ОТЕЦ ГРОУБ: (Зевает, затем читает с хрипотцой.) Namine, Jacobs vobiscuits. Аминь.
ДЖОН О'КОННЕЛ: (Напористо орёт через мегафон.) Дигнам, Патрик Г., покойный.
ПЕДДИ ДИГНАМ: (Навострив уши, отшатывается.) Обертона. (Он крадётся вперёд, прикладывает ухо к земле.) Голос хозяина!
ДЖОН О'КОННЕЛ: Похоронная регистрационная запись номер Э.Х. восемьдесят пять тысяч. Делянка семнадцать. Дом Ключчи. Участок сто один. (Педди Дигнам вслушивается с заметной натугой, задумавшись, хвост его застывает, уши торчком.)
ПЕДДИ ДИГНАМ: Молитесь за упокой его души. (Он сползает в угольный подвал; коричневый саван волочится поцокивая камешками. Следом за ним ковыляет заплывший жиром дедушка-крыс на мохнатых черепашьих лапках под серым панцирем. Голос Дигнама, приглушённо взлаивает из-под земли: ДИГНАМ МЕРТВ И ВНИЗ ПОДАЛСЯ. Том Рошфор снегирекрасногрудый, в кепке и бриджах, выскакивает из своей двустопковой машины.)
ТОМ РОШФОР: (Рука на грудной клетке, кланяется.) Ребен Дж. Я раздобыл для него флорин. (Он уставляется в отверстый люк решительным взором.) Теперь мой черёд. Следуйте за мной в Карлоу.
(Он исполняет отчаянно смелый прыжок ласточкой и проглатывается люком. Два диска в стопках проворачивают глаза-нолики. Всё отплывает. Цвейт бредёт дальше; останавливается перед освещённым домом, вслушивается. Поцелуи, порхая своими галстук-бабочками, летают вокруг него, щебеча, лья трели, воркуя.)
ПОЦЕЛУИ: (Трелью льясь.) Лео! (Щебетливо.) Чики лики, мики стики для Лео! (Воркуя.) Ооо оооооо! Няминюм Вумвум! (Трелью льясь.) Большой пириприди! Пируэтт! Леопольд! (Щебеча.) Лееолее! (Трелью льясь.) О Лео! (Они шуршат, порхают по его одежде – лёгкие яркие мельтешливые пятнышки, серебристые сестерции.)
ЦВЕЙТ: Мужское туше. Грустная мелодия. Церковная музыка. Наверняка, тут.
(Зоя Хиггинс, юная шлюха в сапфировом халатике на трёх бронзовых застёжках, вокруг шеи узкая чёрная бархотка, кивает, сбегая по ступеням, и заговаривает с ним.)
ЗОЯ: Ищешь кого-то? Он уже тут, с дружком напару.
ЦВЕЙТ: Это заведение м-с Мок?
ЗОЯ: Нет, это восемдесят первый. М-с Коен. Можешь топать дальше, но прогадаешь больше. Мамаша Бляхаплюха! (Развязно.) Сегодня она и сама в работе с ветеринаром; он её наводчик, подсказывает на какую ставить лошадку и платит за её сынка в Оксфорде. Сверхурочная работа, но сегодня ей пофартило. (С подозрением.) Ты, часом, не его папаша, а?
ЦВЕЙТ: Я – нет!
ЗОЯ: Вы оба в чёрном. Мышке захотелось щекотулек. (Его кожа, настораживаясь, чувствует приближение её пальцев. Рука проскальзывает по его левому бедру.)
ЗОЯ: Как орешки?
ЦВЕЙТ: Мимо. Как ни странно, они в правой. Наверное, увестистей. Один на миллион, как говорит мой портной Масиас.
ЗОЯ: (Цепенеет в испуге.) У тебя твердый шанкр.
ЦВЕЙТ: Вряд ли.
ЗОЯ: Я же чувствую. (Её рука скользит в левый карман его брюк и вынимает оттуда твердую чёрную картофелину. Умолкнув влажными губами, она всматривается в неё и Цвейта.)
ЦВЕЙТ: Талисман. Наследственный.
ЗОЯ: Это ведь Зое? На память? За то, что такая милашка, да?
(Она алчно припрятывает картофелину в свой карман, потом охватывает его плечи, льня к нему с чрезмерным жаром. Он натянуто улыбается. Медленно, нота за нотой, тянется восточная мелодия. Он вглядывается в карие кристаллы её глаз, окаймленные сурьмой. Улыбка его смягчается.)
ЗОЯ: Ты познаешь меня в другой раз.
ЦВЕЙТ: (Отстранённо.) Я ни разу не любил милую газель, но это неотменимо…
(Газели скачут на горных лугах. Рядом раскинулись озёра. Вдоль их берегов тянутся чёрные тени кедровых рощ. Густой аромат всплывает от смолосочащих порослей. Знойный восток; сапфировое небо рассечено бронзовым лётом орлов. Под ним город женщин, нагих, белых, спокойных, холодных, холёных. Плеск фонтана средь узорочья роз. Пышные розы шепчутся о багряных гроздьях винограда. Странно журчит вино позора, вожделенья, кровопролитий.)
ЗОЯ: (Напевает мелодию в тон музыке. Её губы, губы прислужницы гарема, похотливо намазаны смесью свиного жира и розовой воды.) Шораг ани веновах, беноит Иерушалойм.
ЦВЕЙТ: (Обрадованно.) Судя по твоему выговору, ты, похоже, хорошего происхождения.
ЗОЯ: А знаешь что стало с тем, кому кажется? (Она мягко покусывает его ухо зубками с золотыми пломбами, обдавая его тяжким духом прогорклого чеснока. Розы раздвигаются, открывая золотую гробницу властителей и их заплесневелые кости.)
ЦВЕЙТ: (Отшатывается, машинально лаская её правую титьку плоской неловкой ладонью.) Ты дублинская девушка?
ЗОЯ: (Схватывает выбившуюся прядку и ловко вкручивает обратно в свой локон.) Не хрен дрейфить, я англичаночка. Махра найдётся?
ЦВЕЙТ: (Всё так же.) Курю редко, милашка. Когда-никогда сигару. Детская забава. (Похотливо.) Ротику можно найти занятие получше, чем слюнить самокрутку.
ЗОЯ: Валяй, толкни речугу про это.
ЦВЕЙТ: (В коричневом комбинезоне рабочего, в чёрной рубахе, красном галстуке и матерчатой кепке.) Человечество неисправимо. Из нового света сэр Вальтер Рейли привёз, среди прочего, ещё и это растение – наипервейшего убийцу нервов при потреблении, а во-вторых, отравителя уха, глаза, сердца, памяти, воли, соображения – всего. Он, можно сказать, привёз отраву за сто лет до того как другой, не помню как того звали, привёз провизию. Самоубийство. Обман. Все наши обычаи. Да что говорить, вы оглянитесь на жизнь общества! (С отдалённых шпилей бьет полночь.)
БОЙ ЧАСОВ: Провернись, Леопольд! Лорд-мэр Дублина!
ЦВЕЙТ: (В одеянии олдермена с нагрудной цепью.) Избиратели округов Арранской пристани, Гостиничной пристани, Ротунды, Монтджоя и Северного Дока, вновь и вновь говорю я вам: трамвайную линию лучше прокладывать от скоторынка к реке. Это запев будущего. Это моя программа. Cui bono? Однако, наши пиратствующие Вандердекены на их финансовом корабле-призраке…
ИЗБИРАТЕЛЬ: Троекратное ура в честь нашего будущего главы магистрата! (Вспыхивает северное сияние факельного шествия.)
ФАКЕЛЬЩИКИ: Ууураа! (Несколько известных горожанок, городских магнатов и обывателей пожимают руку Цвейту и поздравляют его. Тимоти Харрингтон, покойный троекратный лорд-мэр Дублина, в церемониальном алом костюме мэра, с золотой цепью и при галстуке из белого шёлка, переговаривается с советником Лорканом Шерлоком, своим заместителем. Оба наперебой кивают головами, соглашаясь.)
ПОКОЙНЫЙ ЛОРД-МЭР ХАРРИНГТОН: (В алой мантии, с булавой, в золотой цепи мэра поверх широкого белошёлкового плаща.) Речь олдермена Лео Цвейта размножить за счёт налогоплательщиков. Дом, в котором он родился, украсить мемориальной доской, а часть города, доныне известную как Коровий двор за Корк-Стрит, переименовать в бульвар Цвейта.
СОВЕТНИК ЛОРКАН ШЕРЛОК: Принято единогласно.
ЦВЕЙТ: (Бесстрастно.) Эти летучие голландцы, а вернее лежучие голландцы, и в нос не дуют, вылежываясь на мягких диванах каюты супер-класса, знай себе играют в кости. Машины – их кумир, их химера, их панацея. Все те облегчающие труд аппараты: анигиляторы, террорайзеры, панцирные чудища, изобретённые для массового уничтожения, жуткие монстры плодимые ордой капиталистических развратников, посредством нашей проституируемой рабочей силы. Бедняк голодает, пока они разводят себе королевских горных туров или отстреливают фазанов и куропаток, кичась, в ослеплении, своим богатством и властью. Но владычество их миновало отныне и навека… (Продолжительная овация. Взрастают венецианские мачты, майские столбы и праздничные арки. Полотнище с надписями Cead Ville Failte и Mah Ttob Melek Israel протягивается над улицей. Во всех окнах толпятся зрители, в основном дамы. Вдоль пути шествия выстроились в одну шеренгу полки Королевских Дублинских Фузилеров, Шотландских Пограничников Короля, Горцев Камерона и Валлийских Фузилеров, стоят навытяжку, сдерживая толпу. Мальчишки-школьники, унасестились на фонарных и телеграфных столбах, на подоконниках, карнизах, жёлобах, печных трубах, перилах и водостоках, свища и уракая. Появляется облачный столп. Вдали слышится оркестр флейт и барабанов исполняющий "7-40". Приближаются ликторы с воздетыми имперскими орлами, волоча поверженные знамёна и размахивая восточными пальмами. Крисоэлефантовый папский штандарт взвивается ввысь, в окружении вымпелов городского флага. Показалась голова процессии под предводительством Джона Говарда Парнела, Городского Церемонимейстера, на нём туника в шахматную клетку, рядом – Атлонский Глашатай и Ольстерский Герольд. За ними следуют достопочтенный Джозеф Хатчинсон, лорд-мэр Дублина, лорд-мэр Корка, их превосходительства мэры Лимерика, Гелвея, Слиго и Вотерфорда, двадцать восемь ирландских пэров-представителей; сердары, гранды и махараджи несут балдахин; за Дублинской Столичной Пожарной Бригадой следует святое братство от финансов, в порядке их плутократической субординации; епископ Довна и Коннора, Его Преосвященство кардинал Майкл Лаский, архиепископ Армаги, примат всей Ирландии, Его Благость, Наипреподобнейший д-р Вильям Александер, главный раввин, пресвитерианский модератор, главы баптистской, анабаптистской, методистской и моравской церквей и почётный председатель общества друзей. Следом выступают гильдии и цеховые сообщества, за ними городская гвардия с развевающимися флагами: бондари, птицелюбы, мельники, газетные рекламисты, нотариальные писцы, массажисты, виноторговцы, галунщики, трубочисты, жиротопители, шёлко- и поплиноткачи, коновалы, итальянские складодержатели, церковные украшальщики, сапожники, похоронщики, торговцы шёлком, огранщики, торговые приказчики, краснодеревщики, оценщики убытков при пожаре, красильщики и чистильщики, стеклотароэкспортёры, шкуродёры, оформители витрин, гравёры геральдических печатей, подсобники конских живодёров, брокеры золотыми слитками, подгонщики табуретов и смычков, кроссвордосоставители, перекупщики яиц и картофеля, чулочники и перчаточники, лудильщики водоканализации. А за ними джентельмены Спального покоя, Чёрного Жезла, Сменной Подвязки, Золотой Палки, конюший, лорд дворецкий, Эрл-маршал, верховный констебль, неся меч державы, железную корону святого Стивена, кадильницу и библию. Четыре пеших трубача играют сигнал появления. Гвардейцы-йомены отвечают, выдувая приветствие на фанфарах. Под триумфальной аркой появляется Цвейт с непокрытой головой, в малиновой бархатной мантии подбитой горностаем, держа посох святого Эдварда, державу и скипетр с голубем, а также коронационный меч. Он восседает на молочнобелом коне с длинным развевающимся малиновым хвостом, под изукрашенным чепраком и в золотой уздечке. Бурный восторг. Дамы рассеивают со своих балконов лепестки роз. Воздух благоухает эссенциями. Мужчины приветственно вопят. Молодчики Цвейта бегают среди стоящих с ветками терновника и крапивника.)
МОЛОДЧИКИ ЦВЕЙТА:
Крапивник, кравпивник,
Царём всех птиц звался,
На день св. Стивена
В вереске поймался.
КУЗНЕЦ: (Бормочет.) Честь Господня! Так это и есть Цвейт? С виду ему едва ли тридцать.
ПЛИТОЧНИК-МОСТИЛЬЩИК: Вот достославный Цвейт, величайший реформатор в мире. Шапки долой!
(Все обнажают головы. Женщины возбуждённо шепчутся.)
МИЛЛИОНЕРША: (Богато.) Да он ведь просто великолепен, а?
ВЫСОКОРОДНАЯ ДАМА: (Благородно.) Этот человек изведал всё.
ФЕМИНИСТКА: (Мужеподобно.) И всё свершил!
ПОДВЕСЧИК КОЛОКОЛОВ: Классический тип лица. У него лоб мыслителя.
(Цвейтова пора. На северо-западе забрезжило восходящее солнце.)
ЕПИСКОП ДОВНА И КОННОРА: Я представляю вам вашего истинного президента-императора и царя-председателя, безмятежнейшего, могущественнейшего и властительнейшего правителя царства сего. Боже, храни Леопольда Первого!
ВСЕ: Боже, храни Леопольда Первого!
ЦВЕЙТ: (В рясе и пурпурной мантии, епископу Довна и Коннора, с достоитнством.) Благодарю, отчасти выдающийся сэр.
ВИЛЬЯМ, АРХИЕПИСКОП АРМАГИ: (В пурпурном нагруднике и шляпе совком.) Не изволите ли повелеть о вхождении в силу законов и всех ваших благоусмотрений, как в Ирландии, так и на территориях ей подвластных?
ЦВЕЙТ: (Возложив правую руку себе на яйца, клянётся.) Да будет сподручнее Создателю иметь со мной дело. Обещаюсь всё исполнить.
МАЙКЛ, АРХИЕПИСКОП АРМАГИ: (Выливает флакон умащения для волос на голову Цвейта.) Candiummagnum annuntio vobis. Habemus carneficem. Леопольд, Патрик, Эндрю, Дэвид, Джордж, будь чрез сие помазанником.
(Цвейт одевает золототканную мантию, а на палец кольцо с рубином. Он подымается и встаёт на камень судьбы. Пэры-представители одновременно возлагают на себя свои двадцать восемь корон. Праздничный перезвон раздается от храмов Христа, Святого Патрика, Георгия и из весёлого Малахайда. Фейерверк Мирус-базара взвивается со всех сторон с символически фаллоидным орнаментом. Пэры бьют челом, один за другим, подходя и преклоняя колени.)
ПЭРЫ: Я истинно твой холоп, жизнью и членом, и на том тебе мой земной поклон.
(Цвейт подымает правую руку, на которой сверкает алмаз Koh-i-Noor. Его иноходец ржёт. Мгновенно воцаряет тишина. Включены беспроволочные межконтинентальные и межпланетные передатчики – вещать его выступление.)
ЦВЕЙТ: Мои любезные подданные! Мы жалуем нашего верного жеребца, Копула Феликса, наследственным Великим Визирем и объявляем, что сегодня отстраняем бывшую супругу нашу и возлагаем нашу царственную руку на принцессу Селену, украшение ночи. (Прежнюю морганическую супругу Цвейта торопливо убирают в обитель Черной Марии. Принцесса Селена, в лунно-голубом платье, с серебряным полумесяцем на голове, сходит из портшеза, внесённого двумя гигантами. Шквал приветствий.)
ДЖОРДЖ ГОВАРД ПАРНЕЛ: (Вскидывая королевский штандарт.) Блистательный Цвейт! Воспреемник моего знаменитого брата!
ЦВЕЙТ: (Обнимает Джона Говарда Парнелла.) Мы от всего сердца благодарим тебя, Джон, за такой царский приём на земле зелёной Эрин, земле обетованной наших общих предков. (Ему вручают хартию о вольностях города. Подносят ключи Дублина, скрещенные на малиновой подушке. Он всем показывает, что носки на нём зелёные.)
ТОМ КЕРНАН: Вы заслужили это, ваша честь.
ЦВЕЙТ: Прошло ровно двадцать лет со дня победы при Ледисмите над нашим наследственным врагом. Миномёты с пулемётами наших аэропланов косят их ряды. Нас разделяет всего пара километров! Они наступают! Всё пропало! Неужто дрогнем? Нет! Отбили! Гляди! Мы атакуем! Развернувшись на левом фланге, наша лёгкая кавалерия идёт в прорыв через вершину Плевны и, с боевым кличем Bonafide Sabaoth, крошит сарацинских пушкарей до единого.
ГРУППА НАБОРЩИКОВ "НЕЗАВИСИМОГО": Верно! Верно!
ДЖОН ВАЙЗ НОЛАН: Вот человек что отколол Джеймса Стивенса.
СИНЕПИДЖАЧНЫЙ ШКОЛЬНИК: Браво!
СТАРОЖИЛ: Наша страна годится вами, сэр, воистину так.
ЯБЛОЧНИЦА: Вот такой-то и нужен Ирландии.
ЦВЕЙТ: Мои любезные подданные, близится новая эра. Я, Цвейт, говорю вам это, до неё остаётся всего ничего. Даю вам слово Цвейта, что вам рукой подать до золотого града грядущего, вы уже на пороге нового Цвейтрусалима в Новой Ирландии будущего.
(Тридцать два рабочих с нагрудными розетками-значками, по одному от каждого из графств Ирландии, во главе с Дераном-зодчим, сооружают Новый Цвейтрусалим. Это колоссальное здание с кристаллической крышей, исполненное в виде огромной свиной почки, на сорок тысяч комнат. По ходу его созидания разваливают несколько старых зданий и памятников. Правительственные учреждения временно переведены под железнодорожные навесы. Множество домов снесены до основания. Жильцы размещены в бочках и ящиках с красными метками Л.Ц. на всех без исключения. Несколько нищих сваливаются с приставной лестницы. Часть стен Дублина, не выдержав груза верноподданых зрителей, обваливаются.)
ЗРИТЕЛИ: (При смерти.) Morituri te salutant. (Умирают.)
(Человек в коричневом макинтоше выскакивает из люка. Он указывает продолговатым пальцем на Цвейта.)
ЧЕЛОВЕК В МАКИНТОШЕ: Не верьте ни единому его слову. Этот человек – Леопольд М'Интош, махровый поджигатель. И настоящая его фамилия – Хиггинс.
ЦВЕЙТ: Пристрелить его! Пёс-поганин! Хватит с меня этого М'Интоша.
(Орудийный выстрел. Человек в макинтоше исчезает. Цвейт своим жезлом сшибает цветы мака. Поступают извещения о мгновенной смерти многих могущественных врагов, пастырей, членов парламента, членов постоянных комитетов. Телохранители Цвейта раздают Мондовы деньги, памятные медали, хлебцы и рыб, значки трезвости, дорогие сигары Генри Клей, бесплатные говяжьи кости для супа, резиновые презервативы в запечатанных золотистой ниточкой конвертах, пастилу, ананасовые леденцы, любовные письма в форме шляп-треуголок, готовые костюмы, порции сосисок, бутыли Жидкости Джеймса, марки взносов, 40-дневные индульгенции, фальшивые монеты, сардельки из молочных поросят, театральные конрамарки, проездные билеты на все трамвайные линии, купоны королевской и привилегированной венгерской лотореи, чеки на обед за пенни, дешёвое издание Двенадцати Худших Книг Мира: Фрогги и Фриц (политическая.), Уход за Младенцем (инфантилическая.), Пятьдесят Блюд за 7\6 (кулинарическая.), Был ли Христос Солнечным Мифом? (историческая.), Отбрось Эту Боль (клиническая.), Детская Энциклопедия о Вселенной (космическая.), Пусть-ка Все Фыркнут (забавническая.), Блокнот Рекламиста (журналическая.), Любовные Письма Матери-Помощницы (эротическая.), Кто есть Кто в Пространстве? (астрическая.), Песни, что за Душу (мелодическая.), Как Разбогатеть с Пенни (скупердическая.). Всеобщая давка и свалка. Женщины протискиваются вперёд – коснуться края одежды Цвейта. Леди Гвендолен Дьюбедо прорывается через толпу, вспрыгивает к нему на коня и целует в обе щеки посреди бурных оваций. Производится фотография с магнезиевой вспышкой. К нему протягивают младенчиков и малышей.)
ЖЕНЩИНЫ: Батюшка! Батюшка!
МЛАДЕНЧИКИ И МАЛЫШИ:
Похлопаем в ладошки,
Пока Полди домой придет,
Пирожок в кармане
Для Лео принесет.
(Цвейт склоняясь, мягко тыкает малютку Бодмена в животик.)
МАЛЮТКА БОДМЕН: (Икает, свернувшееся молоко бежит у него изо рта.) Хаяяяа.
ЦВЕЙТ: (Пожимает руку слепому юноше.) Он мне ближе брата! (Кладёт руки на плечи старой четы.) Милые старые друзья! (Играет в третьего-лишнего с нищей детворой.) Пип! Бипип! (Катает двойняшек в колясочке.) Тикитакитовки, ты прибьёшь подковку? (Показывает фокусы, вытягивает красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый платки изо рта.) 32 фута в секунду. (Утешает вдову.) Разлука молодит сердце. (Пляшет горский танец с уморными коленцами.) Наяривай, чертяки! (Целует пролежни парализованного ветерана.) Почётные раны! (Ставит подножку толстяку-полисмену.) Э.Х.:эх. Э.Х.: эх. (Шепчет на ушко засмущавшейся официантке и ласково смеётся.) Ах, шалунья, шалунишка! (Ест сырую репу, которой его угостил Морис Батерли, фермер.) Вкуснятина! Замечательно! (Отказывается принять три шиллинга протягиваемые Джозефом Гайнсом, журналистом.) Дружище, какие могут быть счёты? (Отдаёт свой пиджак нищему.) Прими, прошу. (Принимает участие в забеге на животах в группе пожилых калек обоего пола.) Жми, парни! Ходу, девчата!
ПАТРИОТ: (Задыхаясь от чувств, смахивает слезу в свой изумрудистый носовик.) Да благословит его Бог. (Звучат бараньи рога, призывая к тишине. Взвивается штандарт Сиона.)
ЦВЕЙТ: (С расстановкой расстегивается – показать ожирелость, разворачивает свиток и торжественно читает.) Алеф. Вет Гимел Далет. Хагадах Тефилим Кошер Йом Киппур Хануках Рошашана Бени Брит Бар Мицвах Маззот Ашкеназим Мешугах Талиф.
(Официальный перевод зачитывает Джимми Генри, помощник городского клерка.)
ДЖИММИ ГЕНРИ: Суд совести открыт. Его Наикатоличейшее Величество будет вершить правосудие на открытом воздухе. Бесплатные медицинские и юридические консультации, решение двойников и других проблем. Сердечно приглашаются все. Издано в нашем данном верноподданом городе Дублине в I-й год райской эры.
ПЕДДИ ЛЕОНАРД: Что мне делать с моими налогами и обложениями?
ЦВЕЙТ: Плати их, друг мой.
ПЕДДИ ЛЕОНАРД: Спасибо.
НОСАЧ ФЛИНН: Могу я взять ссуду под мою страховку от пожара?
ЦВЕЙТ: (Жёстко.) Согласно закону о нарушениях вам следует втечение полугода внести сумму в пять фунтов за самоуправство, внесите в протокол, господа.
ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: И я называл его Даниелем? Какое там! Сам Питер О'Брайан!
НОСАЧ ФЛИНН: Где я наскребу пять фунтов?
ССЫКУН БЕРК: От мочевого пузыря?
ЦВЕЙТ:
Кисл. Нит. гидрохлор. дил. 20 гранов
Настой. смес. стрихн., 4 грана
Экстр. одув. жидк., 30 гранов
Вод. дисцил. три раза в день.
КРИС КАЛИНЕН: Каков параллакс субсолярной эклиптики Альдебарана?
ЦВЕЙТ: Рад тебя слышать, Крис. К. II.
ДЖО ГАЙНС: Почему вы не носите форму?
ЦВЕЙТ: Когда мой прародитель, да святится память его, носил в сырой темнице форму австрийского деспота, где был твой?
БЕН ДОЛЛАРД: Когда получаются двойняшки?
ЦВЕЙТ: Когда отец (патер, папа) начинает задумываться.
ЛАРРИ О'РУК: Восьмидневную лицензию на моё новое помещение. Вы меня помните, сэр Лео, вы проживали в седьмом номере. Я пришлю дюжину портвейна для мисус.
ЦВЕЙТ: (Холодно.) Вы много себе позволяете. Леди Цвейт не принимает подношений.
КРОФТОН: Тут, прямо, как праздник.
ЦВЕЙТ: (Церемонно.) Ты назвали это праздником. Я именую священнодейством.
АЛЕКСАНДР КЛЮЧЧИ: Когда у нас будет свой Дом Ключей?
ЦВЕЙТ: Я стою за реформу муниципальной морали и за десять простых заповедей. Новые миры на месте прежних. Единение всех: евреев, мусульман и поганинов. Три акра и корова для каждого из детей природы. Легковые катафалки. Обязательный физический труд для всех. Все парки открыты для публики днём и ночью. Электрические мойки посуды. Туберкулёз, лунатизм, войны и нищету надлежит упразднить немедленно. Общая амнистия, еженедельный карнавал, с лицензиями на маски, поголовные премии, эсперанто – вселенское братство. Конец патриотизму кабацких винохлёбов и допившихся до водянки мудозвонов. Свободные деньги, свободная любовь и свободная церковь, управляемая на общих началах в свободном государстве на общих началах.
О'МЕДДЕН БЕРК: Свободная лиса в свободном курятнике.
ДЕЙВИ БИРН: (В затяжном зевке.) Иййййййййааааааах!
ЦВЕЙТ: Смешанные расы и смешанные браки.
ЛЕНИЕН: Как насчёт смешанного купания?
(Цвейт излагает близстоящим свои проекты по общественной регенерации. Все соглашаются с ним. Появляется хранитель музея на Килдар-Стрит, волоча телегу на которой трясутся статуи нескольких нагих богинь, Венеры Каллипиги, Венеры Общенародной, Венеры Метемпсихозис и гипсовые фигуры, тоже голяком, представляющие девять новых муз: Коммерции, Оперативной музыки, Любви, Гласности, Производства, Свободы слова, Общего голосования, Гастрономии, Личной гигиены, Приморских Концертных Развлечений, Безболезненного Акушерства и Астрономии для Народа.)
ОТЕЦ ФАРЛЕЙ: Он епископальник, агностик, архи-арианец, ищущий ниспровергнуть нашу святую веру.
М-С РИОРДАН: (Разрывает своё завещание.) Я разочаровалась в вас! Вы негодяй!
МАМАША ГРОГАН: (Стаскисает свой башмак, чтоб запустить в Цвейта.) Ах, ты тварь! Паскудник!
НОСАЧ ФЛИНН: Спой нам Цвейт. Какую-нибудь из старых сладких песен.
ЦВЕЙТ: (С искромётным юмором.)
Я клятвы ей давал, что не покину никогда,
Но сам же оказался в дураках
С моим та-рам, та-рам, ту-ра-рам-пам.
ПОПРЫГУН ХОЛОЕН: Старый добрый Цвейт! Всё-таки, другого такого не найти.
ПЕДДИ ЛЕОНАРД: Опереточный ирландец!
ЦВЕЙТ: Какая гнездовая опера схожа с озорниками Гибралтара? Разо-Рим. (Смех.)
ЛЕНИЕН: Плагиатор! Долой Цвейта!
СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Экзальтированно.) Я цвейтистка и этим горжусь. Я верю в него, несмотря ни на что. Я и жизнь за него отдам, за самого юморного на свете.
ЦВЕЙТ: (Подмигивает близстоящим.) Держу пари, она смазливая девуля.
ТЕОДОР ПУРФО: (В рыбачьей шапке и клеенчатой куртке.) Он пользуется механическим приспособлением, попирая священные уложения природы.
СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Закалывает себя.) Мой герой – божество! (Она умирает.)
(Множество женщин, самых привлекательных и энтузиазмастурбированных, тoже совершают самоубийства, закалываясь, топясь, выпивая прусскую кислоту, аконит, мышьяк, вскрывая вены, отказываясь от еды, бросаясь под асфальтоукладчики, с верхушки колонны Нельсона, в большой чан винокурни Гинеса, суя голову в газовую печь для удушения, вешаясь на модных подвязках, прыгая из окон различных этажей.)
АЛЕКСАНДЕР ДЖ. ДОВИ: (Рассвирипело.) Сохристиане и антицвейтисты, человек по прозванию Цвейт, отросток адова корня, позорище рода христианского. Этого демонского развратника, гнусного козла Мендеса с юных лет отличали признаки инфантильной распущенности – пороки городов равнины, при пособничестве развратной няньки. Этот злобный, бесстыжий, закоснелый лицемер и есть тот самый белый бык из пророчеств Апокалипсиса. Он поклоняется Красной Бабище, ноздри его смердят кознями. Ему прямая дорога на костёр для сожжения и в котёл кипящего масла. Калибан!
ТОЛПА: Линчевать его! Поджарить! Ничем, не лучше Парнела. М-р Лис! (Мамаша Гроган запускает своим башмаком в Цвейта. Несколько лавочников с Дорсет-Стрит осыпают градом предметов малой—а то и вовсе никакой—коммерческой стоимости: жестянками из-под сгущеного молока, нераспроданной капустой, зачерствелым хлебом, овечьими хвостами, обрезками жира.)
ЦВЕЙТ: (Возбуждённо.) Это летнее помешательство, повторное наваждение. Клянусть небом, я незапятнан, как не тронутый солнцем снег! Всему виной мой брат Генри. Он мой двойник. Проживает во втором номере на Долфин-Барн. Клеветник, гадюка лживая – возвёл на меня напраслину. Дорогие земляки, это же бред сивой кобылы. Пусть давний мой приятель, д-р Малачи Малиган, сексо-спецолог, вынесет медицинское заключение насчёт меня.
Д-Р МАЛИГАН: (В куртке автомобилиста, зелёные гонщицкие очки подняты на лоб.) Д-р Цвейт би-сексуально анормален. Он недавно сбежал из частной лечебницы д-ра Евстаса для умалишённых джентельменов. Рождён вне брака и, вследствие неуправляемой порочности, подвержен наследственной эпилепсии. В содержимом фекалий обнаружены следы элефансиса. Выявлены выраженные симптомы хронического эксгибиционизма. А также скрытая амби-левизна. Преждевременное облысение по причине рукоблудства; извращённая идеалистичность суждений свидетельствует о его дегенеративной порочности, что подтверждается наличием металлических зубов. Семейный комплекс делает его временно недееспособным и в грехопадениях он чаще является потерпевшей стороной, чем наоборот. Проведя влагалищное исследование и кислотный тест 5427 анальных, вспомогательных, пекторальных и паховых волосков, объявляю его virgo intacta. (Цвейт прикрывает модной шляпой свои половые органы.)
Д-Р МЕДДЕН: Помимо прочего отмечена запущенная хипсоспадия. В интересах будущих поколений предлагаю передать помянутые органы в национальный тератологический музей для хранения в заспиртованном виде.
Д-Р КРОТЕРС: Мною исследована моча пациента. Обнаружена явная албуминоидность. Слюновыделение недостаточно, пателларный рефлекс отсутствует.
Д-Р КЛОУН КОСТЕЛЛО: Fetor judaicus отчётливо выражена.
Д-Р ДИКСОН: (Зачитывает бюллетень о состоянии здоровья.) Профессор Цвейт представляет собой законченный образчик новой разновидности: жено-мужчина. Его моральная природа примитивна и умиляюща. Многие находят его прелестным мужчинкой, милейшей личностью. В целом, это довольно странный тип, застенчивый, но не слабоумный, в медицинском смысле. Его прекрасное письмо, буквально поэма в своем роде, судебному миссионеру Общества Защиты Перевоспитанных Священнослужителей проливает свет на данный случай. Он, практически, полный воздержанец и спит, смею заверить, на подстилке из соломы, питаясь самым спартанским образом, употребляя в пищу неразогретый сушёный горох из бакалейной лавки. Зимой и летом на нём бессменная власяница и он ежесубботне сечёт сам себя. Насколько я понял, какое-то время он содержался в исправительной колонии Гленкри как злостный правонарушитель. Имеется также задокументированное свидетельство, что он был единственным посмертным ребёнком. Я прошу о помиловании ради самого святого слова из всех произносимых нашими голосовыми органам. Он скоро станет матерью.
(Общая растроганность и сочувствие. Женщины падают в обморок. Богатый американец проводит уличные сборы в пользу Цвейта. Золотые и серебряные монеты, банковскиме чеки, казначейские боны, облигации, векселя, обручальные кольца, цепочки часов, медальоны, ожерелья и браслеты стекаются рекой.)
ЦВЕЙТ: О, я так хочу иметь ребёночка.
М-С ТОРТОН: (В медсестринском халате.) Обними меня покрепче, дорогуша. (Цвейт стискивает её и разраживается восемью жёлтыми и белыми младенчиками. Они появляются на устланной красным ковром лестнице, обставленной дорогими растениями. Все как один пригожие, с лицами из драгоценных металлов, хорошего сложения, в респектабельных костюмах, примерного поведения, бегло говорят на пяти современных языках, интересуются различными науками и искусствами. На манишке каждого чёткими буквами вытиснуто его имя: Насодоро, Голдфингер, Хризостомос, Мейндорин, Сильверсмайл, Зильберзельбер, Вифаргент, Панаргирос. Они незамедлительно получают должности высокого общественного положения в нескольких различных странах, становясь управляющими банков, движением на железных дорогах, председателями компаний с ограниченной ответственностью, вице-президентами гостиничных синдикатов.)
ГОЛОС: Цвейт, ты мессия от бен Иосифа или бен Давида?
ЦВЕЙТ: (Темнозначно.) Ты это сказал.
БРАТ БУЗ: Тогда сверши чудо.
БЕНТАМ ЛАЙОНЗ: Предскажи кто выиграет в Сент-Легере.
(Цвейт ходит по сетке, закрывает свой левый глаз своим же левым ухом, проходит сквозь несколько стен, вскарабкивается на Колонну Нельсона, свисает с верхнего карниза уцепившись одними лишь веками глаз, съедает двенадцать дюжин устриц (вместе с ракушками.), излечивает нескольких чахоточных, корчит своё лицо так, чтоб походить на всевозможные исторические персонажи – лорда Биконсфилда, лорда Байрона, Вота Тейлора, Моисея Египетского, Моисея Маймонидеса, Моисея Мендельсона, Генри Ирвинга, Рип ван Винкла, Кошута, Жана Жака Руссо, барона Леопольда Ротшильда, Робинзона Крузо, Шерлока Холмса, Пастера, выворачивает каждую ногу в разных направлениях одновременно, приказывает приливу повернуть вспять, производит солнечное затмение, протянув свой мизинец.)
БРИНИ, ПАПСКИЙ НУНЦИЙ: (В форме папского зуава, в стальных кирасах, нагрудниках, наплечниках, наляжниках, наголенниках; у него длинные мирские усы и митра из обёрточной бумаги.) Leopoldi autem generatio. Моисей родил Ноя и Ной родил Евнуха, и Евнух родил О'Халлорана, и О'Халлоран родил Гугенхейма, и Гугенхейм родил Ажендата, и Ажендат родил Нетайма, и Нетайм родил Ле Хирша, и Ле Хирш родил Езрума, и Езрум родил МакКэя, и МакКэй родил Остролопски, и Остролопски родил Смердоца, и Смердоц родил Вайсса, и Вайсс родил Шварца, и Шварц родил Андриапули, и Андриапули родил Арануэза, и Арануэз родил Леви Ловсона, и Леви Ловсон родил Ихабудоносора, и Ихабудоносор родил О'Донелла Магнуса, и О'Донелл Магнус родил Кристбаума, и Кристбаум родил Бена Меймуна, и Бен Меймун родил Дасти Родса, и Дасти Родс родил Бенамора, и Бенамор родил Джонса Смита, и Джонс Смит родил Саворгнановича, и Саворгнанович родил Ясперстона, и Ясперстон родил Вингдетутниме, и Вингдетутниме родил Щомбатели, и Щомбатели родил Вирежа, и Виреж родил Цвейта et vocabitur nomem eius Emmanuel.