– Логика проста. У вас был в те годы роман с совсем тогда ещё юным Кривобоковым. Он относительно довольно симпатичный, хоть и не очень, высокий, почти блондин, плотный, каратэк, а выражаясь народным языком, каратист.
– Но я же тогда была в разводе!
– Я в курсе, что вы способны были уже тогда… будем говорить прямо, забеременеть. Грехи детства в юности.
– Вы – наглец! Пойдите прочь! Я не желаю больше выслушивать ваши оскорбления!
– Ничего подобного, вы очень желаете понять, что я знаю, а чего – нет. Уверяю вас, мне известно многое. Я хочу про Пашу…Он же ведь не ваш родной сын, он украден… Я, по секрету, скажу вам – где, когда и кем. Всё было бы не так страшно, если бы за похищением не стояла смерть. Ваш бывший муж был в курсе. Он и пить-то начал по этой причине.
– Вы частный сыщик или фантазёр, Алексей Владимирович? – глаза её гневно сверкнули. – Что вам от меня угодно? Денег! Я могу поделиться…
– Даже у вас нет такого количество денег, чтобы покрыть ими десятки, нет, пожалуй, сотни убийств. А мне сейчас только подтверждение того, что говорю. Вашими устами, которыми не мёд пить, а дерьмо бы хлебать…
– Знаешь, что, дорогой и любезный, – она не выдержала, всё-таки, сорвалась и стала изыскано груба и нахальна. – С таким характером и чувством любопытства долго не живут!
– Вот это мне уж начинает нравиться.
– Вы меня, надеюсь, понимаете? – она, вроде как, улыбнулась. – Никакой информации! Понял? Я даже тебе у себя понюхать под подолом не дам. И адвокатов мне не надо. Слишком это для тебя жирно будет. У вас бледный цвет лица, но в морге это оценят… Вы меня понимаете?
– Разумеется. Понимаю. Нет таких адвокатов, даже продажных, которые бы посмели защищать такую гниду, как вы. Даже за большие бабки. Я попрошу вас, Зоя Михайловна, предоставить мне все необходимые материалы по, так сказать, банку с поэтическим названием «Ромашка».
– Ну, что ты пристал, как банный лист к заднице! Не знаю ни какой «Ромашки»! Но выскажу одно предположение: главный прокурор города Ахмет Ахметович Галиджанов хочет хорошо кушать и неплохо жить и, вообще… жить. А вы не хотите? А ваши родственники?
– Вы угрожаете мне или мне показалось, Зоя Михайловна? Как вы умело переводите стрелки на вашего противника и конкурента Галиджанова. Уверяю вас, за свои действия он ответит… сполна. – Зуранов нахмурился.– Но вы-то ведь тоже хотите жить.
– Разумеется, хочу и буду, – она почти весело засмеялась, – и вы мне – не запретите! Я ещё молода. Я зарабатываю немало денег, и небольшая часть их способно заткнуть пасть любому. Даже вы немного покочевряжитесь, и мы сойдёмся с вами на… определённой сумме. В противном случае…
– Что же?
– Но ведь в курсе, что я неплохо лажу с молодыми, сильными и очень решительными мужчинами. Займите и вы ко мне… очередь. Буду рада! А сейчас я занята. Меня с нетерпением ждёт деловой партнёр… из Швеции. Извините и звоните! Приходите ко мне домой, запросто и думайте, думайте, дорогой Лёшенька, над моим встречным предложением до чего-нибудь договоримся, мы же – люди. В противном случае, не скрываю, я с большим удовольствием приду на ваши похороны. Я прямая, как палка. Уж, извините!
Она любезно, игриво протянула ему руку. Алексей слегка коснулся холёных и холодных пальцев. Было бы смешно обидеться на эту тварь и гордо произнести: «Нет, я вам руки не подам!». Сквозь зубы, но надо порой улыбаться и врагу. Играть… Но тяжело играть, когда хочется задушить эту дрянь. Змея, хитрая, коварная, самонадеянная… непредсказуемая.
Алексей шёл по длинному коридору банка, напичканному охранниками, и наблюдал за тем, как снуют из кабинета в кабинет с бумагами и папками люди. Непонятно, что хорошего и доброго они находят в таком вот занятии. Сплошная канцелярия! Но кому-то ведь это нравиться, кто-то ведь должен заниматься и такой… работой.
Встретился Зуранов и с родственниками убитого при попытке к бегству Скворца, злодея, вымогателя, бандита… Пришлось побеседовать и с сестрой Пети Обуха, задушенного в вокзальном туалете шёлковым шнурком. Встречи эти почти ничего не дали. Родственники ничего не знают, ничего не ведают. Возможно, так оно и есть. Но ведь Обуха, теперь уже ясно, убил Кривобоков. Именно, он, отменный специалист по «мокрым делам» – киллер, а по-русски сказать, наёмный убийца.
Понятно, что ныне он трудится не столько за солидный заработок, сколько ловит от своих кровавых действий кайф, получает истинное наслаждение. С одной стороны – психический больной «человек», но с другой – субъект, осознающий неправомерность свих действий, одичавший пёс, подлежащий немедленному уничтожению. В «Ромашке», в числе других, ему часто поручали такие дела, потому что совершал он запланированные злодейства чисто и чётко.
Почему-то внезапно вернулся из Сибири Шнорре, не так и давно похоронивший прах своей жены Зинаиды и совсем молодых сыновей – Степана и Дмитрия. На второй день после приезда он явился в офис «Портала». Зуранов был этому рад, ему предстояло задать Михаилу Арнольдовичу немало вопросов, на которые Алексей до сих пор не нашёл определённого ответа. Непонятная смерть известного юриста и адвоката Зинаиды Марковны, оставалась во многом загадкой для сыщиков детективного агентства «Портал».
Михаил Арнольдович в общении с Зурановым на сей раз, был не так прост, как хотелось бы Алексею. Шнорре сетовал на то, что зря связался с сыскной фирмой «Портал», ибо сейчас расплачивается за свою… доверчивость. Ведь если бы он поступил иначе, то не потерял бы своих «глупых пацанов». Он имел в виду своих сыновей. Да и почему это, с какой стати, Зуранов подозревает его в убийстве собственной жены? Да ни с Зинаидой Марковной жили душа в душу, «почти что, как два белых лебедя».
– Не в убийстве жены я вас подозреваю, а в другом, – пояснил Алексей. – В соучастии. Ведь Петра Обухова или, просто, Обуха ликвидировали. Но ведь явно для того, чтобы скрыть следы другого преступления. Не сомневаюсь, что всё это касается финансовых махинаций и криминальных действий «Ромашки», в которой вы, Михаил Арнольдович, далеко не последний человек.
– Что ты такое говоришь, Лёша? Ни в одни ворота не лезет. Разве не мне прислали бандиты голову Зинаида и разве не меня они хотели зверски замучить, а потом и… «замочить»?
– Успокойтесь! Конечно вас, Михаил Арнольдович. Причина единственная. Вы так достали «Красную гвоздику» своими действиями, что они просто вынуждены были пойти на крайние меры. А ваши сбережения им не то, что бы до фонаря, но не являлись главной причиной… Под вашим чутким руководством один за другим погибали, бесследно исчезали ведущие «агенты» «Красной гвоздики».
– Ну, знаете! – бывший директор акционерного общества «Кабельный завод» нервничал. – Вы до такого договорились, Алексей Владимирович! Да как вам не стыдно! Вы же знали и Зинаиду, и меня раньше…
– Получается, что не знал…
– Да я, если хотите, как только Зинаиду вспоминаю по ночам, то плачу, – он демонстративно достал из внешнего кармана пиджака носовой платок и громко высморкался. Хотел продемонстрировать процесс плаканья, но передумал. – Вам… не понять, молодой человек. Вся жизнь… вся жизнь… моя, а вы – вот так. Да посмотрите же на меня? Да разве же я похож на руководителя мафиозной группировки, даже… третьей степени?
– Возможно, я ошибаюсь, вы уж извините, – Зуранов тоже стал играть. – Ну, так помогите мне открыть истину. Вы гораздо опытней, чем я…
– Алексей, – мягко, но нравоучительно сказал Шнорре, – я ведь не прошу вас вернуть в моё законное директорское кресло. С божьей помощью и некоторых господ я это сделаю самостоятельно. Так же мне не нужна помощь лично от вас в освоении производства новых видов кабеля, к примеру, с использованием и применением самых совершенных сердечников… по составу, металлоемкости, диаметру сечения, электропроводимости… Даже перечисляя всё это, я стараюсь делать это очень и очень простыми словами, чтобы вы понимали, что к чему.
– Понимаю, о чём вы хотите сказать.
– Совершенно верно. Каждый должен заниматься своим делом. Кто лично вам может помочь в ваших следовательских делах? Видимо, такой же юрист по образованию, но более опытный. Лично мне, как человеку, кажется, что вы ищите совсем не то и не там.
– Вот вы одним махом, Михаил Арнольдовича, поставили растерявшегося детектива на своё место. Что ж, возможно, в чём-то вы правы. Правда, ваши нравоучения, как сейчас выражается некоторая часть российских граждан, совсем не в тему. Ну, хорошо. Тогда ещё один вопрос. Какие у вас отношения с Ивасёвой?
– Опять – двадцать пять! Вас из стороны в сторону бросает. Какие отношения? Но заходил к ней иногда в гости. Отношения добрые, самые дружеские. Зоя – деловая женщина, можно сказать, умница. Таких бы побольше. Временами с людьми резковата, грубовата. Культуры ей не хватает, но она… старается. И у неё такое, прямо скажем, положительное фрагментами получается.
– Дорогой Михаил Арнольдович, но зачем же так витиевато рассуждать и уводить меня от дел насущных в сторону? Мы ведь с вами не на турецком базаре, и я, представьте себе, совсем не хитрый и коварный торговец, которых намеревается продать вам килограмм прошлогодней моркови по цене свежих марокканских апельсинов.
– Какое у вас образное мышление, чёрт возьми!
– В данном случае, я глубоко понимаю, зачем не так уж и давно вы обратились ко мне за помощью. Вашу «Ромашку» и лично вас очень крепко прижала «Красная гвоздика», и вы решили не только защититься, но и моими руками уничтожить всех своих недругов и конкурентов, заодно, и честных людей, к примеру, вашего заместителя директора… Мартемьяна Захаровича Рыжих.
– Да что вы? Это совсем не так, а Мартемьян был дерьмом и таковым останется.
– Вернёмся, с вашего позволения, к Ивасёвой. Вот сын её, Паша, воспитанный ребёнок. Значит, уже на этой почве у вас с ней могло что-то… склеиться.
– Ой, не темните, Алексей Владимирович. И так жути на меня нагнали, что я, почти что, начинаю верить, что я гангстер… какой-то. Я то, голубчик, в это может быть, и поверю, но ты-то ведь доказать ничего не сможешь. Да и вы ведь от меня хотите узнать ведь совсем не о том, как я отношусь к мальчику Паше…
– Это верно.
– Мы – не китайцы, Алёша. Не будем битый час говорить о погоде, а потом пять минут о конкретных делах. Вопрос я ваш хочу упредить. Представьте себе, жениться я на Зое не собираюсь, даже сейчас и… никогда не собирался. Как мужчина, вам признаюсь – был у нас с ней роман, правда, давненько. Тогда ещё Зина молода была. А теперь Зиночки… нет. Что ж, это жизнь. Однако, мне пора, Алёша. Жаль, что мы больше нигде и никогда не встретимся.
– Ошибаетесь, Михаил Арнольдович, обязательно встретимся, – Зуранов, как и Шнорре, поднялся с кресла. – Я всё сделаю, чтобы мы с вами встретились. Должны же получить своё…
– Ой, да бросьте мне угрожать, молодой человек. Я вам не зубкам вашим. Потом, авось, поймёте, почему это именно так. Не берите на себя многое, и скажу загадкой для вас: я уже не тот Шнорре, каким был раньше.
– Это без разницы.
Такая вот получилась беседа. Непонятная и, почти, на первый взгляд, малосодержательная. Вокруг да около. Впрочем, кое-что она дала Зуранову. Без сомнения. Шнорре – преступник и делец, уж больно умело играющий праведника. Но сейчас уж больно волновался волк, пытающийся натянуть на себя овечью шкуру.
Правда, любой бы, мало-мальски порядочный человек, спокойно не мог бы реагировать на то, как какой-то там, частный неумеха-сыщик пытается облить его криминальной грязью. Причём, незаслуженно. А Шнорре, хоть и «обижался», но внимательно слушал Алексея.
Впрочем, Ивасёва тоже не страдала отсутствием любопытства. Конечно же, из определённого момента поведения человека не стоит делать поспешных выводов. А вести себя, тем более в беседе с частным сыщиком, всякий может по-разному, независимо от того, в пушку его рыльце или нет. В данном случае, у Ивасёвой и Шнорре оно было не в пушку, а в кровушке человеческой. Об этом красноречиво говорили добытые сыщиками «Портала» улики. Но Зуранов не сомневался, что это пока – капля в море.
После визита к нему Шнорре, Алексей побеседовал и с Пашей Ивасёвым. Мальчик, которого он встретил во дворе его жома, сначала ни о чём не хотел говорить с Зурановым, но потом контакт наладился. Явно, что сына хорошо подготовила к этой встрече Зоя Михайловна, запретив ему общаться с незнакомыми взрослыми людьми. Мальчик ушёл в себя. Но Алексей сумел подобрать к детскому сердцу если не ключ, то отмычку. Беседовали они, стоя за кустами акаций. Никто их не видел. Зуранов, как бы, между прочим, ему сказал:
– Не унывай, Паша. Не ведаю, отчего у тебя тоска на душе, но уверен – всё будет хорошо. Жаль только, что ты меня обманул.
– В чём я вас обманул?– насупился мальчик.
– Ты сказал, что Михаил Арнольдович Шнорре будет твоим папой. Но ведь это не так.
– Я просто очень хотел, чтобы так произошло!
– Почему же?
– Потому… Потому, что я… ненавижу дядю Лёшу Кривобокова! Он злой! – мальчик чуть не заплакал. – Он убил моего котёнка только за то, что тот прыгнул на стол и опрокинул на его брюки блюдце с вареньем. Он… он… тут же… Мурзика задушил… руками.
Зуранов растрогался тоже, обнял мальчика:
– Успокойся, Паша! И что же твоя мама?
– Она мне сказала: «Не распускай сопли! Купим нового кота. Породистого, а не пакостного… дворняжку, как этот». Правда, – Паша улыбнулся, – мама тут же съездила Кривобокову кулаком по носу. И он… даже не пикнул. Просто встал из-за стола и ушёл. Может, обиделся.
«Странные отношения, – подумал Алексей. – За всё доброе, что сделал для неё Кривобоков, по носу? Но с другой стороны, ей было жаль сына. Разумеется, не котёнка. Явно, что Кривобоков верен и предан ей, как вассал избалованной и привередливой графине, даже не так, а как раб плантаторши на берегах Миссисипи, купленный ей с потрохами, зависящий от Ивасёвой целиком и полностью. Любовник – по приказу. А если понадобится, то и – муж.
За время отсутствия Зуранова в Мире Будущего Вадим Шерстенёв успел слетать в Заяровск-Нагорный. События развивались там на столько стремительно, что не имело смысла ждать подробного послания от Васи Гимова, бывшего журналиста, а ныне, возможно, раскаявшегося преступника. Пока оно ещё дойдёт! Телеграмму, разумеется, от Лаптя сыщики получили. В ней, возможно, бывший бандит не ломая себе голову и не загружая имевшийся головной мозг, выдал текст, предложенный ему Зурановым: «Кирпича в продаже нет. Целую. Сима».
Пусть теперь мафия прикидывает своими «чердаками», какой – такой строительный материал понадобился «Порталу» и зачем. Филиал, что ли, собрались строить на берегу ласкового моря? Впрочем, не такие уж и наивные господа из мафиозных верхушек. Они, явно, бросятся искать отправителя депеши, но вряд ли сразу найдут. Сложно. Во всяком случае, короткое и, вроде как, зашифрованное сообщение Лаптя успокаивало Зуранова и вселяло надежду на то, что имеется в Заяровске-Нагорном, пусть и не очень надёжный, но, всё же, «порталовский» агент.
На следующий день от Лаптя пришла ещё одна телеграмма, срочная: «Я между небом и землёй. Жду встречи. Сима». Было ясно, что Вася даёт сыщикам понять, что находится в одной из гостиниц города, скорей всего, центральной, где-то, на верхних этажах. Фактом являлось и то, что Лапоть раполагает какие-то неотложными и невероятными новостями. Поэтому и вылетел Вадим первым же самолётом, после получения второй весточки, в Заяровск-Нагорный, не задумываясь.
Вернулся Вадим из командировки через трое с половиной суток, усталый и даже немного помятый (имеется в виду одежда), что было, в общем-то, не в его правилах. Но Шерстенёв был доволен. Лапоть и на самом деле находился в центральной гостинице с поэтическим названием «Романтик», на седьмом этаже, в одноместном номере – семьсот шесть. Там его и нашёл Вадим.
Встретились они радушно, как старые добрые друзья. Вроде, как бы, и не наблюдалось раньше между ними никаких недоразумений, в виде стрельбы из пистолета «Макарова»… Риск, на который шёл Зуранов, доверяя Лаптю часть дела, оправдал себя. Бывший «банкир» оказался, пока что, относительно честным малым – никуда не «слинял», никого из сыщиков не «вломил»…
Мало того, он проделал большую работу и довольно умело. Нашёл могилу отца Паши, инженера Шилова. Да, действительно, тот умер в психушке, и отравил его известный «уркаган», не имеющий за плечами даже одной «слабой» отсидки, но… ушлый и хитрый. Видно поэтому и не попадал к «хозяину», то есть на зоновские нары. По кличке – Аршин, из-за небольшого роста. Без роду, без племени, но с паспортом, в котором конкретно значилось, что он – Александр Александрович Иванов.
По рассказу врача местной психоневрологической больницы Ермолаева, этот самый Аршин, выдав себя за двоюродного брата Сергея Назаровича Шилова, пришёл к нему на свидание, принёс, как и принято, передачу, кое-какие продукты: виноград, конфеты и прочее. В этих сладостях, кстати, не было обнаружено ни малейших признаков каких-либо ядовитых веществ.
Свидание их проходило в приёмном покое, а присутствии пожилой и очень ответственной медсестры Рагоженко, под её строгим надзором. Кстати, врач Ермолаев неплохо помнил события десятилетней давности. Так вот. Надо сказать, хотя у Шилова, после нервного потрясения, после похищения его ребёнка и убийства жены, и заходили, что называется, ролики за шарики, но он был близок к выздоровлению.
Когда, со слезами на глазах, Аршин хотел обнять Шилова, то Рагоженко указала посетителю пальцем на специальную скамеечку, сказав: «Незачем обниматься! Сидите тут, рядышком и ведите беседу». Потом к слову добавила: «Здесь скамейка для… запасных. Потому, как кажется мне, что вы, товарищ и господин, исходя из вашего неадекватного поведения, скоро станете активным пациентом нашей, строго специализированной больницы».
На народный юмор, идущий от… медсестры, никак Аршин не среагировал. Но не стал больше горячо обнимать Шилова. И это Рагоженко понравилось, потому, что, даже в пору процветающего российского капитализма, эта лечебница всё ещё числилась в образцовых, в какой-то степени… и персонал её гордился строгими правилами, существующими здесь для всех, без исключения.
– Я вас не знаю, – присев к Аршину, меланхолично сказал Шилов, – многих в городе знаю, а вас – нет.
– Серёжа, – Аршин заплакал, почти что, натурально, – я же Клим, твой двоюродный брат! Как же так, кузен дорогой, ты по болезни своей такую пургу стал гнать? Не по делу. А-а-ах! Не узнаёт! Как быть-то теперь?
– Не травмируйте психику больного, – строго предупредила Рагоженко, – говорите о погоде, знакомых, друзьях или о депутатах, чтоб им пусто было! Что-нибудь тёплое болтайте. Впрочем, о конкретных политических событиях распространятся тоже категорически не очень желательно. А вдруг куда-нибудь да какие-нибудь войска ввели и кого-нибудь застрелили! Может случиться душевная травма.
– Брат так брат, – вяло отозвался Шилов. – Что-то припоминаю.
У Шилова и на самом деле имелся двоюродный брат с таким редким именем, но проживал где-то очень далеко, в одном из городишек Тихоокеанского побережья. Родственника этого он видел только однажды и то – в далёком детстве.
Когда Рагоженко основательно углубилось в чтение детективного романа, сотворённого женским сознанием с чьего-то мощного благословления, Аршин очень проворно, через штанину больничной пижамы, сделал Шилову инъекцию, короче говоря, поставил больному укол. На этот случай, как позже установило следствие, у преступника имелся шприц-тюбик, величиной со среднюю булавку. В принципе, они почти все такого размера.
Процедура было проделано так быстро, что Шилов толком ничего и не понял. Он только тихо сказал:
– Ой, больно!
– Мне тоже, Серёжа, больно! – сказал Аршин. – Ох, как на сердце тревожно и больно! Больно за тебя, за всех нас, за всю… Россию.
– Последний раз предупреждаю вас, гражданин! – сурово сказала Рагоженко, с трудом отрываясь от захватывающего чтива. – Прекратите политические разговоры, вредные для человеческого здоровья! Ещё вздумайте мне тут, о мировом финансовом кризисе что-нибудь сообщить! Запомните, у нас, в стране, нет никаких кризисов, и живём мы очень хорошо. За этим постоянно следит лично…
– Ладно-ладно, очень я провинился, – Аршин встал со скамеечки.– Выздоравливай, Серёжа! А вам, медсестра… огромное спасибо от всех жителей Дальнего Востока и… рыбаков-подводников!
Медсестра торжественно встала, скрипя стулом и оттолкнувшись локтями от стола. А как же иначе можно было среагировать на «огромное спасибо»? Посетитель удалился быстро, а через двадцать минут Шилов… умер. Мафия не пожалела для «психа» относительно быстродействующего яда.
Долго больной не мучился. Отошёл в мир иной с пеной на губах и обиженной усмешкой, как бы, говоря: «Ну, и сволочи же вы все!». Надо отдать должное местной медицине и, в частности, криминалистам – была установлена причина смерти и даже определено место проведённой инъекции. Всё-таки, «мокрое дело» сотворилось ни где-нибудь, а в больнице.
Но вот дать название яду и чётко определить, что это такое, никто не смог. Подобные токсины в обширных специальных каталогах не описывались и не значились. Впрочем, их сейчас столько, что чёрт голову сломит.
Что уж темнить, в сплочённых рядах российской мафии, ведущей свою историю ещё задолго до начала Февральской и Октябрьских «революционных» событий 1917 года, возможно, имеется и поныне немало талантливых учёных, в частности, химиков и биологов. Дай бог, если это не так и если всё существующее в Мире Зло экспортируется к нам только из-за «бугра». Но вряд ли… Мы, как говорится, и сами – с усами.
Обо всём этом Шерстенёву лично пришлось беседовать с лечащим врачом Шилова, невропатологом Ермолаевым. Ясно, что посетителя с внешностью Лаптя уважаемый доктор не подпустил бы к себе и на пушечный выстрел.
Что уж там говорить, видок у Васи Гимова, тщедушного, с безумно бегающими глазками, «почти по всему лицу», не говорил, а кричал: «Посмотрите, я псих, но – на свободе!».
Слушая рассказ Шерстенёва, Зуранов вспомнил о перстне покойницы «агентши», который хранился в сейфе его кабинета, в железной хромированной шкатулке, запирающейся на ключ. Получалось, как в сказке о том, где находилась смерть Кощея Бессмертного. Именно, на конце иглы, которая, как сразу же понял Алексей, внутри была полая.
Небольшой поворот камня, типа рубина, против часовой стрелки на тридцать градусов – и смертоносное жало выскакивало из своей «засады». Маленькое, еле заметное. «Всё может пригодиться. В борьбе с подонками нет запретных средств».
– Ну и что? Десять лет тому назад или позже нашли Аршина? – поинтересовался Алексей.
– Нашли, конечно, – сказал Шерстенёв. – Но не сразу, около восьми лет тому назад. Точнее, обнаружили его труп… в придорожной канаве. В крови этого… Александра Александровича Иванова оказалась почти смертельная доза алкоголя… Одним словом, насильно напоили и утопили. Тут уж я в несчастный случай не верю.
– А со стороны посмотреть, вроде бы, несчастный случай и есть. Был пьян – и утонул. Со всяким может…
– Всё больше и больше, Алексей, убеждаюсь в том, что «банкиры» очень талантливые и умные люди. Не простачки.
– А ты полагал, Вадим, что всё будет происходить, как в дешёвой детективной повестушке – нашли следователи окурок, понюхали, определили по запаху местонахождение преступника и через часик накрыли всю шайку? Причём, взяли с поличным. В жизни нашей происходит одно, а в беллетристике и кино – совсем другое.
– Ничего я такого не думал, – Шерстенёву не всегда нравился назидательный тон его «летающего» начальника. – Слушай дальше! Сейчас расскажу о самом интересном…
Оказывается, и в мафиозных кругах, всё же, случаются серьёзные просчёты. Настоящая мать Паши, молодая парикмахерша, внешне довольно обаятельная, Маргарита Шилова, когда получила удар ножом в область сердца, удивительно, но от спеца по ведению рукопашного боя Кривобокова, была вовремя доставлена в хирургическое отделение городской больницы Заяровска-Нагорного. Врачи, как могли, так и вытаскивали её с того света.
А когда сердце её, факт, остановилось, и хирург Овчаренко из операционной вышел перекурить, кто-то позвонил ему прямо на мобильный телефон и спросил: «Ну, как там моя дочка Рита?».
– Я сожалею, глубоко сожалею, – ответил проникновенным и небезучастным голосом Овчаренко. – Мы старались сделать все возможное… Но она покинула нас, короче, умерла. Вы, вероятно, её отец? Что ж, крепитесь, всякое случается. Надежда на добрый исход имелась, но очень и очень зыбкая.
Может быть, хирургу было неизвестно или он не обратил внимания на тот факт, что у супругов Шиловых, в общем-то, в Заяровске-Нагорном не существовало никаких родственников. Только у мужа – двоюродная тётка. Остальные, как говорится, разбросаны по всей России и, так называемому, Ближнему Зарубежью. А Маргарита, та совсем одна-одинёшенька, воспитывалась в детском доме. Овчаренко не обязан же знать такие подробности. А если и обязан, то не располагал на данный счёт никакой информацией.
Когда известный в городе хирург, выкурив три сигареты подряд, на лестничной клетке вернулся в операционную, чтобы засвидетельствовать… он, с удивлением, узнал, что пациентка ожила. Получилось так, что молодой и неопытный врач Чикин, ходивший в ассистентах, на свой страх и риск ещё раз применил электрошок, и -… И чудо совершилось! Сердце Маргариты начало слабо, еле заметно, действовать, мышцы его – сокращаться. Вот и выкарабкалась Шилова из царства тьмы. Овчаренко дал задание медсёстрам отделения сообщить родственникам, что исход оказался благополучным.
Они сообщили об этом тётке Сергея Назаровича Шилова, которая через полтора месяца забрала из больницы свою очень дальнюю родственницу. Отнеслась к делу ответственно и сопроводила Маргариту в её собственную квартиру, а вскоре и… умерла, преставилась перед Господом, буквально через неделю. То ли старость, то ли очередной сердечный приступ и доконал её.
Шилов не встречал жену из больницы и не хоронил двоюродную тётку по той причине, что, попросту говоря, сошёл с ума. Не имея здорового сознания, в подсознании своём он был глубоко убеждён, что жена его погибла. Вероятно, пропажа ребёнка и смерть Маргариты заставили его оказаться в психоневрологической больнице, где его вскоре и отравили. Ясно, как день.
Что касается Маргариты, то она долгое время, после значительного улучшения состояния здоровья, находилась почти в шоковом состоянии и не выходила на улицу. Потом, по полному выздоровлению оформила развод с умалишённым мужем. Не на столько он уж и был психом, но она… решила отойти от старых душевных ран и забот – постараться забыть обо всём негативном. И почти получилось.
В данном случае канители с расторжением брака не имелось, то есть с оформлением необходимых судебных документов и решений. Честно признаться, боялась она, что, взглянув на своего, уже бывшего, супруга, вспомнит и сына-младенца. А её, с больным, в буквальном смысле слова, раненным сердцем нельзя было волновать. Да и уверена была Маргарита в том, что её ребёнка нет в живых, что попал он в руки или садистам, или «чёрным хирургам».
Она и не стала надоедать органам полиции с тем, чтобы они вели поиски её малыша. Если мамаше такое дело без надобности, то доблестной полиции и подавно. Баба с возу, понятно уж, кобыле легче. Отсутствуют настойчивые сигналы – отсутствуют и дела.
Вот по всем этим причинам и не навещала она в больнице Серёгу Шилова. Никогда! Впрочем, мысль такая у неё, нет-нет, да появлялась… Но потом его отравили. Она своего бывшего и не хоронила, родственники кое-какие приехали и всё сделали… не хуже, чем у других.
Замуж Маргарита вышла стремительно, за молодого, рыжего и довольно рослого, чересчур полного и добродушного владельца трёх больших продуктовых магазинов и одной маленькой продовольственной базы-склада Рудольфа Вольфа, приволжского немца по национальности, предки которого обрусели ещё двести лет тому назад. Впрочем, какая разница! Лишь бы человек был хороший. А Рудольф («мой рыженький Рудик»), действительно, был таковым, не скупым, не злым, не вредным… Всех понимал, всех любил.
Но Маргариту обожал больше, чем всех остальных и давно, потому что приехал сюда из Астрахани поступать в местный политехнический институт вместе с Сергеем Шиловым. Так раньше назывался технический университет. Он, как говорится, тайно симпатизировал будущей жене своего приятеля. Тут, естественно, Маргарите надо было, не раздумывая, выходить замуж. Тем более, такой славный и сам просится… под каблук.
Свадебный пир у них получился скромным, в тесном кругу друзей, не считая десятка родственников из Поволжских городов. Да и шумиха им не нужна была. Когда они поженились, она переехала в его шикарный загородный особняк. А через две недели осторожный и дальновидный Вольф, в целях безопасности жены и собственного бизнеса, отправился в ту однокомнатную квартиру, где проживали себе раньше в счастье и согласии Рита и Сергей. Да ещё их младенец.
Вольф, как бы, между прочим, всем соседям, кого смог увидеть, объявил, что его «дорогая и любимая жена Ритуля» восемь с половиной дней тому назад скончалась от сердечного приступа. Он был абсолютно убеждён, что такое нужно было сказать всем знакомым… в целях конспирации и перестраховки. Всё дело он организовал так, чтобы никто не сомневался в том, что женился он, как бы, уже потом, не на Маргарите Ивановне Шиловой, а на некой российской гражданке Барбаре Карловне Браух. Да и хорошая получилась пара. Он ведь Рудольф Францевич Вольф.Они немцы, а не какие-нибудь там – хухры-мухры.
В полиции все документы, с пониманием, за определённую сумму, были переоформлены. Сменить имя, отчество и фамилию не так уж и сложно, и при желании, и необходимости так может поступить каждый российский гражданин… если за ним не числится что-то слишком уж криминальное. Да и причина имелась веская, ибо на женщину совершалось нападение с ножом, и она чуть было не рассталась с жизнью.
Этот, по сути, рядовой процесс прошёл тихо и незаметно, при чём до такой степени, что и мафиози, водящие дружбу с некоторыми «большими полисменами», оказались не в курсе или просто не обратили внимания на то, что кто-то по чудачеству своему решил «из Петрова превратиться в Иванова».
У богатых, как говорится, свои причуды. Даже иные, что вышли из подпасков теперь графы да князья… по документам.
Квартиру бывшей Маргариты они выгодно продали, а все документы, письма, фотографии Шиловой взяли себе на память и в утешение новоявленной госпоже Вольф. Пусть даже и рожей мужа своего бывшего и непутёвого любуется, Рудик не из ревнивых субъектов. Он, скорее, из практичных, но и… острожных.