Джеймс Джойс
Улисс
– Я кончусь,– выдохнул он.
Белое лицо М'Коя улыбнулось на миг и помрачнело. Лениен пошёл дальше. Он приподнял свою яхткепку и быстренько поскреб под затылком. В солнечном свете глянул искоса на М'Коя.
– Он культурный, откуда ни копни, Цвейт-то,– сказал он уже без смеха. Не то что всякие, тебе, якие… знаешь. Есть в старине Цвейте жилка художника.
* * *
М-р Цвейт лениво полистал страницы ЖУТКИХ РАЗОБЛАЧЕНИЙ МАРИИ МОНК, взял ШЕДЕВР Аристотеля. Корявая бледная печать. Картинки: скрючившиеся в комок младенцы в кровавокрасных матках, как печень забитых коров. Много их в эту минуту по всему свету. Таранят головами, чтоб выскочить наружу. Каждую минуту где-то родится младенец. М-с Пурфо.
Он отложил обе книги в сторону и глянул на третью: ПОВЕСТИ ГЕТТО Леопольда фон Захер Мазоха.
– Такая есть,– сказал он, чуть оттолкнув её.
Лавочник обронил на прилавок две книги.
Через прилавок пахнуло луком из руин его рта. Он наклонился собрать в стопку остальные книги, притиснул их к незастёгнутому жилету и понёс за грязную занавеску.
На мосту О'Коннела многие лица наблюдали церемонную походку и пёстрые одеяния м-ра Дениса Дж. Маггини, учителя танцев и пр.
М-р Цвейт в одиночестве посмотрел как называются. ПРЕЛЕСТНЫЕ ВЛАСТИТЕЛЬНИЦЫ, Джеймса Ловберча. Знаю что за штучка. Была? Да.
Он раскрыл. Так и знал.
Женский голос за грязной занавеской. Вслушался: мужчина.
Нет: ей не понравится, столько наворочено. Один раз брал ей такую.
Он прочёл название другой: УСЛАДЫ ГРЕХА. Больше по ней. Посмотрим.
Он прочитал, раскрыв наугад.
– И все банкноты, что давал ей муж были потрачены по магазинам на сногсшибательные туалеты и самое дорогое нижнее белье. Все для него! Для Рауля!
Да. Такое по ней. А тут. Посмотрим.
– Губы её прильнули к его губам в вожделенно чувственном поцелуе, пока его руки оглаживали роскошные выпуклости под её пеньюаром.
Да. Беру. Так и быть.
– Ты что-то поздно,– хрипло произнес он, с блеском подозрения в глазах. Прекрасная женщина сбросила отороченную соболями шаль, открыв свои царственные плечи и высокое холёное тело. Непостижимая улыбка играла на её великолепных губах, когда спокойно обернулась к нему.
Цвейт перечёл: Прекрасная женщина. Мягкое тепло разлилось по нему, подчиняя его плоть. Плоть откликнулась среди мятой одежды. Белки глаз подкатились. Ноздри арочно выгнулись на дичь. Тающие умащенья груди (для него! Для Рауля!). Подмышек луковичный пот. Рыбоклейкая слизь (её холёное тело!). Сернистая срань львов.
Ощутить! Прижать! Стиснуть!
Юную! Юную!
Дама в летах, уже немолодая, покинула здание суда по завещаниям, суда королеской скамьи, суда финансовых и общих исков, прослушав в суде лорда-канцлера разбирательство дела о сумашествии Потертона, в адмиралтейском отделе шло слушание, по одностороннему иску, дело владелицы Леди Кернз против владельцев барки МОНА, в аппеляционном суде объявлена отсрочка слушания по делу Харви против Корпорации Страхования Случаев на Море.
Мокротный кашель сотряс воздух книжной лавки, брюхатя грязную занавеску.
Нечёсанная седая голова торговца вышла наружу с небритым покраснелым лицом, кашляя. Он раздирающе прочистил горло, сплюнул мокроту на пол. Наступил на плевок ботинком, потянув подошвою, и наклонился, показывая шероховатую кожу темени в редких волосах.
М-р Цвейт видел всё это.
Овладевая возбужденным дыханием, он сказал:
– Беру вот эту.
Лавочник поднял глаза с закисшими в уголках выделениями.
– УСЛАДЫ ГРЕХА,– сказал он, похлопывая её.– То что надо.
* * *
Служитель у аукционного зала Дилона снова дважды встряхнул колокольчиком и глянул в зеркало у входа.
Дилли Дедалус, стоя на краю тротуара, слышала звон колокольчика, выкрики аукционщика внутри. Четыре и девять. Такие миленькие занавески. Пять шилингов. Такие уютные. За новые цена две гинеи. Пять шилингов, кто больше? Продано за пять шилингов.
Служитель поднял колокольчик в руке и встряхнул.
– Риндинь!
Заливистый трезвон подстегнул гонщиков на полмили сделать рывок. Дж. А. Джексон, В. Е. Вайли, А. Монро и Х. Т. Тэн вытянули подёргивающиеся шеи, оспаривая поворот у Библиотеки Колледжа.
М-р Дедалус, покручивая длинный ус, появился из-за угла Вильямс-Роу.
Остановился возле своей дочери.
– Сколько можно,– сказала она.
– Да стань ты прямо, ради любви Господа-Иисуса,– сказал он.– Тебе охота изображать своего дядю Джона, корнетиста, плечи выше головы? Боже малахольный!
Дилли пожала плечами. М-р Дедалус положил на них свои руки и оттянул назад.
– Стой прямо, девочка,– сказал он.– А то будет искривление позвоночника. Знаешь на что ты похожа?
Он вдруг подался головой вперёд и вниз, сгорбив плечи и отвесив нижнюю челюсть.
– Прекрати, отец,– сказала Дилли.– На тебя все смотрят.
М-р Дедалус подтянулся и снова подкрутил ус.
– У тебя есть деньги?– спросила Дилли.
– Откуда им у меня взяться?– сказал м-р Дедалус.– Во всём Дублине ни одна душа не одолжит мне и четырёх пенсов.
– У тебя есть,– сказала Дилли, глядя ему в глаза.
– С чего ты взяла?– спросил м-р Дедалус, оттопыривая щеку языком.
М-р Кернан, довольный полученным заказом, браво вышагивал вдоль Джеймс-Стрит.
– Я знаю, что у тебя есть,– ответила Дилли.– Ты ведь прямо из Скоч-бара?
– Значит не прямо,– сказал м-р Дедалус, улыбаясь.– Это монашки тебя научили быть такой настырной? Держи.
Он протянул ей шилинг.
– Посмотрим, что у тебя с этим получится,– сказал он.
– По-моему, у тебя пять,– сказала Дилли.– Дай мне ещё.
– Ну, погоди же,– сказал м-р Дедалус с угрозой.– И ты туда же? Оборзелая свора сучек, с той поры как умерла мать. Ох, допрыгаетесь вы у меня. Достанется вам на орехи. Гнусное паскудство! Избавлюсь от вас. Хоть сдохни, им всё едино. Всё – умер. Тот, из комнаты наверху, кончился.
Он оставил её и пошёл дальше. Дилли тут же догнала и потянула за пиджак.
– Ну, что ещё?– сказал он останавливаясь.
Прислужник позвонил колокольчиком за их спинами.
– Дерень!
– Проклятье в твою долбаную обглоданую душу,– гаркнул м-р Дедалус, оборачиваясь к нему.
Служитель, уловив замечание, потряс мотливым язычком своего колокольчика, но слегка.
– Брень!
М-р Дедалус уставился на него.
– Вы ж посмотрите на этого,– сказал он.– Крайне поучительно. Интересно, он даст нам поговорить?
– У тебя ещё есть, отец,– сказала Дилли.
– Я вам устрою фокусик,– сказал м-р Дедалус.– Оставлю вам всё, что Исус оставил евреям. Смотри, вот всё, что у меня есть. Я взял два шилинга у Джека Повера и два пенса уплатил за бритье к похоронам.
Раздражённо вытащил он пригоршню медяков.
– Может, ты поищешь денег где-нибудь?– сказала Дилли.
М-р Дедалус задумался и кивнул.
– Поищу,– сказал он торжественно.– Я прочесал сточную канаву вдоль всей О'Коннел-Стрит. Теперь займусь этой.
– Ну, ты даёшь,– сказала Дилли ухмыляясь.
– Вот,– сказал м-р Дедалус, протягивая ей два пенни.– Купи себе стакан молока и булочку, или чего там. Я скоро буду дома.
Он сунул остальные монетки обратно в карман и двинулся дальше.
Вице-королевская кавалькада выехала, мимо почтительно замершего полисмена, из Парковых Ворот.
– Наверняка у тебя ещё есть шилинг,– сказала Дилли.
Служитель затрезвонил вовсю.
М-р Дедалус отошёл средь гама, бормоча сам себе стянутым рубящим ртом:
– Это всё монашки! Хороши, нечего сказать! О, от них дождёшься чего-нибудь хорошего! Как же, держи карман! Это всё сестрица Моника!
* * *
От солнечных часов к Воротам Джеймса шагал м-р Кернан радуясь сделке, что заключил он для Палбрук Робертсон, вдоль по Джеймс-Cтрит, энергично, мимо конторы Шеклтона. Обскакал я его – что надо. Ну, как вы, м-р Криминс? Отлично, сэр. Я боялся, что вы в том своём заведении, на Пимлико. Как дела? Живём помаленьку. А погодка хороша. Это точно. Для урожая в самый раз. Ну, фермеры они всегда ноют. Мне буквально напёрсточек вашего лучшего джина, м-р Криминс. Рюмку джина, сэр. Да, сэр. Жуткий случай с этим взрывом ГЕНЕРАЛА СЛОКУМА. Ужасно, ужасно! До тысячи жертв. И душераздирающие сцены. Мужчины затаптывали женщин и детей. Полное озверение. А в чём, мол, причина? Самовозгорание: смешнее не придумаешь. Ни один из спасательных плотов не держался на плаву, все пожарные шланги подраны. Одного не могу понять, как инспекторы вообще разрешили такому кораблю… Вот это вы дело говорите, м-р Криминс. Хотите знать почему? Дали в лапу. Это факт? Ну и ну, подумать только. И ещё говорят, Америка – страна свободы. Я думал, только у нас так плохо.
Тут я ему улыбнулся, Америка, говорю спокойнo так, это ведь – что? Отбросы со всех стран, включая и нашу, не так разве? Это факт. Продажные твари, любезный сэр. Ну, конечно, где катятся деньжата, всегда найдётся лопата, чтобы загребать.
Как он посмотрел на мой сюртук. Одежда делает. Ничто так не действует, как шикарная одежда. Наповал.
– Привет, Саймон,– сказал отец Коули.– Как дела?
– Привет, Боб, старина,– ответил м-р Дедалус, останавливаясь.
М-р Кернан задержался, охорашиваясь перед наклонным зеркалом Питера Кеннеди, парикмахера. Стильный сюртук, что и говорить. Шотландец на Доусон-Стрит. Стоит того полсоверена, что я за него отдал. Ничего не скроит меньше, чем за три гинеи. Сидит на мне как влитой. Наверно, от кого-нибудь из шишек Клуба на Килдар-Стрит. Джон Малиган, директор Хибернийского банка очень пристально вчера посмотрел на Карлслийском мосту, как будто припомнил меня. А-гм! Приходится стильно одеваться ради всех этих. Рыцарь дороги. Джентельмен. Ну, как, м-р Криминс, можем мы рассчитывать на честь быть принятыми в вашем заведении опять, сэр. Бокал, что взвеселяет, но разума не мутит, как сказано в старинной поговорке.
Вдоль Северной Стены и пристани сэра Джона Роджерстона, корпусов судов и якорных цепей, мча к западу под парусом кораблика, никчемного клочка, подпрыгивая на поднятой катером волне, грядет Илия.
М-р Кернан бросил прощальный взгляд на своё отражение. Высокий воротничок, конечно. Щеточка усов. Вернувшийся из Индии офицер. Браво понёс он свое коренастое тело дальше на пришлёпывающих ногах, оквадрачивая плечи. Там, через дорогу, не Ламбертов ли брат, Сэм? А? Да. Чертовски похож. Нет. Ветровое стекло того автомобиля под солнцем. Надо ж так сверкнуть. Но дьявольски похож. А-гм! Тёплый дух можжевельника теплился в его кишечнике и в дыхании. Добрая капля джина, вот что. Полы сюртука поплескивали в сияющем солнце под его жирную вразвалочку.
А там вон Эммет был повешен, утоплен и четвертован. Засаленная дочерна верёвка. Собаки слизывали кровь с мостовой когда жена лорда-лейтенанта проезжала мимо в своей карете.
Погоди. А хоронили его в Святом Мичене. Или нет, похоронили в полночь в Гласневине. Труп внесли через потайную дверь в стене. Дигнам там теперь. Фить и нету. Ладно, ладно. Здесь лучше повернуть. Пойдём обратно.
М-р Кернан свернул и пошёл под уклон Вотлинг-Стрит от приёмной для посетителей Гинеса. Возле складов Дублинской Спиртовой Компании стояла повозка без кучера, без пассажира, вожжи привязаны за колесо. Чертовски опасная штука. Какой-то вахлак из Типерери подвергает опасности жизнь публики. Безнадзорная лошадь. Денис Брин со своими томами, умаявшись часовым ожиданием в конторе Джона Генри Ментона, вёл свою жену через мост О'Коннела, направляясь в контору г. г. Коллинса и Варда.
М-р Кернан приближался к Айленд-Стрит.
Смутные времена. Надо б попросить у Неда Ламберта воспоминания сэра Йонаха Барингтона. Когда оглядываешься теперь, в ретроспективном, так сказать, расположении. Карточная игра у Дейли. Тогда не мухлевали. Одному молодчику пришпилили руку к столу кинжалом. Где-то тут лорд Эдвард Фицджеральд сбежал от мэра Сирра. Конюшни за особняком Мойра.
А джин, чёрт побери, отличный.
Доблесный отпрыск благородного рода. Порода, что и говорить. Тот подлец, фиктивный эсквайр в лиловых перчатках, выдал его. Конечно, боролись они не за то, за что надо. Они взросли в дни тьмы и зла. Отличные стихи: Инграм. Вот где были джентельмены. Бен Доллард поёт эту балладу так прямо за душу хватает… Мастерское исполнение.
При осаде Росса отец мой пал. Кавалькада легкой рысью миновала Пемброк-пристань, форейторы подскакивали, скакивали в своих, своих седлах. Мундиры. Кремовые зонтики.
М-р Кернан поспешил вперёд, отсапываясь.
Его превосходительство! Вот жалость! На волосок не успел. Чёрт! Не повезло!
* * *
Стефен Дедалус наблюдал через затянутое паутиной окно, как пальцы огранщика проверяют потускнелую от времени цепочку. Пыль покрывала окно и полки витрины.
Пыль oчернила корпящие пальцы с их ястребиными когтями. Пыль уснула на тусклых завитках бронзы и серебра, на гранях цинабарра, на рубинах, на чешуйтатых виннотёмных камнях.
Все рождены в тёмной червивой земле, холодные отблески пламени, злобно сверкающих огней во тьме. Где падшие архангелы роняют звёзды со своих лбов. Грязью облепленные хари, руки, вкапываются и вкапываются, стискивают и выдирают их.
Танцовщица в грязном полумраке, где дёсна обжигает чесноком. Моряк, ржавобородый, прихлёбывает из кружки ром пялясь на неё. Долгий, пресыщенный морем, безмолвный блуд. Она танцует, скачет, всколыхивая свои свиноподобные бёдра и ляжки, на широком брюхе приплясывает рубиновое яйцо.
Старик Рассел засаленным обрывком замши снова наводит блеск на драгоценном камне, оборачивает туда-сюда, отстранив до кончика своей моисеевой бороды.
Дедушка обезьян поедает взором похищенное сокровище.
А ты, выдирающий давние образы из кладбищенской земли! Мозгодёрные слова софистов: Антисфен. Список дурманных компонентов. Ориентальные бессмертные хлеба раскинувшиеся из вечности в вечность.
Пара старух, недавно обмакнувшиеся в солёную купель моря, ковыляли через Айриш-Таун к Лондонскому мосту, одна с вываляным в песке зонтом, у другой акушерская сумка с одиннадцатью завернутыми моллюсками.
Урчанье прихлопывающих кожанных лент и гул динамо-машин электростанции подхлестнули Стефена двинуться дальше. Несущие существа. Стоп! Биенье постоянно вне тебя и биенье постоянно внутри. Воспеваемое тобой твоё сердце. Я между ними. Где? Меж двух ревущих миров, что свиваются в круговерти, Я. Разбей их, один и оба. Но и я разобьюсь в ударе. Грянь в меня если можешь. Блядун и скоторез, так обозвал. Я сказал! Нет ещё пока. Оглянулся.
Да, сущая правда. Такой большущий, с чудесным боем, и чудно держит чудесное время. Ваша правда, сэр. В понедельнимк поутру, так оно и было, точь-в-точь.
Стефен шёл вдоль Бедфорд-Роу, рукоять ясенька прихлопывала по лопатке спины. В витрине Клохисси выцветший плакат 1860 года боксёрского поединка Хинан против Сайрса, привлёк его взгляд. Во все глаза вылупились болельщики в прямоугольных шляпах, сгрудившись вокруг канатов приз-ринга. Тяжеловесы в лёгких трусиках предлагают один другому свои глыбастые кулаки.
Они тоже бьются: сердца героев.
Он развернулся и стал перед перекошенной книжной тележкой.
– Два пенса любая,– сказал торговец.– За шесть пенсов – четыре.
Мятые страницы. ИРЛАНДСКИЙ ПЧЕЛОВОД. ЖИЗНЬ И ЧУДОТВОРСТВА КЮРЕ ИЗ АРСА. КАРМАННЫЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КИЛЛАРНИ.
Я мог бы встретит тут какую-нибудь из своих школьных наград. Stefano Dedalo alumno optimo, palmam ferenti.
Отец Конми, перечитав службы к коротким часам, шагал через угодья хуторка Донникарни, бормоча вечерние молитвы.
Обложка слишком хороша, пожалуй, что это? Восьмая и девятая книги Моисея. Тайны тайн. Печать царя Давида. Залистанные страницы: читаны перечитаны. Кто раскрывал их до меня? Как смягчить обветренную кожу рук. Рецепт уксуса из белого вина. Как добиться любви женщин. Как раз для меня. Трижды произнести такое заклинание, сцепив ладони:
– Se el yilo nebrakada femininum! Amor me solo! Sanktus Amen!
Кто это написал? Заклинания и заговоры благословеннейшего аббата Петера Саланка для всех истинно верующих. Ничуть не хуже чародейств любого другого аббата или шептуна Иоахима. Уймись, резвый плешивец, не то пошерстим твою шерсть.
– Что ты тут делаешь, Стефен?
Диллины вздёрнутые плечи и заношенное платье.
Захлопни книгу быстро. Не надо ей видеть.
– А ты-то что делаешь?– спросил Стефен.
Стюартово лицо несравненного Карла, тощие локоны спадают по сторонам. Оно мерцало, когда склонялась подбросить в огонь, изношенные башмаки. Я рассказывал ей о Париже. Потом лёжа в постели под старыми пальто, перебирала пальцами латунный браслет, талисман от Дэна Колли. Nebrakada femininum.
– Что это у тебя?– спросил Стефен.
– Я купила на другой тележке за пенни,– сказала Дилли, засмеявшись нервно.– Как она, годится?
Говорят у неё мои глаза. Таким меня видят другие? Быстрые, отдалённые и храбрые. Тень моего сознания.
Он взял из её рук книжку без обложки. Французский для начинающих Шарнедаля.
– Зачем ты купила?– спросил он.– Учить французский?
Она кивнула, краснея, плотно сжав губы.
Не показывай удивления. Как должное.
– Держи,– сказал Стефен.– Вполне годится. Только смотри, чтоб Мэгги не снесла в ломбард. Мои-то, небось, уже все сплыли.
– Не все,– сказала Дилли.– Нам трудно приходилось.
Она тонет. Укусы. Спаси её. Укусы. Всё против нас. Она утопит и меня с собой, глаза и волосы. Тощие завитки водоросленных волос вокруг меня, моего сердца, моей души. Соленая зелёная смерть.
Мы.
Укусы самоугрызений. Грызущие укусы.
Нищета! Нищета!
* * *
– Привет, Саймон,– сказал отец Коули.– Как дела?
– Привет, Боб, старина,– сказал м-р Дедалус останавливаясь.
Они звучно хлопнули рука в руку перед дверью Редди и Дочь. Отец Коули учащенно пригладил свои усы вогнутой ладонью.
– Какая самая радостная новость?– спросил м-р Дедалус.
– Таких не густо,– сказал отец Коули.– Я занял оборону, Саймон, а вокруг дома рыскают пара молодчиков, пытаясь хоть как-нибудь проникнуть.
– Весело,– сказал м-р Дедалус.– И кто же это?
– О,– сказал отец Коули,– некий небезызвестный ростовщик-лихоимец.
– С поломанной спиной, не так ли?– спросил м-р Дедалус.
– Он самый, Саймон,– ответил отец Коули.– Все тот же Ребен. Я поджидаю Бена Долларда. Он хочет замолвить словечко Длинному Джону, чтоб придержал тех молодцов. Всё что мне нужно, это чуток времени.
Он в неясной надежде повел взглядом туда и сюда вдоль пристани, объёмистое яблоко дрогнуло на горле.
– Знаю,– сказал м-р Дедалус кивая.– Старый топтыга Бен. Вечно он о ком-то хлопочет. Но ты держись!
Он водрузил своё пенсне и секунду всматривался в направлении Железного моста.
– А вот и он, ей-Богу,– сказал он,– от жопы до карманов.
Прямоугольная шляпа и синий сюртук Бена Долларда над широченными штанами поспешали по пристани от Железного моста. Он подходил к ним на рысях, усердно почёсываясь под фалдами сюртука.
М-р Дедалус приветил его:
– Держите этого фраера в хреновых штанах.
– Держи-держи его,– сказал Бен Доллард.
М-р Дедалус с холодной насмешкой обозрел различные частности фигуры Бена Долларда. Затем, оборачиваясь с кивком к отцу Коули, пробурчал насмешливо:
– Одёжка – прелесть, а? Для летнего дня.
– Чего-чего? Да проклянёт Господь твою душу вовеки вековазъяренно прорычал Бен Доллард,– в своё время я повыбрасывал больше одежды, чем ты видел за всю свою жизнь.
Он стоял рядом, излучая довольство сперва на них, потом на свои одежды, с которых м-р Дедалус сбивал кое-где пушинки, приговаривая:
– Всё-таки, Бен, это пошито на здоровяка.
– Чтоб пусто было тому еврею, который шил,– сказал Бен Доллард.– Благодаренье Богу, что он до сих пор так и не получил платы.
– Ну, а как там наш basso profondo, Беджамин?– вопросил отец Коули.
Кэшл Бойл О'Коннор Фицморис Тисдал Фарелл, бормоча, очкоглазый, прошагал мимо клуба на Килдар-Стрит.
Бен Доллард нахмурился и сложив рот как зев трубы волынки, издал глубокую ноту.
– Оо!– сказал он.
– Класс,– сказал м-р Дедалус, кивая трубной ноте.
– Ну, как?– сказал Бен Доллард,– не совсем ещё запылился? А?
Он обернулся к обоим.
– То что надо,– сказал отец Коули, тоже кивая.
Преподобный Хью. Ц. Кошелл шагал из старинного дома собраний аббатства Св. Марии мимо конторы Джеймс и Чарльз Кеннеди, бакалея, в сопровождении Джеральдов, рослых и представительных, в направлении Фолсена за Плетёным Бродом.
Бен Доллард, грузно уваливая к магазинным витринам, повёл их вперёд, воздев кверху радостные пальцы.
– Пойдем-ка со мной к помощнику шерифа,– сказал он.– Я покажу вам нового красавца околоточного. Это ж не человек, а помесь людоеда и Джека-потрошителя. Ей-же-ей, стоит посмотреть. Пошли. Я только что в БОДЯГЕ видел Джона Генри Ментона и просто лопну, если… погоди-ка.. Насчёт того дела, Боб, всё путём, уж ты мне поверь.
– Скажи ему, хотя бы на пару дней,– отозвался отец Коули встревоженно.
Бен Доллард встал и уставился, распахнув свой громогласный зев, болтающаяся пуговица от его сюртука покачивалась, лоснясь обратной стороной, пока он отирал обильную закись из углов глаз, чтоб лучше слышать.
– Какие там пара дней,– пробасил он.– Разве твой домовладелец не описал твои вещи в счёт платы?
– Описал,– сказал отец Коули.
– Ну, так ордер нашего приятеля не стоит даже клочка бумаги, на котором он написан. Домовладелец располагает преимущественным правом. Я сказал ему все данные. Виндзор-авеню, 29. Фамилия его Кошелл?
– Правильно,– сказал отец Коули.– Преподобный м-р Лав. Он где-то священиком на селе. Но ты уверен?
– Передай от меня Варраве,– сказал Бен Доллард,– что пусть сунет свой ордер, куда Жока кладёт орешки.
Он решительно повлёк вперёд отца Коули, притянутого к его корпусу.
– Фалбертсами, кажись, их звали,– сказал м-р Дедалус, роняя своё пенсне на грудь пиджака, следуя за ними.
* * *
– С мальчиком всё будет устроено,– сказал Мартин Канинхем, когда они выходили из ворот Касл-Ярда.
Полисмен коснулся своего лба.
– Благослови тебя Бог,– сказал Мартин Канинхем бодро.
Он сделал знак придержавшему было извозчику, тот всплеснул вожжами и тронулся в направлении Лорд-Эдвард-Cтрит.
Бронза рядом с золотом, головка мисс Кеннеди рядом с головкой мисс Даус, показались поверх занавески Ормонд-Oтеля.
– Да,– сказал Мартин Канинхем, потрагивая бороду.– Я написал отцу Конми и всё ему изложил.
– Ты мог бы ещё попробовать через нашего друга,– предложил м-р Повер задним числом.
– Вайд?– кратко отозвался Мартин Канинхем.– Чистоплюй.
Джон Вайз Нолан, позади них, читая список, быстро спустился следом по Корк-хилл.
На ступенях Городского Собрания советник Наннети, спускаясь, приветил окликом олдермена Коули и советника Абрахама Лайна, подымавшихся.
Касл-ярдовский экипаж, порожняком, завернул в Биржевую-Стрит.
– Глянь-ка, Мартин,– сказал Джон Вайз Нолан, настигая их возле конторы МЭЙЛ.– Оказывается Цвейт подписался на пять шилингов.
– Всё верно,– сказал Мартин Канинхем, беря список.– Он выложил пять круглых.
– И даже слова не сказал,– заметил м-р Повер.
– Как ни странно,– добавил Мартин Канинхем.
Джон Вайз Нолан широко раскрыл глаза.
– Замечу вам, в еврее этом много доброты,– процитировал он элегантно.
Они шли по Парламент-Стрит.
– А вон Джим Генри,– сказал м-р Повер,– верстает путь к Каванагу.
– Точнёхонько,– сказал Мартин Канинхем.– Куда ж ещё.
Перед ЛА-МЕЙЗОН-КЛЭР Ухарь Бойлан перехватил зятя Джека Мунея, поддатого, крепко, который топал в юго-западном направлении.
Джон Вайз Нолан приотстал с м-ром Повером, когда Мартин Канинхем взял под локоток бравого коротышку в костюме с ливнем крапинок-градин, что неуверенно шёл торопливыми шагами мимо часов в витрине Мики Андерсона.
– Мозоли шибко донимают Помощника Городского Секретаря,– Джон Вайз Нолан сказал м-ру Поверу.
Они проследовали за угол к питейной Джеймса Каванага. Порожний касл-ярдовский экипаж недвижно встречал их у Эссекс-Гейт. Мартин Канинхем, безумолчно говоря, часто показывал список, на который Джим Генри не взглядывал.
– Длинный Джон Фенинг тоже тут,– сказал Джон Вайз Нолан,– длинючий, как жизнь.
Высокая фигура Длинного Джона Фенинга заполняла дверной проём, в котором он стоял.
– Добрый день, м-р Помощник Шерифа,– сказал Мартин Канинхем, когда все остановились и поздоровались.
Длинный Джон Фенинг не уступал им место пройти. Он решительно вынул сигару и его большие умные глаза с прихмуром обежали все лица.
– Ну, что отцы-сенаторы, предаются мирным мудрствованиям?– сказал он с глубоко едкой выразительностью Помощнику Городского Секретаря.
– Ад разверстый на христиан, у них там стрясся,– пробурчал Джим Генри,– из-за их чёртова ирландского языка. И где был распорядитель, хотелось бы знать, вместо того, чтоб поддерживать порядок в зале. А старый Барлоу, булавоносец, слёг от астмы и даже булавы нет на столе, никакого порядка, кворума и того нет, и Хатчинсон, лорд-мэр, в Ландадно, а маленький Лоркан Шерлок locum tenens вместо него. Чёртов ирландский язык наших предков.
Длинный Джон Фенинг выдул струйку дыма из губ.
Мартин Канинхем обратился поочередно, покручивая кончик бороды, то к Помощнику Городского Секретаря, то к Помощнику Шерифа, в то время как Джон Вайз Нолан соблюдал полнейшее спокойствие.
– Это который Дигнам?– спросил Длинный Джон Фенинг.
Джим Генри сморщился и приподнял свою левую ногу.
– Ой, мои мозоли,– сказал он жалобно.– Пошли наверх, ради всего святого, мне надо присесть. Уфф! Ооо! Минутку!
С осторожностью он протиснулся под боком Длинного Джона Фенинга и, войдя, поднялся по лестнице.
– Пошли наверх,– сказал Мартин Канинхем Помощнику Шерифа,– не думаю, чтоб ты знал его, хотя, может, и знал.
Вместе с Джоном Вайзом Ноланом м-р Повер последовал за ними внутрь.
– Скромная тихая душа. Вот кто он был,– сказал м-р Повер могучей спине Длинного Джона Фенинга, подымавшегося навстречу Длинному Джону Фенингу в зеркале.
– Вобщем, мелкая сошка, Дигнам из конторы Ментона,– сказал Мартин Канинхем. Длинный Джон Фенинг не мог припомнить.
Цокот конских подков зазвучал в воздухе.
– Что там такое?– спросил Мартин Канинхем.
Все обернулись, кто где стоял, Джон Вайз Нолан спустился обратно. Из прохладной тени подъезда увидал он лошадей на Парламент-Стрит, упряжь и лоснящиеся копыта взблескивали на солнце. Игриво миновали они его холодный недружеский взгляд, не спеша. В сёдлах передних, рысящих передних, скакали форейторы.
– Что это было?– переспросил Мартин Канинхем, когда они вновь стали подыматься по лестнице.
– Лорд генерал-лейтенант и генерал-губернатор Ирландии,– ответил Джон Вайз Нолан от порога.
* * *
Когда они ступали по толстому ковру, Хват Малиган прошептал, прикрываясь полями шляпы, Хейнсу:
– Брат Парнела. Там в углу.
Они выбрали столик у окна, напротив длиннолицего мужчины, борода и взгляд которого сосредоточенно свесились над шахматной доской.
– Этот?– спросил Хейнс, разворачиваясь на своем стуле.
– Да,– сказал Малиган.– Это Джон Говард, его брат, церемонимейстер нашего города.
Джон Говард Парнел тихонько перевёл белого слона и его серая кисть снова поднялась ко лбу, где и замерла.
Через мгновенье, из-под пальцев, глаза его взметнулись, сверкнув как у призрака, и вновь опали на ключевой угол.
– Я возьму mélange,– сказал Хейнс официантке. – Два mélange,– сказал Хват Малиган,– и принесите нам каких-нибудь булочек с маслом и пирожков.
Когда она отошла, он сообщил, смеясь.
– У нас это место называют Ч. Х. П., потому что пирожки у них чертовски хреновые. О, но ты пропустил Дедалуса о ГАМЛЕТЕ.
Хейнс раскрыл новокупленную книгу.
– Какая жалость,– сказал он.– Шекспир – страна обетованная всех утративших равновесие умов.
Одноногий моряк прорычал около № 14 по Нельсон-Стрит.
– Англия ждет…
Жёлтый жилет Мака Малигана игриво затрясся от его смеха.
– Ты бы его видел, когда равновесие утрачивает его тело. Я дал ему прозвище бродячий Aеngus.
– Не сомневаюсь, что у него есть какая-то idee-fixe,– сказал Гайнс задумчиво пощипывая свой подбородок большим и указательным пальцами.– Как раз раздумываю, что бы это могло быть. У людей такого толка непременно бывает.
Хват Малиган наклонился через стол, посерьёзнев.
– Ему сдвинули мозги,– сказал он,– видениями ада. И ещё ему никак не удаётся уловить аттическую ноту. Ноту Суинберна, из всех поэтов, белая смерть и багровое рождение. В этом его трагедия. Ему никогда не стать поэтом. Радость творчества…
– Есть вечное наказание,– сказал Хейнс, кивая кратко.– Понятно. Сегодня утром я прощупал его насчёт веры. Заметно было, что у него что-то застряло в сознании. Это довольно интересно, потому что профессор Покорни в Вене делает интересные выводы на этот счёт.
Ожидавшие глаза Мака Малигана увидели официантку. Он помог ей разгрузить поднос.
– В ирландской мифологии ему не найти и намёка на ад,– сказал Хейнс обставленный радостными блюдцами.– Там начисто отсутствует идея морали, понятия судьбы, воздаяния. Довольно странно, что у него именно эта навязчивая идея. Он что-нибудь писал для вашего движения?
Он утопил два куска сахара, ловко, плашмя, сквозь взбитые сливки. Хват Малиган располосовал исходящую паром булку и напластовал масло на её дымящийся мякуш. Изголодало откусил мягкий кусок.
– Десять лет,– сказал он, жуя и смеясь.– Он собирается написать что-то через десять лет.
– Срок довольно отдалённый,– сказал Хейнс, задумчиво приподымая свою ложечку.– И всё же я не удивлюсь, если он, таки, напишет.
От отведал ложечкой из сливок-вершков своей чашки.
– Это натуральные ирландские сливки, как я понимаю,– сказал он недоверчиво.– Не хочу чтоб меня провели.
Илия, лодoчка, лёгкий комканый клочок, плыл к востоку вдоль бортов кораблей и траулеров, среди архипелага бутылочных пробок, минуя новую Вепинг-Стрит и перевоз Бенсона, и мимо трёхмачтовой шхуны РОЗЕВИН из Бриджвотера, с грузом кирпича.
* * *
Альмидано Артифони прошёл Холз-Стрит, миновал Свелз-Ярд. Позади него Кэшл Бойл О'Коннор Фицморис Тисдал Фарелл в болтающемся тростезонтоплаще увернулся от фонарного столба у дома м-ра Ло Смита и, перейдя, пошёл по Марион-Сквер.
Далеко позади него, слепой юноша простукивал свой путь вдоль стены Колледж-Парка.
Кэшл Бойл О'Коннор Фицморис Тисдал Фарелл прошёл до радующих глаз витрин м-ра Льюиса Вернера, затем развернулся и зашагал обратно вдоль Марион-Сквер, расколыхивая свой тростезонтоплащ.
На Уайльдовом мосту он встал, нахмурился на имя Илии, вывешенное на Метрополитен-Холл, насупился на отдалённую пригожесть Герцоговой Лужайки.
Очки его блеснули, хмурясь на солнце. Оскаля крысиные зубы, он пробормотал:
– Coactus volui.
Он зашагал дальше по Клэр-Стрит, скрежеща своим яростным словом. Минуя окно зубоврачебного кабинета д-ра Цвейта, напор его плаща грубо смел полою тоненькую тросточку и сягнул дальше, хлестанув безмускульное тело. Незрячий юноша обернул своё болезненное лицо вслед шагающей фигуре.
– Прокляни тебя Господь,– сказал он взъярённото бы ты ни был! Ты слепее меня, сучий выблядок!
* * *
Напротив заведения Рагги О'Донахью юный господин Патрик Алоизус Дигнам, облапив полтора фунта свинины из лавки Мангена, покойного Ференбаха, за которой его посылали, шёл вдоль теплой Виклоу-Стрит, не спеша нисколечько. Это ж такая блинская скукотища: сидеть в гостиной с м-с Стоер и м-с Квигли, и м-с МакДовел, где шторки задёрнуты, а они знай себе нюхают свои табакерки, да по капельке прихлёбывают густоянтарный херес, что дядя Барней принёс от Танея. Да помаленьку наминают домашний фруктовый пирог, без конца, блин, ворочают челюстями да вздыхают.