Александр Николаевич Лекомцев
Неолит – не заграница
– Я понял. Вы хотите заработать. Я дам вам кое-какую информацию, но для такого вот… мне на булочку и кофе потребуется от вас ещё сто, нет, двести рублей. Вот у нас, тут, есть здо-ро-вый такой парень… Все его называют Труба. У него, ёжкин кот, голос такой, громкий. Говорит, что когда-то в опере пел, в Москве самой. Но брешет, кажись. Он всегда в начищенных туфлях промышляет днём.
– Ты меня замайнал, Лист, своим Трубой! – скеазал Дмитрий. – Что мне толку с него?
– Так вы… слушай дальше, ёжкин кот! Я же дело говорю. Труба трётся возле киосков и подсовывает свои начищенные макасины под ноги… всяких прохожих, что ли. Ну, те понятно, ёжкин кот, наступают Трубе частенько на лапы. После этого он начинает поднимать кипишь и даже грозить… Он, мол, теперь будет вынужден тратиться на почистку своих туфель. Он от людей за то, что они нарушили его видуху, деньги требует… на почистку обуви… немного – рублей двадцать.
– Рожай быстрей, Банный Лист, – вскипел Дмитрий. – Я уже не в силах слушать длинную и весёлую историю про… белого бычка!
– Не спешите вы, ёжкин кот! Так вот, ему всегда дают деньги, лишь бы отвязаться. Подумайте, кто будет вступать с таким… в единоборства всякие, причём, при людях. Вот – и дают. Да и не жалко мелочи… Никто не хочет связываться с властями, в виде «ментариков» ушлых, даже, как это… архичестные господа. Вот они ему деньги и дают.
– А по морде дают?! – взбеленился Прихватов.
– Бывает, и по мордасам схлопочет, ёжкин кот. Профессия у него такая… опасная. Но зато – зарабатывает. Не тунеядец. Вы могли бы, ёжкин кот, попробовать. Он здоровяков старается обходить. Ценная информация? Тогда одолжите мне ещё столько, сколько не жалко или чуть больше.
– Что ты мне уши трёшь про какого-то там… Трубу? Я тебе кину немного «рябчиков» на десять булочек и на кофе, прикинь, с сахаром, если будешь ворковать по делу! Ты, разумеется, не знаешь, как по имени и отчеству величали Маркизу? Но вот Чернуха и Король Обгрызок, доложили, что ты, один, видел, как её пьяную грузили в «Газель». А после своего насильного и внезапного отъезда она начисто исчезла!
– Вы, по-моему, загребаете слишком гражданин. Ёжкин кот! Я что, жить ещё, что ли, не интересуюсь? Не в надобности мне… никаких маковых булочек.
– Если ты не заговоришь, не Лист, а вонючий глист, то я твоё брюхо свинцом накормлю! – Дмитрий внушительно хлопнул себя по левой верхней стороне рваного и грязного пиджака, беззастенчиво давая понять собеседнику, что у него там… «курочка с цыплятками». – Чего ты боишься, засранец? Ведь я ж тебя раньше приговорю, чем они!
Разумеется, Банный Лист из двух зол выбрал меньшее и раскололся, «запел»:
– Было, значит, при загрузке Маркизы два парня: один длинно-средний с пухловатостью рожи. Второй, как бы, пожилой, но… представительный. Как его вам нарисовать в образе, ёжкин кот? Я же художествами по полотнам… не намазывал. А словесно – неточностей опасаюсь. Язык, он грамотёхи желает.
– Ты мне своего ёжкиного кота не вспоминай! – Прихватов достал из правого бокового кармана рваного пиджака фотографию и сунул её под нос Банному Листу. – Этот?
– Да-а-а! – завыл Банный Лист. – Что ж вы не дали мне о себе сообщение, что вы есть из фараонов, то есть, извиняюсь, я хотел выразиться, из стройных рядов полиции?
– Я не из них, малыш, – сыщик поднёс фотографию почти к глазам собеседника. – Но ещё раз посмотри внимательно. Он?
– Он, ежкин кот! Но после наших переговоров я вас больше никогда и нигде не видел.
– Истину глаголешь, сын мой, – Дмитрий сунул в руки Банному Листу три сотенные ассигнации. – Но если сам вспомнишь о нашей беседе, где-нибудь вслух, даже Чернухе или этому… Обгрызку намекнёшь… Одним словом, лучше не вспоминай! А то появиться тут, на вокзале, вакансия…
– Что появиться?
– Появиться новый попрошайка, вместо тебя.
– А я где буду? – тихо поинтересовался своей судьбой Лист, пряча деньги в самый потайной карман.
– Я не Господь Бог и окончательно не понял, имеется ли в Загробном Мире жизнь… Откуда мне знать, где ты будешь, когда твой труп «доброжелатели» сбросят в канализационный колодец. Вероятно, там, в колодце, и будешь…
На том и расстались. В тот вечер чудом Дмитрию удалось спасти свои карманы. Кое-какие ребята на счёт их содержимого желали поинтересоваться. Пришлось ему, мнимому Сучку, этим поспешным господам «пушку» показывать Макаровскую. Безвыходность. Попутно он двух нагловатых бичей «взял в работу», то есть, побил крепко, молоденькие, а задиристыми и наглыми оказались.
Приревновали к нему Чернуху, горячие, как рыцари из Тевтонского Ордена. Каких только чудес на железнодорожном вокзале ни насмотришься! Потом ещё и цыганки привязались. Видят, что Сучок – чистый оборванец. Так нет, всё равно, прощупать надо.
С ними лучше в длинные разговоры лучше не вступать. «Дай тебе погадаю, соколик!». «Уж, давай, лучше я тебе, старая дура, – ответил Дмитрий. – Да не вырывай ты из моих лап свою ладошку. Ага! Вот эта… кривая линия чётко говорит о том, что ты свою непутёвую жизнь закончишь на Колыме и что, по национальности, ты – чувашка, а может, даже и еврейка. Постой! Куда же ты бежишь, родная?».
Великий вождь Уходящих с трудом сдерживал свой гнев.
– Что же ещё хочет поведать Идущий по следу? – усмехнулся Нму. – Больше нечего слушать. Зур, хоть и долго искал, но нашёл истину, раскрыл тайну барсовой шкуры. Теперь он снова может идти к своим Чёрным Камням и жить там… никому не мешая.
– Зур не нуждается в советах даже такого Великого вождя, как Нму. А сейчас он будет продолжать свой рассказ. Ведь ещё осталась тайна стрел с зелёным оперением, – возразил Зур. – Идущий по следу обязан раскрыть её перед собравшимися.
– Тут нет ни какой тайны, – вождь не желал больше ничего слышать. – Колдун Рна и его люди убивали стрелами с зелёным оперением ни в чём неповинных людей, чтобы съедать их. Они специально не пользовались стрелами с чёрным и белым оперением и наконечниками из жёлтого, солнечного камня. Злодеи скрывали свои намерения и лица.
– Это правда, – согласился с ним Идущий по следу. – Жена Вла, ныне Великого вождя Племени Свирепых, которую звали Тау, отомщена потому, что Рна и его люди живут в одном из Других Миов. Они – не самые лучшие.
– Так чего же хочет Зур?! – воскликнул вождь Уходящих.
– Зур желает справедливости и он знает, что его жену Оис убил не Рна, а совсем другой человек. Он – не Опо, которому дали такие стрелы… для отвода глаз. Это… Это вождь Племени Уходящих Нму!
Охрана и воины племени, да и почти все люди из свиты Нму, дружно загудели и завопили, грозно потрясая дротиками и дубинами. Как же так?! Обвинить в убийстве их повелителя, данного им Дагу Бо и Священным оленем Охоном!
Но Нму, сделав знак рукой, усмехнувшись, сказал:
– Пусть Зур, потерявший разум, говорит! Уходящие не боятся его и Вла, с которым совсем немного диких людей с дубинам и не знающих, что такое – лук и стрелы.
– Та-а-ан!!! – закричал Зур. – Та-а-ан!
Почти сразу же и где-то, не так уже и далеко, послышались рычания и ворчания спешащих сюда гигантских обезьян. Всё сметая на своём пути, переворачивая огромные камни и ломая деревья, многотысячная армия Хвостатых Людей готова была вступить в бой… сходу. Собравшиеся с ужасом понимали, что через мгновение, стоит Зуру ещё раз крикнуть магическое слово «тан», от обезьян ни кому из Уходящих пощады не будет. Но они ошиблись. Обезьяны не так глупы. Они знали, что убивать надо только людей с оружием. Но не Свирепых, которых они уже считали своими союзниками, потому что те были с Зуром и его «старшим другом» Вла.
Может быть, обезьяны не вмешаются в простые человеческие беседы и… словесные разбирательства. Но если только прольётся кровь Зура или Вла, или их людей, то воинам, практически, всем мужчинам из Племени Уходящих не будет пощады. Хвостатые Люди умели запоминать…
Вот уже десятка полтора обезьян, видимо, из разведчиков или авангардного отряда устроились невдалеке, на огромных валунах; некоторые взгромоздились на мощных суках огромных высоких кедров. Они ждали дальнейших указаний своего повелителя, вернее, близкого друга их повелительницы. Видимо, Тан объяснила им, что Зур добрый и сильный Обезьяний Бог, которому надо служить.
– Войско Зура непобедимо, – спокойно сказал Идущий по следу, – поэтому всем придётся слушать, что он скажет дальше. И он продолжает это делать! Пусть слушают все!
История преступления этого была проста, как душонка любого злого и завистливого мерзавца. Нму, вернув Зура из изгнания, хотел показаться перед людьми своего племени добрым и справедливым и заодно узнать, кто же убил Ловс, хотя все теперь видели и знали, что она жива. Вожь Уходящих, не зная этого и даже не предполагая, что так может случиться, не желал быть одураченным неизвестным врагом… Дело даже заключалось не в Ловс, жену или наложницу ему нашли бы другую, и не хуже. Но потом Нму понял, что Зура многие уважают, поэтому Идущий по следу может стать вождём Племени Уходящих, вместо него. Ему так показалось…
А ведь Зур не помышлял и не помышляет об этом. У него совсем другая судьба, совсем иная дорога. Ведь всем идущим по следу, сыщикам, не нужно становиться властителями. Они и так Великие, по желанию самого Дагу Бо и, надо полагать, во всех существующих мирах, которых бесконечное множество. Ведь Зло и Грех существуют везде, даже в самых совершенных обителях. Тем, кого признают и почитают Боги, не нужно признание людей.
Разум Зура во множество раз выше, чем у огромного количества таких, как Нму… Жалких и никчемных людей, которым власть даётся по наследству или «по великому знакомству и блату» много не только в Мире Прошлого, но и Будущего.
– Ничтожный толкователь человеческих бед забывается! – завопил Нму, но успокоился, услышав отдалённое, но предостерегающее рычание одной из обезьян, замолк. Ясно, что многотысячное войско Хвостатых Людей находилось уже здесь, но умело скрывалось в густых кронах деревьев и высоких травах. Он тихо сказал. – Хорошо. Все будут слушать Зура. Великий вождь Уходящих никогда не желал его смерти.
– Разве можно назвать Великим того, кто лжёт, кто коварен и зол, и глупее камня? – засмеялся главный сыщик племени. – Он сам хотел убить Зура и сделать это тихо. Такое убийство опасно поручать кому-то, потому что… Нму опасался, что многие не поймут его поступков. Ведь он сам приказал привести к Серым Камням Зура, а теперь коварно намеревается лишить его жизни.
Одним словом, Нму показалось, что Зур хочет занять его место и стать вождём Племени Уходящих. Идущий по следу, став даже, по сути, даже повелителем многочисленного обезьяньего народа, не стремился и к этому и тоже… не желая быть их предводителем. Тан – настоящий их вождь! Но от помощи Хвостатых Людей, их защиты от врагов Зур не намерен был отказываться, тем более сейчас.
Сейчас Зур не без умысла подчеркнул, что гигантских обезьян в лесах не меньше, чем звёзд на небе, и каждая из них легко справиться с десятью вооружёнными воинами. Разве может существовать на Земле войско сильнее, чем это? Зур подчеркнул в своих словах, что Нму хотел сделать так, чтобы Идущий по следу считал убийцами совсем других людей, точнее, Рна или Опо.
– Нму не убивал Оис, – неуверенно проворчал вождь Уходящих.
– Да, Нму не хотел убивать Оис. Это правда. Он целился в грудь Зура, – тихо сказал сыщик. – Но Оис закрыла собой мужа, вместо него приняв смерть. Она умела любить. Сразу же, после того, что случилось, Зур нашёл следы Нму, высоко, на горе… Следы, оставленные от двух кожаных чехлов, которые только Нму надевает себе на ноги. Есть чехлы и у других людей, но они совсем не такие, как у вождя Уходящих. Большинство народа не боится холода, острых камней и укусов змей, они в любую погоду ходят по земле… босыми. Только ничтожные твари из числа двуногих считают, что они лучше других… Место их вечное в огне Вечном. Так и будет!
Зур объяснил, что ножные чехлы вождя, сделанные из леопардовой кожи, отличаются от других. У всех остальных, даже старейшин и колдунов, для этого применяются шкуры, чаще всего, лишённые шерсти, кабана, косули, зайца, редко – медведя… Великий сыщик прошёл по нечётким следам Нму почти до самой его пещеры.
Утром он видел здесь такие же. Кроме тех, под названием «кроссовки» и «туфли», которые принёс ему из Мира Будущего Зур.
– Что же, – сказал Нму, – вождь согласен сразиться с Зуром в честном бою. Пусть оружие выбирает он!
Зур извлёк из своего колчана стрелу с зелёным оперением и показал её всем. Но люди притихли, понимая чувства сыщика и поражаясь его уму. Ведь он теперь для них был Величайшим колдуном, говорящим о прошедших событиях так, как будто сам являлся их участником или свидетелем. Кроме того, он повелевал войском гигантских обезьян.
Идущий по следу довольно громко сказал, чтобы слышали все:
– Разве можно сражаться в честном поединке с тем, кто стреляет в человека, спрятавшись за камень, не предупреждая его о своих намерениях и скрывая своё лицо, кто коварен и хитёр, да ещё и труслив, но при этом желает показаться храбрым? Вот этой стрелой была убита Оис! Этой стрелой будет убит и Нму! Зур не позволит ему пустить свою стрелу первым! Если такое произойдёт, то произойдёт не справедливость.
Вождь Племени Уходящих не успел даже скинуть с плеча своего лука и протянуть руку к колчану, где лежали стрелы с чёрным оперением и золотыми наконечниками. Не успел… Зур был очень ловок, и годы одиночества научили его беспощадности к врагам, заставили не давать им малейшей возможности использовать свою силу во зло.
Стрела с зелёным оперением, выпущенная из лука твёрдой рукой Зура, мелькнула, как молния, издав свистящий звук, пробила горло Нму. Схватив её руками и, словно пытаясь вытащить из пробитой шеи, вождь Уходящих упал на спину. В предсмертной агонии он выдернул её… Кровь оросила камни.
Очень многие видели, как из тела Нму поднялось небольшоё облачко тёмно-фиолетового цвета и устремилось ввысь. Но вдруг оно замедлило свой полёт, остановилось и… рухнуло вниз, прожигая своей ментальной сатанинской сущностью густой травянистый покров. Она ушла под землю… к Андрам, оставив большую чёрную воронку; ушла туда, где его уже ожидал с нетерпением Опо.
Дрогнули камни и деревья, из-под земли раздался истошный вопль, который трудно было назвать человеческим. На лице мёртвого тела вождя нарисовалась гримаса ужаса и боли.
– Ух! Ох! Ах! – раздавались крики в толпе.
Может, быть удивление или негодование. Но, пожалуй, сейчас основное большинство было на стороне Зура, поэтому обезьяны, как бы, нехотя и неторопливо удалялись. Их разведчики раньше всех исчезли из поля зрения за огромными коричневыми валунами. Рав, как Глава старейшин, ставшим таковым благодаря стараниям Идущего по следу и восторжествовавшей справедливости, тут же предложил, чтобы вождём Племени Уходящих сделался Зур.
Собравшиеся поддержали такое предложение. Всё справедливо. Но Зур категорически отклонил такую идею, заявив, что его дело – идти по следу, искать тех, кто совершает зло. Да и на тех, на кого без всякой причины, сыплется «манна небесная», должны быть готовы к тому, что их ожидает и жестокий… камнепад. Так или иначе, платить придётся, господа, за совершённые злодейства. Таков Мирозданческий Расклад.
Идущий по следу уже собрался спуститься у каменного круга и пойти к кострам, где вот-вот должны были сгореть мёртвый Нму и пока ещё живая Изр. Но вдруг Зур увидел жест Рава, говорящий о том, чтобы Великий сыщик пока остался в каменном кругу. Ясно, решено было провести выборы вождя прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик. Зур так и поступил, вернулся, терпеливо ожидая окончательного решения племени. Тогда сказал Рав, ибо он теперь был сейчас самым главным человеком племени:
– Рав не будет предлагать сделать себя вождём Племени Уходящих, хотя имеет на это право! Он – Главный старейшина! Но пусть сюда, на площадку, поднимется Великий вождь Племени Свирепых! Рав считает, что именно он должен занять место злого и коварного Нму! Став вождём, справедливый человек из Мира Будущего обязан принести людям добро! Ибо тот, кто имеет власть над народом, создан разделять с ним и его беды, и радости! Другим вождь быть не может!
Вла, пока ещё окончательно, ничего не понимая, поднялся наверх. Рав подошёл к нему и, легонько хлопнув его ладонью по затылку, закричал:
– Сюда должны смотреть все! Вот он – вождь! Великий вождь Племени Уходящих!
– Вла – достойный человек, – возразил молодой, но уже Главный колдун Лкан, – но ведь он уже Великий вождь Племени Свирепых!
Идущий по следу только развёл руками, сказав, что лично он не может «рекомендовать на такой высокий пост человека, который является его родственником». И даже, если бы он был его хорошим знакомым, «тянуть за уши наверх своих – не демократично, ибо так поступают только монархи и диктаторы».
– Раву не понять мудрых речей Зура и возражений Лкана, – произнёс Рав. – Но что из того, что Вла уже Великий вождь! У Свирепых и Уходящих одни и те же Боги и одинаковый язык. Если на всех Свирепых, а не только на этих воинов, надеть набедренные повязки и накидки, вооружить их луками, смыть с них грязь, они будут ни чем не хуже Уходящих!
Собравшиеся долго не спорили. Всем, явно, пришлось по душе предложение Рава и, главное, идея воссоединения двух родственных племён, во главе которых встанет Великий вождь Вла. Пусть он не очень молодой, но сильный, ловкий и, конечно же, мудрый. И название «Племя Уходящих Свирепых» звучало, пусть довольно странно, но внушительно и таинственно, и не беда, что, малость, глуповато. Зато образно и даже с определённым подтекстом.
Гораздо ведь смешнее иметь в какой-либо демократической стране (к примеру, в США) руководящую партию. Какие могут быть партии, к тому же, руководящие, в странах, считающих себя демократическими? Бред! И это доказано жизнью… В данном случае, при такой постановке вопроса всю, даже условную, демократию мифический Фома начисто сметает своим мощным фаллосом, не давая для «простого» народа никаких надежд на улучшение его жизненных условий. О свободе, равенстве, братстве и праве, к примеру, на труд говорить, вообще, не приходится.
Это, получается, даже не идея фикс, а очень и очень безобразно замаскированный блеф. Что ни говори, а торчат из-под овечьей шкуры волчьи уши.
Скромный и зачастую застенчивый Вла, конечно же, дал согласие быть дважды вождём. При этом он поклялся не питаться лучше, чем его народ, не носить набедренную повязку и накидку, которая смотрелась бы богаче, чем у самого последнего охотника, не иметь жён больше, чем все остальные мужчины… Временами от радости он кричал и даже рычал, как зверь, и плакал, размазывая слёзы на своём интеллигентном лице, так и не покрывшимся густой шерстью. Борода и усы ни в счёт.
Тут же старейшины и колдуны, в знак величия всеобщего избранника, преподнесли новому вождю большую и широкую накидку из белой с чёрными пятнами леопардовой шкуры. Знак силы, ловкости и могущества.
Но Вла, верный своему слову, спустился вниз и надел богатую накидку на старуху Жиж. Многочисленно «во» отозвалось в горах мощным эхом. Именно такой факт можно считать проявлением истинного благородства и демократии, нежели дачу какого-нибудь бывшего мелкого филлёра, способного даже из собственной дачи «выжать» миллионы, а то и миллиарды долларов. Тут слов нет. Одни «ахи» и «вздохи». Но, как говорится, «пусть мёртвые хоронят своих мёртвых».
Только поздно вечером, на четвёртый день, вывела Прихватова Чернуха через своих многочисленных друзей, коих ему пришлось поить водкой и «шилом», на грязную двухкомнатную квартиру. Здесь жила-поживала Тимофеиха, великая старая сводница и пьяница бабка Тимофеиха.
– Тимофеиха и всё! – коротко представилась Дмитрию сгорбленная старуха, не с очень крючковатым носом, пропуская Прихватова вперёд в царство стойкого квартирного зловония, составленного из тысячи и одной мелочи «ароматов». – Тимофеиха, я сказала! Всё тут – имя и отчество! А не нравится – вот бог, а вот – порог! Ты сам-то кто будешь? Из легавых? Из полицейских?
– Обижаешь, Тимофеиха, – сравнительно кротко ответил Дмитрий, – обижаешь, понапрасну. Сеструху свою ищу… Маркизу.
– Хо-го-го! – басовито-скрипуче засмеялась старуха. – Ты сам-то, поди, из графьёв, коли… маркизу ищешь?
– Чего ты совсем непонятными словами говоришь и ругаешься, бабушка? – Дмитрий пытался казаться гораздо проще Иванушки-дурачка. – Я не из Графьёв, а из Симферополя сюда своим ходом притопал. Сеструху свою ищу. Может, она Маркиза и есть. Поговаривают, что у тебя в хате часто кантовалась.
Он прошёл вслед за нею на кухню, бережно неся с собой рваную котомку, загруженную водкой и закуской. Чернуху, на сей раз, он с собой не взял. Без надобности такая… невеста даже Сучку. Сюда, на этот заблёванный и стрёмный «квадрат», был вхож далеко не каждый. Даже Король Обгрызок здесь не котировался. А вот Маркиза в этом кругу числилась в избранных. О данном факте Дмитрию уже было доложено за определённую дозу спиртного. Видно, баба приглянулась в своё время старой ведьме. Других причин сближения Маркизы и Тимофеихи сыщик не видел.
Правда, допустимо ещё и, так называемое, взаимовыгодное сотрудничество, уже не молодой проститутки и наводчицы-сутенёрши, да ещё со своим «углом»… не первой свежести, но неподалеку от вокзала.
– Зачем шлындать туда и сюда? Вчерашний день ищешь, голубок? Не маялся бы и не привязывался к вокзальным людям, а женился бы на Чернухе, – предложила на полном серьёзе старуха. – Баба она чистая… почти что. Был, говорят, сифилис у неё. Да сам прошёл. Так что, не шарахайся тут, пришелец симферопольский, а женись.
– Обязательно! И непременно. Ещё три дня запоя, так только на ней и женюсь! – сказал он, присаживаясь на хромой стул, стараясь с него не упасть и держать равновесие.
– Юморист! От собственного смеха веселишься, что поросёнок… юный. А ведь говоришь всякое нескладное и печальное, а хочешь, чтобы я загоготала, что кавказская лошадь… после артобстрела. Маркизу, значит, ищешь, сеструху, – прохрипела старуха, садясь на шаткий не крашеный табурет. – Вишь, ты, какой молодец, без всякого приглашения и разрешения моего на стульчик приземлился. Торчи уж. Много вот таких вот, ис-ка-те-лей. Ой, много! Как сестру-то звали?
– Почему у тебя на столе бардак такой, бабка? – уходя от сложного вопроса, как бы, возмутился Дмитрий. – Дизентерия сплошная!
– А тебе что за дело, воркотун? Или ты – санитар, а может, господин из министерства? Не всё ещё своровали… у народа?
Прихватов пожал плечами, думая, как повести себя дальше. Вдруг его взгляд остановился на старом зашарпанном потрете, который висел, здесь, на кухне, над холодильником древнейшей отечественной марки «ЗИЛ».
Самодовольное и обрюзгшее, мужское лицо в упор смотрело на него с большой цветной фотографии пристально и недоброжелательно.
– У данного изображённого злодея руки по локоть в крови, а ты его тут пристроила. Ему бы, с такой рожей на рельсах лежать… с чекушкой в руке. Сколько жизней погублено, благодаря его светлости! Тьфу, ты чёрт!
– Я десять лет тому назад на помойке портрет его нашла. Чего? Лицо нормальное. Кто такой, не ведаю. Но я его Борей назвала. Часто с ним беседую про жизнь свою… нескладную.
– У тебя-то, она и нескладная? Брось брехать! И кто на портрете заснят, ты знаешь, старушка-чародейница. Я понял, что ты бабка – грамотная, – Дмитрий привстал со стула и, шутя, щёлкнул изображение мордатого мужика по носу. И тут же выругался, отдернув руку. – Мать честная! Да он же меня укусил!
– Нечего было моего Бориса обижать! Сам виноват…
С удивлением и страхом Дмитрий обнаружил, что рана, на самом деле, глубокая и кровоточит. Он достал носовой платок и, как мог, обмотал правую руку. «Ну, чего ты? Пони-ма-ешь! Напал на… теннисиста».
– У меня, Тимофеиха, от такого случая волосы не только на голове дыбом встали, – признался он. – А ты не тащи в дом всякую нечисть. Их на помойке, таких портретов, скоро очень много будет валяться. Весь хлам в дом, что ли, тащить?
– Ишь, расхозяйничался здесь!
– Пить-то будешь, бабушка, и колбасу жрать? Или ты не пьёшь… целых двадцать минут? Учти, портрету твоему я не налью. Не знал и не ведал, что и мёртвые кусаются.
– Мёртвых не бывает, голова садовая! А Борису можешь не наливать. Я его, как-нибудь, сама побалую. А с тобой выпью, конечно. Отчего ж не выпить с хорошим человеком. С хо-ро-шим! А не с подсадной… утицей.
Между полом и дверным косяком, в кухне, вдруг нарисовался, почти, двухметровый жлобина. Прихватов совсем не учёл того, что у Тимофеихи мог отдыхать в маленькой комнате-спальне кто-то из «внучат». До пояса раздетый, детина, в аккурат, разукрашенный замысловатыми наколками, как индеец из племени сиу, кусая гнилыми зубами, бурые от махорки грязные висячие усы, небрежно и многозначительно поигрывал ножичком-выкидухой.
Дмитрий встал и любезно раскланялся перед вошедшим:
– А вы, сударь, будете водяру тринькать под нехилую закусь или как?
– Будем, суслик, – пробасил пьяный здоровяк, – но… без тебя. Беги домой «без шухера»! Пока во мне доброта не подохла. А торбу свою тут оставь. Мы с бабуленькой поинтересуемся…
– Ах, ты и есть та самая Труба, – осенило Дмитрия, – которая в сраных «колёсах» по вокзалу блуждает? – он сделал шаг в сторону, вспомним, чему обучал его Зуранов, да и на занятиях, в студенческие годы, по рукопашному бою. – Вот сейчас тебе, Труба, и будет… труба. Абсолютно точно.
Чувствовалось, что старуха счастлива до самой задницы: ей сейчас «желанного» гостя Труба поможет уму-разуму поучить. За порог этого самого, придуманного Сучка, выпроводят пинками, и водочку с ним делить не придётся. Конечно, Труба не балбес, резать мужика странного не станет, да и робок он по натуре. На него чуть надави, на Трубу, он и расплачется. А сейчас пьяный – вот и герой. Но и такой тоже сгодится.
Она подмигнула Трубе, дескать, давай – бери дешёвого фраера «в работу». Или ещё лучше, «замокруй» его, а след мы обрежем. Плевать, что он, следок-то, кровавый. Спишем, сотрём, уничтожим!.. Но она знала Труба, что крупно «побакланит», попугает чувачка, пару раз стукнет и выбросит за порог.
Дмитрий, в силу своего среднего роста, ничего путного не вспомнил в этой сложной ситуации из области карате-до, и долбанул Трубу рядом стоящей табуреткой по физиономии. «Что ж я напрягаюсь, – мелькнула у Прихватова в голове запоздалая мысль.– У меня же под пиджаком пистолет. Надо завязывать пить». Но Труба, не ожидавшей такой прыти от «суслика» пошёл на активный и мгновенный отруб, заливая кровью грязный, давненько не мытый пол и засыпая его остатками гнилых зубов.
Разумеется, Дмитрий поднял с… голого пуза жлобины его «выкидуху», деловито спрятал лезвие в ручке ножа и утопил его в боковом кармане пиджака.
– Задницу себе чудной штукой чесать буду, старая кочерга,– пояснил он Тимофеихе.– После таких фокусов лишаю тебя, стерва, водочного довольствия.
– А это, как же?.. Я же ведь, – захныкала она, – не знала и не ведала, что ты – такой уважаемый человек… Самого Трубу уделал. Положил надолго.
– Ты тут передо мной не крутись, Тимофеиха, а выкладывай… Вообще, есть ли ещё кто у тебя, там, в спальне.
– Дак, есть. Муська. Пьяная вдрызг, – старуха зашептала. – Она, вообще, чистая… не всем даёт. Регулярно проверяется. А этот… Труба, он… до баб… немогучий. Он понтоваться мастер. Он с ей просто так спал, поиграться… и вырубиться. У меня у самой-то голова болит, раскалывается. К непогоде, знать. Иди с дамочкой-то побалуйся. Я разрешаю, милок. Много мы и не возьмём. А я пока выпью.
– Заткнись! – проигнорировал Дмитрий. – Ты мне сейчас мигом выкладывай паспорт этой самой… Маркизы на стол. Он у тебя хранится. Я в курсе.
– Что хранился, то правда. А теперь его нет. Но вот перед тем, как Маркизе сгинуть, невесть куда, я ейный документ втихушку и толкнула одному господину. За пять тысяч рублей. Во-о!
– Подлюга ты! – Прихватов подошёл к бабке и легонько врезал бабке-притонщице ладонью по лбу. – Ведь Маркизу убили, гадина! Ты её сдала, нечистая сила! Прорва гнилая, сдала! Деловым сдала мою сеструху!
– Динку то, я, что ли, сдала? – залепетала старуха, потирая ладонью ушибленный лоб. – Чего мелешь? Я документы Динкины сдала, а её нет. На кой хрен ей документы? Старая она уж была, почти, как я. А всё молодилась. Фу ты – ну ты! Зачем шалаве вокзальной документы?
– Ах, ты, сволочь! Мою сеструху… последними словами называешь? – Дмитрий уж окончательно вошёл в роль психопата. Он выхватил из потайной кобуры, под пиджаком, пистолет. – Ты так неуважительно к моей сеструхе, падла? У неё ведь и фамилия, и отчество имеется. Молись, старая перечница! Тебя, сволочуга, всё одно, в президенты не выберут. У них там свой список… Тля навозная! Повторяю! Имеется у моей сеструхи фамилия и отчество?
– Как же, конечно, имеется, – забормотала Тимофеиха, – Дина Игоревна Савельева… Точно так. Но всё одно, не возьму в толк, на кой чёрт ей фамилия, имя и отчество. Она – Маркиза. Её все… под таким именем и знали…
– Она – уже труп, Тимофеиха, – Прихватов спрятал пистолет и снова сел на стул. – Поговорим спокойно. Ты её сдала, стерва. Деловым сдала. За копейки. Я бы тебе за этот паспорт в пять раз больше дал. Он мне… на память нужен.
– Кто ж знал? – взяла себя в руки старуха. – Кто знал… Но ты меня не пужай! Размахался тут граблями да своим наганом! Видела я всяких! Смерти я не шибко боюсь! Можешь убивать. Разного я повидала на своём веку. А то – размахался наганом! Глядите – герой какой… со старухой-то!
– Я тебя на медленном огне поджарю, – зловеще прошептал Дмитрий. – Горячего копчения бельдюга… получишься.
– На всё воля божья.
– Бога-то не вспоминай, – от всего сердца возмутился детектив,– ты к нему ни с какой стороны не подходишь. Он не из твоей компании. Примазываться к нему не надо! Запрещаю! От имени Министерства культуры! Запрещаю! Сколько ты душ невинных сгубила, фанера древняя… Молчишь!
– Я тебе больше ничего не скажу, хоть застрели, хоть зарежь!
– Тебе просто больше нечего мне сообщить! Ладно, сейчас выпьем. Ты мне только одно прошелести, – он достал из кармана пиджака фотографию и положил на стол перед Тимофеихой. – Этот фраер у тебя Динкин паспорт купил? Чего молчишь?
– За семь тысяч скажу, – стала торговаться старуха, – или за пять, что этот.
– Понятно, значит, он. Благодарствую. Деньги мои целей останутся. А за информацию полстакана водки я тебе налью, по причине, моего возникшего и запоздалого уважения к твоей особе.
– Ладно. Дай пятьсот рублей, и я ещё раз скажу, что это он. За бесплатно подыхать неохота. За деньги – другое дело.
