Джеймс Джойс
Улисс
– Сам посмотри,– указала она.– Что оно такое?
– Метампсихоз?
– Да. С чем его едят?
– Метампсихоз,– проговорил он прихмуриваясь.– Это греческий: из греческого. Означает переселение душ.
– Тьфу, пропасть!– сказала она.– А по-людски что это такое?
Он улыбнулся, искоса взглядывая в её насмешливый глаз. Всё те же молодые глаза. Тот первый вечер после шарад. Шалаш принца. Он пролистнул замызганные страницы. РУБИН, ИЛИ УКРАШЕНИЕ АРЕНЫ. Привет. Картинка. Ярый итальянец с плетью. А это должно быть Рубин, она же Украшение, на полу, нагая. Сердобольно замаскирована простынью. Озверевший Маффи унялся и с проклятием отшвырнул свою жертву. За всем этим просто жестокость. Засаленное скотство. Трапеция у Хенглера. Я отвернулся. В толпе аж рты поразевали. Сломай себе шею нам на потеху. Целые семьи. Натаскивай их смолоду, не замедляй метампсихоз. Что мы живём и после смерти. Наши души. Что душа человека, когда умрёт. Душа Дигнама…
– Ты её кончила?– спросил он.
– Да,– ответила она.– Ничего особенного. Так она что? Всю дорогу любила того первого парня?
– Совсем не читал. Хочешь другую?
– Да. Принеси ещё что-нибудь Поля де Кока. Крутое у него имечко.– Искоса следя за струйкой, она снова налила чая в чашку.
Нужно продлить ту книгу в библиотеке на Капел-Стрит, а то напишут Кернею, моему поручителю. Повторное воплощение: вон что оно такое.
– Некоторые верят,– сказал он,– что после смерти мы снова будем жить в другом теле, и что мы уже жили раньше. У них это называется повторным воплощением. Что все мы уже жили на Земле, тысячи лет назад, или на какой-нибудь другой планете. Но просто, мы это забыли. Есть люди, что говорят, будто помнят свои прежние жизни.
Тягучие сливки свились в пухлую спираль на её чае. Надо повторить для неё слово: метампсихоз. Лучше всего примером. Какой-нибудь пример.
КУПАЮЩАЯСЯ НИМФА над постелью. Пасхальное приложение к журналу ФОТО-КРОХИ. Отличное владение цветом. Чайный оттенок, пока не добавили молока. Чем-то схожа с ней, когда распустит волосы: потоньше. Три и шесть отдал я за рамку. Она сказала мило будет смотреться над постелью. Голые нимфы: Греция: и, например, все люди, что жили тогда.
– Метампсихоз,– сказал он,– так это называлось у древних греков. Они верили, что можно превратиться в животное, или, например, в дерево. Взять хотя бы их, так называемых нимф.
Ложечка её перестала размешивать сахар. Она уставилась прямо перед собой, втягивая воздух через округлившиеся ноздри.
– Горелым пахнет,– сказала она.– Ты что-то оставил на огне?
– Почка!– крикнул он вдруг.
Он торопливо сунул книгу во внутренний карман и, запнувшись о поломанный ящик горшка, поспешил на запах, проворно шагая по лестнице ногами всполошившегося журавля.
Над краем сковороды сердитой струей взвивался и ширился дым. Сунув зубцы вилки под почку, он отодрал её и перевернул, как черепаху. Подгорела совсем немного. Он выплюхнул её их сковороды на блюдо и окропил сверху остатками коричневой зажарки.
Теперь чашку чая. Он сел и намазал маслом краюшку хлеба. Откромсал подгорелую плоть и бросил кошке. Затем вилкой положил в рот кусочек, с чувством пожевал вкусное податливое мясо. В самый раз. Глоток чая. Нарезал кубиков хлеба, обмакнул один в зажарку и положил в рот. Что там было про какого-то молодого студента и пикник? Он развернул письмо рядом, неспешно вчитываясь, покуда жевал, обмакивал в зажарку другой кубик и подносил его ко рту.
Дорогущий Папуля,
Большущее спасибо за чудесный подарок ко дню рождения. Мне очень идёт. Все твердят, что в новой шляпе я просто красавица. И ещё получила мамину чудную посылку со сливками и ей тоже пишу. Она – чудо. С фото-бизнесом у меня идёт как по маслу. М-р Коглен заснял меня с его м-с и отдаст, когда проявит и отпечатает. Вчера мы здорово заработали. Ярмарочный день и все говядопятые валили к нам. В понедельник у меня с друзьми небольшой пикник на озере Овел. Передавай маме мою любовь, а тебе большущий привет поцелуй и спасибо. Сейчас внизу играют на пианино. В субботу будет концерт в Гревил-Армз. Иногда по вечерам заходит молодой студент по фамилии Бенон, у него кузены, или что-то в этом роде, большие шишки, он поёт песенку Бойлана (чуть не написала Ухаря Бойлана) в которой про девушек на пляже. Скажи ему милая Милли шлёт большой привет. Ну вот пора заканчивать с нежнейшей любовью.
Твоя нежная дочь, МИЛЛИ.
P.S. Извини что неразборчиво, спешу. Пока. М.
Вчера пятнадцать. Надо же как совпало, что и число пятнадцатое. Первый её день рожденья не дома. Разлука. Помню летнее утро, когда родилась, бежал постучать к м-с Торнтон на Дензил-Стрит. Весёлая старушенция. Должно многим младенцам помогла появиться на свет. Она сразу знала, что Руди не жилец. Что ж, Бог милостив, сэр. Сразу поняла. Если б выжил, ему б теперь было одиннадцать.
Его опустелое лицо с сожалением взирало на постскриптум. Извини, что неразборчиво. Тороплюсь. Пианино внизу. Покидает свою раковину. Та ссора с ней в кафе XL из-за браслета. Не стала есть свои пирожные, не разговаривала, и даже не смотрела. Нахалюга. Он макал остальные кубики хлеба в зажарку и поедал, кусок за куском, почку. Двенадцать и шесть в месяц. Не много. Но бывает и хуже. Сцена мюзик-холла. Безработный студент. Он выпил глоток остывающего чая, смыть пищу вглубь. Потом снова перечёл письмо: дважды.
Ну, ладно: она знает как блюсти себя. А если нет? Да, нет, не было ещё ничего. Хотя, как знать. Во всяком случае, дождись пока случится. Товар что надо. Её стройные ножки, когда взбегает по лестнице. Судьба. Пора вызревания. Тщеславна: очень.
Он усмехнулся с тревожной любовью кухонному окну. В тот день приметил как она на улице пощипывала свои щеки, вызвать румянец. Малость анемична. Передержали на грудном молоке. Тогда шёл КОРОЛЬ ИРЛАНДИИ у Киша. Старая развалина, метался как угорелый. Да никому не страшно. Её голубой шарф вился по ветру и волосы тоже.
Свежесть щек и кудрей шёлк
Вмиг утратишь ум и толк.
Пляжные девушки. Вскрытый конверт. Руки в брюки, на денёк проветриться, распевает. Друг семьи. Он поёт "утрэтишь". Фонари над пирсом, летний вечер, оркестр.
Эти девушки на пляже,
Hету их милей и краше
Милли тоже. Юные поцелуи: первый. Теперь далёкое воспоминание. М-с Марион. Сейчас лежит там, перечитывает, перебирает пряди волос, улыбаясь, сплетая.
Мягкая муторность сожаления стекла по его хребту. Случится, да. Предотвратить. Бесполезно: не рыпайся. Девичьи сладкие лёгкие губы. И это случится. Он ощутил прилив тягучей муторности. Рыпаться уже бесполезно. Губы целованы, целуя целованы. Сочные липкие женские губы.
Лучше там где она сейчас: подальше. Отвлечь её. Хотела собаку заполнить время. Мог бы съездить туда. На августовский праздник, всего два и шесть в оба конца. Впрочем, ещё полтора месяца. Достать репортёрский проездной. Или через М'Коя.
Кошка, закончив вылизывать свою шерсть, вернулась к испачканной мясом бумаге, понюхала и прошла к двери. Оглянулась на него, мяукнув. Хочет выйти. Поторчи чуток у двери, пока откроют. Пусть подождёт. Её тревожит. Электричество. Грозой пахнет. И ухо намывала спиной к огню. Он чувствовал себя отяжелевшим и преполненным: затем лёгкое послабленье в кишечнике. Встал, распуская пояс брюк. Кошка мяукнула ему.
– Миау!– сказал он в ответ.– Погоди, дай соберусь.
Парит: день выдастся жаркий. Лень тащится по ступеням наверх.
Бумагу. Он любил почитать при стуле. Надеюсь, какай-нибудь олух не явится постучать, пока я.
В ящике стола нашёл старый номер ЛАКОМЫХ КУСОЧКОВ. Заложив его под мышку, прошёл к двери и открыл. Кошка мягкими прыжками понеслась наверх.
А, вон куда хотела, свернуться клубочком на постели.
Прислушавшись, разобрал её голос.
– Иди, иди, киса. Иди.
Он вышел чёрным ходом в сад: постоял, прислушиваясь к соседнему. Ни звука. Наверно в тот раз прислуга развешивала бельё для просушки. Чудное утро.
Он склонился осмотреть тощий рядок салата, растущий вдоль стены. Устроить тут у себя дачу. Вьющуюся фасоль. Алый плющ. Надо б унавозить тут всё, почва истощённая. Сульфидная корка. И так с любой землей, если без дерьма. Выплёскивают мыльные помои. Супесь, что оно за зверь? У соседей в саду куры: их помёт отличная поверхностная добавка. Хотя всего лучше коровий, особенно когда их кормят жмыхом. Затверделый навоз. Лучшее средство для чистки женских замшевых перчаток. Грязь, а чистит. Пепел тоже. Полностью окультурить. В том углу посадить горох. Латук. И всегда свежая зелень к столу. Но и садоводство не без минусов. Тот шмель или овод, что залетел сюда в конце мая.
Он прошёл дальше. Куда я, кстати, дел шляпу? Должно повесил обратно на колышек. Или висит на полу. Cмешно, хоть убей не помню. Вешалка в прихожей переполнена. Четыре зонта, её плащ. Поднимал письма. Звонок на входе в магазин Дрэго. Странно, он мне вспомнился в тот момент. Каштановые волосы в брилиантине на его воротнике. Свежевымыты и напомажены. Успеть бы побаниться сегодня утром. Тара-Cтрит. Говорят тамошний кассир откололся от Джеймса Стефенса. О'Брайен.
Зычный голос у этого Длугача. В итоге – ну и что с того? Дождалась, милашка. Энтузиаста. Он пинком распахнул щелястую дверь уборной. Осторожней, не запачкать эти брюки до похорон. Вошёл, склоняя голову под низкой обналичкой. Оставив дверь настежь, отстегнул подтяжки среди вони плесневеющей извести и застоялой паутины. Прежде чем сесть, глянул сквозь щелку на окно соседей. Его величество в своём кабинете. Никого не велено.
Сидя на стульчаке, он развернул газету, переворачивая листы на своих голых коленях. Чего-нибудь свеженького и полегче. Особо торопиться некуда. Малость придержим. Наши отборные лакомые кусочки. УЛОВКА МЕТЧЕМА. Написал м-р Филип Бюфо, Плей-Клуб, Лондон. Плата писателю – гинея за колонку. Три с половиной. Три фунта и три. Три фунта тринадцать и шесть.
Сдерживая, он спокойно прочёл первую колонку и, уступая, но противясь, начал вторую. Посредине, его последнее сопротивление поддалось, он позволил кишечнику спокойно расслабиться, продолжая читать, всё так же прилежно читая, вчерашний легкий запор прошёл совершенно. Хоть бы не слишком крутым, чтоб не открылся опять гемморой. Нет, в самый раз. Так. Ах! Бутылочка слабительного из рамнус пурсианы. Не то, чтобы оно трогало или задевало его, но очень даже гладенько да ладненьно. Сейчас печатают что попадя. Сезон глупцов. Он читал дальше, упокоённо восседая в своём вздымающемся смраде. И впрямь гладенько. Метчем частенько вспоминает ту уловку, что помогла ему покорить хохотунью-ведьму, которая теперь. Начало и концовка на вполне моральной высоте. Рука об руку. Гладенько. Он пробежал прочитанное в обратном направлении и, чувствуя неспешное истекание его вод, по доброму позавидовал м-ру Бюфо, который всё это написал и был вознаграждён в размере трёх фунтов тринадцати и шести.
Можно б накропать скетч. Соавторы м-р и м-с Цвейт. Придумать рассказ на тему пословицы, какой? Времена, когда я пытался делать заметки на манжете что она говорит за одеванием. Не люблю одеваться вместе. Порезался при бритье. Закусывает нижнюю губу, застегивая крючки юбки. Хронометрировал её. 9.15. Робертс тебе уже заплатил? 9.20. Как была одета Грета Конрой? 9.23. И что мне стукнуло купить эту расческу? 9.24. Меня аж распирает от той капусты. Пятнышко пыли на её лакированом башмаке.
Ловко обтирает их по очереди о чулки на икрах. Утро после танцев в Bazaar, где оркестр Мея играл танец часов Пончиелли. Передать эти утренние часы, полдень, потом приближающийся вечер, затем ночь. Чистила зубы. То был первый вечер. Её голова в танце. Прищёлкивают пластинки веера. Бойлан богат? При деньгах. А что? У него изо рта приятный запах, заметила когда танцевали. Яснее некуда. Подводит к тому. Странная какая-то музыка на последнем вечере. Зеркало было в тени. Она тернула зеркальце о шерстяной жилет на полной колыхливой титьке. Заглянула. Прочесть судьбу по глазам. Не складно.
Вечерние часы, девушки в серых вуалях. За ними ночные часы, чёрные, с кинжалами и в масках. Идея для поетического: розовый, потом золотой, потом серый, потом чёрный. Вобщем, сходится-таки с жизнью. День, потом ночь.
Он размашисто оборвал половину лакомого рассказа и подтёрся им. Потом подтянул брюки, пристегнул и застегнулся. Потянул разболтанную хлипкую дверь уборной и вышел из сумрака на воздух.
На ярком свету, облегчённый и посвежелый в членах, он тщательно осмотрел свои чёрные брюки, низ, колени, заколенье. Во сколько похороны? Лучше посмотреть-таки в газете. Хруст и тёмный фырк в выси. Колокола храма Св. Георгия. Вызванивают который час: гулкий тёмный металл.
ХЕЙ-ГО! ХЕЙ-ГО!
ХЕЙ-ГО! ХЕЙ-ГО!
ХЕЙ-ГО! ХЕЙ-ГО!
Вот снова: обертона плыли чередой по воздуху, и ещё. Бедняга Дигнам!
* * *
Вдоль телег у пристани Джона Роджерстона м-р Цвейт прошагал деловито, миновал переулок Ветряков, льномельницу Ликса, почту-телеграф. Мог бы дать и этот адрес. После дома моряков он повернулся спиной к утреннему шуму пристани и пошёл по Лайм-Стрит. Возле коттеджей Брейди мальчишка выуживал очистки в свое помойное ведро на бичевке, затягиваясь жёваным окурком. Девочка помладше, с пятнами экземы на лбу, глазела на него, безразлично держа свой мятый обруч от бочки. Сказать ему, что не вырастет, если будет курить? А, брось! Его жизнь и без этого не клумба роз. Дожидается под пивными, отвести домой. Идём домой, па, к ма. Час не наплывный: не много наудит. Он пересёк Таунсенд-Стрит, миновал насупленое лицо Бетэля. Эль, да: дом: Алеф, Бет. И мимо похоронного бюро Николса. В одиннадцать состоятся. Время есть. Этот заказ Корни Келлехер, наверняка, придержал для О'Нейла. Когда поёт жмурится. Корни. В парке её встретил. В темноте приметил. Пташечка приветик. Полиция дозналась. Она во всём призналась и назвала мой тимтиримлям тай. О, как пить дать придержал. Похороните у этого кактамего, дешевле будет. И мой тирилям, тирилям, тирилям, тарампампам.
На Вестланд-Роу он остановился перед витриной Белфаст-Восточной Чайной Компании и почитал ярлыки на свинцовобумажных пакетах: отборная смесь, лучшее качество, семейный уют. Теплота. Чай. Надо бы взять у Тома Кернана. Хотя на похоронах не попросишь. Пока глаза его всё ещё вскользь читали, он тихо снял шляпу, вдохнув запах своей помады для волос, и с медленной грацией провёл правой рукой по лбу и волосам. Очень тёплое утро. Из-под прикрытия полуопущенных век, глаза высмотрели лёгкую выпуклость внутри шляпы высшей кат. Тут. Правая рука опустилась в шляпу. Пальцы проворно нашли карточку и переложили в карман жилета.
Ну и жарища. Его правая рука ещё раз прошлась поверху: отборная смесь, изготовлено из лучших цейлонских сортов. Далеко на востоке. Чудное, должно быть, место: сад мира, большущие ленивые листья, хоть плавай на них, кактусы, луга сплошь из цветов, ползучие лианы, как там их называют. А может всё по-другому. Тамошние сингалезцы изнывают под солнцем, в dolce far niente. За весь день палец о палец не ударят. Из двенадцати месяцев шесть проводят в спячке. Слишком жарко, чтоб затевать скандалы. Влияние климата. Летаргия. Цветы праздности. Воздух густой. Азоты. Парник в Ботаническом саду. Растения способны чувствовать. Водные лилии. Лепестки слишком изнемогли, чтоб. Дремотный дурман в воздухе. Прогулка по лепесткам роз. Представь, ешь потрошки и коровьи копыта. Где это был тот малый, что я видел на какой-то картинке? Ах да, в мёртвом море, лежал на спине, читая книгу, под раскрытым зонтом. И захочешь утонуть не получится: до того плотная от соли. Потому что вес воды, нет, вес тела в воде равен весу. Или это объём равен весу? Есть ещё закон про это. Вэнс в старших классах хрустел суставами пальцев, втолковывал. Из институтской программы. Хрустоломная программа. А и впрямь, что такое вес, когда говоришь: вес. Тридцать два фута в секунду, в секунду. Закон падающих тел: в секунду, в секунду. Все падают вниз. Земля. Сила притяжения Земли есть вес.
Он свернул и прошагал через дорогу. Как она телипала с теми сосисками? Примерно эдак. На ходу он вытащил из бокового кармана плотно сложеный номер НЕЗАВИСИМОГО, развернул, скатал в длинную трубочку и под каждый неспешный шаг постукивал по брючине. Вид побеззаботней: зашёл от нечего делать. В секунду, в секунду. В секунду значит за каждую секунду. От бордюра он метнул острый взгляд в двери почты. В ящик уже поздно. Отправлю отсюда. Никого. Можно.
Он подал карточку сквозь медную решетку.
– Для меня есть письма?
Покуда служащая просматривала в ящичке, он глазел на вербовочный плакат с солдатами всех родов войск на параде: и, держа кончик своей трубки у самых ноздрей, вдыхал свежепечатный запах рыхлой бумаги. Наверно, не ответила. Слишком много себе позволил в последнем.
Служащая передала обратно сквозь решетку его карточку и письмо. Он поблагодарил и быстро глянул на печатный шрифт на конверте.
Генри Цветсону, эскв.,
в Почт. Отд. Вестланд-Роу,
Центр.
Всё-таки ответила. Он вскользь опустил карточку и письмо в боковой карман, снова осматривая солдат на параде. А где полк старика Твиди? Рядового в отставке. Этот: медвежьи шапки с петушиным пером. Нет, он из гренадеров. Косые обшлага. Вот где: Дублинские Королевские Фузильеры. Красные мундиры. Тоже броско. Оттого, небось, женщины на них так падки. Униформа. Легче вербовать и муштровать. Письмо Мод Гонн, как их подбирают вечерами на улице О'Коннела: позор для нашей ирландской столицы. Газета Грифитса сейчас в ту же дуду: армия прогнила от венерических заболеваний: морская или полуподмоченная держава. У них тут вид как у полуфабрикатов: будто под гипнозом. Глаза напучь. Ать-два. Стол: тол. Хлеб: еб. Собственность короля. Нигде не видел его в форме пожарника или полисмена. Наверняка, масон.
Он выступил из почты и свернул вправо. Враньё: что избавляет от всех забот. Рука его просунулась в карман, где указательный палец проник под клапан конверта, подёргиваясь прорвал и вскрыл. Женщины не умеют соблюдать осторожность. Пальцы его вытащили письмо и скомкали конверт в кармане. Что-то ещё пришпилено: фото, наверно. Или локон? Нет. М'Кой. Поскорей отделаться. Выводит из себя. Не переношу его общества.
– Привет, Цвейт. Куда путь?
– Привет, М'Кой. Никуда, вобщем-то.
– Как здоровьечко?
– Чудесно. А ваше?
– Едва живой,– сказал М'Кой.
Взглядывая на чёрный галстук и одежду, он спросил с неуклюжей осторожностью:
– Что-нибудь… надеюсь, ничего страшного? Вижу, что…
– О, нет,– сказал м-р Цвейт.– Бедняга Дигнам, знаете ли. Сегодня похороны.
– Ах да, бедняга. Вон оно что. Во сколько?
Не похоже что фото. Может, брошка.
– А… одиннадцать,– ответил м-р Цвейт.
– Надо б мне успеть,– сказал М'Кой.– Так в одиннадцать, значит? Я узнал только вчера вечером. Кто это мне сказал-то? Холохен. Хола знаете?
– Знаю.
М-р Цвейт посматривал через дорогу на стоявшую у ворот "Гросвенора" коляску. Носильщик взгромоздил чемодан в багажник. Она стояла неподвижно пока мужчина, муж, брат, чем-то схож с нею, рылся в карманах за мелочью. Пальто модного кроя, с таким округлым воротником, жарковато для такого дня, смотрится как наброшенное одеяло. Независимая у неё осанка, руки в этих накладных карманах. Смахивает на ту задаваку на матче по поло. Все женщины за незыблемость кастовых перегородок, пока не проймёшь по полной. Красива и держится красиво. Сдержанно, чтоб поддаться. Достопочтимая м-с и Олух достопочтимый. Поиметь её разок куда б и делась вся эта высокомерность.
– Я был с Бобом Дораном, у него очередной запой, и там какой-то был ещё Бент Лайнсон. Вобщем, у Конвея мы торчали.
Доран, Лайнс у Конвея. Она подняла к прическе руку в перчатке. И тут заходит Хол. Спрыснули такой случай. Откинув голову и всматриваясь в отдаленье из-под прищуренных век, он различал лоск яркой замши на свету, плетёная окантовка. Сегодня так ясно вижу. При влажности улучшается зоркость, наверно. Что-то ему говорит. Рука как у аристократки. С какой стороны будет садиться?
– Тут он и говорит: Печальная случай с нашим другом, беднягой Педди! – Это который Педди?– спрашиваю. – Бедняга Педди Дигнам,– говорит.
За город: в Бродстон, наверно. Высокие коричневые ботинки со шнурками на бантик. Хорошо поставленная ножка. Чего он копается с этими чаевыми? Приметила, что я смотрю. Глазки всегда наготове для другого. Своё и так никуда не денется. У них на луке по две тетивы.
– Что?– говорю.– Что с ним такое?
Гордячка: богатая: шёлковые чулки.
– Да,– сказал м-р Цвейт. Он чуть шевельнулся в сторону неумолчной головы М'Коя. Сейчас будет садиться.
– И вы ещё спрашиваете что такое?– говорит.– Умер,– говорит. И, ей-же-ей, прослезился.– Как? Педди Дигнам?– говорю. Не мог ушам поверить.– Я ж с ним не далее как на прошлой пятнице, или в среду это было в АРКЕ.– Да,– говорит он.– Ушёл от нас. В понедельник скончался бедняга.
Вот оно! Гляди! Шёлковый вспых богатых чулков, белых. Да, так!
Тяжёлый трамвайный вагон, дребезжа звонком, вкатился между.
Облом. Чтоб тебя с рылом твоим дребезглявым. Заметила помеху. Рай и пери. Всегда так. В самый момент. Девушка в подъезде на Эстас-Стрит. В понедельник поправляла резинку. Дружок её прикрывал показ. Esprit de corps. Чего моргалы вылупил?
– Да, да,– сказал м-р Цвейт с грустным вздохом.– Утрата.
– Один из лучших,– подхватил М'Кой.
Трамвай прошёл, Те отъехали к мосту Кольцевой Линии, её рука в богатой перчатке на стальном поручне. Мелькает, мелькает: взблеск кружев её шляпки на солнце: мельк-мельк.
– Супруга, надеюсь, здорова?– иным голосом проговорил М'Кой.
– О, да,– сказал м-р Цвейт.– В полном здравии, благодарю.
Он праздно развернул трубку газеты и праздно прочел:
Дом без мяса на обед
не уютен, нет.
А с тушёнкой Сливви –
благодати уголок.
Закупай впрок.
– А моя благоверная на днях получила агажемент. Правда, ещё не окончательно. Опять таскаться с чемоданами. Ей, кстати, и не помешало бы. Но без меня, спасибочки.
М-р Цвейт с неспешливой дружелюбностью обернул свои крупновекие глаза.
– Моя жена тоже,– сказал он.– Будет петь на празднестве в белфастском Ольстер-Холл. Двадцать пятого.
– Вон как?– сказал М'Кой.– Рад слышать, старина. Кто устроителем?
М-с Марион Цвейт. Ещё не подымалась. Королева в своём будуаре, вкушает хлеб и. Хотя нет, читать ей нечего. Потемнелые гадальные карты разложены по семь в ряд вдоль бедра. Тёмная дама и светлый мужчина. Кошка пушистым чёрным комом. Краешек разорванного конверта.
Любви
Давняя
Сладкая
Песнь
Приходит любви давняя…
– Это что-то вроде турнэ, понимаете?– сказал м-р Цвейт задумчиво. Сладкая песнь.– Образован комитет. Паевые взносы и прибыль соответственно.
М'Кой кивнул, колупаясь в щетине своих усов.– И ладно,– сказал он.– Это уже неплохая новость.
Он двинулся уходить.
– Ну, рад был повидать в полном порядке,– сказал он.– Ещё стакнёмся.
– Да,– сказал м-р Цвейт.
– Вот ещё что,– сказал М'Кой.– Вписали б вы и моё имя на похоронах, ладно? Я бы пошёл, да не смогу, такое дело. Тот утопленник у Сендикова может всплыть и, если обнаружат тело, судебному исполнителю и мне придётся туда наведаться. Так что, если меня не будет, вы просто впихните моё имя, идёт?
– Будет сделано,– сказал м-р Цвейт, двинувшись прочь.– Все будет чин чином.
– Порядок,– сказал, просветлев, М'Кой.– Спасибо, старина. Будь у меня возможность, я бы пришёл. Ну, пока.
Просто "Ч. П. М'Кой" и хватит с него.
– Будет как надо,– ответил м-р Цвейт твёрдо.
Не усёк как я оглаживал эту кобылку. Лёгкий подход. Мягкое касанье. Да, я б с удовольствием. Такие чемоданы мне всегда нравились. Кожа. Углы в оковке, по краям заклёпки, замок двойного действия. Боб Ковли одолжил ему свой для концерта на регате в Виклоу в прошлом году и с того прекрасного дня вплоть по нынешний о чемодане никаких вестей.
М-р Цвейт, шагая к Брансвик-Стрит, улыбнулся. Моя благоверная на днях получила. Тростинка сопрано в веснушках. Носом хоть сыр режь. Мила, по-своему: для небольшой баллады. Нутра нет. Ты да я, понял? В одной лодке. Мягко стелит. Получаешь укол, который. Неужто не слышит разницы? Положим, у него малость уклон к этому. Ну, а мне против шерсти. Думал, Белфаст его вправит. Надеюсь ветрянка, что там сейчас у них, не превратится в эпидемию. Вряд ли она согласится на повторную прививку. Твоя жена и моя жена.
Интересно, он за мной не пасёт?
М-р Цвейт стал на углу, блуждая глазами по многоцветным щитам. Кантрел и Кочрейн – Имбирное Пиво (Ароматное). Летняя распродажа у Клери. Нет, идёт как шёл. Привет. ЛИЯ сегодня: с участием м-с Бендмен Палмер. Не прочь посмотреть её опять. ГАМЛЕТА она играла в прошлой постановке. Исполнительница мужских ролей. Может он был женщиной. Иначе с чего было Офелии кончать самоубийством? Бедный папа! Как он любил рассказывать про Кейт Бетман в том спектакле. У Адельфи в Лондоне прождал целый день, чтоб попасть. За год до моего рождения это было: шестьдесят пятый. И Ристори в Вене. Как там полное название? Написал Мозенталь. Рахиль, что ли? Сцена, которую он всегда пересказывал, где старый слепой Абрам узнаёт голос и кладёт пальцы на его лицо.
– Голос Натана! Голос его сына! Я слышу голос Натана, что бросил своего отца умирать от горя и нищеты на моих руках, бросил родителя и отвернулся от Бога своего отца.
В каждом слове столько глубины, Леопольд.
Бедный папа! Бедный папа! Хорошо, что я в тот день так и не зашёл в комнату посмотреть на его лицо. Тот день! О, милый! Милый! Охх! Что ж, наверно, так было лучше для него.
М-р Цвейт свернул за угол, уходя от насевших горестных терзаний. Не надо думать об этом. Время кормёжки лошадей. Лучше б я не встречал этого М'Коя. Приблизившись, он услыхал хруст золотистого овса, лёгкое клацанье зубов. Их полные влажные глаза следили, как он проходит мимо сквозь сладковато овсяный дух конской мочи. Их Эльдорадо. Бедные олухи! И на всё-то им начхать, как только уткнут свои вытянутые носы в подвесной мешочек. Такую глубину не уместить в слова. Во всяком случае, кормёжкой они обеспечены и ночлегом. Ещё и оскоплены: обрубки черной гутаперчи вяло болтаются меж задних. Но и этого хватает для счастья.На вид такие добрые бедолаги. Однако их ржанье очень даже может действовать на нервы.
Он вынул письмо из кармана и вложил в газету, которую нёс. Чего доброго наткнусь тут на неё. В переулке надёжнее.
Он миновал забегаловку извозчиков. Удивляюсь на жизнь извозчиков, в любую погоду, куда угодно, доволен или нет, не по своей воле. Voglio e non. Люблю давать им сигарету-другую. Общительны. Покрикивают проезжая мимо. Он напел:
La ci darem la mano
La la lala la la
Он свернул в Камберленд-Стрит и, пройдя несколько шагов, остановился под прикрытием станционной стены. Никого. Лесосклад Мидса. Штабеля брусьев. Жилища среди руин. Осторожно ступая, он прошёл заросшим двором с древней грудой щебня. Ни единой грешной души. У склада ребёнок на корточках играется с мраморными шариками, в одиночку, сноровисто целит по крайнему. Мудрый кот, помаргивающий сфинкс, наблюдает с нагретого подоконника. Жаль их потревожить. Магомет отрезал полу своего плаща, чтоб не разбудить женщину. Раскроем. Я тоже играл в шарики, когда ходил в школу той старой дамы. Она любила кружева. Школа м-с Эллис. А мистер?
Он развернул письмо на газете.
Цветок. А я-то думал. Жёлтый цветок со сплющенными лепестками. Не рассердилась значит? И что же пишет?
Дорогой Генри, Мне пришло твое письмо и очень за него благодарю. Жаль что тебе не понравилось моё последнее письмо. Зачем ты вложил марки? Я на тебя страшно разозлилась. Так хочется наказать тебя за это. Я назвала тебя неслухом, потому что мне не понравился твой совет. Как прикажешь понимать тот свет? Ты несчастлив в своём доме, бедный неслух? Я б очень хотела что-то для тебя сделать. А ты что про меня, бедняжку думаешь? Я часто думаю какое у тебя красивое имя. Дорогой Генри, когда мы встретимся? Я думаю про тебя так часто, ты не представляешь. Меня никогда так сильно не влекло ни к одному мужчине. Мне так плохо. Пожалуйста, напиши мне длинное-предлинное письмо. Если нет, я тебя накажу, так и знай. Вот увидишь что накажу, непослушный мальчишка, если не напишешь. О, как я хочу встретиться с тобой. Генри дорогой не отклоняй мою просьбу, пока не лопнуло мое терпение. Тогда уж всё тебе выложу. Ну, до свиданья, милый неслух. У меня сегодня ужасно голова болит и напиши ОТВЕТНО,
твоя изнемогающая
МАРТА.
P.S. И сообщи мне какие духи у твоей жены. Я хочу знать.
Он мрачно вытащил цветок из-под булавки, понюхал его почти никакой запах и положил в нагрудный карман. Язык цветов. Любят, потому что его никто не подслушает. Или отравленный букет, чтоб прикончить. Затем, медленно шагая вперёд, он вновь прочитал письмо, бормоча там и сям по слову. Разозлилась ромашка на тебя милый нарцисс накажу твой кактус если ты не пожалуйста бедняжка незабудка как я хочу фиалки к дорогой розы когда мы скоро анемоны встретимся непослушный колокольчик жена Марта духи. Прочтя до конца, он отнял его от газеты и сунул обратно в боковой карман.
Хрупкая повеселелость приоткрыла его губы. Уже не та как в первом письме. Сама ли писала? Строит оскорблённую: такая девушка как я, из хорошей семьи, всеми уважаемая. Можно встретиться как-нибудь в воскресенье после церкви. Благодарю, не имею не малейшего. Обычная любовная возня. Потом обходить за углами. Или нарвусь на скандал с Молли. Сигарета успокаивает. Наркотик. Продвинуться дальше в следующий раз. Неслух: накажу: боится слов, конечно. Подбавить скотства, почему и нет? Так и попробуем. Мало-помалу.
Всё ещё держа пальцами письмо в кармане, он вытащил булавку из него. Обычная булавочка, ага? Бросил на дорогу. Откуда-нибудь из её одежды: сошпиливала. Диву даешься, сколько у них вечно этих булавок. Нет розы без шипов.
Плоские голоса Дублина горланили у него в голове. Две шлюхи в тот вечер в Комби, в обнимку под дождем.
О, потеряла Мэри булавку из трусов
Не знает что теперь запхать
Чтобы не падал
Чтобы не падал
Не падал? Не падали. Так ужасно болит голова. У неё должно быть сезон роз. Или весь день сидела печатала. Нагрузка на глаза вредна для нервов желудка. Какие у твоей жены духи? Это ж надо додуматься!
Чтобы не падал
Марта, Мария. Я где-то видел эту картину, уж не помню где, из старых мастеров или подделка на продажу. Он сидит в их доме разговаривает. Непостижимый. Так же слушали б и те пара шлюх из Комби.
Чтобы не падал
Отлично передано ощущение вечера. Хватит бродить. Располагайся тут: тихие сумерки: пускай всё катится к. Забудь. Расскажи где ты был, про обычаи в чужих краях. Вторая, кувшин на голове, готовила ужин: фрукты, оливы, приятная прохладная вода из колодца прохладнокаменного, как проём в стене в Эштоне. Надо прихватить бумажный стаканчик в следующий раз как буду на рысистых скачках. Она слушает. Большие тёмные мягкие глаза. Расскажи ей: ещё и ещё: всё. Потом вздох: тишина. Долгий, долгий предолгий покой.