буду лучшим учеником, который не посрамит честь великого наставника и, соответственно, великого наследника. И что в колледже меня научат ценить дарованную силу, а не разбрасываться ею на всякие пустяки, как общение с земными существами. Я хотел было уже воспротивиться данному обстоятельству, сказать, что я не перестану общаться с людьми, но решил промолчать, чтобы хоть в последний день, в день расставания, мы с ним по-дружески, без ругани и ссор расстались. Вот такие пироги.
– Ты правильно поступил, что промолчал. Я уверена, что никто не сможет тебе внушить что-то, если ты того не пожелаешь.
Она села на кровать.
– Ты права, – согласился Домовой и сел с ней рядом. – А где твой брат?
– Ему бабушка подарила игрушечный конструктор, и он целый день собирает машину. Мой братик стал тише воды.
– Надо бы ему помочь. Ты не против?
– Как я могу быть против? Но прежде чем мы пойдем, я хочу спросить тебя… э…
– Спрашивай.
– А ты не узнавал у отца, чему тебя будут учить в колледже?
– К сожалению, это тайна, покрытая мраком. Когда я спрашиваю у отца о колледже, он молчит как рыба. Лишь однажды сказал, что там будут секции, кружки, поездки, путешествия, развлечение.
– Обычная студенческая жизнь.
– Наверное. А почему ты спрашиваешь?
– Да… тут…
– Колись уже, что случилось. Я же вижу, что тебя терзают какие-то странные думы.
– Я сегодня разговаривала с духами, которые живут у бабушки.
– Ты что их увидела? – удивился Домовой.
– Да. Они мне поведали много чего странного. А именно, что колледж – это место для злых духов; для тех, кто будет чем-то править и возможно даже уничтожать. Для избранных, которые будут…
– Будут что?
– Будут УБИВАТЬ.
– Убивать? – вымолвил он и снова уселся на кровать. – Они в этом уверены?
– Я не знаю. По их словам, я поняла, что они вообще ни в чем не уверены и живут только догадками и слухами.
– Кажется, только теперь я осознал, для чего нам нужен колледж. Чтобы мы перешли на следующий уровень. Если раньше отец меня учил пугать и угрожать людям, то теперь нас будут учить тому, как убивать. Неужели это правда?
– О! Мой старший брат пришел! – закричал Вася, когда зашел в комнату Виктории. Он сиганул на колени Домового.
– Привет, мой младший братик. Скучал по мне?
– Очень-очень… ты не представляешь, что мне подарили.
– Не представляю.
– Мне бабушка подарила конструктор! – радостно объявил Василий.
– А что такое конструктор?
– Как, ты что не знаешь, что такое конструктор?
– Увы, нет. Никто мне не дарил на Новый Год ни конструкторов, ни игрушек, ни даже сладостей. Эх…
– Тяжелое у тебя было детство, – прокомментировал Вася и начал воодушевленно объяснять Домовому, что же такое игрушечный конструктор. – Конструктор – это мечта любого мальчишки. И теперь это мечта у меня в руках. Теперь я могу построить любую конструкцию из миллиона раздельных частей, болтов, гаек и ключей. Я уже практически закончил автомобиль, остались лишь мелочи. Потом я построю корабль, кран, здание, башню. Хочешь, я научу тебя играть в конструктор? Это просто. Вдвоем – веселее.
– Очень хочу.
– Классно, – обрадовался Вася, взял Домового за руку и потащил за собой в свою комнату. – С тобой мы построим самую высокую башню в мире!
– А сестренку возьмем с собой? Втроем наши шансы построить высоченную башню будут, ой как велики.
– А чего и не взять-то! Если она, конечно, захочет, а то стоит, грустит. Сестренка, очнись, скоро Новый Год, скоро сюда прилетит на волшебных санях добрый Дедушка Мороз и одарит нас подарками.
– Я не грущу, просто задумалась.
– Вечно ты о чем-то думаешь, рассуждаешь, как какая-то старушка, которая сидит на скамейки целыми днями. Что тут думать, когда надо идти собирать башню. Пошли же с нами. Будет весело.
– Пошли, – сказала Вика и притворно улыбнулась брату.
– Домовой, а ты с нами будешь, когда придет волшебник с красным носом? – поинтересовался Вася.
– А когда он придет?
– Когда часы из телевизора брякнут двенадцать раз, и небо будет грохотать от фейерверков.
– Возможно.
Они втроем собирали высокую башню в комнате Василия. Из детских часов вылетела кукушка и прокуковала восемь раз.
– Даже не верится, что осталось четыре часа до новогоднего чуда, – сказал Вася.
– Всего четыре часа, – повторила Вика, посмотрев на Домового.
Часы тикали и тикали.
Тик-так.
Тик-так.
В домах загорались новогодние елки, люди накрывали на стол праздничные блюда, приходили в гости друзья и родственники, звенели колокольчики, громко играла музыка, хлопали хлопушки, лился беззаботный детский и взрослых смех.
На улицах, к елкам подходили люди и ждали, когда часы пробьют двенадцать, чтобы прокричать «С новым годом!», открыть бутылку шаманского, загадать желание, запустить фейерверк.
Мир превращался в подлинную сказку, где кроме добра и счастья ничего не существовало. Бедный будет накормлен, одинокий будут сыт любовью, высокомерный обнимет дурочка, влюбленные парочки, наконец, признаются друг другу в любви, родители одарят лаской, любовью и подарками своих детей, бывшие друзья вновь встретятся, обнимутся и простят былые ошибки. Сказка со счастливым концом, порхающая на невидимых крылышках по всему миру.
За двадцать минут до Нового Года, Виктория осталась наедине с Домовым в детской комнате. Они обнимались.
– Когда ты уйдешь? – спросила она и положила голову на его плечо. Она чувствовала, как он дрожит.
– Когда часы пробьют двенадцать или чуть позже.
– Эх, – вздохнула она и замолчала.
– После учебы ничего не измениться. Все будет так, как прежде. Через полгода я буду тем же старым добрым другом, который тебя безумно ценит и любит.
– Но, что если они тебя…
– Ничего не бойся, – перебил ее Домовой. – Ты должна довериться мне. Помнишь, ты говорила, что если человек не захочет, он не будет это выполнять. Помнишь?
– Помню, – ответила Вика. – Но мне все равно страшно. Очень страшно. А вдруг ты не сможешь им сопротивляться? Что, если они тебя силой заставят? Что, если они тебя буду мучить, пока ты не сдашься и не сделаешь это? Ты ведь ничего не знаешь о колледже.
– Мне страшно. Честно. Я боюсь уезжать туда, где все для меня будет по-другому. В мир, где не будет тебя, твоего брата, твоей славной семьи и этого прекрасного дома. Но ты должна мне доверять. Если я говорю, что не буду убийцей, значит, не буду. И никто, НИКТО не сможет меня заставить сделать это.
– Я тебе доверяю, – сказала Виктория. – Доверяю…
– Вот и хорошо! Помни об этом. Как и помни о том, что я тебя, – его голос дрожал, – люблю.
– Я тоже тебя люблю, – ласково сказала она, и в этот момент случилось чудо.
Их губы сомкнулись в нежном поцелуе. Чувственные прикосновения горячих губ воспламенили их юные тела. Виктория почувствовала, как ее тело начинает дрожать, а душа словно улетает прочь от окаменевшего тела, парит, блаженствует, танцует, смеется.
Мир в одночасье растворялся в голубой бездне удовольствий.
В комнату ворвался Вася и охнул. Домовой и Виктория отпрянули друг от друга. Виктория открыла глаза, и ее танцующая душа вновь ворвалась в ее окаменевшее тело с явным неудовольствием и ворчанием. Она увидела влюбленного Домового, который не хотел открывать глаза, чтобы еще насладиться сладострастным моментом.
– И что это вы тут делаете? – ворчливым тоном спросил Вася. – Вы же все-таки друзья. Друзья! Зачем же вы целуетесь?
– В честь праздника.
– В честь праздника?
– Ну, конечно, глупенький. А с чего вдруг мы бы стали целоваться? Ты подумай.
– Обычно целуется после того, как брякнет двенадцать раз, – недоверчиво сказал Вася.
– Видишь ли, мой младший брат, – сказал Домовой, – после того, как часы пробьют двенадцать, я, как одна героиня из сказки....
– Как Золушка! – сообразил Вася.
– Да, как золушка исчезну с красивого бала в свою ужасную лачугу. Поэтому мы решили заранее поцеловаться с Викой, чтобы не ждать последних секунд. Ты сам-то подумай, кто целуется при родителях?
– Я об этом не подумал, – сказал Вася. – Значит, вы заранее прощались, а я вам помешал?
– Верно, – ответила Виктория. – Мы прощались. Но ты нам не помешал, а пришел как раз вовремя, чтобы пожалеть Домовому удачного пути и счастливого Нового Года.
Вася обрадовался этому обстоятельству, подбежал к ним и запрыгнул на руки Домовому, который его поднял и чмокнул в щечку.
Они, втроем, спустились в гостиную, в которой стояла большая елка, переливающаяся множеством разноцветных огоньков. В комнате витали настоящие новогодние ароматы – ароматы пихты и мандаринов, – работал телевизор, а в центре стоял большой стол, весь усыпанный вкусными и красивыми яствами и напитками: салатами, нарезками, бутербродами с янтарной красной икрой, фруктами и овощами в вазочках. Во главе стола красовалось самое главное, самое аппетитное блюдо, а именно картошка с курицей. Курочка была подрумяненная, поджарая – так и просилась в рот. Данную картину завершали конфеты, завернутые в блестящие цветные фантики; искрящееся, готовое вот-вот вырваться наружу миллионом пузырьков шампанское; фруктовый сок, налитый в большой изящной формы стеклянный кувшин. За столом, в ожидании чего-то чудесного и прекрасного, сидели счастливые родители.
И вот – пять минут до Нового Года. Речь Президента. Хлопок. Шампанское и сок уже разливаются по бокалам и вот он – Новый год. Куранты бьют. Для Виктории начался обратный отсчет. Все вокруг стало как в тумане. И он один только перед ней. Скоро она расстанется с ним, со своим любимым и единственным другом.
Двенадцать. Одиннадцать.
Домовой смотрит на Викторию с неподдельной любовью и мысленно загадывает желание.
Десять. Девять. Восемь. Семь.
Они смотрят друг на друга, и перед глазами проносится все то, что неразрывно связывало их все эти годы.
Шесть. Пять. Четыре. Три.
Вот они знакомятся. Вот уже играют вместе. Вот уже танцуют и поют. А вот их поцелуй в ночи, сладкий, нежный.
Два. Один.
И вот – два мотылька, некогда порхавшие вместе, согревавшие друг друга теплыми объятиями, разлетаются в разные стороны, улетают прочь друг от друга, чтобы когда-нибудь еще встретиться, но уже в другой жизни.
За окном захлопали хлопушки, фейерверки, закричали веселые и пьяные голоса. Новый Год настал. Он пришел. Старый Год канул в небытие. Виктория очнулась от своих мыслей.
– С новым годом! – воскликнул Константин, и каждый член семьи, осушив бокал, загадал заветное желание.
– Пап, а когда Дед Мороз придет? – спросил Вася.
– Тогда, когда он мне шепнет на ушко, чтобы я ему открыл двери, – ответил Константин и улыбнулся сыну.
– А можно я ему открою двери в этом году? Ну, пожалуйста, пап! – жалостливым и умоляющим голосом просил Вася.
– Увы, никак нельзя. Прости, сынок.
– Но почему? – возмутился Вася. – Почему мне нельзя открыть дверь и встретить Волшебника?
– Потому что твое время еще не пришло.
– А когда оно придет? Когда, пап?
– Когда ты станешь папой, и у тебя появятся дети, – объяснял Константин сыну.
– Так долго ждать.
– Прости, не я придумал эти правила. Кажется, он уже здесь.
– Дед Мороз! – воскликнул Вася и запрыгал. – Иди же, пап, быстрее открывай, негоже Великому Магу стоять у порога!
– Бегу, бегу.
Через несколько минут в комнату зашел Дед Мороз с длиной, вьющейся седой бородой, в красной шубе и в белых валенках. В одной руке он держал посох, а в другой – шелковистый красный мешок.
– Здравствуйте, дети мои! – сказал он и топнул посохом. – С новым годом!
– Дедушка Мороз! – закричал Вася, подбежал к нему и обнял. – С новым годом!
– Деда, Дедушка Мороз – ты подарки нам принес? – спросила весело Мария. Домовой с Викторией засмеялись.
– Ну, а как же! – добродушно сказал он и опустил мешок на пол. – Я ведь волшебник!
– А где же наш папа? – наивно спросил Вася.
– Он сторожит мою волшебную тройку на улице, – ответил Дед Мороз.
– Он твой помощник?
– Да. Все-все папы на земле мои верные помощники, – серьезно отвечал Дед Мороз, а затем также серьезно сказал Васе. – В этом году ты был послушен, поэтому я подарю тебе не один подарок, а два.
– Ура! – воскликнул Вася, хлопая в ладоши.
– А если будешь вести себя так же хорошо, то на следующий Новый Год ты получишь три подарка. Так что…
– Дедушка Мороз, я буду стараться изо всех сил, чтобы стать еще послушнее…
– Вот и молодец, – Дед Мороз протянул ему две коробки, запечатанные в яркую подарочную упаковку.
– Спасибо, Дедушка Мороз. Я тебе тоже приготовил подарок! – признался Вася.
– Зачем? Не надо было. Мне было хватило твоей любви и без всяких там подарков.
– Я подумал, что так нечестно.
– Что нечестно?
– Нечестно потому, что вы всем все дарите, а вам – никто ничего не дарил, – объяснил Вася. – Я решил нарисовать ваш портрет. – Он скромно протянул рисунок Деду Морозу и спросил. – Вам нравится?
– Очень, – ответил волшебник и вытер скупую слезу. – Трогает до глубины души. Обещаю, я сохраню этот рисунок в своем музее, а когда ты вырастешь, я тебе его обязательно покажу. Договорились?
– Договорились! – ответил Вася.
– А теперь очередь дошла получать подарки от Деда Мороза самой красивой умнички на свете. Виктория, подойди сюда, не стесняйся. – Вика подошла. – Мне твои родители нашептали на ушко, что ты желаешь получить очень дорогую вещичку, которые они не могли себе позволить купить тебе из-за финансовых ограничений. И я тут накануне подумал, а почему бы мне не побаловать мою любимую дочурку и не подарить этот самый подарок? Держи. – Он протянул ей маленькую коробочку, тоже запечатанную в праздничную упаковку.
Виктория открыла коробку и, увидев внутри две золотые сережки, взвизгнула от радости.
– Спасибо, папа, – шепнула она ему на ушко. – Ты – лучше всех!
– Не за что, дочь моя. А теперь я хочу сделать подарок вашей маме.
– Мне?
– Нашей маме? – озадачился Вася. – Она же большая?
– Ну и что!? Она – лучшая мама на свете. Пусть этот подарок, – Константин подошел к Марии, – принесет вам на золотых крылышках незыблемое счастье до конца ваших дней. – Он протянул ей подарок.
– Спасибо, Дедушка Мороз. – Она его обняла и поцеловала в щечку.
– Мам, я все папе расскажу! – крикнул Вася. – Ты зачем Деда Мороза целуешь?
– Этот поцелуй в знак благодарности. Ты же тоже его поцеловал.
– Но я ведь маленький. Ух, ты! – воскликнул Вася, открыв коробки. – Дедушка спасибо-спасибо! Я всегда мечтал о железной дороге и о наборе из тридцати машинок.
– Не за что. Мне пора лететь к другим детям и дарить им счастье, радость и веселье. Так что прощайте! Я улетаю!
– До свидания! – сказала они почти хором, и он скрылся за дверью. Минутой позже в комнату зашел папа.
Виктория так увлеклась сережками, что забыла про Домового. Она оторвала взгляд от сверкающих побрякушек и увидела свою счастливую семью. Домового не было. Ее накрыло пелена страха и ужаса. И она, ничего не сказав, побежала в свою комнату, теша себя призрачной надеждой, что успеет догнать Домового и успеет попрощаться. Но когда Виктория забежала в комнату, она увидели лишь листок бумаги на кровати, на поверх которого лежал отполированный кумушек в виде сердца. Вика взяла листок, раскрыла, села на кровать и начала читать.
«Прости меня, Виктория, что я так внезапно убежал. Я – трус! Я побоялся, что наше второе расставание будет еще больнее и тяжелее, чем первое, после которого мое сердце разрывается и кричит о пощаде. Надеюсь, ты меня простишь и не разлюбишь за этот подлый и далеко немужественный поступок. И в знак прощения прими от меня этот скромный подарок, который лежит на твоей подушке. Когда тебе будет грустно и одиноко, посмотри на этот камушек и тебе станет намного лучше. Ты вспомнишь обо мне, вспомнишь, как мы были вместе и представишь, что я рядом и никуда не уходил. Увидимся через полгода. Я тебе люблю! И уже скучаю!».
– И я люблю! – сказала Виктория, сжала в ладошке каменное сердце и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.
В комнату забежал Василий, запрыгнул на кровать, обнял сестренку и сказал:
– Тебе потеряли родители. Он что, уже ушел?
– Да, – сказала она и обняла Василия. – Ушел и через полгода обещал вернуться. Ты ведь будешь со мной его ждать?
– Конечно. Но только, если ты не будешь плакать. А то у меня тоже слезы наворачиваются, когда я смотрю, как ты плачешь.
– Как скажешь. Больше не буду. Мне просто немножко грустно…
– Мне тоже. Я даже вчера всплакнул, когда все уже спали. Он такой хороший.
– Да, – согласилась Вика.
Виктория решила сменить тему, чтобы больше не расстраивать и себя, и Василия.
– Что тебе подарил Дед Мороз? – спросила Виктория.
– О! Он мне столько всего надарил! – мечтательно сказал он. – Ты же мне поможешь построить железную дорогу для моего механического паровозика?
– Помогу, я же твоя старшая сестренка, – ответил Виктория.
– Классно. А тебе что подарил Дед Мороз? – спросил Вася, когда они встали с кровати и побрели к родителям.
– Золотые сережки.
– Бяка! Я бы расстроился, если бы он мне такое подарил, – Вика засмеялась.
Глава …
Заметка. 9 января. Дневничок Виктории.
«Ужасные каникулы!
Ничего не записывала девять дней и думала, что уже никогда не начну. Мне так плохо и печально на душе, что писать абсолютно нет никаких сил и желания, как раньше. Мой некогда разноцветный и жизнерадостный мир, наполненный доверху непосредственной радостью и счастьем, в один короткий миг превратился в череду бессмысленных серых, черно-белых картинок, окутанных в непроглядную пелену печали и уныния. В одночасье, все окружающие предметы стали для меня странным и отчужденным. Все, кто мне дарил счастье, доброту и любовь стали для меня, не более чем призраками из прошлой жизни, которые посещают меня, пытаются сострадать, жалеют, но после серии тщетных попыток помочь они вновь исчезают, и я остаюсь одна со своими мыслями и переживаниями. А мой мир с каждой секундой все тускнеет и тускнет, увядая, словно цветок в морозную непогоду, припадая бутончиком к холодной земле, чтобы вновь раскрыться, когда весеннее солнышко выскочит из облаков и обогреет своими ласкающими лучиками все живое.
Как же мне не хватает моего солнца, которое светило для меня почти восемь лет и которое внезапно исчезло за облака. На полгода. Где ты мое солнце? Где ты, Домовой? Все ли с тобой хорошо? Услышь же меня и дай мне хоть знак, что ты жив и здоров и все также любишь меня! Как же мне тебе не хватает! Все мне немило без тебя. Ты в каждом моем воспоминании. Ты в каждой неорганической вещичке, что находится в этом доме, ты в каждом уголке. Более того, ты обитаешь в моей душе. Ты – во мне, а я – в тебе. И мы не можем друг без друга. Я не могу без тебя. Я смотрю на твои детские рисунки, на твои картины, на твой камень в виде сердца и плачу. Я смотрю на велосипед и вспоминаю, как мы катались на нем в золотистых полях. Смотрю на постель и вспоминаю, как мы с тобой лежали на ней, под одеялом. Смотрю на пистолет, стреляющий мыльными пузырями, и вспоминаю, как мы однажды залезли на крышу дома и начинали творить волшебство, окутывая мир пузырями, которые уносил ветер далеко-далеко. Смотрю на одинокий дуб и вспоминаю, как мы сидели на нем, слушали щебетание птиц.
Как же мне забыть тебя на полгода? Как? Это невозможно. Но и жить так, как я живу невыносимо. За эти дни разлуки я словно изменилась и стала иной, другой. Меня кто-то подменил. Я вечно чем-то недовольна, меня все бесит и злит, я начинаю кричать и грубить… я…
Сама не знаю, как так все произошло. Я хотела противостоять печали и грусти. Хотела с ней бороться, словно против злой королевы и говорила себе, что ничего не произошло, что это все временно, что скоро он вернется и все будет позади. Но я оказалась не так сильна, как думала, в первый же день я покорно сдалась злобной королеве и грусть вонзила свои клинки в мое сердце и я, поверженная и пораженная, бездыханно упала на кровать, зарыдав в подушку. И рыдала бы вечно, если бы не пришла мама и не успокоила меня.
Она была так мила и так добра ко мне в тот час, когда мне было плохо, но вместо того, чтобы ее поблагодарить, я ее обидела (это случилось позавчера!). Да так жестоко, что она выбежала из комнаты в слезах. Мне стало еще хуже на душе, я ненавидела себя за это. Ненавижу и сейчас. Мне не хватает смелости (зато хватает высокомерия и гордыни!), извиниться за то, что я была не права, когда накричала на нее из-за того, что она мне снова не поверила в существования Домового. Она сказала мне: «Виктория, не придумывай нелепых глупостей, а скажи матери правду! Что с тобой случилось? Тебя словно кто-то подменил». Вот я ей и сказала правду, как мы гуляли и играли, как мы танцевали и пели дуэтом, как мы обнимались, ласкаясь в предзакатных лучиках солнцах, как мы целовались в моей комнате, как мы незаметно влюбились друг в друга. Я все рассказала моей любимой мамочке, крича на нее и плача. Я была в истерике и сказала, что она дура, раз не верит словам собственной дочери.
Она вся побелела, на лбу появилась испарина, а по лицу побежали ручейки из соленых и горьких слез. Мама стояла неподвижно и смотрела на меня. Потом расплакалась, развернулась и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Я слышала ее удаляющие шаги и всхлипы, я хотела побежать за ней, но не могла, потому что мои ноги онемели и не хотели двигаться. Я легла на постель и снова зарыдала, не понимая, почему я накричала на родную мать. Почему? За что ей такая неблагодарность? За что ей такой хлесткий удар по щеке от той самой малютки, которую она вырастила и воспитала на своих нежных руках? За что!?
И нет, чтобы успокоиться, я поругалась еще и с отцом, и с братиком, и с подругой Иришкой… бедный братец, его каникулы тоже были подпорчены моим невыносимым поведением. Я готова себя задушить за все то зло, что причинила им.
После того, что случилось, мне стыдно смотреть в их глаза. Отец вообще долгое время не понимал, что со мной происходит, пока мама ему не объяснила, что его дочь, кажется, впервые влюбилась.
Девять дней без любимого.
Девять дней!
А, кажется, что прошла целая вечность.
Я должна быть сильной. Нет, я просто обязана быть сильной, чтобы смиренно терпеть и смириться с тем фактом, что он не вернется ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через месяц. Вообще, он может не вернуться и остаться с теми, кто живет в его мире. Зачем ему дружить с девушкой из другого мира, с человеком? Или вернется, но уже не тем добрым и отзывчивым другом, с которым я прожила восемь лет, а злобным и опасным недругом. Этого я боюсь больше всего на свете!
Завтра начинаются, к моей большой радости, школьные занятия, и возобновятся изматывающие тренировки по баскетболу. Надеюсь, что общение со сверстниками, умственный и физический труд помогут мне пережить расставание с Домовым и я, наконец, вернусь, а окружающий меня мир, который вновь расцветет и начнет благоухать.
На этом я хочу закончить. Стало легче. Спасибо тебе, дневничок. Ты лучший собеседник, которому я уже вот, как четыре года изливаю свою душу. Пока-пока.
P.S Я обещаю тебе, что сегодня же извинюсь перед семьей за свое отвратительное и неподобающее поведение».
Виктория закрыла дневник и вышла из комнаты, чтобы выполнить обещание данное дневнику.
Она постучалась в дверь спальной комнаты. Молчание и тишина.
Никто не отвечал.
Василий с Константином ушли в спортивный магазин, чтобы купить Васе его первые коньки, на которых, по его словам, он должен будет в скором будущем покорить весь мир, искусно играя в хоккей или, на худой конец, танцевать на льду. Мария осталась дома с Викторией. Каждая думала о том, что случилось два дня назад. Их первая ссора за четырнадцать лет. Мария искреннее переживала и плакала. Она винила себя, что не поверила дочери, что вновь усомнилась в ее словах, когда надо было довериться человеку, которого любишь. Виктория же винила себя в непростительном поведении с матерью.
Виктория снова постучала и открыла дверь. Мария лежала на кровати, укутавшись в одеяло. Тихо играла мелодичная музыка из радиоприемника, который висел на стене, рядом с кроватью. Вика подошла к Марии, шоркая шерстяными носками о махровый ковер, и легла на кровать, зарывшись под одеяло. Мария отвернулась от дочери, перевернувшись на другой бок. Виктория не хотела сдаваться, обняла маму рукой, прижалось к ней близко-близко, что почувствовала ее прерывистое дыхание, поцеловала в щечку и прошептала:
– Прости меня, мама. Я была не права. Я не хотела тебя обижать. – Виктория еле сдерживала слезы. – Не знаю, что на меня нашло и почему я закричала на тебя. Я была, словно сама не своя. Я всегда думала, что никогда не причиню боль тебе. Но я заблуждалась. Оказываться я способна на столь ужасный и непростительный поступок. Я знаю, что ты уже никогда об этом не забудешь. Я… мне стыдно, мама. – Виктория заплакал. – Очень, очень стыдно и противно, что я…
Не успела она договорить, как Мария перевернулась на другой бок и посмотрела в ее сверкающие глаза и сказала:
– Я тебя уже давно простила, дорогая моя. Я не могу простить себя за то, что не поверила тебе, когда должна была поверить, ни взирая на то, что твоя правда слишком странна и абсурдна для моего склада ума. Я должна была тебя успокоить и поддержать в трудную минуту, а не отвергать твое мнение. Так что прости и ты меня.
– Я тебя прощаю, – ответила Виктория и поцеловала Марию, прижавшись к ее щеке. – Я тебя так люблю, мам.
– А я тебя, моя сладкая, – сказала Мария.
Молчание.
– Иногда мне кажется, – начала говорить Мария, – что любви не существует и ее кто-то выдумал. Но на самом деле она всегда рядом с нами, где-то рядом, совсем близко. Когда мы с тобой поругались, я мгновенно поняла, что я не права и что наше искренняя любовь порой бывает к нам несправедлива и жестока. Мы живем вместе, под одной крышей, общаемся друг с другом, и наши чувства неизбежно притупляются и, кажется, что мы уже не любим друг друга. Но когда что-то случается, что-то плохое и ужасное, эти чувства обостряются, и мы понимаем, что это лишь ложь и заблуждение всего мира, что любви нет. Мы понимаем, что с годами любовь становиться только сильнее и прочнее. Она летает на невидимых крыльях, просто мы ее не видим, а иногда и вовсе не чувствуем, как не чувствуем прикосновения порхающих крыльев бабочки. Ты ведь со мной согласна, Виктория?
– Да. И почему же так все устроено? Почему, мам? Почему только в разлуке или в горе, мы понимаем, кого мы по-настоящему любим и кем дорожим?
– Если бы я знала, Виктория, я бы непременно тебе рассказала, – ответила Мария и решила спросить. – Ты ведь знаешь, о чем я тебе хочу спросить? Видишь по моим глазам.
