Джеймс Джойс
Улисс
– В память погибших,– грит Патриот и подымает свою пинтосклянку, а сам зырит на Цвейта.
– Ага, ага,– грит Джо.
– Вы не уловили о чём я,– грит Цвейт,– я имел ввиду…
– Sinn Fein,– грит Патриот.– Sinn Fein amhain. Друзья наши любимые – рядом, плечом к плечу с нами, а враги – напротив.
Воздание последней памяти оказалось бесконечно впечатляющим. Со всех колоколен, вблизи и вдали, непрестанно раздавался погребальный звон колоколов, и, в то же время, по сумеречным окрестностям раздавалась зловещая дробь сотни приглушённых барабанов, перемежаясь гулкими орудийными залпами. Оглушительные раскаты грома и слепящие вспышки молний озарявшие жуткую сцену, свидетельствовали, что небесная артилерия предоставила свою сверхъестественную помпезность и без того душераздирающему зрелищу. Проливной дождь низвергался потоками из шлюзов разгневанных небес на обнажённые головы собравшегося многолюдья, число которого, по наискромнейшим подсчетам, превышало пятьсот тысяч человек. Дублинская столичная полиция в полном составе, под личным предводительством главного комиссара, поддерживали порядок в необозримой толпе, для которой духовой оркестр с Йорк-Стрит заполнял промежуточное время восхитительным исполнением на инструментах в чёрной драпировке бесподобных, с колыбели близких нам мелодий, сотворённых скорбной музою Сперанцы. Специальные скорые туристические поезда и мягкие шарабаны были пущены для удобства наших деревенских кузенов, которые явились несметными контингентами. Значительное оживление вызвали любимые уличные певцы Дублина, Л-н-н и М-л-г-н, исполнившие НОЧЬ, КОГДА ОТКИНУЛ НОГИ ЛАРРИ в их обычной, провоцирующей смех манере. Два наших неподражаемых шутника вмиг распродали свои печатные листки среди любителей комедийного элемента и никто из тех, у кого найдется в сердце уголок для настоящей ирландской весёлости без вульгарности, не попрекнёт их за тяжко заработанные пенни. Дети из Приюта Найденышей Женского и Мужского Пола, облепившие окна с видом на место действия, пришли в восторг от этого нежданного дополнения к развлечениям дня, и множество похвал заслуживают Сестрицы Бедных за их отличную идею предоставить безматерным и безотцовым деткам воистину назидательное удовольствие. Местная вице-королевская партия, в которой насчитывается немало широко известных дам, была препровождена Его превосходительством на самые выгодные места на большом помосте, тогда как живописная делегация, под общим названием Друзья Изумрудного Острова, была расположена на трибуне напротив. Делегация, представленная в полном составе, состояла из Коммандора Бацибаци Бенинобеноне (полупарализованный вождь партии, который был доставлен на своё место с помощью мощного парового крана), месье Пьерполь Петитепатпэ, гранджокер Владимир Карманософф, архиджокер Леопольд Рудольф фон Шварценбад-Ходентагер, графиня Мара Вирага Кизажони Путрапести, Хайрам Й. Бомбуст, граф Атанос Карамелапулос, Али Баба Бакшиш Разхат Лукум Эфенди, сеньор Идальго Кабальеро Дон Пекадилло и Палабрас и Патерностер де ла Малора де ла Малярия, Хокопоко Харакири, Сунь Хунь Чайнь, Олаф Кобберкеддельстен, Минхер Тpик ван Трумпс, пан Полекс Педирски, Гусьпонд Прхклстр Кратчинабритчинич, герр Хурхаус-Директорпрезидент Ганс Чуечли-Штоерли, Национальгимназиумсанаториумундсуспензориумординарприватдоцентобщеисторииспециалпрофессордоктор Кригфрид Юбералгемайн. Все делегаты без исключения высказались в наикрепчайших гетерогенных выражениях относительно беспрецедентного варварства, очевидцами которого им предстояло стать. Оживлённая перепалка (в которой приняли участие все) возникла среди Д. И. О. насчёт того, восьмое или девятое марта является правильной датой рождения святого покровителя Ирландии. Во время спора в ход были пущены пушечные ядра, ятаганы, бумеранги, мушкеты, горшки с нечистотами, мясничьи топоры, зонтики, рогатки, кастеты, свинчатки, железные болванки и обмен ударами без разбору кого куда, но кроха полисмен, констебль МакФаден, вызванный спецкурьером из Бутерстауна, незамедлительно восстановил порядок и, с быстротой молнии, предложил семнадцатое число, как решение одинаково почётное для обеих спорящих сторон. Остроумное предложение двухсполовинойметроворостого всем сразу понравилось и было принято единогласно. Кoнстебль МакФаден, получил сердечные поздравления от всех Д. И. О., некоторые из которых обильно кровоточили. Коммандор Бенинобеноне был извлечен из-под председательского кресла и его юридический консультант Аввокато Пагомими объяснил, что различные предметы в его тридцати двух карманах были выдернуты им из карманов его младших коллег во время свалки, в надежде восстановить в них здравое сознание. Предметы (среди которых оказалось несколько сотен дамских и джентельменских золотых и серебряных часов) были тут же возвращены их законным владельцам и воцарила безраздельно полная гармония.
Спокойно, без позы, Румбольд ступил на эшафот в безупречном утреннем костюме с его излюбленным цветком Gladiolus Cruentus в петличке. О своём появлении он известил тем мягким pумболдианским кашлем, которому столь многие пытались (безуспешно) подражать – короткий, болезненный и, вместе с тем, такой характерно мужественный. Прибытие всемирноизвестного головореза вызвало бурю оваций в толпостечении, вице-королевские дамы махали платочками от возбуждения, тогда как ещё более возбудившиеся иностранные делегаты громогласно изливались нестройной сумятицей криков: хоч, банзай, елйен, живио, чинчин, полла крониа, хипхип, виват, Аллах, среди которые звучное eviva посланца страны песен (верхняя F третьей октавы напомнило о тех пронзительно милых нотах, которыми кастрат Каталони ошеломлял наших прапрабабушек) выделялось явно и узнаваемо. Тут же через мегафон был дан сигнал к молитве и в одно мгновение все головы обнажились, патриархальное сомбреро коммандора, принадлежащее его семье со времен революции Риенци, было снято его дежурным медицинским консультантом, д-ром Пиппи.
Умудрённый прелат, представлявший последнее утешение святой религии герою-мученику на пороге высшей кары смертью, пал на колени, в наихристианнейшем духе, в лужу дождевой воды, склоняя седовласую главу под клобуком, и вознёс к трону милости пылкие молитвы всепокорности. Недвижимо высилась у плахи мрачная фигура палача, лицо его скрывал трехведёрный горшок с парой округлых прорезей, откуда яростно поблескивали его глаза. Ожидая рокового знака, он проверял лезвие своего ужасного орудия, то правя его на своем загорелом бицепсе, то обезглавливая, подряд и без разбору, стадо овец, которое предоставили поклонники его свирепого, но столь необходимого ремесла. Подле него, на прекрасном столе красного дерева, были аккуратно разложены четвертовальный тесак, различные потрошильные приспособления из легированной стали отличной закалки (специально поставленые всемирно прославленной фирмой столовых принадлежностей г. г. Джон Раунд и Сыновья, Шеффилд), терракотовое блюдo предназначенное для принятия двенадцатиперстной, прямой, слепой кишoк, аппендикса и пр., после сноровистого потрошенья, и два вместительных молочных кувшина, которым суждено принять бесценную кровь неоценимой жертвы. Служители объединённого кошачьего и собачьего дома ожидали тут же, дабы доставить помянутые сосуды, после их наполнения, в их благотворительное заведение. Отменная закуска, состоящая из ветчины с яйцами, отлично прожареной говядины с луком, восхитительных горячих ватрушек к завтраку и взбадривающего чая, была заботливо предоставлена властями для насыщения центральной фигуры трагедии, который находился в превосходном расположении духа, приуготовляемый к смерти, и выказывал острейший интерес ко всем процедурам от начала и до конца, но он, с редкой по нынешним временам самоотверженностью, благородно показал себя на высоте положения и выразил предсмертную волю (незамедлительно исполненную), чтобы пищу, без остатка, разделили между членами ассоциации больных и нуждающихся квартиросдатчиков, в знак его уважения и почитания.
Пик и апогей небывалого накала эмоций нахлынул, когда разрумянившаяся выборная невеста прорвалась сквозь плотные ряды близстоящих и бросилась на мускулистую грудь того, кто вот-вот будет отправлен в вечность ради неё. Герой охватил её гибкие формы любящим объятием, с нежностью бормоча "Шейла, моя навеки". Поощрённая такой переделкой её христианского имени, она страстно расцеловала всевозможные подвернувшиеся места его личности, до которых позволяла добраться пристойность тюремного одеяния. Она поклялась ему, и солёные струи их слёз сливались при этом, что сбережёт память о нём, что никогда не забудет своего геройского парня, который отправился на смерть с песней на устах, словно шёл на спортивный матч в Клонтурк-Парке. Она воскресила в его памяти минувшие счастливые дни блаженого детства, как совместно, на берегах Анна-Лиффи, отдавались они невинному времяпрепровождению юности и, забыв об ужасающем настоящем, они оба от души хохотали, а все зрители, включая благочинного пастыря, присоединились к общему веселью. Гигантское сборище просто бушевало от восторга. Но через миг их охватило горе, и они стиснули руки в последний раз. Свежий поток слёз хлынул из их слезотоков и обширное стечение людей, затронутых до самой глубины, разразилось душераздирающими рыданиями, что не в меньшей мере сказались и на пожилом священослужителе. Большие сильные мужчины, охранители порядка и настоящие великаны из ирландской полиции, без стеснения пользовались платками и можно смело сказать, что во всём невиданном собрании не осталось ни одного сухого глаза. Наиболее романтичный эпизод произошёл, когда молодой выпускник Оксфорда, известный своей галантностью по отношению к прекрасному полу, выступил вперёд и, представив свою визитную карточку, банковскую книжку и генеологическое дерево, испросил руки безутешной юной дамы, моля её назначить день и получил безотлагательное согласие. Каждой из присутствующих дам достался со вкусом исполненый сувенир на память об этом событии – брошка в виде черепа и скрещенных костей, своевременный и щедрый акт, вызвавший новый всплеск чувств, а когда рыцарственный молодой оксфордианец (носитель, между прочим, одной из наиславнейших и освящённых временем фамилий в истории Альбиона) одел на палец его смущенно порозовевшей невесты дорогое обручальное кольцо с изумрудами, втопленными в виде четырехлистого трелистника – восторгу не было границ. Да, даже суровый провост-маршал, лейтенант-полковник Тoмкин Максвелл Френчмуслин Томлинсон, распорядитель на данном печальном событии, который, глазом не моргнув, расстрелял немалое число сипаев, привязанных к жерлам пушек, и тот не смог сдержать своих природных чувств. Бронированной перчаткой он смахнул прокравшуюся слезу и тем из привилегированных горожан, кому довелось находится в непосредственной близости от него, слышно было, как он пробормотал сам себе, прерывисто и вполголоса:
– Блямя Боже, до чего занозистая, блин, шлюшка. Блямя, аж, блин, в слезу шибает, ей-бля, как гляну, так и вспомню мою старую лоханку, что дожидается меня на Лаймхаус-Уэй.
Тута тогда Патриот заводит шарманку про ирландский язык и собрание корпорации и про шунинов, что не могут калякать на их же родном языке, и Джо примазывается, потому что объегорил кого-то на золотой, и Цвейт туда же, со своими нюнями и соской за два пенса, которую выскулил у Джо, и вякает про Кельтскую лигу и про Лигу против, и про выпивку, проклятие Ирландии. Е-бо, есть ходоки, что хоть сколько в глотку ему ни зальёшь, но, пока Господь не призовёт его, никак не успеваешь разглядеть какая была пена в его кружке. Как-то вечером я заглянул с одним приятелем на ихний музыкальный вечер, где вовсю распевают, на лугу стожок, где ж ты мой дружок, и был там ещё хлюст с Булихуливским голубым значком-ленточкой, что шпарит по-ирландски, и кучка девчат-фартучат разносили безалкогольную водичку, продавали медали и апельсины, и лимонад, и ещё там пару засохших булок, е-бо, флахулагное развлечение, и не говори. Ирландия трезвости – Ирландия свободная. А потом старичок начинает дуть на своей волынке, и все милашки совают ногами под музыку, от которой сдохла старая корова. А пара проводников на небеса так и высматривают, чтоб никаких шуров-муров с женским полом, и это уж вообще удар ниже пояса
Тут, однако, я ж те грил, старый псяра доглядел, что в жестянке ни хрена нет и начинает мышковать вокруг Джо и меня. Ох, я б его и дресирнул бы лаской, будь это мой псина. Да отвесь ты ему хорошего пинка, потом ещё добавь, лишь бы только не в глаз.
– Боишься укусит?– грит Патриот и хмыкает.
– Нет,– грю,– но он может подумать на мою ногу, что это фонарный столб.
Тута он отзывает старую псину к себе.
– Что такое Герри?– грит.
Тута он начинает его трепать-долбать и говорить с ним на ирландском, а старый горлохват рычит, как бы отвечает, ну, прям, дуэт из оперы. В жизни не услышишь такого рыканья, что они между собой завели. Надо чтоб кто-нибудь, кому нехрен делать, взял и написал бы в газеты pro bono publicum касательно состояния с намордниками для таких собачар. Рычит, падлюка, и огрызается, а водобоязнь так прям и каплет у него с клыков.
Все, кто заинтересован в распростанении гуманистической культуры среди низших животных (а имя им легион), должны постараться не упустить замечательное кинантропоморфное представление старого знаменитого ирландского рыжего сеттера-волкодава, что прежде был известен под sobriquet Герриовен, но недавно перекрещён широким кругом его друзей и почитателей в Овена Герри. Представление, явившееся результатом многолетней дрессировки лаской и тщательно продуманной системы диетического кормления, включает в себя, помимо прочих достижений, декламацию стихов. Наш величайший из ныне живущих эксперт по фонетике (которую и дикими лошадьми от нас не оторвать!) не оставил камня на камне, стараясь вникнуть и сравнить декламируемые стихи и обнаружил, что они поразительно подобны (курсив наш) запевам древних кельтских бардов. Мы ведём речь не столько о той восхитительной любовной лирике, с которой писатель, скрывающий свою персону под изящным псевдонимом Сладкий Отросточек, ознакомил книголюбивый мир, но, скорее (как отмечает некто Д.О.С. в своей интересной заметке, помещенной в одной из вечерних за текущий год), о более резкой и личностной ноте, что прослеживается в сатирических излияниях знаменитых Раферти и Дональда МакКонсидин, не говоря уже о более современном лирике, которая нынче непрестанно на устах у публики. Мы прилагаем отрывок перевода на английский, исполненный выдающимся исследователем, чьё имя в данный момент не вольны открыть, хотя полагаем, что сама тематика подскажет больше, чем если бы мы прямо назвали его. Метрическая система киноморфного оригинала, вызывающая в памяти многосвязные аллитерационные и изосиллабические правила уэльского стиха, много сложней в оригинале, но хочется верить – и наши читатели, конечно же, согласятся – что сам дух ухвачен верно. Остаётся лишь, пожалуй, добавить, что эффект неизмеримо возрастает при выговаривании стихов Овена несколько замедленно и неотчетливо, тоном, предполагащим сдерживаемое озлобление.
Проклятье проклятий моих
Каждый день, во все семь дней,
И семь сухих четвергов
На тебя, Барни Кирнан,
Что нет у тебя и росинки
Охладить мою доблесть
И мои потроха, добела раскалённые
На красные фонари Лорри
Тута он грит Терри принесть псу водицы и, е-бо, ты б и за милю услыхал, как он её выхлёбывал. А Джо его спрашивает, может ещё дерябнет.
– Я не прочь,– грит,– a chara, чтоб показать, что всё без обид.
Е-бо, не такой уж он и зелёный, как смахивет на огурец. Перетаскивает свою жопу из одного трактира в другой, и представляет это тебе за дело чести, с псиной старика Гилтропа, тем и подкармливается за счёт налогоплательщиков и корпораторов. Развлечение для человека и зверюги. И тута Джо грит мне:
– Ты б усверлил ещё порцию?
– Утка б отказалась плавать?– грю.
– Ещё раз повторить, Терри,– грит Джо.– Может есть, всё же, желание в смысле жидкого освежения?– грит он.
– Не, спасибо,– грит Цвейт.– Фактически, я хотел лишь повидать Мартина Канинхема, видите ли, насчёт страховки бедняги Дигнама. Мартин предложил встретиться здесь. Понимаете, он, Дигнам, я имею ввиду, в своё время не составил уведомления компании кому назначается и, по закону, залогодержатель не может получить номинально по полису.
– Святые войны,– грит Джо, а сам смеётся,– неплохо, если объегорят старого Шейлока.
– Так выходит, баба-то на коне, а?
– Что ж, в этом суть,– грит Цвейт,– для поклонников жены.
– Чиих поклонников?– грит Джо.
– Вспомогателей жены, я хотел сказать,– грит Цвейт.
Тута он начинает бубнить про кредитование под залог как лорд-канцлер, что толкает в палате, про пользу жены, и что создан небольшой фонд, но с другой стороны Дигнам должен был деньги Бриджмену, и имеет ли теперь жена, или вдова, право залогодержателя, пока не набил мне голову этим своим кредитодержанием по закону. Ему повезло как долбаному, что он один раз сам чуть не подлёг закону за бродяжничество, только имел приятеля в составе суда. Торговал базарными карточками, или как там её, королевская венгерская привилегированная лотерея. Точняк, как ты щас здеся. О, моё почтение израелитам! Королевская и привилегированная обдираловка.
Тута подгребает Боб Доран и просит Цвейта пересказать м-с Дигнам, что ему так жалко за её горе и ещё жалче за похороны, и чтоб передал ей, что он-де и любой-де, кто только знал его, грит, потому как не было честнее никого и лучше Вилли, который помер, так ей и передай. И аж сопливится от долбаной своей дурости. Вобщем, жал Цвейту руку и строил трагедию, вот так прям ей и скажи. Дай руку, брат, ты – падло, и я тоже сволочь.
– Позвольте мне,– сказал он,– в такой же мере положиться на наше знакомство, которое, при кажущейся его поверхностности, если подходить с мерками протяженности во времени, основано, как я надеюсь и верю, на чувстве взаимного уважения, чтобы просить вас об этом одолжении. Но, если случайно каким-либо образом я переступил грань сдержанности, пусть искренность моих чувств послужит извинением подобной дерзости.
– Нет,– ответствовал другой,– я целиком ценю мотивы движущие вашим поведением и исполню поручение доверенное вами мне, утешаясь мыслью, что, при всей его прискорбности, оно есть доказательством вашего доверия, и это подслащает, в определённой мере, горечь чаши.
– Так позвольте же мне взять вашу руку,– сказал он.– Доброта вашего сердца, несомненно, подскажет вам, лучше моих непритязательных выражений, слова, что наиболее подобают для передачи чувства, пронзительность которого—дай я волю моим эмоциям—лишило бы меня самой даже способности говорить.
И отвалил на улицу, а сам вовсю карячится, чтоб не слишком шатало. В пять часов – уже готовый. Один раз вечером его чуть не повязали, да только Пэдди Леонард был знаком с бобби 14 А. Лыка не вязал в забегаловке на Брайд-Стрит, блудствовал с двумя юбками, а вышибала на стрёме, хлыстали портвейн стаканами. А перед юбками выставлялся французом, Жозеф Мано, и пёр рогом на котолическую религию, будто отслужил мессу голяком, и будто разбирал с закрытыми глазами, как был моложе, кто что писал в новом завете и в ветхом тоже, и всё лапает да тискает. А две юбки додыхают со смеху и шарят по карманам долбаного дурня, а он разливает портвейн по всей кровати, а те визжат-закатываются, да спрашуют одна другую: "Ну, как? Нащупала ветхий завет-то?" Только Пэдди там проходил, я ж и грю. А глянь на него по воскресеньям, как он со своей шлюшкой жёнушкой, хвост морковкой, выписывает по проходу в соборе – та в лакированых башмачках куууда там, да с фиалками, красивше, чем пирог, выставляет из себя дамочку. Сестра Джека Лунни. А ихняя мамаша, старая проститутка, сдаёт комнаты уличным парочкам. Е-бо, Джек прибрал его к рукам. Только скажи ему, как начнёт залупаться, Исусе, он его враз с говном смешает.
Терри принёс три пинты.
– Пажалста,– грит Джо, чтоб оказать уважительность.– Пажалста, Патриот.
– Slan leat,– грит тот.
– Удачи, Джо,– грю.– Доброго здоровья, Патриот.
Е-бо, а он уж бокал ополовинил. Да, такому хлебаке надо иметь кругленькое состояние, чтоб не усох без выпивки.
– Что там за длинный малый добивается нынче мэрства, Альф?– грит Джо.
– Твой друг,– грит Альф.
– Наннан?– грит Джо.– Чу-член?
– Я не намерен обнародовать имён,– грит Альф.
– Мне так показалось,– грит Джо.– Я видал его на сегодняшнем собрании с Вильямом Филдом, членом парламента. У торговцев скотом.
– Волосатый Йопа,– грит Патриот.– Этот выпорожненый вулкан, любимец всех соседних графств и кумир своего.
Тута Джо заводится пересказывать Патриоту про ящур, и про торговцев скотом, и принятие мер по этому делу, а Патриот посылает их всех куда надо, а Цвейт высовывается со своими овечьими примочками от болячки и хузными настойками от чхающих телят, и патентованным лекарством от затвердения языка. Оттого, что он один раз тормознулся на живодёрне. Шастал там со своим блокнотом и карандашиком, ах здрасьте, да как бы тут не вступить, пока Джо Кафф не показал ему дорогу на выход, как тот попробовал чего-то там доказывать боссу. Мистер Всезнайка. Поучи свою бабушку, как доить гусей. Ссыкун Берк мне говорил, в отеле жена иногда пускала реки слёз и м-с Довд выплакивала глаза на весь свой восьми-дюймовый пласт жира. Не знала как распустить свою пердильную шнуровку, дак старый мудоглаз выплясывал вокруг, показывал, как это сделать. Так об чём у нас в программе?
Ага. Гуманные методы. Поскольку не причиняет неудобств бедным животным, и специалисты уверяют лучшее из средств, когда животные не испытывают боли, и слегка нанести на больное место. Е-бо, с его бы мягкой ручкой да под несушку.
Гра Гра Гара. Клооок Клоок Клооок. Чернушка Лиз наша курица. Она кладёт яйца для нас. Когда снесёт яичко, она очень довольна. Гара. Клоок Клоок Клоок. А вот идёт добрый дядюшка Лео. Он ложит руку под чернушку Лиз и берёт свежее яйцо. Гра гра гра Гара. Клооок Клооок Клооок.
– Вобщем,– грит Джо.– Филд и Наннети отправляются сегодня вечером в Лондон, сделать запрос на заседании палаты Общин.
– Вот как,– грит Цвейт,–советник уезжает? Мне надо было повидаться с ним по делу.
– Ну, так он отправляется почтовым пароходом,– грит Джо,–сегодня вечером.
– Вот ведь жалость,– грит Цвейт.– Мне так надо было. Может только м-р Филд поедет? И позвонить я не могу. Нет. Так вы уверены?
– Наннети тоже едет,– грит Джо.– Лига дала ему наказ поставить завтра вопрос о комиссаре полиции, что запретил ирландские игры в парке. Что ты на это скажешь, Патриот? Sluagh na h-Eireann.
М-р Короув Полугряд (Мултифарнхем. Нац.): По поводу запроса моего достопочтимого друга, члена Палаты от Шиллелаха, могу я спросить означенного досточтимого джентельмена, имелось ли распоряжение Правительства касательно помянутых им животных, при отсутствии наличия каких-либо медицинских свидетельств об их паталогическом состоянии?
М-р Всечетверус (Тамошант, Кон.): Досточтимые члены уже ознакомились со свидетельствами, представленными в общепарламентскую комиссию. Вряд ли у меня будут какие-либо конструктивные дополнения по данному поводу. Отвечаю на вопрос досточтимого члена утвердительно.
М-р Орелли (Мантенотт. Нац.): Отдавались ли подобные распоряжения об убое гуманоидных животных, что осмелятся играть в ирландские игры в Феникс-Парке?
М-р Всечетверус: Ответ отрицательный.
М-р Короув Полугряд: А не явилась ли небезызвестная митчелстоунская телеграмма сего досточтимого джентельмена определяющим фактором для позиции занятой джентельменами казначейской скамьи?
(О! О!)
М-р Всечетверус: Мне потребуется время для рассмотрения данного вопроса.
М-р Плоскошутт (Банкоум, Нез.): Стреляйте не раздумывая.
(Ироничные "ура" от оппозиции)
Спикер: К порядку! К порядку!
(Палата встает. Выкрики "ура".)
– Перед вами человек,– грит Джо,–свершивший возрождение кельтского спорта. Вот он, тут сидит. Человек, одолевший Джеймса Стивенса. Чемпион всей Ирландии по метанию шестнадцатифунтового. Какой твой рекордный толчок, Патриот?
– Na bacleis,– грит Патриот, и прикидается скромнягой.– В своё время и я был не хуже прочих.
– Брось, Патриот,– грит Джо.– Ты был на долбаный разряд выше.
– Это действительный факт?– грит Альф.
– Да,– грит Цвейт.– Это широко известно. А вы не знали?
Тута они погнали про ирландский спорт и шонинские игры, навроде лаун-тенниса, и про хоккей на траве, и метание камня, да про дух страны и возрождение нации, и всё такое. Ну, и, ясно дело, Цвейту надо было вставиться со своим, если, мол, у кого натруженное сердце резкие упражнения противопоказаны. Как на духу перед своей антапкой, если возьмёшь соломинку с долбаного пола и скажешь Цвейту: "Гля-ка, Цвейт, тут вот соломинка. Видал?" Клянусь моей тётушкой, он будет долдонить об ней час не меньше часа и, учитай, всё то без перестанку.
Крайне интересная дискуссия состоялась в старинном зале BRIAN O'СIARNAIN'S что на BRETAIN BHEAG, под эгидой SKUAG NA EIREANN, о возрождении старинных кельтских видов спорта и о значении физической культуры, как она понималась в древней Греции, древнем Риме, древней Ирландии, для развития расы. Председательствовал почтенный президент этого благородного ордена и число собравшихся было просто рекордным. Вслед за конструктивным вступительным словом председателя, великолепнейшего, по своему красноречию и энергичности, выступления, развернулась интереснейшая и весьма конструктивная дискуссия о желательности возрождения древних игр и видов спорта наших древних пан-кельтских предков.
Широкоизвестный и высокоуважаемый труженик на ниве нашего древнего языка, м-р Джозеф М'Карти Гайнс, выступил с красноречивым призывом за ре-оживление древних кельтских видов спорта и времяпрепровождений, применявшихся ежеутренне и ежевечерне Финном МакКулом, в целях возрождения лучших традиций мужественной силы и мощи оставленных нам в наследство из глубины веков. Л. Цвейт, получивший смешанный приём из аплодисментов и шиканья, присовокупил некоторые предостережения, и вокалист-председатель, подведя черту в дискуссии, ответил на многочисленные просьбы и сердечные подбадривания из всех концов переполненного зала замечательно неординарным исполнением вечнозелёных строк бессмертного Томаса Осборна Дэвиса (к счастью, слишком широко известных, чтобы воспроизводить их тут) ВОЗРОЖДЁННЫЙ НАРОД, при исполнении которых ветеран патриот чемпион, можно утверждать не опасаясь впасть в противоречие, буквально превзошёл самого себя. Ирландский Карузо-Гарибальди был в превосходнейшей форме и его стиенторианские ноты звучали с величайшей выразительностью в освящённом временем гимне, исполненном так, как только лишь наш соотечественник способен это сделать. Его выдающийся первокласный вокализ, суперкачество которого безгранично расширило его и без того международную репутацию, был встречен шумной овацией огромной аудитории, среди которой были отмечены многие выдающиеся представители духовенства, а также работники прессы, правосудия и других высокообразованных профессий. На этом собрание завершилось.
Среди духовенства присутствовали наипреподобнейш. Вильям Делани, Об. И., д-р, пр.; преподоб. Джеральд Моллой, д-р теол.; препод. П. Дж. Каванаг, Хр. Н.; препод. Т. Вотерс, И. гр.; препод. Джон М. Иверс, пар. св.; препод. П. Дж. Клири, ор. Св. Фр.; препод. А. Дж. Хикей, ор. Дом.; наипрепод. Фр. Николас, кол. ор. Св. Фр.; наипрепод. Б. Тормен, ор. Св. Дом.; препод. Т. Махяр, Об. Ис.; наипрепод. Джеймс Мерфи, Об. Ис.; препод. Джон Левери, соб. вик.; наипреподоб. Вильям Догерти, д-р теол.; препод. Питер Феган, ор. Благ.; препод. Т. Бренген, ор. Св. Авг.; препод. Джон Флавин, с. гр.; препод. М. А. Хаккетт, с. гр.; препод. В. Херли, с. гр.; благочин. Мдир М'Маннус, вк. ген.; препод. В. Д. Слеттери, ор. Благ. Ис.; наипрепод. М.Д. Скелли, пар. св.; препод. Ф.Т. Песел, ор. Дом.; наипрепод. Тимоти, канон Гормен, пар. св.; препод. Дж. Фланаган, с. гр.; среди нерукоположенных служителей были П. Фей, Т. Квирк и т. д. и т. д.
– Кстати, насчёт резких упражнений,– грит Альф,– вы были на том бое Кьога с Беннетом?
– Нет,– грит Джо.
– Я слыхал один кое-кто сделал на нём увесистую сотню золотых,– грит Альф.
– Кто? Ухарь?– грит Джо.
А Цвейт грит:
– Что я имею ввиду насчёт, например, тенниса, так это гибкость и тренировка глазомера.
– Ага, Ухарь,– грит Альф.– Он напустил туману, будто Майлер нагнал вес пивом, чтоб хоть как-то уравняться и враз запарится.
– Знаем мы его,– грит Патриот.– Сын изменника. Нам известно за что английское золото приплыло в его карман.
– Вы – молодцы,– грит Джо.
А Цвейт опять вклинивается насчёт лаун-тенниса и кровяного обращения и спрашивает Альфа:
– Ну, а как на ваш взгляд, Бергнан?
– Майлер его в порошок стёр,– грит Альф.– Поединок Хинана с Сейрсом дохлая мура, по сравнению с этим. Показал ему папаню с маманей крутой колотиловки. Шустрячок был тому чуть выше пупка, но замолотил здоровилу. Боже, ну, он ему и врезал, напоследок, в дыхалку. По всем правилам, заставил его вырыгать, чего тот и не ел никогда.
Это был исторический и нелёгкий поединок, в котором Майлер и Перси одели перчатки потягаться за пятьдесят соверенов. Уступавший противнику в весе Ягнёнок, любимец Дублина, восполнил нехватку непревзойдённым искусством в ремесле ринга. Финал встречи, в фейерверке их сшибок, был изнурительным для обоих чемпионов, в предыдущей трясоболтанке старший сержант полусреднего веса поднацедил пенистого кларета из Кьога, которому так и сыпались увесистые правые и левые – артилерист неплохо потрудился над носом любимчика и Майлер отмахивался в полусумеречном, на вид, состоянии. Солдат приступил к делу мощным слева, на что ирландский гладиатор ответил чётким прямым в челюсть Беннета. Красномундирник нырнул, но дублинец распрямил его крюком левой, а последовавший прямой по корпусу был просто загляденьем. Бойцы сцепились в ближнем. Майлер врубил такую скорость, что полностью разделал противника и под конец раунда здоровяк висел на канатах, а Майлер выдавал ему поцию за порцией горячих. Англичанин, правый глаз которого заплыл почти полностью, занял свой угол, где его от души смочили водицей, и когда вновь прозвучал гонг он резво подхватился полный задора и уверенности, что зашибёт боксирующего дьяволёнка в мгновение ока. Это был бой на выбивание, в котором сошлись настоящие мужчины. Оба дрались как тигры в атмосфере лихорадочно возбуждённого зала. Судья на ринге дважды предупредил Проныру Перси за захват, но любимчик ловко уходил, а ногами работал так, что залюбуешься. После резкого обмена любезностями, во время которого отличный встречный верхний военнослужащего пустил обильное кровотечение изо рта соперника, Ягнёнок вдруг вложился весь в потрясающий прямой левый по желудку Задиры Беннета, что завалил его на пол. Это был нок-аут, чистый и чёткий. В напряженно выжидательной тишине была отсчитана отходная и секундант Беннета, Оле Пфоттс Веттштайн, вбросил полотенце: а парень из Сэнтри объявлен победителем под обезумелый рёв публики, которая прорвалась через канаты на ринг и восторженно подняла его на руки.