Василий Васильевич Пряхин
Виктория
– А я тебя, мой сладкий Домовенок, – ласково прошептала она, гладя его волосы. И спросила. – О чем ты таком говоришь? Почему тебя посещают такие плохие мысли?
– Не знаю, – неопределенно отозвался он, вытерев рукой слезу, которая катилась по ее щеке. – За эти полгода много, чего произошло в моей жизни, хорошего и плохого. Причем некоторое из этого я с удовольствие вычеркнул бы из своей жизни, из своей памяти. Но, увы, я не могу. С этой тяжелой ношей мне придется смириться и жить дальше, надеясь и веря, что моя, прости, наша любовь поможет мне проучиться в колледже до последнего звонка.
– Тебя снова учили плохим вещам? – спросила Виктория, утопая в его объятиях. Ей нравилось, как он поглаживал ее спину кончиками пальцев.
– Я тебя обязательно расскажу, но не сейчас. Не хочу портить тебе и себе настроение в столь замечательный вечер. Вечер встречи для двух когда-то разлученных голубков. Я смотрю на тебя и не могу налюбоваться. Я целую тебя и не могу насытиться твоими сладкими губами. Я обнимаю тебя и не верю, что ты реальна, что ты, – это ты.
– Если ты не можешь насытиться моими губами, так почему же ты их не целуешь? Если хочешь обнять, почему не обнимаешь так, чтобы я почувствовала твою любовь? Если…
Виктория не договорила, так как Домовой поцеловал ее в губы, прижав ее к себе так сильно и одновременно так нежно, отчего она в одночасье растаяла в его пылких и сладострастных объятиях. Они целовались, наверное, больше двух часов, тихо качаясь на качелях, слушая щебетание птиц и воркование голубки.
– Я могла бы вечно тебя целовать, – призналась она Домовому, положив голову на его грудь, глядя на солнце, которое неспеша опускалось за линию горизонта.
– И не надоело бы? Все-таки вечность – это многовато. Ты так не считаешь?
– Нет, – уверено отвечала она. – А ты разве не смог бы?
– Я-то!? Ты еще спрашиваешь? Я готов целовать тебя миллион вечностей, пока мы не растворимся в прах, в песчинки пыли.
– Замечательно, – мечтательно сказала Виктория. – Говори, что хочешь, но я вижу, что учеба в колледже нисколько тебя не изменила. Ты все такой же мечтатель. И это хорошо!
– А ты что думала, что я после шести месяцев превращусь в циничного скрягу? Нет уж! Не хочу я быть, как они, эти чертовы старшеклассники.
– А что они? – поинтересовалась Вика.
– Они все такие… такие… я даже не знаю, они такие правильные и идеальные, что невольно себя чувствуешь юнцом в кольце нудных нравоучителей, которые пытаются растолковать тебе, простаку, в чем заключается моя сила и власть. Во что я должен верить и отчего ни в коем случаи не должен отказываться, а именно: от заветов и постулатов, которые, по моему личному мнению, лишены смысла и идут в разрез с моими убеждениями. Убеждениями, которые они с корнем вырывают, как ненужные сорняки. Они делают меня такими же, как они, смиренным старшеклассником, чтобы в будущем я не говорил то, что никто не хочет услышать, чтобы я беспрекословно выполнял то, что выполняют и они. Странно, не правда ли?
– Да, – согласилась с ним Виктория.
Разве он говорит не о нашей школе, не о нашем мире, подумала про себя Виктория, но решила ничего не говорить.
– Помнишь, я писал, что убил собаку. Это было их наказание за то, что я пренебрегал их законами и сводами правил. Других объяснений у меня нет.
– Это жестоко! Как они могли так с тобой поступить!?
– Могли. Они все могут. Я пошел против системы, упрекнув их в том, что они учат нас не тому, чему должны. Домовые никогда не общались с людьми, поэтому никто и не знал, чему учат людей в школе, кроме меня. Я единственный, кто узнал секрет, о котором молчали они, и решил пойти на определенный риск, который, к сожалению, не оправдался. Вместо того, чтобы прекратить нас учить никому не нужным предметам (в них действительно больше зла, чем добра), они увеличивают часы по ним. Потом они заставили меня прилюдно извиняться перед всеми в клевете. Я не хотел идти им на уступки, не хотел сдаваться, но меня силой заставили. Сказали, что расскажут обо всем моему отцу, который в то время недомогал, и любое непредвиденное потрясение, могло бы привести к летальному исходу; хоть я его большую часть своей жизни ненавидел его, я не мог так поступить с родным отцом, поэтому сдался и извинился.
И на этом они не остановились… как ты уже знаешь, они мне причинили такую психологическую боль, от которой я все еще не могу оправиться. Боже мой, как я страдал. Каждый день мне снилась та собака и сейчас сниться. Ее поникший взгляд, устремленный в пустоту. Ее еле вздымающая и опускающая грудь, из которой сочилась алая кровь. Ее прижатый хвост к земле. Ее страдающий зов. Ее слезы, стекающую по ее вытянутой морде. Ее последний вздох. И все – жизнь оборвалась. Собака умерла в невыносимых муках от моих рук, – Домовой больше не мог сдерживаться, дав волю своим чувствам, зарыдал и прижался к Виктории, неосознанно ожидая от не дружеской поддержки.
– Поплачь, мой родной. Тебе станет легче на душе, – сказала Виктория. – Ты ни в чем не виноват. Помни об этом.
– Но… ведь неважно… кто виноват. Важно то, что ее больше нет. И я…
– Не надо продолжать эту фразу. Не надо, – она подумала и спросила. – Тише.
Через некоторое время, она спросила:
– А ты не можешь бросить колледж?
– Боюсь, это невозможно. Если только убежать туда, где тебя никто не найдет. Туда, где дороги не будет тебя. Так что бегство – это не вариант!
– Боже… тогда, как же ты будешь учиться дальше, после того, что случилось? – взволнованно и напугано спросил она.
– У меня нет выбора. Нет! – повторил Домовой.
– Я думаю, так будет лучше для всех. И для тебя и для них.
Они замолчали.
– Как же так?!
– Что случилось?
– Я же не хотел портить тебе и себе настроение. А что в итоге? Ты напугана, а я плачу. Вот так романтическая встреча!
– Боюсь, что для нас это было более, чем необходимо, – сказала Виктория. – Одному надо было высказать, а другому – выслушать. Согласен?
– Согласен! Просто хотелось, чтобы было все замечательно…
– А разве сейчас не замечательно? Мы с тобой говорим, общаемся? Что еще нужно для счастья? Мне ничего.
– Точно, – согласился Домовой, улыбнулся и поцеловал Викторию, которая хоть и была напугана и взволнованна, но ее глаза все равно светились от счастья. – Только вот, это еще не все, что бы я хотел тебя рассказать, а заодно и разочаровать. Об этом, я думаю, мы завтра поговорим. – Он коснулся ее руки и спросил. – А теперь признавайся, на какие оценки ты закончила девятый класс и как отпраздновала выпускной? И где твои родители с Васей, по которому я ужасно скучал?
– Они уехали в город за покупками, я отказалась. Сказала, что болит живот.
– Ах, ты негодница! Родителей значит обманываешь?
– Чуть-чуть!
– Так что там на счет учебы и выпускного бала? – повторил Домовой;
Виктория рассказывала Домовому о своих успехах в учебе (он заликовал, обнял ее, торжественно поздравив с победой) и о том, что она – отличница и спортсменка, гордость школы, напилась на Выпускном вечере, выпив лошадиную дозу вина в женском туалете.
Через час к дому подъехала машина, резко завернув на обочину, поднимая вверх облака пыли. Виктория с Домовым встали с качели и, держась за руки, подошли к машине, чтобы поприветствовать Константина, Марию и Василия. Если Константин кроме дочери никого не увидел. То Мария и Василий замерли на месте, на мгновении превратившись в оловянных солдатиков, заворожено глядя то на Вику, то на Домового, который, в свою очередь, смотрел на них счастливыми и беззаботными красно-голубыми глазами, которые излучали наивность и доброту.
– Ты вернулся! – вскрикнул Василий и побежал к Домовому. Обнял. – Я так соскучился…
– Да, я вернулся. Поверь, я соскучился не меньше. Мне так не хватало твоих историй, твоего смеха, твоей улыбки, твоих гримас. Теперь мы снова вместе, дружище, – ответил он, погладив его по голове, и посмотрел на Марию. – Здравствуйте. Мечтал с вами познакомиться, – он протянул ее руку, чтобы поздороваться.
– Здравствуйте, – они пожали друг другу руки; Мария скромно и ласково улыбалась. – Очень приятно, Домовой.
– Взаимно, – сказал он, посмотрев в ее глаза.
– Не скажу, что я мечтала с тобой познакомиться, так как узнала о тебе относительно недавно от дочери. Но могу уверить тебя, что я ждала этой встречи ну как минимум полгода, представляя в своей голове, как это будет. Все-таки мне, взрослому и отчасти циничному человеку, обладающему вопиющей толикой скептицизма, поначалу было тяжело поверить в ваше существование, пока я, вас, впервые не увидела два месяца назад в Викиной комнате, точнее ваш призрачный лик, который увядал на моих глазах. И вот – это время пришло и я наконец держу твою руку, ощущая ее тепло, пульсацию вен, но все равно мне тяжело поверить, что это происходит на самом деле, что это реально…
– Я вас понимаю, иногда тяжело поверить в то, что многие считают выдумкой. Но как вы видите я не выдумка. Я настоящий. Я более чем реален.
– Добро пожаловать в семью…
– Спасибо, – поблагодарил он Марию.
– Тебе спасибо за то, что охранял наше уютное гнездышко от бед и ненастий все эти долгие-долгие годы. Я надеюсь, что ты и дальше его будешь охранять.
– Не за что, – скромничал Домовой. – Если честно, то я ничего такого и не делал, просто жил с вами и все…
– Домовой, расскажи лучше, как ты закончил учебу? – вдруг спросил Вася.
– Хорошо первый кликнер (семестр!) на «отлично», но было тяжело. Ты лучше скажи мне, Василий, ты выполнил то, что обещал, когда мы виделись в последний раз? – спросил Домовой.
– Да, – ответил Вася. – Воздушный зеленый змей готов к полету.
– Замечательно. Тогда завтра будем его запускать, как ты считаешь?
– Было бы здорово! – обрадовался Вася.
– Значит так, и поступим, – решил Домовой.
– И чего вы там стоите? – спросил Константин, высунувшись из окошка. – Как будто полгода не видели друг друга. Давайте домой, я кушать хочу, умираю от голода.
– Пойдемте в дом, пока наш папа ничего странного не заметил, – сказала Мария и пошла к дому, перед этим закрыв машину. – Успеем еще поговорить, время будет.
Глава 11
На следующее утро, друзья, как и планировали, пошли запускать в голубое небо воздушного змея. По дороге, точнее сказать, по извилистым тропинкам, ведущим в сердце хвойных лесов, они шли практически молча. Иногда Вася отвлекался от своих мыслей (он представлял, что он бессмертный горец со сверкающим мечем в руках, идущий по тропе смертных к своему заклятому врагу) и задавал вопросы Домовому, который с радостью на них отвечал, украдкой глядя на Викторию.
Дойдя до большой поляны, со всех сторон окруженной густым лесом, они расположились под куполообразной кроной сосны. Толстенные корни дерева уходили глубоко под землю, а от старой морщинистой коры пахло смолой.
Положив кулек с продуктами наземь, Виктория открыла рюкзак, достала оттуда плед и расстелила его. Домовой же с Василием, прислонили бамбуковые удочки к стволу дерева и начали ответственную подготовку к полету. Сначала проверили прочность матерчатого основания, натянутого на каркас, потом достали пеньковую веревку и прикрепили ее к хвосту змея, после чего Домовой облизнул палец, определив важную характеристику для удачного полета – направление ветра.
– Нам сегодня несказанно повезло, – сказал Домовой. – Ветер сегодня не только сильный, но еще и порывистый.
– То, что нужно! – прокомментировал опытный по данному ремеслу Вася.
– Ты готов, младший брат?
– О! Да, старший брат! Ты же мне поможешь его запустить?
– Еще спрашиваешь. – Домовой подал ему лебедку с прочной нитью, а сам взял в руки воздушного змея. – Сейчас побежим на запад. Вон туда! – Он указал пальцем на неровную линию леса вдалеке и спросил у Вики. – Ты с нами?
– Я, пожалуй, откажусь, – ответила она. – Хочу пока сделать бутерброды, нарезать огурцы и помидорчики. Еще надо костер развести, чтобы пожарить хлеб с сосисками.
– Тогда не забывай смотреть на небо, когда по нему будет лететь наш змей, словно фрегат в морской синеве.
После этих слов Василий и Домовой побежали навстречу попутному ветру и запустили змея в невесомость. Сначала змей не хотел взлетать на положенную высоту и петляя, падал на землю. Но после четвертой попытки он все-таки взлетел высоко-высоко в небо на радость Василию, Домовому и Виктории, которые завороженно смотрели ввысь на гордо парящего змея, который утопал в небесной синеве; Василий не только смотрел ввысь, но и продолжал бежать, неугомонно раскручивая лебедку, поднимая змея все выше и выше.
Домовой подошел к Виктории и помог ей развести костер, потом лег на плед, глядя, как бегает его младший брат по бесконечным просторам золотистых полей, радуясь и смеясь. К нему подсела Виктория и поцеловала его в щечку.
– Как же я соскучился, по этому миру…
– Я, кажется, знаю твое предназначение, – сказала она.
– Да? – изумился он. – Интересно, какое?! А то я и сам понятия не имею.
– Дарить людям счастье и радость, – ответила она и снова его поцеловала, теперь уже в губы.
– Ну, не знаю… мне кажется наоборот. Я предназначен, чтобы причинять боль и страдания.
– Не говори так! Ты же знаешь, что это неправда! – возразила она и продолжила. – Оглянись вокруг и ты увидишь, что ты для нашей семьи, как эликсир благополучия и благодати. Посмотри, как мой брат счастлив, он словно сам витает в небесах вместо змея. И все это благодаря тебе. Посмотри внимательно на мое лицо, в мои глаза, в мою неисчезающую с лица улыбку. И ты поймешь, что я, чувствую, когда ты рядом со мной, когда целуешь меня.
– Я хочу, чтобы это было моим предназначением. Очень хочу, но…
– Давай, без всяких надоедливых «но». Если ты будешь верить и всю жизнь служить данному предназначению, разве ты его сможешь изменить на другое из-за какого-нибудь иного фактора? Я думаю, что нет.
– Ты права. Учась в колледже, я многое понял и осознал. А именно то, что многое зависит от нас самих, что мы – кудесники своего счастья, что мы – повелители своей жизни и в каком направление она побежит, будет зависеть только от нас. Поэтому, я лучше буду нести добро, нежели зло.
– Спасибо, – вдруг поблагодарила она.
– За что?
– Просто так, – Вика ему улыбнулась и обняла. – За то, что со мной соглашаешься. Чему ты еще в колледже научился, расскажи?
– Много чему, – неоднозначно ответил он. – За полгода произошло столько всего, что все и не припомнишь. Правда, были такие эпизоды, причем не очень хорошие, которые, как назло надолго застревали в голове и раз за разом всплывают перед глазами, когда их совсем не ждешь.
– Поделись со мной этими воспоминаниями, – попросила она.
– Ты уверена? – Виктория кивнула, он продолжил. – Однажды в наш класс пришел новый ученик, он был чернокожим, высоким и худым, как трость, с приятной улыбкой, добрыми глазами и кучерявыми волосами на голове, как у горного барашка. Мне он сразу понравился. Он был не таким, как все ученики колледжа: милый, застенчивый, веселый и жуть какой несерьезный. Было в нем что-то такое загадочное и неуловимое, харизма что ли. У него был дар рассказывать анекдоты. Он был прирожденным комиком.
– Домовой, почему ты говоришь о нем в прошедшем числе?
– Потому что он совершил самоубийство. Не выдержал…
– Чего не выдержал? – взволнованно спросила она.
– Каждодневных издевательств по поводу его цвета кожи, – прошептал он, опустив голову.
– О боже! – воскликнула она.
– Я также отреагировал, когда узнал об этом. А знаешь, что самое противное в этом, что и я издевался над ним, хоть и считал его своим другом! – признался он.
– Но зачем?
– Не знаю, я не думал о последствиях. Нам было забавно. Все веселились и я тоже, уподобив себя паршивой овце, чтобы быть в стаде, чтобы не быть отвергнутым из него. И это тупое и глупое дурачество привело к летальному исходу. Поэтому сейчас, я чувствую свою вину в его смерти. Ведь я был частицей зла, которая в итоге превратилась в песчаную бурю, уносимую в неведомые дали того ученика с добрыми глазами и милой улыбкой.
Домовой замолк, погрузившись в воспоминания.
Виктория, ничего не ответив, смотрела вдаль, на братика, который следил за воздушным змеем, задрав голову вверх.
Через несколько минут молчания, она спросила:
– Надеюсь, сейчас ты изменился и больше не издеваешься над другими?
– Теперь я на их стороне. На стороне отвергнутых, – ответил он.
– Не поняла?
– Я бросил своих старых злых друзей, разорвав с ними священные узы дружбы, которые негативно на меня влияли. И примкнул к слабым и обездоленным товарищам, которые хоть и слабы физически, зато сильны духом и чисты душой. Я помогаю им, как могу, а они мне. Взаимовыручка. Правда теперь меня бьют чаще обычного потому, что я заодно с неудачниками и мое место в грязи, на покорной земле, на которую смотрят свысока богатые и успешные. Ты представляешь, мои бывшие друзья, друзья, которые еще недавно клялись мне в верности, сейчас при каждом удобном случае ранят мою душу своим жестокосердием, когда бросают грязные словечки в мою сторону. Мне их жаль. Они меняются и меняются не в лучшую сторону. Боюсь даже представить, что с ними будет в конце обучения. Кем они станут? Высокомерными, тщеславными, жестокими эгоистами с задатками тирана? Я не знаю и не хочу об этом думать.
– Ты правильно поступил, – сказала Виктория, поддержав Домового в его нелегком решении, обременив себя лишними и ненужными проблемами и издевательствами. – Лучше быть с теми, кто тебя ценит. Я так считаю.
– Я тоже, – шепнул он; Виктория прижалась к нему и хотела его уже поцеловаться, как вдруг Домовой крикнул Васе. – Не раскручивай больше веревку, достаточно!
– Хорошо, – отозвался Василий.
– Почему ты меня сегодня не целуешь? – обидчиво и наивно спросила Виктория, сморщив бровки.
– Я хочу, но…
– Что «но»?
– Я боюсь, что не смогу тебя целовать пока не расскажу еще об одном неприятном случае, который произошел в колледже. Это очень важно!
– Я тебя внимательно слушаю, – сказала Виктория.
– Даже не знаю с чего и начать…
– Говори, как есть, – посоветовала она.
– Хорошо. В общем… когда я узнал от твоего брата о том, что ты снова встречаешься с Ильей и хорошо проводишься с ним время, я на тебя обозлился, заревновал так, как никогда не ревновал. И совершил ошибку, – Домовой замолк.
– Какую ошибку? – переспросила она.
– Я решил, что тоже буду развлекаться, как ты. Поэтому направился в женский корпус и пригласил Маргарет на свидание. Она питала ко мне некие любовные чувства, поэтому согласилась составить мне компанию. Мы пошли в заброшенные холмы и там всю ночь целовались. Причем я ее первый поцеловал, назло тебе, Виктория.
– Я…
– Подожди Виктория, можно я договорю, – перебил ее Домовой. – Проснувшись на следующее утро, когда моя ярость и злость угасли, я понял, что совершил ошибку и уже через несколько часов во всем раскаялся Маргарет, чтобы она не планировала наше будущее и не ждала от меня любви и ласки. Ты не поверишь, она меня простила и мы стали хорошими друзьями. – Он сел на колени и сказал. – Прости меня, я не хотел. Я люблю только тебя.
– Прежде, чем я буду прощать тебя, ты должен простить меня.
– За что?
– Я тоже совершила ошибку, – наконец призналась она. – Я целовалась с Ильей.
– ТЫ? – Домовой засмеялся.
– Что я сказала смешного? – обиженно спросила она.
– Прости, просто очень смешно. Мы с тобой два изменщика. – Домовой продолжал смеяться. – Я думал, что ты меня не простишь, а тут такой неожиданный поворот событий, вследствие которого оказывается я, могу тебя не простить…
– Получается так, – теперь засмеялась и Вика. – Глупо как-то вышло?
– Не то слово. И что же мы будем делать друг с другом, раз оба провинились? – спросил он.
– Есть только один выход…
– Простить друг друга? – догадался Домовой.
– Точно в цель. Тогда квиты?
– Квиты! – после этих слов они поцеловались.
Через несколько минут к ним подбежал запыхавшийся и уставший, но радостный и веселый Василий, который рухнул на плед вместе с зеленым змеем и с жадностью стал жевать бутерброды, запивая их горячим чаем из термоса.
– Ой, какой горячий! – воскликнул Вася, поморщившись.
– Осторожно, не обожгись, – забеспокоилась Виктория, протянув ему палочку, на которой была нанизана закопченная сосиска, пахнущая мясом и костром. – Держи. Только подуй, прежде чем будешь пихать ее себе в рот.
– Хорошо, – ответил довольный Василий, глядя то на нее, то на Домового каким-то странным, таинственным взглядом.
– О чем задумался, Вась? – спросил Домовой и, не дожидаясь ответа, предположил. – Неужели хочешь нам рассказать секрет, который заинтересует и меня и Викторию? – Он мотнул головой. – А что же это тогда? – Вася картинно пожал плечами и снова ехидно улыбнулся. – Ах, ты какой «темный»… даже с друзьями не хочет поделиться секретом.
– А что такое «темный»? – заинтересованно спросил Вася.
– Это когда… хотя нет, погоди-погоди, не проведешь меня так просто! – сказал Домовой и добавил, коварно потирая руку. – Если хочешь узнать секрет значения слова «темный», ты должен поделиться со мной своим секретом. Как тебе такой вариант?
– Я даже не знаю… я как-то не хотел об этом говорить вслух, а то боюсь, вы застесняетесь… но мне ужасно хочется узнать, что такое «темный», поэтому у меня нет выбора. Я просто хотел сказать, что вы очень красивая пара, как мы были с Вероникой в детском садике.
– Спасибо, младший брат, – смущенно поблагодарил его Домовой за лестный комплимент и спросил. – Что это еще за Вероника? Не рано ли с девочками дружить?
– Нет, конечно! Вы же сами мне рассказывали, что познакомились друг с другом, когда вам было по шесть…
– Ну, да, – согласилась Виктория и улыбнулась Домовому.
– А ты говоришь, что рано! Ничегошеньки не рано!
– Прости, дружище, совсем запамятовал, что тебе уже нынче будет семь полных годиков. Совсем большим стал!
– А то! Я и сейчас уже большой! – гордо сказал Вася. – И вообще, я самый высокий в детском садике, вот так-то!
– Одним словом, богатырь, – добавила Виктория.
– Так что там на счет твоей девушки, Вероники? Кстати, красивое у нее имя, тебе тоже, наверное, нравится?
– Обычное имя. Мне больше нравится имена Светка или Алиса. – Вася откусил сосиску и, жуя, продолжил говорить. – Я в Веронику сразу влюбился, как ее увидел. Мне было тогда три с половиной годика, я перешел в новый детсад «Золотой ключик». Я всегда боялся к ней подойти, поговорить, мне всегда казалась, что она откажется со мной поиграть и тогда… Я бы не знаю, что и сделал тогда! – Василий так возбужденно и эмоционально рассказывал, делая такие смешные рожицы, что Виктория и Домовой еле сдерживали смех, закрывая рот руками и делая вид, что слушают его со всей взрослой серьезностью. – Короче, когда я узнал, что вы познакомились в шесть лет и дружите уже целую вечность, я решил с ней заговорить. И получилось. Она в меня сразу же влюбилась и мы с ней стали самой красивой парой в детском садике. Все-все нам завидовали, когда мы чмокались в губки и держались за руки, подражая странным причудам взрослых. Объясните мне, пожалуйста, что вы нашли в этих дурацкий поцелуях, не такие они уж и сладкие и волнительные, – возмущено говорил Вася, отчего Домовой не выдержал и издал сдавленный смешок, но Васька не обратил на это внимания и продолжив дальше свой рассказ. – И в этих дурацких «зарукодержаниях», от которых только потеют руки. Позже они становятся липкими и влажными. Фу, какая гадость! Но приходилось с этим мириться.
– Ты по ней скучаешь? – поинтересовалась Виктория у брата.
– Пока еще не успел. Все-таки только семь дней прошло, как мы с ней последний раз виделись в детском саду. Я, правда, надеюсь, что она будет учиться в моем классе, чтобы мы смогли стать лучшей парой и в школе, чтобы и там нам все завидовали.
– Подожди-ка, я чего-то не понял, – прервал его Домовой. Он лег на плед и стал смотреть на пористые облака, проплывающие на голубом небе. Виктория и Вася последовали его примеру, легли и начали рассматривать облачка, напоминавшие то человеческое сердце, то профиль лопоухой собаки, то чьи-то воздушные ноги, то ангелов с белыми крылышками, то танцующих человечков. – У тебя к ней искренне чувства? Или она тебе нужна только для того, чтобы стать популярным?
– Мы любим друг друга. Как можно притворяться, не понимаю?
– Некоторые люди могут, ради собственной выгоды манипулировать любовью и чувствами, отношениями.
– Это плохие люди, а я – хороший! Ты разве забыл? – обиженно спросил он.
– Нет, – виновато ответил Домовой. – Прости, не подумал, когда спросил. Хотел просто удостовериться.
– Прощаю.
– Даже не вериться, что ты уже влюбляешься в девочек, – изумилась Виктория. – Вот вроде бы недавно стал ползать на четвереньках, потом ходить, позже говорить «Мама» и «Вивка», а тут уже…
– А что тут такого! – возмутился Вася и мгновенно спросил у сестры. – Ты же мне сама говорила, что ты влюбилась в Домового, когда тебе было столько же, сколько и мне? Или я путаю?
– Так-так, это уже неинтересно, – воодушевился Домовой и поинтересовался у Вики. – Ты что, Виктория, была меня влюблена с первого класса и молчала об этом столько времени?
– Что ты его слушаешь? Врет он все! – возразила она, покраснев. – Я такого не говорила. Точно! Возможно, я упоминала где-то, кому-то, что ты мне был не безразличен в те года. Но то, что я тебе любила в шесть лет…
– А мне кажется, что ты врешь! – радостно заметил Вася. – Врешь, меня не проведешь. Когда ты обманываешь, ты начинаешь нервничать. А когда ты нервничаешь, ты начинаешь краснеть и икать.
– Какой же ты сегодня упрямый и невыносимый! – сказала Виктория и легонько ущипнула брата за попу; он взвизгнул, а потом засмеялся. – Смейся, смейся, когда-нибудь и я тебя сдам с потрохами твоей же Веронике. Я тебе припомню!
– Я никогда не буду обманывать ее. И все!
– Да? – ехидно переспросила сестра. – Посмотрим, как ты запоешь, когда повзрослеешь.
– Так значит, это правда?! – удивленно, то ли спросил, то ли сказал Домовой, привстав с пледа.
– Да, – еле слышно ответила она. – Когда мне было шесть, я еще не осознавала, что любила тебя. Я думала мы друзья и не более того. Но по истечению почти десятка лет, я научилась выражать свои чувства и эмоции, записывая их на листках бумаги, в своем дневничке, и обнаружила, что любила тебя все эти годы. И будь уверен, что ты тоже.
– Я? – удивлено переспросил Домовой.
– Да, ты! Просто вспомни наш давно забытый разговор, когда ты мне объяснял, чем отличается любовь от влюбленности. Помнишь?
– Помню, – радостно ответил он и добавил, погрузившись в воспоминания. – Чудесное было время…
– Не то слово! – согласилась Вика. – Так вот – именно тогда ты мне признался в ЛЮБВИ и я тебе тоже.
– В дружеской любви, – исправил ее Домовой.
– А разве есть разница? Для меня любовь – это и есть дружба двух людей, которые живут друг для друга, проходя вместе через ворох испытаний и жизненный трудностей, благодаря пониманию, терпению и взаимовыручке.
– Ты права, – снова согласился Домового, взяв ее за руку. – Странно, что я не подумал об этом раньше.
– А когда вы поженитесь? – вдруг спросил Вася, глядя на счастливых голубков, которые в эту же секунду смутились и не оттого, что свадьба для них было чем-то сверхстрашным, как для многих молодых людей. А из-за того, что они подсознательно понимали, что их свадьба никогда не состоится; ибо их разделяла невидимая граница между двумя мирами, убивая любую мечту о светлом будущем.
– А ты хочешь, чтобы мы поженились? – спросила Виктория, смеясь. Типичная реакция, чтобы скрыть страх.
– Так ведь полагается! Ты это и без меня знаешь. Если любишь – женись! Я и то уже женился. Точнее сказать, нас поженили в детском саду. Вот, мое кольцо. – Он протянул им свое обручальное кольцо из блестящей фольги.
– Удивил ты меня, младший брат! – восторженно воскликнул Домовой. – Как ловко ты нас обскакал! Что я могу тебе сказать… ПОЗДРАВЛЯЮ, муженек. – Он крепко пожал руку Васе.
– Поздравляю, – Виктория чмокнула брата в щечку.
– Спасибо, – смущенно сказал он и предложил. – Может быть и вас поженить? Я умею! Я уже провел в детском садике аж пять пышных свадеб!
– Я даже и не знаю, – засомневалась Вика. – У нас и колец нет…
– Кольца – это не проблема! – Вася достал из кармана маленький кусочек шоколада, обмотанный в фольгу. Растаявшую шоколадку заснул себе в рот, фольгу помыл водой из бутылки и быстро сделал два кольца. – Готово! Ну как вы решились?
Виктория и Домовой посмотрели друг другу в глаза, в которых появился огонек надежды, что они все-таки поженятся – пускай понарошку! – и будут до конца своих дней любить друг друга, связав свои души узами брака.
После серии мечтательных улыбок и робкого поцелуя в щечку, Домовой сказал:
– Мы готовы!
– Правда? Ты хочешь? – спросила Виктория.
– А ты разве не хочешь?
– Хочу! Очень хочу! – воскликнула она, прыгая от радости.
Ну, ты и дура, подумала она про себя, летаешь от счастья, что женишься понарошку.
– Ура! Я проведу шестую свадьбу! Встаньте друг другу лицом и возьмитесь за руки, – прокомандовал Вася. – Хорошо. Теперь можно и начать. Только прошу не смеяться, я сейчас поменяю голос. – Они кивнули. – Сегодня Великий день! Сегодня соединяться две добрые души в одну, святую. А ну не смейтесь! – обиженно воскликнул брат, – а то я не буду вас женить!
– Прости-прости, – извинилась Виктория и сказала. – Я просто удивляюсь, какой у меня талантливый братишка.
– Спасибо за комплимент, я честно все вызубрил наизусть, но мне нужно продолжать. Тише! Сегодня женятся два замечательных человека. Моя любимая сестра, Виктория. И мой сводный, старший брат, Домовой. Клянетесь ли вы перед Богом любить друг друга вечно. Домовой?
– Да.
– Виктория?
– Да.
– Ура! Ой, простите, – извинился Василий. – Раз все согласны, теперь можете обменяться кольцами. – Они обменялись и Вася сказал то, что любил говорить всегда в таких вот торжественных церемониях. – А теперь жених может поцеловать невесту.
Домовой нежно прикоснулся руками к румяному и ангельскому личику невесты, и нежно, и сладко, и страстно поцеловал, после чего шепнув на ушко какие-то слова, которые не уловил Василий.
– Теперь вы, муж и жена. Поздравляю! Я так рад, что вас поженил!
– Ты хороший священник! – похвалил его Домовой.
– А то! Специалист! Шестая свадьба, как-никак! – с гордость говорил Вася, посмотрев на Викторию. Спросил. – Вик, ты прям вся светишься. А почему у тебя слезы на щеках?
– Да так, от радости, – ответила она.
– Странные все-таки эти девчонки. Никогда не понимал, как можно плакать, когда тебе радостно и весело?
– Не ты один их не понимаешь, – сказал Домовой.
– Мы же с тобой братья! – воскликнул Вася.
– Братья.
– Вам и не понять никогда, когда мы сами себя не понимаем, – сказала Виктория и предложила. – Тебе, наверное, надо что-нибудь подарить за то, что ты правел такую замечательную свадьбу?
