Это не кощунство и не крамола. Если они есть, значит, имеется смысл и в их существовании. Загадка, которую далеко не каждому дано разгадать. Да и стоит ли? Ведь не всё дано знать…
– Вижу, ты совсем устал от забот, сынок. Много очень тебе приходиться…видеть и слышать, – озабочено сказала мать. – Отдохнул бы здесь и никуда больше не… летал.
– Это невозможно, – с горечью сказала Полина. – Ему остановиться не дано.
– А то я не знаю, – согласилась с ней Антонина Павловна. – Я говорю так потому, что я мать Алёши. Забочусь о нём. Вот умру… ещё раз, уже окончательно, уйду от вас… скоро, тогда другое дело. Как вы будете без меня?
– Простите, Антонина Павловна, – опять подала голос Полина. – Но это уже говорите не вы, а лишь один из тех, кто поселился в вашем теле. А ведь им надо молчать. Ведь их время пребывания в вашей земной оболочке тоже ведь не бесконечно…
– Мама, ты напрасно ударилась в меланхолию. – сказал Алексей. – Зачем это делать, если тебе и без того всё известно? Да и мы ведь обладаем некоторой интуицией. Ведь произойдёт только то, что должно свершиться. Ни больше – ни меньше!
– Не обращайте на меня внимания. Такие перепады настроения у всех старух случаются,– призналась она.– А мне вед самим Господом Богом дано стонать потому, что, надо признаться, меня уже давно нет на этом, Земном, свете.
Зуранов почувствовал, как он устал, как его клонит в сон, прямо за обеденным столом. Полина взяла его за руку и увела его в спальную комнату.
Они быстро уснули, ибо утомилась и Полина. Но пробудились за несколько часов до наступающего рассвета. Им обоим почти хватило непродолжительного сна для того, чтобы отдохнуть.
– Алёша, – тихо спросила Полина, нарушив строй его мыслей, – ты всегда будешь любить меня?
– Конечно,– его удивил этот вопрос. – Само собой, Поленька моя.
– Даже тогда, когда я стану старой и безобразной?
– Полина, – он поцеловал её, – ты, для меня, никогда не будешь старой и безобразной. А если кому-то и покажешься такой, то я, всё равно, буду любить тебя. Я ведь тоже не молодею. Но нам с тобой, по-моему, пока рано об этом задумываться.
– Алёша, ты не целуй меня слишком часто. Когда ты так делаешь, мне, почему-то, плакать хочется. Не знаю, почему. Я сентиментальная дура, зарывшаяся в четырёх стенах. А ведь возомнила себя сверхчеловеком, посланником Самого Мироздания.
– Но ведь это так! Ты способна творить чудеса. Я видел… Я знаю.
– Ты прав, но лишь отчасти. Если человек потратил, к примеру, свою драгоценную жизнь только на то, чтобы научиться ходить по воде, летать и «просачиваться» сквозь землю и бетонные стены, значит, он прожил свою жизнь зря. Есть ведь нечто большее, чем, допустим, умение извлекать из пространства предметы, по сути, украденные у представителей других миров.
– Я каюсь, что так произошло с бластерами. Я и не предполагал, что где-то и кто-то их не досчитается… Я виноват. Но ведь всё улажено.
– Ни в чём ты не виноват, да и бластеры здесь не причём. Всё гораздо глубже, и проще, и одновременно сложнее, чем ты думаешь. Я хотела быть обычной земной женщиной, единственной и неповторимой. Но не получилось даже… это.
– Я ведь тоже – двуногая аномалия. Но не моя вина в том, что суть моя духовная раздвоилась, оставшись в одном теле. Но я глубоко виноват перед тобой, Полина, что уделяю тебе очень мало внимания. Порой я забываю, что мы с тобой такие же люди, как и все остальные, – немного расстроился и растрогался Алексей. – Просто мы поставлены в очень сложные, необычные условия. От нас чего-то ждут Высшие Силы. Но я не всегда понимаю, чего именно…
До самого рассвета они проговорили, по сути, ни о чём, мечтая о следующей земной встрече, как будут жить в будущем в этом или в одном из других миров. Может быть, им повезёт, и они не разминуться, узнают друг друга и там. Они, словно малые дети, делились своими мечтами, мыслями, планировали. При этом иногда обнимались, восторгаясь тому, какие они… практичные и умные. Но ведь строили прогнозы своей любви и грядущего семейного счастья, по меньшей мере, лет на триста вперёд. Не реально! Но кто бы им сейчас об этом сказал.
А потом на них нашло Великое Озарение Любви, и накатила огромная волна добрых взаимных чувств и обожания друг друга. Суть этого не этого невозможно объяснить словами, какими бы они ни были… Много происходящего нам не дано постигнуть разумом земным, человеческим. Но думать тут не надо, а лишь чувствовать и… любить.
Но прошла эта ночь, и Зуранов рано утром отправился на встречу с прокурором города Ахметом Ахметовичем Галиджановым. Алексей собрал очень много сведений об этом жестоком человеке, по сути, убийце, стараниями которого в Мир Иной отправлен не один десяток человек. Мало? Но речь идёт только о тех жертвах, автором смерти которых стал именно он, Галиджанов.
Лысовато-седоватый, но молодцеватый главный прокурор города встретил в своём шикарном кабинете по-свойски, приветливо. Предложил даже чашку кофе. «Давай, не стесняйся, в прикуску с шоколадными конфетами. Вроде бы, старая и надёжная марка «Чио Чио Сан или что-то подобное».
От сладостей Алексей отказался. Тогда прокурор сразу же сам перешёл к делу, подчеркнув, что он в курсе событий и приветствует, что частная детективная фирма пытается вести непосильную борьбу в городе с уголовными элементами. Пожурил за это Зуранова, мягко, по-отечески, подчеркнув, что тут дело сугубо городской прокуратуры, а в самом начале, оперативников, то бишь, специальных отделов МВД.
Прямо и коротко Алексей сказал, что не предполагает, а даже имеет целый ряд доказательств, кто, как и зачем отправляет на тот свет пожилых, да и молодых, зажиточных людей.
– Лёша, дались тебе эти «гвоздики» и «ромашки»! Ну, на кой они ляд! Даже если пара-другая погибла человек. Но ведь это произошло не по вине мифических бандитов, а по-неосторожности… Они, эти жертвы нашего непростого времени, – сёрьёзно и даже с грустью в голосе произнёс Галиджанов, – сами виноваты. Хотели, за здорово живёшь, обогатиться. Ведь разве в их гибели повинна, та же, Ивасёва или, к примеру, не менее уважаемый Шнорре? Я даже и не думаю, что они могли, каким-то образом, вляпаться в эту историю… Она ведь, Алексей Владимирович, такова, эта история, что совершенно ничего нельзя доказать.
– Можно! Да и, в принципе, всё доказано.
– Категорически сомневаюсь в том, что доказано… Да и нужно ли доказывать? Ведь сейчас такое время… необычное. А преступников на наш век хватит.
– Да, лохов, которые садятся на нары за мешок украденной капусты или работают без прикрытия, или… не делятся, с кем надо.
– Вот ты думаешь сейчас про меня, Алексей Владимирович, какой не принципиальный и трусливый старик. Пойми, всё меняется, люди, убеждения, взгляды, ситуации…
– Но ведь у меня, Ахмет Ахметович, на руках…
– У тебя на руках крови больше, чем доказательств и всяких разных улик. Ты думаешь, что я не в курсе? Не шали, Лёша! Сиди на заднице ровно!
– Не мне, а вам следовало бы вести себя поаккуратней!
– Да, тьфу, на тебя! Я угроз не боюсь! Если бы боялся, то не стал бы прокурором… такого масштаба. Но смешно получится, если, как бы, сказать мы с тобой, Алексей, встанем навстречу… мощному потоку и попытаемся своими телами преградить, перекрыть ему путь. Трудно, пойми, изменить направление этого мощного течения, помешать бурлить всей этой грязи, чванству, невежеству, круговой поруке… Не получится, мальчик мой! Мы в полной зависимости от внешнего мира, каким бы он ни был.
– Но ведь совершаются… зверские убийства, именно, «банкирами». Ведь вы, Ахмет Ахметович, более чем в курсе кровавых событий.
– Частично, да. Но не в такой мере, как ты полагаешь. Не надо меня обижать, я ведь тоже имею острые зубы… Но ты, надеюсь, понял? Мафия, я почти убеждён, в России существует. Они, негодяи, постоянно ведут междоусобные разборки. Пускай! Нам, законникам, правда, не официально, но это – выгодно. Кстати, мальчик мой, и ведь ты в этой истории замешан. Конечно же, как герой, правдолюбец… Но кто это поймёт? Согласись, что никто.
– Не могу с этим согласиться.
– Сам подумай, толпе нужна будет жертва. И она есть. Представь себе, это ты и твои друзья-товарищи. Если ты и чист, как агнец, толпа и наше, так сказать, правосудие выберет самого невинного человека. Опять же, кого в данном случае? Ну, конечно же, тебя. Но толпа существует не сама по себе. Ей кто-то руководит, незримый и могучий. И будет руководить! Иначе не происходит.
Ещё очень долго Галиджанов молол демагогических вздор о «непреходящих ценностях» и прочем, а Зуранов слушал… и уже не сомневался в том, что главный прокурор города одновременно один из главных преступников этого, богом и правительством, забытого, мегаполиса. Алексею уже надоело слушать того, кто всё уже просчитал до мелочей, всё взвесил и оценил…
Ведь именно он, Галиджанов, несколько раз пытался убрать Зуранова, но не получилось. Выдавая свои «откровения» частному сыщику главный прокурор города поставил рядом с креслом Зуранова своё и стал всё ближе и ближе придвигался к Алексею. Сыщик брезгливо отодвигался, он не мог спрятать свою неприязнь к этому, так сказать, человеку. Алексей, словно опасался, как бы эта старая развалина, возомнившая себя бодрячком и великим законником, ни раздавила его. А переливать из пустого в порожнее Галиджанов умел и… хотел. Прощупывал основательно Зуранова.
Возможно, прокурор умышленно нёс безоглядную и бездоказательную чепуху. Делал это борзо и вдохновенно. Когда же, по сути, бесконтактный разговор стал логически завершаться, подходить к концу прокурор, глядя на циферблат крутых ручных часов, предупредительно сказал:
– Лёша, разумеется, твоё дело – действовать на своё усмотрение. Сейчас демократия. Но берегись! Ты прокололся – и мы сможем это доказать. Не лучше ли нам сотрудничать… взаимовыгодно. Не дай тебе бог, хотя бы, ещё раз нарушить закон и, по-крупному, ошибиться. Заклинаю тебя и предупреждаю, что есть в нашем славном городе люди, которые, ради собственной выгоды, не пощадят и родного отца. Я, по сравнению с ними, мелкая сошка. Признаюсь, что и сам побаиваюсь их.
– Вам-то чего опасаться, Ахмет Ахметович? – саркастически заметил Зуранов. – Они вас уважают и даже… подкармливают. Извините, но тут не моё утверждение. Я даже почти цитирую.
– Ох, уж эта мне Ивасёва! Кормилица нашлась! Пару раз дала мне взаймы денег и раструбила об этом факте на весь белый свет,– украсил своё лицо слащавой улыбкой Галиджанов. – Вот видишь, мальчик мой, даже от своих добрых и давних друзей, иной раз, можно ожидать… мелких уколов. Впрочем, всех, кого ты подозреваешь,– честные люди. Представь себе, даже Кривобоков! Скромный спортсмен.
Скверно всё получилось. Но не так уж и плохо, что Алексей дал понять главному прокурору, что он в курсе того, что тот – преступник… высокого ранга. Замечательно! Спровоцировал. Теперь надо будет ожидать ответной реакции. Скорей всего, спланированного нападения на него и всех, без исключения, сыщиков из «Портал».
Зуранов ехал по городу на своём «Форде», а в сознании его звучал мягкий вкрадчивый голос Галиджанова: «Ведь ты же хорошо помнишь, мальчик мой, Зинаиду Марковну… Даже её не пощадили. Мы её все так любили, Лёша». О многом и не совсем логично говорил Ахмет Ахметович, но, главным образом о том, что Шнорре – замечательный мужик, что Ивасёва – почти ангел… «даже при некоторых своих закидонах». Довольно! Хватит.
Теперь он окончательно и до конца жизни своей уверовал только в одно, что судить преступников, выносить и приводить в исполнение приговоры должен он или такие, как он. Больше некому! Не судье же, к примеру, Камилле Трифоновне Баркус это делать. По ней плачет, если не пуля, то большой костёр там, ни далеко – не близко, в Мире Прошлого – в Раннем Неолите. Галиджанова он тоже не намеревался оставлять в живых. И надо было действовать быстро, не раздумывать, покуда они ни отправили его в тот свет. Не только его, Зуранова, но и Шерстенёва, Прихватова, Тардовскую…
Это запросто, это уже запланировано. Тут и гадалке ходить не надо. Да ведь Лики-Ти не просто дал ему такую возможность, а сделал его Истинным Бичом Божим. Если это происходит, значит, так надо Мирозданию и Всевышнему.
В самом начале своей борьбы с «банкирами» Алексей наивно полагал, что будет кропотливо собирать весомые улики против них, дабы представить обширный материал генеральному прокурору России. Даже если и допустить, что он – кристально-чистый человек, дело, всё равно, не сдвинулось бы с мёртвой точки. Ведь информация в лапы местных бандитов (да и всех желающих) приходила в их город запросто.
Наглядный пример со следователем Петруничевым, которого бросили «на амбразуру» и совсем не позаботились о том, останется он в живых или нет. В такой ситуации трудно выжить. Почти что, невозможно.
Убрать бандитам заносчивого (второго «я» Зуранова) было очень просто. Можно было организовать на него не только любой «хулиганский налёт с тотальным исходом», но и обычный наезд автотранспорта на дороге… Роковая «случайность», и ничего тут не попишешь. «Присылайте нового! Ждём!»
– А ведь Петруничев – это я,– сказал вслух Зуранов.– Это я, но только в иной оболочке и с другим, невыносимым характером. А его подруга, бывшая врачиха, Валерия – моя Оис… Как всё запутанно…
Когда он вошёл в офис «Портала», а потом и в свой маленький кабинет, то увидел там именно его, залётного следователя республиканской прокуратуры по особо важным делам Александра Сергеевича Петруничева. Надо сказать, разумно поступила Тардовская, не выставив его за дверь. Даже поставила перед ним кофейник, чашку для живительного напитка и пепельницу, в которой уже покоилось немало окурков.
– Очень рад тебя видеть, Александр Сергеевич,– проходя в кабинет, запросто сказал Петруничеву директор «Портала». – Угощай столичными сигаретами.
– Ныне самые московские тютюни – обычный «Бонд»… питерского производства. Кури, Анатолий Владимирович! Пачка на столе. Но только не говори, что очень рад меня видеть. У меня к тебе уже не осталось ни каких вопросов, не считая двух-трёх.
Зуранов присел на стул, подвинул его к журнальному столику, закурил и просто сказал:
– Да, представь себе, мы сами и выносим приговоры, и ликвидируем бандитов. Но в основном, наказываем их, отсылая по своим каналам в места… не столь отдалённые. Но это не наши отечественные зоны, а такие места, в существование которых ты никогда не поверишь, даже если сам побываешь там. Такой уж ты человек. Извини, но ты – буквоед.
– Все твои нововведения в Уголовный кодекс, скажем так, – выразил свою точку зрения Петруничев, – тянут для тебя и твоих друзей на… пожизненный срок потому, что сейчас нет у нас… смертной казни. А для тебя бы она подошла, в самый раз.
– И тебя, моего лютого оппонента, Жанна не оставила в офисном кабинете, а запросто впустила в мой? Впрочем, я рад этому. Приятно видеть самого себя, только… в другом исполнении.
– Кроме всего прочего, ты ещё и сумасшедший, Зуранов. Но не надейся на то, что ты – невменяемый. Я сделаю всё, чтобы ты «прочно сел на нары»… до конца дней своих. На тебе ведь ещё числится перепродажа драгоценных камней и золота, неизвестно откуда взявшихся…
– Не успеешь, Саша, ничего сделать. Тебя уберут со своей дороги эти твари, и прикрыть, спасти я тебя не успею. Ты же ведь не намерен прислушиваться к моим советам и делать то, что надо. Так что…
– Ни в коем случае!
– Вот видишь! Уезжай в Москву… под любым предлогом! Пойми, тебя просто подставили!
– Нет, не подставили, – он сделал из чашки глоток кофе.– Не подставили, а просто всё скверно организовали… Так скверно, что даже тебя я не могу арестовать. И более того! Я вынужден с тобой консультироваться! Парадокс! Но я всегда сухим выходил из воды, и, представь себе, победителем…
– Жаль мне тебя. Так жаль, как себя…
В кабинет вошла Жанна Тардовская и положила на журнальный столик огромную кипу папок с бумагами. Она что-то пела себе под нос, глянула на Зуранова и, как бы, между прочим, сказала:
– Ты уже здесь, Алексей? Я без твоего разрешения знакомлю господина Петруничева с некоторыми текущими делами. Всего того, что мы имеем, ему и за месяц глазами не пробежать. Бумаги из офиса выносить нельзя, Александр Сергеевич, выписки и копии делайте прямо здесь, если Алексей Владимирович позволит.
– Конечно, позволю, Жанна, – ответил Алексей. – Они ему, как мёртвому горчичник. Господин Петруничев, к сожалению, не понимает остроту создавшегося положения.
– Брось ты стращать меня, Зуранов, – Петруничев открыл одну из папок.– Я не таких бычков в банку закатывал…
– Если что, то я за компьютером. Кое-что надо привести в порядок. Не теряй, Алексей! Я здесь, – сообщила Жанна и вышла из кабинета.
– Чего ты хочешь, Александр? Покарать меня или «банкиров»?– возбуждённо спросил Зуранов. – Прости, но никак не пойму – умный ты или дурак…
– Не беги вперёди телеги, Зуранов! Не надо. Прежде всего, я хочу во всём разобраться. Я всегда, Алексей, старался быть честным и… талантливым сыщиком, как ты, к примеру. Но не всегда это удавалось. Но я не дурак, как ты пытаешься утверждать. Послушай и ты меня, народный мститель! То, о чём скажу я, ты, наверняка, не знаешь. Тебе это пригодится. А я пока постараюсь закрыть глаза на все поступки, которые ты совершаешь со своими… друзьями. Благо, местную мафию ненавижу больше, чем тебя.
– Слава богу, Александр! – Зуранов снова закурил. – Тогда выкладывай всё, что можешь и хочешь сообщить. Прежде всего, я хочу сказать, что загородный дом у местного городского прокурора, так скажем, товарища Галиджанова – подарок ему твоего любимого Михаила Арнольдовича Шнорре. А ты носился с отъявленным подлецом и негодяем, как курица с яйцом.
– Согласен. Но сначала мы не знали, что он за человек. Шнорре всё обставил так, что пришлось ему помогать и даже поддерживать его. Мы не сразу въехали в то, что его пыталась ликвидировать, всего на всего, конкурирующая бандитская фирма. Этот старикашка оказался не таким уж простым и… безобидным. Но его сыновья погибли…
– Знаю! Они не при делах и были неплохими ребятами. Сын за отца не ответчик. Так? Молчишь, значит, так. Слушай дальше, Зуранов, и удивляйся. Кстати, ваша всеми любимая Зиночка, та, что погибла от рук злодеев, была при жизни отъявленной стервой и крутила такие дела…
– Откуда ты обо всём этом знаешь?
– А кто я, по-твоему, Алексей? Следователь из генеральной прокуратуры или хрен с крутой горы?
– Пока что, извини, но ты, Петруничев, только хрен с горы… Не больше.
– Ты недооцениваешь моих возможностей, Зуранов. Хорошо! Слушай дальше. А с твоими бумагами я познакомлюсь гораздо подробней! Не сомневаюсь, что ты дашь мне их на недельку-другую, в мой гостиничный номер. Они будут в целости и сохранности. По рукам? Или как?
– Уговорил!
– А теперь не перебивай и слушай! Если уж я начал говорить, то скажу. Галиджанов не то, что бы держит в правой руке «Ромашку», а в левой – «Красную гвоздику». Нет! Тут есть кто-то другой, который развёл… «цветочки» на людской кровушке. Причём, имей в виду, Зуранов, что у двух конкурирующих между собой «банков», один глава. Это выгодно. Это же такая ширма! Представь себе, быть в тени – и властвовать!
– И разводить самого себя? Время от времени…
– Именно, так. Тактика и стратегия преступника. Играть роль жертвы для отвода глаз, и грамотно чистить свои зажравшиеся ряды. Не сомневайся, что незримый шеф доволен тем, что оба чёрных «банка» перессорились. Прикинь! Да пусть они друг друга поедом едят, лишь бы к нему, к шефу, мощному «смотрящему» деньги вовремя поступали.
– Не спорю, Галиджанов здесь далеко не самый главный…
– Само собой! Но он организовывает некоторые убийства, щиплет обе фирмы, как старый хитрый воробей. Сам славно живёт, их – не трогает. А дальше своего носа не видит. Ведь заявится к нему от шефа всей мафии главный воротила когда-нибудь и прижмёт Ахмета Ахметовича к стенке. Да так, что дерьмо из него полезет. Такое, всё равно, случится. Главному мафиознику, сидящему в тенёчке, такой расклад очень выгоден. Пусть пока старый пердун, прокуроришка, пока собирает крохи. Но ведь он потом, в пожарном случае, подставит свою задницу. А тот, кто был в тени, там и останется. А мелкота своё получит. И получает, в частности, от тебя.
Петруничев внимательно и пристально посмотрел в глаза Зуранова. Сделал это с каким-то не очень скрываемым превосходством над частным сыщиком. Дескать, знай наших
– Она, как ты выражаешься, мелкота, – возразил Алексей, – по делу получает. На ней висит большое количество преступлений, в частности, убийств.
– Не суетись, Зуранов! Я хочу сказать о самом главном, Во главе «Ромашки»… только не потеряй сознание, стояла… покойная Зинаида Марковна Шнорре. Лично я желаю ей не Царства Небесного, а только Ада Кромешного. А я ей, как только встречу эту даму на том свете, непременно, надаю подзатыльников. Ей адвокатская и прочая деятельность нужна была так, для прикрытия, как мёртвому китайский массаж. Кто сейчас руководит «Ромашкой», не ведаю, Алексей. Нет! Я загнул! Чего тут ведать? Михаил Арнольдович и руководит! Они-с за «рулём» быть изволят.
– А в «Красной гвоздике»?
– Я ж тебе не Нострадамус, господин Зуранов. Не ведаю… пока. Но только не Зоенька Ивасёва. Кто-то покрепче, покруче, похитрее, построже. Но Ивасёва, она не из последних пешек у них.
– Отчего же две «фирмы» стали открыто враждовать, господин Петруничев?
– Об этом скажу. Верхушка «Красной гвоздики» часть денег утаила от хозяина, о коем никто не знает и не ведает. Зинаида, какими-то, окольными путями нагрянула на одну из дач конкурирующей фирмы, где баксы хранились с рубликами, и провела там свою «ревизию». Одним словом, произошёл грабёж уже награбленного.
– И что же дальше произошло?
– Получилось, что процентное отношение раздела доходов между «банками» и чёрным шефом не совпало. Зинаида Шнорре, на свой страх и риск, переусердствовала. Не думала, что информация о делёжке пойдёт дальше.
– Меня очень интересует, кто же он, чёрный шеф.
– Это пока загадка века и одна из главных тайн вашего провинциального городка. Может быть, всё в своих руках, к примеру, держит портье Прокопий из гостиницы, где я проживаю.
– Что же дальше?
– Просто всё. Зинаиду приперли к стенке и… умертвили. Может, её и пристукнул сам Миша, её славный муженёк. Однако, на это не похоже. Оказия такая случилась, что денежек то не нашли «экспроприированных». Вот и получилась у них… сеча чужим руками. Тебя втравили. Союзника нашли. А их тайному шефу теперь выгодно, что почти все бандиты «пали смертью храбрых» и даже за решётку не отправились. Некому лишнего «петь». Только не скромничай, Лёшенька, дружок-пирожок, получается, что ты их главному мафиози очень помогаешь. Он что-нибудь тебе приплачивает?
– Ни цента. Но беда в том, Саша, что ты… частично прав. Но только частично. Где-то «Портал» работает на этого гада, так получается. Поднимаем ненужную пыль и шум. Но ведь с бандитами разделываться надо.
– Тогда ты до самого главного, Зуранов, не скоро доберёшься.
– Буду стараться, Петруничев. Почему ты не приехал сюда немного пораньше и откуда у тебя такая информация?
– Да какая разница!
– Наверное, так, – Зуранов вздохнул. – Мне не хотелось бы, чтобы ты попал, как кур в ощип. Ведь ты – это я…
– Ты мне уже сообщал. Благодарю. Абсоллютная чушь!
– Жаль, что ты не всё понимаешь. А я мог бы тебе, Александр Сергеевич, рассказать об этом гораздо больше. Про Зинаиду… ты не совсем прав. Дело в том…
– Только не рассказывай мне сказки. У меня от баек расстройство желудка.
– Но мы теперь с тобой в одной связке…
– С самим чёртом ты в одной связке. А я уже, возможно, ты прав, в другой… с матушкой-смертушкой. Впрочем, шучу. Поборемся! А на счёт Зинаиды, помолчи. Не говори мне пока ничего. Вот почитаю твои… папки. Сам разберусь. Дай-ка мне для них… чемоданчик покрупнее.
Зуранов вышел из кабинета и тут же принёс Петруничеву большую дорожную сумку, куда они аккуратно сложили всю документацию.
– Я понимаю, что здесь далеко не всё. Дня через два приду, и ты мне ещё подкинешь своих… бумажек.
– Приходи! – задумчиво сказал Зуранов, с тоской глядя вслед уходящему. – Если только ты сможешь прийти. А бумаги, черт с ними. У тебя ведь только копии…
И всё. За следователем республиканской прокуратуры, не совсем путёвым и не так удачливым, затворилась входная дверь офиса.
Зуранов остро, нутром своим почувствовал, что, да, они больше никогда не встретятся… по крайней мере, на этой Земле, где все пайки делит… мафия, называя грабёж народа «рыночной экономикой». Странное дело, они с Петруничевым не успели стать даже приятелями. А вот получилось, что сошлись. Нет, не характерами, своим отношением к делу… с разных позиций. Хотелось волком выть и молиться Господу, чтобы он оставил в живых его, второго «я» с обычной фамилией Петруничев.
Впрочем, возможно, напрасные тревоги. Петруничев наверняка сможет за себя постоять или никуда не вляпаться. Да и не много ли он, Зуранов, на себя брал. Чушь! Они – два разных человека. По-иному и быть не может. А сны – ерунда. Мало что может пригрезиться. Пора прекратить считать себя Георгием Победоносцем или кем-то, в этом роде. Глупость. Утомление…
Алексею сейчас казалось, что он абсолютно один… не только в офисе, но и в двух, непохожих друга на друга мирах, в которых он обитает. Он ощутил свою ненужность в обеих Обителях, никчемность и даже несостоятельность… в качестве сыщика. Может быть, он и в офисе «Портала» один? Впрочем, нет. Он ясно слышал голоса из основного большого кабинета. Это о чём-то оживлённо разговаривали Тардовская, Шерстенёв и Прихватов. И ещё чей-то мягкий голос. Женский. Скорее всего, это знакомая Дмитрия, та самая разгульная девочка Муська, которую, по-настоящему, звать Елена.
Она прошла, по своей воле сквозь огни и воды. А теперь одухотворённая, влюблённая, изменилась… в лучшую сторону. Прихватов на ней собирается жениться. Он тоже сделался другим, стал добрее. Мир сошёл с ума!
Но стоит подумать. Это не Земной Мир, а он, Зуранов, сошёл с ума. Что за вздор лезет в голову? Не мысли, а сумятица. Звон стоит в ушах. Жуткое чувство одиночество, какого он ещё никогда не испытывал. Оказывается, можно быть очень одиноким, когда вокруг тебя множество людей. Может быть, стоит завязать с частным сыском и, главное, перестать быть палачом. Но он не палач, он жестоко наказывает преступников, главным образом, убийц и тех, кто ими руководит. Может быть, стоит пойти на частный завод хлебобулочных изделий и устроиться туда на работу… грузчиком.
Никто и никому не нужен ни в этом Мире, ни в каком либо другом. А он тем более… со своими дикими представлениями о преступлении и наказании. Но ведь именно Лики-Ти пожелал, чтобы Зуранов-Зур и был именно таким. А над Посланником Богов самый главный и Вездесущий, Единственный и Великий… Значит, это и его воля, Бога Богов.
Правая рука Алексея машинально потянулась к кобуре под мышкой пиджака. В каком-то полусне он сдвинул флажок предохранителя «Макарова». Его пистолет всегда на взводе. Твёрдая воронёная сталь окружностью дульного отверстия прижалось к правому виску. Осталось только нажать на спусковой крючок – и привет всем! Надоело! Надоело жить в плену постоянных заблуждений и… сомнений.
А как же его мать? Пусть она уже однажды умерла и вернулась в этот мир на какое-то время, но она рядом. Она не поймёт… Нет. Возможно, только она и поймёт. А Полина? Да и что там, в Раннем Неолите, будет делать без него его самонадеянный и беспомощный отец? Кроме того, есть ещё Прихватов, Шерстенёв, да и Жанна, которой он подал руку помощи. И, в конце концов, есть ещё и Петруничев, который если ни часть его самого, то часть его… духовной сущности. А его подруга Валерия. Она ведь в одной из прошлых жизней была любимой женщиной Зура и носила имя Оис. Значит, не всё потеряно.
Многое исправимо, и он кому-то ещё нужен. Может быть, больше всего он необходим тем, кого ещё не успели, именно, благодаря ему, уничтожить «банкиры» или не сожрали людоеды. Ведь пусть не явно, но что-то изменилось в лучшую сторону.
С самоубийством надо погодить. Удел слабых людей… А слабых ли? Вечный спор, где никогда не будет поставлена точка. Он спрятал пистолет в кобуру, предварительно поставив флажок предохранителя в нейтральное положение, где ему и суждено стоять. Ему сейчас следует находиться только в таком положении, когда нет опасности, нет перестрелки, когда всё тихо и спокойно, и жизнь… продолжается. А Земное Существование не такое уж и бессмысленное.
Но вот смерть (уход в неведомое) страшна, потому что непостижима и… таинственна. Конечно же, есть там, за гранью земного бытия, что-то… но надо и здесь постичь, если не мир, то, хотя бы, самого себя, как часть Единого Целого.
Он на минуту присел за журнальный столик, закурил. Потом Зуранов пошёл туда, где слышался оживлённый разговор и смех. Надо было рассказать своим коллегам о том, что поведал ему Петруничев, хороший и порядочный мужик, но не познавший самого себя и стоящий на краю гибели.
Перед уходом к Серым Камням с воинами Огненных, Вла отдал свой лук и стрелы молодому, здоровому и смышленому Лё. Дротик и дубина у нег уже имелись. Вождь Уходящих Свирепых справедливо полагал, что лично ему достаточно будет автомата Калашникова с небольшим, но и не таким уж и малым запасов патронов. Зур тоже привёл в порядок своё оружие. Кроме того, в два мешка из козьих шкур положил кое-какую еду. Вла сделал для Лё набедренную повязку из шкуры чёрной лисицы, но молодой воин так и не понял, зачем ему одежда.
И ещё больше он удивился, когда вождь дал ему джинсовые штаны и пёструю рубаху из хлопчатобумажной ткани. Но пяти коробкам спичек Лё был несказанно рад. Ведь теперь и он стал обладателем и повелителем «огненного ветра».
На посошок они втроём выпили водки (три бутылки Зур оставил отцу), и Вла засобирался со своими воинами в обратную дорогу, на стоянку Племени Уходящих. Отныне и надолго пути Вла и Зура расходились. Так считал Идущий по следу, да и так было надо. Прощались сдержанно. Лё, то и дело, оттягивал низ своей новой набедренной повязки. Она была ему в тягость. Ведь проще всего было прикрыть телесный дротик пальмовым листком. Да и стоило ли его, вообще, прикрывать, ведь не закрывает же он нос или подбородок. Однако это не означало, что Лё был глуп, просто повседневная носка любой одежды – дело вкуса и привычки. Не больше.
В самый последний момент сдержанного прощания Лё, в порыве благодарности, упал на колени перед Вла и попросил у него штык- нож от автомата. Молодой воин видел, как лёгко им можно разрезать даже толстую шкуру буйвола Рна-Ка-Ли. Вла не в силах был отказать юноше, тем более что у него имелся в запасе неплохой охотничий нож. Отец с сыном обнялись, не сказав друг другу ни слова. Бог даст, ещё встретятся.