Лейла Тан
Сущность
Эпизод 27
Болтун остался на развалинах вместе с капитаном и Купером. Миша назвал его за это трусом, но Оскар знал, что он никакой не трус. В данном случае он считал разумным послушать Мастера. Когда стало ясно, что война началась, Салам с Мишей заявили, что идут на разведку. «Мы больше не можем сидеть, сложа руки. Мастер и доктор ушли вчера утром и до сих пор не вернулись. Они могут вообще не вернуться», – сказал Миша. Он считал, что они и так достаточно медлили и потеряли уйму времени. И тогда они спросили: а ты с нами? Он попытался убедить их подождать господина Ананда, но Миша назвал его трусом и сказал, что Воин не может быть трусом. Они ушли, хотя капитан и Купер тоже были против.
«Я не трус, не трус», – говорил себе Оскар, размазывая по щекам слезы. Фатх успокаивал его и объяснял, что он все сделал правильно. Нельзя им разбегаться, потому что Лин и Ананд могут вернуться в любую минуту. Где они отыщут их в этом хаосе? В армии – а они и есть армия – должна быть дисциплина, считал старый вояка. И они втроем остались сидеть на развалинах, несмотря на все возрастающую опасность.
Но Болтун все же чувствовал угрызения совести. Он ел себя поедом и смотрел, как над развалинами проносятся ракеты, с замиранием сердца прислушивался ко все усиливающемуся шуму. Война… Он столько раз переживал ее в своих любимых сериалах, столько раз воображал себя храбрым разведчиком или капитаном земной флотилии в какой-нибудь межзвездной войне. Но жизнь была намного страшнее любого ночного кошмара. И зачем только он увязался за доктором…
Лин появился неожиданно под вечер, возник из-за обломков и повалился им под ноги.
– Оскар, скорее, надо лететь на Остров! – закричал он, не дав друзьям открыть рот. – Прямо сейчас, найди флаер и лети, там Тина, я ее видел…
Друзья переглянулись.
– Где Ананд? – спросил Купер.
– Не знаю! – замахал руками доктор Лин. Он задыхался. – Некогда объяснять! Оскар, ты сможешь это сделать? Сможешь?!
– Док, как же я взлечу, посмотри, что в небе делается, да и потемнеет скоро, – тихо проговорил Оскар и втянул голову в плечи, вновь почувствовав себя жалким трусом.
Лин отдышался, на минуту прикрыл глаза, а потом посмотрел на него так, что у Оскара мурашки побежали по спине. Он тут же выпрямился и сказал:
– Все будет сделано, док. – И с важностью прибавил: – Ждите здесь. Я вернусь.
Оскар недостаточно хорошо знал город, но видел чудесный изумрудный Остров с неба, когда они с Лином удирали от погони. Он пулей пронесся по пепелищу, выскочил на ближайший проспект и осмотрелся. Широкие ноздри хищно раздувались. Он увидел машину на углу соседней улицы. Флаер чудом держался у самого края воронки от снаряда, дверца была распахнута и из нее виднелось безвольно обвисшее тело. Оскар перебежал дорогу. Земля под ногами мелко дрожала от движущихся с окраин колонн тяжелых бронемашин.
Болтун вытащил покойника, положил на асфальт, скрестил ему руки на груди, потом снял с шеи крестик и вложил в ладонь погибшему, хотя тот мог оказаться и «зеленым». Какая разница? Мастер говорит, что все едино, а Мастер знает, что говорит. Сделав это, Оскар забрался в машину и захлопнул дверцу. Никто не интересовался его действиями. Люди носились по улице, тащили какие-то вещи и раненых. Никому в этой суматохе не было дела до долговязого черного парнишки.
Оскар деловито пощелкал по приборной панели, проверил готовность систем и загрузку топлива. Должно было хватить до Острова и обратно. Он взялся за руль. Руки дрожали от возбуждения.
– Я никакой не трус, – сказал он и покосился на свое отражение в боковом стекле. – Я не трус.
Машина взвилась под облака и рванулась в сторону моря. Не успел он набрать высоту, как чуть не напоролся на «мыльный пузырь». Он в ужасе бросил машину в сторону и попал под дождь пылающих искр. Все оказалось намного сложнее. В небе почти не было свободного места, повсюду что-то летало и взрывалось. То и дело воздух прорезали огненные полосы и следы мчащихся на противника ракет. Город внизу был затянут дымной пеленой, сквозь которую пробивались оранжевые языки пожарищ. Болтун поднял флаер еще выше и прибавил скорость. Как не ужасно было все происходящее, но его цель – Остров, и он – храбрый Воин, которому все нипочем.
Ловко маневрируя, он сумел-таки добраться до моря. Здесь было поспокойнее, и можно было снизиться. Он так и сделал и повел машину над водой. Остров показался на горизонте минут через пятнадцать. Вскоре стала различима белая полоса прибоя. Итак, первый этап пройден успешно. Болтун поднялся выше и полетел вдоль берега. Это был совсем не тот изумрудный Остров, который он вижед прежде. Сейчас этот клочок суши выглядел так, словно по нему прошелся смерч.
Песчаный берег был пуст. Он облетел Остров несколько раз. Постройки в большинстве были разрушены, повсюду что-то горело. Тины нигде не было видено. Он догадался: «Она спряталась. Конечно, она же не знает, что я друг!» Он снизился, опустил стекло и заорал во всю глотку:
– Тина-а-а! Тина-а! Это я, Оскар! Тина-а-а!
Он кричал долго и упорно, сорвал голос, но был вознагражден. Из-за черных зарослей вынырнула светлая человеческая фигурка, на мгновение замерла, а потом побежала к воде, размахивая руками. Фигурка оказалась в свете прожекторов машины, и Болтун взвыл от радости.
Он не успел еще выключить мотор, а Тина уже распахнула дверцу и повисла у него на шее и осыпала поцелуями. Болтун старался всеми силами сохранять хладнокровие, хотя ему тоже хотелось кричать и смеяться.
– Как ты нашел меня? Как?!
– Меня док послал, – серьезно и деловито сообщил Оскар.
Тина излучала такое счастье, будто находилась посреди рая.
– Значит, он услышал меня, – весело сказала она. – Представляешь, Болтун? Он меня услышал!
Оскар не мог этого представить, но согласился:
– Да, это здорово, а теперь полезай в машину. Нам надо возвращаться.
– Постой, сейчас сбегаю за Николаем и Басанти. Они там, за домом… вернее, за руинами.
Как, Николай и Басанти тоже здесь?! Болтун не мог поверить в такую удачу. Значит, он спасет не одного, а троих. Ура-а-а! Он запрыгал от радости и побежал вслед за Тиной к руинам белого дома.
Николай смотрел на него как на привидение, а Басанти так улыбалась, словно сам Господь спустился к ним с небес. Вот это была сцена! Прямо как в сериале. Болтун просто таял от удовольствия. Теперь он – герой, настоящий Воин.
Оскар не сомневался, что обратная дорога будет не намного сложнее пути на Остров, поэтому растерялся, увидев вдали четкий ряд прожекторов зависших в воздухе патрульных катеров. Они могли ждать кого-то другого, но он почувствовал, что патруль дожидается именно их, и резко повернул обратно к Острову.
– Погоня? – спокойно спросил Николай. – Может быть, лучше я возьму управление?
Оскар мотнул головой.
Флаер покружился над развалинами и вновь набрал высоту, развернувшись к городу. Патрульные катера приближались, цепочка растянулась и образовала полукруг, готовясь заключить их в свои объятия. У Болтуна душа ушла в пятки. Когда они с Лином удирали от погони, все выглядело как игра. Но теперь ему было по-настоящему страшно. Рядом нет Лина, а на заднем сидении – две женщины и ребенок. От волнения он перестал чувствовать руль. Машина зависла над водой и напряженно загудела. Это выглядело как маневр, и никто не понял, что он просто испугался. Вернее, Болтун хотел думать, что никто не понял.
Патрульные катера были уже близко. Они сомкнули кольцо и начали разворачивать ловушки, и тут судорога отпустила.
– Держитесь крепче! – завопил Болтун и ударил всеми пальцами по панели управления.
Флаер дернулся и рванулся с места.
Машина на умопомрачительной скорости описала круг внутри кольца, не давая катерам сближаться, и неожиданно проскочила между двумя патрулями. Когда преследователи опомнились, им ничего не оставалось, как наскоро сгруппироваться и броситься в погоню за стремительно удаляющимся флаером.
Столица была уже близко, но патруль, имеющий большую скорость, неумолимо настигал. Так-так, размышлял Болтун, поглядывая в зеркало на своих пассажиров. Так-так, можно помотать погоню над морем, чтобы не попасть под обстрел, но горючего не хватит, и придется садиться на воду. Еще неизвестно, в порядке ли у машины плавники. Нет, лучше прорываться в город. Да, подпустить погоню поближе, а потом применить свой знаменитый маневр катапульты.
Снизу прошел Старый город, началось поле, рассеченное широкой магистралью. Поле кишело людьми и военной техникой. Так, здесь он встретит патруль и постарается увернуться, пропустив преследователей под беспорядочно летящие снаряды.
– Назад! – вдруг закричал Николай и ухватился одной рукой за руль.
Оскар оторвался от созерцания ландшафта и задохнулся от ужаса. Прямо перед ними в воздухе висели три гигантских бомбардировщика, утыканных шипами. Тупые хищные морды щерились цепочками открытых стрелковых люков.
– Мама… – прошептала за спиной Тина. Порывисто вздохнула Басанти. Девочка тихо захныкала.
Тем временем подоспели преследователи и встали сзади плотной стеной.
– Плюнь на тех, что сзади, и постарайся удрать от тех, что впереди, пока они не засосали нас в свое прожорливое брюхо, – быстро сказал Николай.
– Н-наверх или в-вн-низ? – спросил Болтун.
– Куда сможешь!
Тогда – вперед, решил Болтун. Он увидел эту возможность, он почувствовал ее нюхом заядлого гонщика. Он увидел просвет между обрамляющими короткое крыло страшными шипами. Если хорошо рассчитать, можно прорваться. Пока эти тяжелые машины будут разворачиваться, он успеет скрыться в дыму, окутывающем город. Болтун не сомневался, что преследователи не полезут под пули.
– Ложитесь под сидения и держитесь, – скомандовал он и с криком «а-а-а-а!» бросил измученный флаер на врага.
Просвет оказался чуть уже, чем виделось с расстояния. Машина прошмыгнула в него, но один из шипов полоснул по ее борту, взрезав корпус. Флаер вырвался на свободу и устремился к городу, не обращая внимания на проносящиеся снаряды.
Они ворвались в густую дымную пелену, окутывающую Столицу, и Николай перехватил управление, силой оторвав от руля окровавленного парня.
– Куда лететь? – спросил он.
Оскар выпустил руль и посмотрел на свое распоротое плечо, проследил за струйкой крови, бойко бегущей из раны. Только теперь он понял, что ранен.
– Куда лететь? – повторил Николай. – Быстрее!
– В центр… – проговорил Болтун и потерял сознание.
Он очнулся и увидел над собой нечеткие пятна человеческих лиц. Рядом лежала на боку искореженная и обожженная машина.
– Теперь я тоже Воин, правда? – спросил он слабым голосом.
– Еще какой, – донеслось с небес.
Эпизод 28
Они добрались до парящей над городом полосы Десятого внутреннего транспортного кольца, отдаленного от центра на немыслимое расстояние. Всего внутренних колец было двадцать, да еще пять – внешних. Просто невероятно, думал Салам, задыхаясь от восторга, до чего же велика эта Столица. Они шли с самого утра, и достигли пока только десятого кольца. Сколько же нужно времени, чтобы увидеть последнее?
– Что, нравится? – хмыкнул Миша.
– Здорово, – сказал Салам.
Здесь, ближе к северным окраинам города, воздух был свеж и почти прозрачен. Дымная завеса, в основном, окутывала центр и сносилась ветром к югу. Вдали в тумане угадывались вершины гор.
– Где они? Куда могла подеваться целая армия? – Миша покрутился, прошелся вдоль дороги по лужам подтаявшего снега, вернулся обратно. – Может быть, никакого наступления вообще не будет?
– Не думаю, просто они не торопятся. Куда им торопиться? Скоро ночь.
– Тогда двигаем им навстречу, разведаем обстановку, раздобудем какой-нибудь транспорт и – на юг к «зеленым», посмотрим, что там.
– Какой в этом толк, – печально произнес Салам. Миша хотел возразить, но друг прижал палец к губам, и они постояли немного в тишине. Только звуки отходящей ко сну природы да далекое редкие раскаты – то ли гром, то ли взрывы. – Посмотри, как здесь чудесно, как тихо, – сказал Салам. – Посмотри, какой город, хоть и в дыму, но все равно прекрасный, взгляни, как закат отражается в зеркальных стенах. Ты видишь?
Миша пожал плечами:
– Ну, вижу. К чему это ты?
– Они все это разрушат. Представляешь? Они камня на камне не оставят…
– Эй, только никаких соплей, ты – Воин.
Салам погрустнел еще больше, но не подал виду. Да, он Воин, а это обязывает.
Когда они достигли одиннадцатого кольца, сгущались сумерки, вдали, где сверкала в последних лучах закатившегося за горизонт солнца воздушная дорога, между построек виднелась россыпь огней. Горели то ли костры, то ли походные прожектора, отсюда трудно было разобрать. «Синие»!
– Я так и думал, что они встанут лагерем на ночь, – сказал Салам. – Надо мчаться обратно и сообщить нашим, что наступление откладывается до утра. У нас будет целая ночь, чтобы что-нибудь придумать.
– Это неточная информация. Вдруг мы ошибаемся? Давай подойдем поближе. Да и транспорт надо поискать, а то пешком мы поспеем как раз к концу войны
– Опасно.
– Если боишься, оставайся здесь и жди меня.
– А ты разве не боишься?
Миша набычился и опустил голову.
– Ну как, идешь со мной или остаешься? – пробурчал он.
Они приблизились к лагерю, когда стемнело. На окраинах Столицы не было электричества, но лагерь освещался многочисленными слепящими прожекторами. Толстые столбы света пронизывали тьму, выхватывая из ночи обезлюдившие дома, развороченные танками улицы и возбужденные лица. Над одним из транспортировщиков виднелось обвисшее от влаги знамя.
– Добровольцы! – вскрикнул Салам.
Миша повалил его в грязь и зажал рот рукой. Они замерли, скованные страхом, в ледяной каше, прислушиваясь к смеху и разговорам, доносящимся из лагеря. Кажется, все спокойно, их не услышали, можно подниматься.
Салам стряхнул облепивший волосы грязный снег
– Все, мы убедились, теперь надо возвращаться, – сказал он, дрожа.
– Не дрефь, – нервно хохотнул Миша. Глаза его возбужденно горели. – Мы еще не все знаем, рано уходить. Ты оставайся здесь, у тебя слишком «зеленый» вид.
– Не ходи туда, – попросил Салам чуть не плача. Он знал, что друг вряд ли послушает его, но надеялся. – Прошу тебя, Миша, не ходи туда. Умоляю…
– Да ладно тебе, я все разузнаю и вернусь.
– Лучше бы мы дождались Мастера.
– Мастер растерян и не знает, что делать, – сказал Миша и потрепал его по волосам. – К сожалению, это так. Ты не заметил, как часто он говорит «не знаю»? Время уходит, поэтому мы сами должны действовать. Ты не думай, что я такой смелый потому, что у меня среди заложников никого нет.
– Я так не думаю. Но ведь Мастер…
– Он хочет, чтобы все получилось само собой, но так не бывает. Я устал говорить, что надо начинать действовать, а Мастер повторял: нет, еще не время. Мы оказались в таком положении именно из-за его «еще не время». Я понимаю, почему он так говорит, я понимаю, что он боится за нас и хочет нас уберечь, и я готов отдать за него свою жизнь, но я не буду больше ему подчиняться. Я буду поступать так, как считаю нужным. А ты можешь возвращаться, если хочешь.
Миша поднялся во весь рост и, перебегая от тени к тени, двинулся к ближайшему прожектору.
Салам видел, как Миша вошел в круг слепящего света, как приблизился к сидящим на земле людям и, закурив, о чем-то с ними заговорил. «Синие» спокойно приняли незнакомца, шутили и даже предложили выпить с ними. Салам немного успокоился, но отсюда было плохо слышно, поэтому он подполз поближе к свету.
В лагере царило всеобщее веселье. Люди были пьяны и, кажется, довольны происходящим. Из темноты слышался гогот, ругань и пьяные женские голоса. «Синие» от нечего делать резались в карты, жевали, швырялись бутылками и объедками, рассказывали пошлые истории и хохотали над ними до потери сознания.
Салам был в растерянности, он даже привстал, чтобы лучше разглядеть, что делается в лагере. Что же это за армия и как она собирается воевать в таком виде? Да их можно брать голыми руками! Он осмелел и подполз почти вплотную к развлекающейся кучке людей, среди которых находился Миша, устроился поудобнее и приготовился смотреть и слушать.
– Да черт с ним, с этим Христом, или как там его звали, этого еврея! – гаркнул один из добровольцев и протянул Мише бутылку. – Лучше выпей, брат. Вот я не спрашиваю, кто ты такой? Так? Потому что вижу – ты наш. Так? – Теперь он обратился к своим и те согласно закивали, так, мол, наш человек. – И ты ни о чем не спрашивай. Война, брат, это самое святое мужское дело. Да, прекрасная была жизнь, согласен, но скучно что-то было, чего-то не хватало. Законы, правила, гуманизм, с желтыми заставляют целоваться в засос… Нет простора для души. У меня была фабрика на планетоиде А-3486735. Не веришь? Ну клянусь, ну честное слово, была фабрика. Ха-ха-ха! Я акции предприятия купил, а что на нем шлепали, так и не знаю. Денег много, девать куда-то надо, вот и купил. На торговый ряд в Курортной зоне не хватило, пришлось на Периферию забираться. Скука! О-хо-хо! Я этот космос… Веселья просит душа, остренького чего-нибудь… И не говори мне больше ничего об этом еврее… слышать уже не могу об этом! Тут священника мои ребята вчера утопили в фонтане, чтоб его… Нехорошо, конечно, священник все-таки. – Говорун быстро перекрестился и отпил из горлышка бутылки. – Но их тоже понять можно, достал он всех своими проповедями, прости Господи. Сочельник, говорит, завтра, ды-ды-ды, ды-ды-ды… Ну и что? Я этих «зеленых» и без Сочельников готов давить. Уж очень они мне не нравятся. Просто не нравятся – и все. Понимаешь? Тогда пей.
Салам не знал, пьет ли Миша, но по лицу друга понял, что нет. Кошмар! Что же он будет делать? Разговорчивый доброволец продолжал, пересыпая речь жуткой бранью:
– Я и пьяный, и трезвый стреляю с обеих рук в десятку. Утром мы пойдем и надерем этим… задницы, чтобы они знали свое место. А их место знаешь, где? В… Они мне не нравятся – и все. Насчет святого писания ничего не скажу, не читал, жаль священник помер, а то спросили бы. Нет, не знаю, что сказано в писании насчет «зеленых», но их рожи… Знаете, что мы сделаем в первую очередь? Заглянем в их гаремы. Эх, братья, вот, что мне нравится у «зеленых», это их… После победы надо записать этот пунктик в нашу Конституцию.
– Зачем тебе Конституция, у тебя и так… больше, чем у какого-нибудь султана!
Добровольцы загоготали и опрокинули в себя по бутылке. Миша тоже приложился к горлышку и с отвращением глотнул горючую жидкость. «Бедный, трудная у него задача», – посочувствовал Салам, выглядывая из-за кучи мусора, сваленной прямо посреди мостовой.
Подошла, пританцовывая, пышнотелая блондинка, вся одежда которой состояла из синей набедренной повязки. Изо рта красотки валил пар, но она, видимо, была так пьяна, что не чувствовала холода. Женщина с хриплым воплем повалилась на колени к Мише, и добровольцы одобрительно заулюлюкали. Включили музыку, и «синие» пустились в пляс, делая непристойные движения и вертя задами. Блондинка, тряся телесами, дергалась в центре мужского круга. Один из мужчин сдернул с нее набедренную повязку, и Салам зажмурился.
Миша не участвовал в общем веселье. Любящий поговорить доброволец тоже сидел на месте, только хлопал в ладоши и пьяно хохотал.
– Ты вообще-то кто такой? – вдруг спросил говорун, и голос его прозвучал на удивление трезво.
– Доброволец, – сдавленно произнес Миша. – Примете меня?
– Конечно, – сказал говорун.
После этого он достал пистолет и выстрелил Мише в голову. Просто выстрелил, ничего больше. Потом крикнул кому-то в темноту, чтобы убрали покойника, и веселое застолье продолжилось, будто ничего и не было.
Салам все видел. Он видел, но не верил, что мертвец с пробитой головой – это его друг Миша. Нет, это не может быть Миша, это просто какой-то покойник, чужой, совсем посторонний. Захотелось подойти к мертвому человеку, заглянуть ему в лицо, убедиться. Не понимая, что делает, он начал медленно подниматься, но тут появились трое и уволокли тело из слепящего круга. Все, от Миши не осталось ничего, только темная лужица на снегу. Несколько минут назад они разговаривали, а теперь его нет. Нет!
Он зажал рот обеими руками и упал лицом на землю. Родившийся в глубине сердца крик рвался наружу, но он не мог его выпустить сейчас. Он плохо соображал, почти ничего не видел сквозь пелену, застившую глаза, но знал, что здесь оставаться нельзя, и пополз задом. Он пятился и пятился, пока не перестал слышать голоса людей, потом поднялся и, продолжая зажимать обеими ладонями рот, понесся по темной улице.
Салам бежал, не выбирая направления. Поворот, еще один, тупик, обратно, снова поворот, проспект, аллея, решетка, воздушный переход, скользкий рельс дороги, ступени… Он рухнул без сил, их не осталось даже на то, чтобы закричать, освободить разрывающееся сердце. Вместо крика из груди вырвался хрип, похожий на стон умирающего зверя. Он не смог заплакать, и от этого ему стало еще страшнее. В бесконечном отчаянии он заметался, забился о землю, пытаясь выжать хотя бы одну слезинку.
Далеко, там, где сходились под облаками вершины мертвых небоскребов, серел крошечный клочок неба. Салам глянул вверх. Оттуда на него смотрели глаза того, кого он любил больше всего на свете и о ком думал каждое мгновение дня и ночи. И кто предал его во второй раз. Он почувствовал этот пристальный взгляд.
– Что смотришь?! – крикнул Салам, и потоки горючих слез наконец вырвались наружу. – За что ты так ненавидишь меня? Ты позволил убить Наставника и Мишу на моих глазах! Почему ты заставил меня смотреть на это? Что я тебе сделал?.. Так вот знай, я тоже ненавижу тебя и не хочу быть твоим Воином! Не хочу! Я отказываюсь! Забери это к черту! Да, к черту!
Небо смотрело печально и пролилось в ответ мелким холодным дождем.
