полная версия

Михаил Константинович Зарубин
Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Полная версия

Уловить неуловимое

«Времени тонкая нить. Кирилл Лавров» – трепетный рассказ о человеке, который сыграл большую роль в судьбе автора книги. Деловые и дружеские встречи, беседы и обмен мнениями по тем или иным вопросам описаны в мельчайших подробностях – так, словно это было только вчера. Так, как можно помнить только об очень важном и значимом в жизни.

Это и не удивительно. Кирилл Юрьевич действительно обладал способностью одним своим появлением изменять мир и людей, окружавших его. Рядом с ним хотелось быть умнее, талантливее – лучше, одним словом. Мне кажется, что такое чувство испытывали не то что многие – все, кто имел счастье встречаться, а в данном случае и дружить с Кириллом Юрьевичем. Легендарный артист, театральный деятель, дни которого были расписаны по минутам на месяцы вперед, всегда был готов к общению и умел найти подход к каждому. Ему это удавалось по одной простой причине – ничего в своей жизни он не делал формально. Каждый человек, с которым К. Ю. Лаврову приходилось встречаться, чувствовал (и не обманывался в своем предположении), что собеседнику важен и интересен не только повод для разговора, но и он сам как личность.

Такое же чувство испытал в первую встречу и Михаил Зарубин – строитель по профессии и очень ответственный и творческий, вы убедитесь в этом, человек. И по прошествии времени взаимоотношения заказчик – исполнитель переросли в дружбу, память о которой автор бережно хранит в своем сердце и спешит запечатлеть на страницах своей книги, словно желая поделиться со всеми тем счастьем, которое подарила ему судьба.

Чего стоят списания изыскательских работ, особенностей строительной науки. Во всем чувствуется основательность. Перед нами настоящий Мастер. Это не только изложение фактов, но это целые поэмы, оды отдельно взятым объектам строительства. Порой это завораживает. Представьте себе инженера, который, принимаясь за работу, не только разведывает местность во всех ее технологических подробностях, но и углубляется в изучение его истории, пытается проникнуться его духом… И все для того, чтобы сохранить неуловимое, эфемерное – атмосферу места! Это дорогого стоит. Именно таким людям и подвластно, наверное, сохранить и преумножить богатства архитектурного убранства города на Неве. И возможно это стремление во всем быть настоящим, честным, готовым к ответственности и сближало двух людей, казалось бы, полярных профессий. Артиста и строителя.

Открытость и прямота, неравнодушие и бескорыстное радение за лучшее будущее для других – это жизненное кредо Михаила Константиновича Зарубина – героя повествования. И думаю, что именно такая жизненная позиция и привлекала Кирилла Юрьевича в выдающемся строителе с душой поэта, который учился у него чистоте (благородству) помыслов и дел.

Без Кирилла Юрьевича всем нам по-настоящему грустно. Но он оставил о себе светлую память. И память о нем сегодня стала той самой связующей нитью между всеми нами, листающими страницы этой книги. И пусть не истончается нить, притягивающая нас друг к другу.

Т. Чхеидзе,

художественный руководитель БДТ

им. Г. А. Товстоногова,

народный артист России и Грузии,

Лауреат Государственной премии

2009 г.

Испытание временем

Среди друзей Большого Драматического театра Михаил Константинович Зарубин занимает особое положение. Объясняется оно редким сочетанием его профессиональных и человеческих качеств. Он настоящий строитель, прирожденный созидатель, человек, для которого возводить совершенные строения – суть смысл жизни. И одновременно он с молодых лет оказался восторженным театралом и сохранил преданную любовь к театру на все времена. А в зрелом возрасте, как следует из его книги, оказался покорен искусством товстоноговского БДТ и остался верен нашей труппе, нашему искусству и по сей день.

Естественно, БДТ сегодня значительно изменился. Не все наши друзья выдержали испытания временем. Для кого-то драматургия Шиллера и Льва Толстого кажется сегодня тяжеловесной, и они перешли в более легкий жанр. Но Зарубин, как он сам пишет о себе, человек «консервативный»; и это, мне кажется, сегодня является синонимом настоящего вкуса. Именно его художественная идеология сделала Михаила Константиновича другом Лаврова и Толубеева. Он оказался с ними, а, стало быть, и со всем творчеством БДТ, одной группы крови, и потому является нашим истинным другом.

Дружба эта проверена временем. На страницах своей книги автор очень скромно рассказывает о том, что он сделал для БДТ. При этом в каждой строке читается, что Зарубин – человек неравнодушный, что очень многое сегодня в окружающем его городском пространстве кажется ему ошибочным и неверным. Здесь он выступает и как строитель, и как простой житель Санкт-Петербурга. Книга «Прогулки с Андреем Толубеевым» вновь и вновь призывает беречь окружающих нас близких, быть внимательным к тому, что составляет неповторимое пространство с названием Санкт-Петербург.

В. Каплан^[35],

заслуженный работник культуры

2010 г.

Письмо К. Ю. Лаврова

Дорогой Михаил Константинович!

Хочу от всей души поблагодарить Вас за участие, которое Вы проявили в трудные для меня дни. Потерять человека, с которым вместе прожил сорок девять лет – это очень тяжело…

И как важно, что рядом есть друзья! Спасибо!

Я очень ценю наши с Вами добрые отношения и верю в их продолжение.

Желаю Вам всего самого хорошего!

Спасибо за память о Валентине! Крепко обнимаю,

Ваш К. Лавров

27.06.02

Что такое любовь?
О произведениях Михаила Зарубина

Трехтомное собрание избранных сочинений – для писателя событие радостное и ответственное. Радостное потому, что на определенном этапе жизни, подытожив свое творчество, он сам может посмотреть на него с отдаления, увидеть достоинства и недостатки, наметить новые рубежи. Ответственность связана с тем, что во времени именно по этим книгам автор оценивается как художник и как мыслитель. От того, какие вопросы он поставил, как на них ответил, будет зависеть интерес к его творчеству будущих поколений.

При всем в современно мире невероятном многообразии форм писательского успеха, сохраняются незыблемые, вековые критерии, характеризующие звание «писатель», чье творчество должно обладать не только эстетической новизной или оригинальным сюжетом, но духовно-нравственной ценностью. Тот писатель интересен людям разных эпох, кто может поставить и попытаться ответить на непреходящие вопросы бытия, среди которых вопрос «Что такое любовь?» связан с фундаментальным вопросом о смысле жизни.

В своих книгах Михаил Зарубин смело задает себе и своим героям многие «трудные» вопросы и с помощью личного жизненного опыта, посредством своего литературного дарования находит на них ответы, не боясь показать мучительный, иногда ошибочный путь поиска. «Я попытался рассказать молодым о том, что такое любовь, как ею нужно дорожить, и что делать для того, чтобы она не угасла… Скажу прямо: ничего путного из этой лекции не вышло, слова были какими-то чужими, заимствованными…», – признается писатель в одном из своих ранних рассказов. Поэтому, наверное, он пишет повесть «Долгая дорога к маме», которая, несмотря на то, что в ней нет страстных любовных историй и чувственных сцен, вся о любви. О любви, можно сказать, в градиентном ее представлении. Унаследованная от рода, в виде яркого направленного луча она исходит из наполненного любовью сердца героя в пространство жизни, преломляется в различных средах встречных людских сердец, отражается от всевозможных преград, создает обширное, насыщенное диффузное поле любви, в котором происходит возрастающее постижение смысла бытия.

Трудно что-либо добавить к символическому образу любви человеческой, данному апостолом Павлом: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею; то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви; то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею; нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:1–3). Добавить, действительно, нечего, но в этом метафорическом трехсоставном условии, как в незыблемой трехмерной системе координат, где за точку отсчета принят Источник любви, можно исследовать человеческую личность, в своих обликах и пристрастиях меняющуюся от века к веку, но хранящую в неизбывности потенциал любви. Правда, кажется, что в наше прагматичное время он заметно поизрасходовался. О том, так ли это, можно узнать из повести «Долгая дорога к маме».

Это произведение является концептуальным, узловым для всего творчества автора. Хотя рассказ идет от третьего лица, от имени тезки автора, мы догадываемся, что повесть автобиографическая. Такая личностная отстраненность, стремление заменить «я» на «он», является не только ментальной чертой покаянного русского самосознания, но и художественным приемом, позволяющим писателю оценочно посмотреть на свои поступки со стороны и поразмышлять над своей судьбой в историческом контексте. Михаил Зарубин сознательно использует литературный прием, разработанный в русской классике, когда главный герой становился не только «объектом» повествования, но и «субъектом», способствующим выражению авторских идеалов и стремлений.

Самое горестное испытание выпало на четырнадцатый год жизни Михаила. Что может быть страшнее для ребенка, чем смерть матери? Но нет в рассказе подростка уныния и отчаяния, повесть покоряет щемящей искренностью, пронизана темой радости, лучится нравственной чистотой, несмотря на то, что посвящена трагедии главного героя. В развитии повествования герой взрослеет, мужает, стареет, но молодой и живой на всем протяжении повествования остается его любимая мама. Писатель как будто встает наперекор неотвратимой силе смерти, показывая нам свою маму красавицей даже во время гибельной неизлечимой болезни. Он не просит сочувствия, не рассказывает, как нынче модно, в страшных подробностях о прогрессирующей болезни, о приближении смерти. Но обращает внимание лишь на одну из ее запоминающихся примет – на тонкие ледяные пальцы умирающей молодой женщины, и тем поэтизирует ее образ.

Он встал на колени, положил голову на грудь матери, она гладила его волосы тонкими холодными пальцами, хотела дотянуться поцеловать, но сил не хватило. Еле слышно, как завещание, прозвучали ее слова: «Прости меня, прости, сынок».

Не раз на страницах небольшой повести звучит слово «прости». Нет, эти покаянные нотки не сливаются в тему покаяния в традиционном христианском понимании, но, дарованные сыну матерью, становятся теми зернышками в его душе, из которых вырастают добрые, нравственные чувства, определяющие пути его будущей жизни. Мать Михаила просит прощения за то, что не хватило ей времени вырастить сына, не осознавая вполне, что от ее рода, от всех предков, от родимой земли в сердце мальчика уже заложены те основания, которые обеспечат ему твердую дорогу к дальнейшей жизни. Он не понимает еще чувства любви, но неодолимая тяга к матери стала первым его ростком в душе ребенка. Главный герой с возрастом постигает непреходящее значение этого дара, этого нематериального материнского «наследства», как непреложного закона жизни. Потому, наверное, он редко в повествовании называет мать по имени, а чаще пользуется великим всеобъемлющим словом «мама», тем подчеркивая ее достоинство, ее высокую, объективную самоценность в контексте своей тревожной мысли о смерти, об исчезновении с земли родного человека. Вся повесть – это не столько воспоминание о своем жизненном пути, сколько упорное, достаточно доказательное опровержение конечности бытия человека, который олицетворяет красоту мира, является венцом Божиего творения.

Автор, как будто стесняясь укрепляющихся с возрастом, пытливых, но не подкрепленных собственным церковным опытом, мыслей о Боге, о Вечности, пытается оправдаться своим воспитанным с юности атеистическим мировоззрением советского человека. Однако не может обойтись в духовно-творческих поисках без трансцендентных категорий, среди которых наиболее убедительной считает категорию «чуда». Подросток с удивительной мудростью ощущает временность лишь кажущегося вечным расставания с матерью. Не удивляясь происходящему, воспринимает он известие о ее смерти от нее самой, оказавшейся непостижимым образом в смертный час рядом с любимым сыном, находящимся вдали от дома. Это свидание, изображенное автором в солнечных, теплых, радостных тонах жизни, являющееся кульминацией повести, маленький герой повествования объясняет действием как будто всегда присутствующей рядом, а потому не пугающей «неведомой силы», ощущение близости которой будет сопровождать его во все годы жизни, как и самого писателя, что видно из многих других его произведений.

Он открыл глаза. Никого не было. Солнечные лучи пригрели и его, мальчик закрыл глаза и опять окунулся в дремоту. И снова кто-то поцеловал его в висок. «Может, это сон? – подумал Мишка. – Ну, конечно, я сплю, и мне все это снится. Как может оказаться здесь мама? Ведь она так далеко». Но теперь он почувствовал на своих плечах чьи-то ласковые руки, уловил легкое дыхание.

– Мама, это ты? – спросил удивленно Миша.

– Здравствуй, Мишаня, – голос прозвучал тихо, но настолько явственно, что сомнений не осталось. Этот голос он узнал бы из всех голосов мира.

– Мама! – тихо позвал он.

– Я здесь, Миша, здесь…

– Но я не вижу тебя.

– А ты и не можешь меня увидеть.

– Почему?

На это «почему» герой повести будет искать ответ на протяжении всей своей жизни, расположив свой поиск в координатах любви, озаренных Пасхальным светом.

Язык произведения может более всего рассказать о мировоззрении писателя, о его характере. В книге «Долгая дорога к маме» обращают на себя внимание часто повторяющиеся, несущие глубинную идею слова-волны, которые создают эмоциональный лейтмотив. Часто, очень часто в книге повторяются слова «красота», «доброта», «солнце», «тепло», и самые любимые слова писателя – «родной», «радость», «родина».

– Материнские рассказы были для него открытием мира, в котором ему предстояло жить, без них жизнь вокруг становилась тусклой. Он постоянно испытывал радость от узнавания, нет, не удивление, а радость.

Эти же опорные слова, возведенные в систему смыслов, писатель использует для изображения своего восторга перед величием родной сибирской природы. Ей в этой повести, как и во многих произведениях автора, посвящено немало проникновенных страниц.

Оправдано умелое использование прозаиком на первый взгляд несущественных бытовых деталей, они не только запоминаются, но заметно расширяют смысловые границы повествовательного пространства, дополняемого пространством памяти. Воспоминания о собственном горестном детстве, о его незабываемых радостях, осмысление главным героем проявлений добра и зла свидетельствуют о духовной емкости души Михаила, о вере его в неиссякаемость жизни, которая не может определяться только «здесь и сейчас» проявлениями. Так что видится вполне естественным «однажды, неизвестно почему» возникшее желание уже повзрослевшего героя повести побывать на Валааме, в святом для каждого православного человека месте. Это не удивляет, даже в связи с признанием, что «религия в его жизни занимала едва ли не последнее место». Не удивляет потому, что герой все время встречается с проявлениями чудесного. Не удивляет, потому что с самого начала мы принимаем как реальность незримое присутствие рядом с Михаилом его умершей матери. Вместе с героем мы следим за его поисками нематериальных опор бытия, которые он находит в осознании смысла существования его предков, в кровной связи с родной русской землей, в семье, в своем доме.

Не кажется неожиданной и встреча с монахом, который чудесным образом возник перед Михаилом, отдыхавшим на скамеечке вблизи одного из валаамских скитов.

Вам пора побывать на могиле матери, – настойчиво сказал монах… – Побывайте у матери до сентября. Она об этом очень просила, она будет ждать вас.

И это, по сути, чудо, оправдано и подготовлено всем предыдущим повествованием, в которое вкраплены, как драгоценности, многие чудесные свидетельства бытия в нашем чудесном мире.

Дорога к матери, проходившая через многие жизненные испытания, через встречи и разлуки, через верность и предательство, через неудачи и триумфы, привела героя на могучий таежный древний холм Красного Яра, куда после затопления Погодаева, родной деревни Михаила, было перенесено кладбище, и где сын еще ни разу не был на могиле матери. Тяжело, долго туда добирался Михаил, находящийся уже в почтенном возрасте.

Он еще долго лежал на могиле матери, поглаживая ладонью земляной холмик, словно ее родную голову. Потом встал, подошел к краю обрыва, уцепился за тонкую молодую сосну и, наклонившись над обрывом, долго смотрел на то место, где была его деревня: пристально, до рези в глазах, словно хотел навсегда запомнить и унести с собой то, что было ему дороже всего на свете.

Скоро повесть заканчивается, но нам кажется, что это не окончание, потому что не заканчивается путь героя, потому что нам интересно узнать, зачем ему то, что дороже всего, не имеющее материального эквивалента?

Об этом мы отчасти узнаем из повести «Кровные братья». Если смысл повести «Долгая дорога к маме» можно было исследовать в границах и глубинах вопроса «Что такое любовь?», то в повести «Кровные братья» Михаил Зарубин осмысливает не менее сложный вопрос «Что такое счастье?».

Этот, казалось бы, недетский вопрос звучит на первых страницах повести «Кровные братья» из уст подростка. Поставлен он не для отвлеченных авторских размышлений на извечную тему, но задается как неотъемлемый нравственный вектор любого человеческого бытия. Вопрос не обсуждается в повести открыто, но на протяжении всего повествования автор держит его в уме и по мере взросления и личностного становления героев, дает вместе с ними ответ, трудно рождающийся в муках «существования в бытии», в стремлении к красоте.

В этом стремлении Михаил Зарубин, как и должно писателю, не может уйти от социально-нравственных особенностей своего времени, которые невозможно рассмотреть лишь с какой-то одной стороны. Он, личность впечатлительная, беспокойная, познавшая с детства и трагедии, и дары судьбы, интересуется все теми же извечными человеческими проблемами, но подходит к осмыслению их не только с личных, но и со многих других сторон человеческого бытия. Для этого в своей повести «Кровные братья» писатель использует специфический, присущий в основном полифоническим музыкальным текстам принцип контрапункта, когда сочетание нескольких самостоятельных мелодических голосов образует единое художественное целое. В повести о судьбах двух друзей, которые в детстве побратались и дали клятву, скрепленную кровью, отчетливо звучат две параллельные контрастные мелодические темы их судеб. Первая, гармоничная, написанная как будто ровными длительностями, отражает жизнь главного, положительного героя повести – умника Ивана, несущего через всю свою жизнь неизлечимую боль раннего сиротства. Вторая тема, то возникающая, то исчезающая, маскируемая громкими, неумолимыми шумами трагического социального бытия, имеет более подвижный, неожиданно-прихотливый, даже рваный мелодический рисунок и соответствует жизненному пути второго героя повести – горемычного, никогда не знавшего родительской любви Петьки, которого с детства взволновал вопрос о счастье.

Тепло от костра, горячая картошка, тихий теплый вечер располагали к разговору.

– Иван, что такое счастье?

– Это когда все получается. В школе – одни пятерки, дома все хорошо, мать не болеет…

– А у меня счастливый день, когда меня не бьют.

– А за что тебя бьют?

– Да я и сам не знаю, за что. За все. В основном, мать кидается… Иногда бьют за двойки. Вчера пару по арифметике получил, а вроде делал все правильно. По русскому училка вызвала к доске рассказать стихотворение – все вылетело из памяти. Уже вторая двойка. Дома, конечно, получил, до сих пор спина болит, и жрать не дают второй день.

Тут же ребята поделились своими конкретными представленьями о счастье, которые определялись у обоих в мечтах о будущей профессии. Иван рассказал, что он хочет быть летчиком, чтобы смотреть с неба на любимую сибирскую землю. Мечта Икара – мечта духовная. А вечно голодный Петька, размышляя о счастье в его материальных проявлениях, поделился с другом, что хочет быть вечно сытым поваром. По сути, они обрели желаемое. Иван стал знаменитым, удачливым строителем, воплотил мечту о счастье в получении высшего образования, в создании семьи, в служении людям, живущим на его родной земле. На нее он, когда-то мечтавший смотреть с небесной высоты, может смотреть теперь с не менее почетной высоты – профессиональной, преображающей бытие. Петька, немало претерпевший с младенчества, озабоченный физическим благополучием, как зверек, стремящийся в безопасное место, тоже в каком-то смысле получил желаемое в границах сугубо приземленного и сурово предопределенного своего существования. Кратко, лишь о наиболее переломных этапах его трагической судьбы, рассказывает нам писатель через редкие, но как будто неизбежные встречи «кровных братьев», тем создавая иной ритмический рисунок жизни Петьки.

К скорости развития сюжета в повести Михаила Зарубина подходит поговорка «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Или, как говорит сам автор, «жизнь летела, как огромный железный паровоз, на всех парах». Действительно, время в этом художественном произведении, в целом, движется быстро. Охватывающее несколько десятилетий, небольшое по количеству страниц повествование кажется динамичным, писатель не позволяет себе останавливаться на деталях и сюжетах второстепенных, не раскрывающих идею произведения. Но если автор убежден, что какие-то сведения или описания необходимы для ее раскрытия, то замедляет повествовательный ритм, не жалеет слов и обстоятельно, даже с нарочитыми повторами, рассказывает, например, о трудностях профессионального становления главного героя или об обретении им руководящих навыков. Кажется, что повесть строится из отдельных, достаточно крупных сюжетных блоков. Такая композиция требует их ритмического подобия, размерного соответствия, связующего образного языка. Оригинальные художественные образы чаще встречаются в повести даже не в описаниях любимой автором родной природы, а в изображении трагедийных моментов, как, например, в жуткой сцене крушения поезда.

Одна из тем, которую можно сформулировать старинной русской поговоркой «от тюрьмы и от сумы не зарекайся», вступает в сюжет почти с первых страниц произведения. Часто героями повести, живущими на благословенной сибирской земле, совершаются безнравственные, противоправные поступки. И автор, чтобы ответить на основной вопрос своей повести – о природе счастья, ставит не менее сложный, вспомогательный, но необходимый вопрос – вопрос о природе зла.

Хотя Иван был родом из Сибири, из таежного глухого края, но и он дивился красоте этих мест. Дивился и тому, сколько же в этом благодатном крае находится злых людей, готовых при одном неосторожном движении или слове моментально превратиться в зверей, изувечить и убить.

На первых страницах мы становимся свидетелями, как два мальчишки, главные герои повести, совершили преступление – нечаянно сожгли колхозный амбар. Преступление совершают и взрослые. До полусмерти избила своего маленького сына мать Петьки, через ее образ писатель подводит нас к краю беспросветной нравственной бездны. И Ивану с первых своих рабочих дней приходится ощутить дыхание зла, столкнуться с искореженными судьбами и звериными повадками живущих на поселении женщин, которые надрываются на тяжелых работах на железной дороге. Вместе с ними пришлось набираться руководящего и профессионального опыта главному герою Ивану. И позже, став руководителем важной комсомольской стройки, где всегда самый сложный этап доставался заключенным, Иван вынужден был работать и общаться с зеками. Плохо одетых, постоянно голодных, с потухшими глазами, он не просто жалел до боли, но чувствовал и пытался понять их горе.

Михаилу Зарубину удается горько и убедительно, в образных традициях классической русской литературы, где на протяжении веков наблюдалась забота не о сильных мира сего, а об униженных и оскорбленных, изобразить мир оступившихся и отринутых людей, и виноватых, и безвинно осужденных. Без излишней жалостливости, без ныне модных ужасающих сцен насилия и деталей тюремного быта или неоправданной воровской романтики, но с духовным состраданием автор изображает этот страшный мир современных каторжан, как извечный, никогда не пресекающийся, кажется, мало отличающийся от мира героев Ф. М. Достоевского. Для великого русского писателя каждая человеческая боль была собственной болью: «Ругательство было возведено у них в науку; старались взять не столько обидным словом, сколько обидным смыслом, духом, идеей, – а это утонченнее, ядовитее. Беспрерывные ссоры еще более развивали между ними эту науку. Весь этот народ работал из-под палки, следственно, он был праздный, следственно, развращался, если не был прежде развращен, то в каторге развращался. Все они собрались сюда не по своей воле; все они были друг другу чужие»^[36].

Не о том ли самом пишет и Михаил Зарубин? Как будто и не прошло полутора веков со времен Мертвого дома: отчуждение, развращающий подневольный труд, разлагающее действие бранного слова, кровавые драки, ведущие к потере человеческого достоинства. Все это и причины, и образы зла, ищущего, как заразная болезнь, новых и новых жертв.

Считалось, что заключенные, занимаясь созидательным трудом, должны были перевоспитываться и становиться сознательными строителями социализма. Однако в действительности этого никогда не происходило.

Да, Михаил Зарубин изображает современных каторжан с характерными признаками и особенностями, присущими заключенным, но злее, бесчеловечнее, чем их предшественники полуторовековой давности. Злоба каторжан конца XX века, не знавших Бога, лишенных жизни по вере, сродни энергии огромной разрушительной силы, приводящей к смещению собственных личностных духовно-нравственных ценностных критериев. Это смещение мы наблюдаем в повести не только у осужденных, но и у тех, кто пытается жить лишь по условным человеческим законам, а не по Божиим заповедям, не по законам любви и милосердия. Автор повести ставит задачу не только показать величину этого смещения, но исследовать причину возникновения нравственной бездны. Это ему удается с помощью антитезы – двух женских образов, двух характеров матерей главных героев. Писатель на протяжении всей повести чаще всего обращается к женским образам, потому что женская природа, созданная в обеспечение новых жизней, в большей степени является отражением ценностных основ принимающего эти жизни бытия. Как примету безбожного времени, как крайнюю низость нравственного человеческого падения, как рабыню зла изображает писатель мать Петьки, «кровного брата» Ивана.

Петькина мать била сына скалкой. Петька сначала орал, потом крик его перешел в какой-то хрип, а вскоре он и вовсе затих. Пнув его напоследок, мать стала забираться на высокое крыльцо, тяжело хватаясь за перила. Она с трудом удерживала равновесие, ругаясь матерными словами.

В повести эта развращенная женщина не предстает перед судом, но она осуждена как будто от рождения, самой своей природой, тем, что разрешает себе преступление по совести, тем, что, будучи рабыней греха, не осознает своего рабства. Но в эти же трудные, безбожные, голодные времена живет и мать Ивана. Постигающая всей своей жизнью очищающую силу страдания, сохраняя в сердце своем родники любви и христианского милосердия, она, как солнце – свет, источает вокруг себя – радость.

Все время мать вспоминаю, и почему-то по воскресеньям. Она в воскресенье с утра всегда была дома. Просыпаюсь и слышу, как она что-то стряпает на кухне, пахнет чем-то вкусным. Радостно на душе. Закрываю глаза и почти засыпаю, а на стенке за печкой пробегают блики света. Это сестры открыли створки окна. На печке жарко, тихо. Встаю, выхожу во двор, а там – море солнца.

В этом драматическом противопоставлении веры и неверия, свободы и рабства, вины и ответственности, моря солнца и бездны греха, иногда смешивающихся, – как крупицы металла в электролите, возникают и формируются жизни главных героев повести Ивана и Петра. Видевший в детстве «море солнца» Иван продолжает путь по солнечной стороне. Истерзанный с детства ненавистью матери Петр, не знавший человеческой любви и сострадания, не находит в себе сил выкарабкаться из тьмы. История жизни Петьки очень современна, даже типична для нашего общества, в котором количество преступников не уменьшается.

Не удалось перевоспитаться в тюрьме Петру. Отсидев один срок, он возвращался в тюрьму снова. Завсегдатай тюрем и лагерей, от природы человек добрый и отзывчивый, ищущий, но не нашедший счастья, Петька лишь в конце жизни совершает доброе дело во имя друга и «кровного брата», который единственно относился к нему по-доброму. И только в делании добра ему открывается бессмысленность своей прежней жизни и истинный смысл счастья. Писатель переносит в наши времена неизбывную драму бытия и в современных обстоятельствах доказывает извечную истину: зло – питает зло, а добро порождает добро. И счастлив тот, кто это осознает.

В повести «Монах», большом, сюжетно сложном произведении, требующем отдельного исследования, писатель пристальнее вглядывается в жизнь людей, обладающих не только душевной красотой, но духовным опытом и навыками церковного служения. Здесь он ставит и решает вопрос «Что такое справедливость?» Главного героя он проводит через страшные жизненные напасти. Душа его смолоду была обожжена несправедливостью, он пережил предательство и обман, смертельное ранение и бандитское нападение. Но из всех испытаний выходит не сломленным человеком, а, наоборот, возлюбившим людей, принявшим обет духовного им служения. Для того чтобы разъяснить, почему это стало возможным, автор вводит такое полноправное действующее лицо, как Родина-Россия. О ней персонажи повести говорят как о существе одушевленном. Ей служат, во имя нее идут на смерть, восхищаются ее красотой, обвиняют в нелюбви к ним, ее детям. Она кажется непостижимой, в том смысле, что «умом Россию не понять», но все чувствуют, что есть разгадка ее тайны. Правда, искать ее нужно не только на строительной площадке или на поле боя с врагом, но в древней христианской истории, в церкви, ведь «в Россию можно только верить». И через это постижение непостижимой Родины многое откроется, многое изменится в русском мире.